Повесть о ландшафтных дизайнерах

Небольшая фантастическая повесть о приключениях строителей в пустыне, о современных технологиях и прочих жизненных историях. 2010  год, февраль

фото отсюда

Индия


Ольга
Мартыненко (Соколова)









Повесть
о ландшафтных дизайнерах
























Повесть 1
о ландшафтных дизайнерах 1
1. У ОЗЕРА 3
2. НЕОЖИДАННЫЕ ГОСТИ 6
3. КОФЕ МУСТАФЫ 7
4. ТЕОРЕМА ПИФАГОРА 10
5. ПОБЕДА ОЧАРОВАНИЯ 12
6. ОТ АВТОРА 15
7. ВПЕРЁД, В ПУСТЫНЮ! 17
8.  ЦЕННЫЙ ГРУЗ 18
9. ДОЛИНА РОЗ 21
10. СТРАШНЫЕ СКАЗКИ 22
11. ВЕТЕР И ПЕСОК 25
12. ОТ АВТОРА 27
13. ВСТРЕЧА СО СМОТРИТЕЛЕМ 28
14. ВЕЧЕРНИЙ ЦЮРИХ 31
15. ПЛАНЫ МЕНЯЮТСЯ 33
16.  СОН ПРОРОКА 36
17.  ВЫБОР МАРШРУТОВ ДЛЯ ГОСТЯ 38
18. ОТ АВТОРА 40
19.  В ПОСЕЛКЕ 42
20.  ЗВОНОК АННЫ 44
21. ЛОДОЧНИКИ 47
22. ТИШИНА ПЕСКОВ 48
23.  ПЛАНЫ ДЭНИЭЛА 50
24.  ОТ АВТОРА 53
25.  РАЗВЕДКА 54
26. СИНЯЯ ГОЛОВА 56
27. АЛЕССАНДРО И АМЕРИКАНЦЫ 58
28. МОСТ ИЗ ВЕРЕВОЧЕК 60
29. МУЗЫКАЛЬНЫЙ ФЕСТИВАЛЬ 62
30.  ОТ АВТОРА 65
31. В АЭРОПОРТУ 65
32. ХИЛТОН ФУДЖЕЙРА 67
33. ПРИЧУДЫ ГЕНЕРАЛА ВВС 69
34. АВСТРАЛИЙСКИЕ ПОРТЫ 71
35. ВЗРЫВНИКИ 72
36. ОТ АВТОРА 74
37. МАЛЬЧИК И КИТ 75
38. ОТ АВТОРА 76
39. ЗА ЗЕРКАЛОМ 77
40. ОТ АВТОРА. РАЗМЫШЛИЗМЫ 79
41. РАЗМЫШЛИЗМЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ 80
42. ИРЛАНДСКАЯ НАСТОЙЧИВОСТЬ 81
43. ОТ АВТОРА 82
44. ЭПИЛОГ 83





1. У озера


Мистер Джонс не искал авантюристов. Его главная команда должна была состоять из других людей. Он задумался. Нужно было выдать сегодня достаточно точную формулу.  Скоро вечер, и до утра письмо должно быть написано.
Глаза в который раз осматривали берег озера. Финики лежали в песке, как картофель, только что выкопанный из влажной коричневой глины и сваленный прямо на грядке. Блестели даже сквозь присыпанный сверху сухой песок. Легкое потряхивание в ладони сбивало песчинки с высохших фруктов.
Мистер Джонс даже не мыл их. Во-первых, размокшие коричневые ягоды тут же слипались и растекались по руке сладким сиропом. Во-вторых, соленая вода озера все же опасней для желудка, чем прожаренные на солнце от любых микробов финики. Джонс приезжал сюда не в первый раз. Когда задача была ему не ясна, он приезжал именно сюда, это хорошее место, очень хорошее чтобы немного подумать.
Хотя смешно так говорить, потому что в пустыне любое место подходит для размышлений. Но здесь было нечто особенное, знакомое. Шуршание сухого тростника, плеск воды. Этого нет в барханах и на скалах. Песок звучит иначе. Ссыпающийся струйками с вершины бархана песок. Там звуки бывают похожи на голос поющих ангелов. Слишком возвышенно для него.
Плеск воды размягчал мозг, успокаивал. Все четкие планы уходили, отпускали ненадолго. Он вспомнил, как три года назад они открыли первую станцию. Это даже не была электростанция, хотя именно там были построены все выходы от кабелей канала к вышкам. Скорее, такое название появилось из-за пирса, пристани для лодок и катеров. Первая станция была ближе всех к поселкам и городам, ближе к морю. Пирс, как и сам канал, находился под полупрозрачным навесом, лежащем на бетонных ребрах. Голубоватая крыша навеса состояла из пластин солнечных батарей. Она не только защищала канал от песка и солнца, но и давала достаточно электрической мощности для ближайшего поселка.
Джонс продавал электричество. То есть пока продавать было почти нечего, проект был рассчитан на много лет, и только начат. Гудящий кабель, который лежал в бетонном желобе в верхней части полукруглой крыши канала, казался ему чудом. Он и сам долго не верил, что все это начнет работать так, как задумывали авторы. Больше всего в проекте ему была симпатична идея проложить канал в пустыне. И кроме того, тогда, пять лет назад, их было трое. И казалось, что все пойдет легко и просто.
До сих пор они не могли обеспечить энергией даже свои сооружения. Мощности уже хватало для насосов, которые закачивали воду из моря. Но все установленные опреснители пока не работали. Использовались всего три, для своих рабочих. А канал тянулся уже на десять километров по пустыне. Им пришлось обогнуть все земли, где местные занимались земледелием. Эта земля была для них закрыта, она слишком ценилась здесь. И разворачивать первое поле пришлось довольно далеко. Когда строительство канала добралось до первых безлюдных земель, он наконец начал немного понимать, какая она будет, жизнь в пустыне.
Полностью план этого строительства был неизвестен даже мистеру Джонсу. Во всяком случае, он так думал. Он видел договор с местным правительством, но там было столько туманных выражений, что он не стал больше задавать вопросов. Для него лично планов и так было предостаточно, и у него был шанс создать устойчивую компанию. Но это был не главный пряник, которым его сюда заманили.
Пора было возвращаться. Джонс встал, пошёл к машине. С усмешкой он вспомнил, что до того, как он прилетел сюда, он был уверен, что ездить придется верхом на верблюдах. И обороняться от местных бедуинов. Но теперь это было смешно. Он ездил на самом обычном джипе, и никакой верблюд не мог так быстро доставлять главного инженера то на площадку к строителям, собирающим очередные блоки канала, то в поселок, то в порт для приёма прибывших грузов. Или на заводы и склады столицы, а она была не близко.
Бедуины же - местные ребятишки и барышни очень любили приходить к каналу и набирать воду из боковых водоотводов. Эти крохотные ручейки стекали с крыши. Несмотря на закрытость от солнца, все равно было жарко, и вода испарялась, оседая каплями на полукруглой крыше. Потом стекала вниз и по тонким наклонным желобкам уходила в песок. В начале канала возле этих тонких струек за пару лет уже появилась какая-то кочковатая растительность. И дети играли рядом, бегали среди кочек и брызгали друг друга водой. Барышни приходили с оплетенными кувшинами и, пока вода набиралась во все кувшины по очереди, болтали между собой. Джонс слышал, что не так уж давно их всех чуть не насильно поселили в городские квартиры в новые дома поселка. Похоже,  у их импровизированного родника реализовывались деревенские привычки девушек. И с помощью их болтовни возникали местные легенды, придумывались новые сказки о канале и его строителях. Да и мужчины иногда подходили с фляжками, как будто проезжая мимо и остановившись по дороге. Но было очень заметно, что главная причина их появления – это любопытство. Каждый из них обязательно заглядывал под крышу канала, немного ждал, прислушиваясь. Их особенно забавляли моторные лодки, которыми доставлялись продукты для строителей. Лодка посреди пустыни – это зрелище привлекало своих зрителей.
Он принял решение. На должность смотрителя первого поля они будут искать местного человека, аборигена с высшим образованием. Все же легче научить человека с образованием обращаться с солнечными панелями, чем научить европейца  или американца привычкам бедуинов. И еще, если смотритель будет местным, это существенно облегчит ему общение с местным населением. И искать его он будет сам, стало понятно – где именно такого человека искать.
Первое поле батарей будет как раз на десятом километре, немного в стороне от канала. Оборудование уже начали подвозить, на следующей неделе должен прибыть в порт домик смотрителя. Это были полностью собранные и оборудованные блоки для жилья и работы, в этих же блоках и управляющие компьютеры уже должны быть встроены.  Пожалуй, в порт он поедет вместе с Наджи Муратом. Пусть он сам осмотрит и проверит груз. И бригаду механиков надо взять с заборной станции, постоят их насосы без присмотра пару дней. Местные грузчики с этим не справятся.  Домик не должен быть хрупким, но все же… Глупо может получиться, если столь долгая доставка ценного груза закончится аварией.
Мистер Джонс набрал номер.
- Наджи? В следующие выходные едешь в город? Хорошо, потому что в понедельник мы должны быть в порту с утра. Поедешь со мной за грузом. В воскресенье ночуем в нашем мотеле. Там увидимся. Как дела с котлованом? Надо закончить к выходным, и главное, кран освободи. Монтаж начнем сразу.
- Мистер Джонс, строители не хотят давать монтажников, говорят, что не справятся, у них всего пять человек останется.
- Ничего, пусть не плачут, мы им из города бичей привезем, они к нам готовы очередь стоять. Поможешь мне набрать бригаду африканцев?
- Вы раньше не хотели таких рабочих набирать, или передумали?
- Посмотри, в литейной они неплохо прижились, справляются. Потом, помнишь проект домика? Поверх котлована с блоками надо ставить «африканскую хижину». Из них выберем строителей, лучше африканцев эти стены никто не сделает. Все, конец связи. Увидимся.
Джонсу надо было сегодня еще заглянуть на заборную станцию. По дороге он решил заглянуть и к литейщикам, так, для порядка. Они действительно неплохо справлялись, но он не мог преодолеть свое недоверие местным рабочим. Арабы казались ему очень расслабленными, обычно они могли пару часов пить кофе в начале рабочего дня, и не спеша начинали к обеду. Его это раздражало, он привык к напряженному ритму, к порядку и подчинению. Африканцы же наоборот были слишком послушны, иногда казалось, что они не понимают, что делают и зачем. Он действительно набирал чернорабочих на улице, тогда не было времени на тщательный подбор кадров. И уже надвигалась гроза – надо было с поставщиками разбираться. Из-за его идеи пришлось пойти на конфликт с ними, отказаться от половины их продукции. Это было очень неприятно и забирало много сил.  Ему еще повезло, что контракты с ними не заключались больше чем на год.


2. Неожиданные гости


Вот и поселок. Он притормозил возле ресторанчика. Джонс иногда покупал здесь готовый обед и шел домой немного отдохнуть. В зале было прохладно. Обычно здесь почти никого не было. Местные леди, закутанные в цветные покрывала, изредка покупали пирожки и большие булки домой.  Школьники пили лимонад и сок и быстро убегали. В основном ближе к вечеру мужчины собирались поболтать за чашкой кофе. А сегодня появились необычные посетители для этих мест. Пятеро туристов сидели за дальними столиками и обсуждали предстоящее путешествие. Кажется, это были ирландцы. Две девушки иногда переходили на французский, хотя по-английски говорили тоже  с дублинским  говорком. Рядом три туарега в их национальных балахонах говорили с кем-то из местных.
Мистер Джонс немного удивился и присел за стол. Он медленно ел, прислушиваясь к разговорам слегка, но больше разглядывал этих людей. Туристы, которые приезжали специально для путешествия в пустыню, обычно уходили в пески гораздо ближе к городу. Всяческие античные достопримечательности вообще находились в другой стороне. И по дороге от города до их поселка не было ничего примечательного километров сто пятьдесят. Кроме пустых пляжей, таких же мелких поселков и крестьянских деревень, да автомобильных свалок.
Джонс ожидал, что рано или поздно туристов начнут привозить сюда специально, чтобы показать канал. Не то чтобы он этого боялся, нет. Просто не хотел такой рекламы. Он предпочел бы полное отсутствие информации об их объектах. В инструкциях от бюро он пару раз уловил намек на закрытость некоторых частей проекта. Но Джонсу казалось, что до начала строительства именно этих частей было еще далеко.
Туристы не были похожи на журналистов. Хотя один из них, рыжеватый крепкий парень, очень похожий на ирландца, даже в кафе фотографировал много. Но как нормальные обыватели, они снимали друг друга, девушек на фоне всего чего угодно. Журналисты иначе себя ведут. Да ладно, ему надоело просто смотреть на них. Тоже мне разведка, усмехнулся Джонс. Он решил, что в отчете про них напишет. Но все же и сам должен что-то сделать.
Джонс встал, подошел к туарегам, представился. Спросил, что за турфирма их сюда отправила. Выяснилось, что маршрут в пески был изменен по просьбе самих приезжих, они случайно услышали про эту стройку. Действительно приехали сюда именно из-за канала. Тем не менее Джонс узнал телефон фирмы, решил зайти к ним в понедельник. Он старательно держал на лице улыбку, предупредил сопровождающих, что просто хочет обговорить условия таких посещений. Похоже, это не вызвало удивления или напряжения. Он попрощался с туарегами за руку, кивнул туристам и вышел из кафе. Облегченно вздохнул. На сегодня осталось дежурное посещение заборной станции и мастерской.


3. Кофе Мустафы


На станции все было как обычно, механики возились с новыми насосами. Старые насосы были отключены, пока что канал был заполнен водой достаточно, и отток был совсем невелик. Он поехал дальше, к литейщикам. Идея с литейной мастерской была простая, и кто-то даже назвал ее изящной. Хотя что тут изящного, не балетом тут занимаются. Поначалу практически все грузы, включая цемент и металлические конструкции, завозили к каналу морем. Непонятно было, насколько можно все это заменить на местную продукцию. Металла тут точно не было, никто его в Сахаре не производит. Джонс много ездил по округе, и постоянно на глаза попадались автомобильные свалки. Их было здесь так много, что казалось – старые машины привозят со всего света. Конечно, ему пришло в голову делать хотя бы небольшие детали из этих старых машин. Но идея идеей, а ее еще надо было реализовать. Когда запустили первый опреснитель, он тут же начал рядом строить литейную мастерскую. С владельцами свалок было несложно договориться. За разрешение использовать установленное для прессовки оборудование металлолом доставался им почти даром. Да и много было свалок безхозных, так что основной материал шел оттуда. И в результате стоимость крепежных конструкций для поля батарей оказалась существенно меньше расчетной. К тому же, в качестве отходов производства литейщики поставляли шлак для бетона и арматуру. Но все же бюро разрешило ему этот эксперимент не из-за дешевизны. Скорее, они посчитали такой план очень экологичным. Местному правительству тоже эти свалки не нравились, но руки до них ни у кого не доходили. Небольшой плюс в корзину международных отношений.
Он не стал в эту мастерскую выписывать специалистов. Нашел двух местных итальянцев, когда-то работавших на крупном заводе в Европе. Их квалификации оказалось вполне достаточно. На сборе металлолома постоянно работали те чернокожие африканцы, которых Джонс набрал среди бичей на улице. Это были беженцы из соседних стран, однажды попавшие сюда. Тогда границы были открыты, как оказалось – временно.
В здании мастерской не было ничего футуристического, снаружи его легко было принять за местную постройку. Стены из ракушечника, такой же высокий забор вокруг. Небольшое здание высотой в пару этажей, просторный двор. Единственное отличие от средневековой кустарной мастерской проглядывалось на крыше. Оттуда торчали странные конструкции, явно напоминающие высоковольтные сооружения. Склада здесь не было, готовую продукцию тут же увозили к полю и хранили там, на месте. А здесь во дворе лежали спрессованные блоки автометаллолома, литейные формы,  мешки со шлаком. В углу двора контейнеры с углём  для печи. Но угольная печь, которая находилась внутри, нужна была лишь для первичного разогрева. Весь основной процесс проходил в плазменной установке. Они использовали «прирученную» шаровую молнию для плавки. Сейчас печь не работала, обзорный экран выключен. Значит, главный литейщик сможет ненадолго отвлечься.
Алессандро встретил его, улыбаясь как всегда.
- Как успехи? – спросил Джонс.
- Отлично, мистер Джонс. Если дальше так будут идти мои дела, через пару лет получу паспорт ООН. Исполнится мечта моей юности, мистер Джонс.
- Ну да, конечно, Алессандро. И паспорт получишь, и вдогонку большой орден. Такой большой, что не сможешь носить его на шее, будешь возить отдельным прицепом. Брось валять дурака. Я привез новые чертежи, давай лучше посмотрим.
- Посмотрим, конечно посмотрим. Сейчас Мустафа нам сварит кофе, и посмотрим. Его кофе лучший в этой стране и во всей Сахаре, вы знаете, мистер Джонс. Даже в Риме Вы такой кофе не найдете. Но зря все же Вы не верите мне. Паспорт ООН – это много значит. Как-нибудь я Вам расскажу, зачем это было придумано.
- Лучше приезжай посмотреть на поле, там ваши стойки уже вовсю устанавливают. Скоро зальем светом всю Африку.
- Вы тоже мечтатель, как и я, мистер Джонс. А Африке гораздо больше нужна вода, чем свет. Мне трудно поверить, что на месте Сахары раньше было море и джунгли, но это так.
- Вода всем нужна. Мне кажется, что бюро решило здесь технологию отработать, как можно в больших объемах получать пресную воду. Так, чтобы хватило и людам, и растениям, и заводам. Они смотрят далеко в будущее, и похоже, денег не жалеют. Ты знаешь, что скоро мы канал будем строить пунктиром, сразу в трех местах? Иначе очень медленно получается, это их не устраивает.
Мустафа готовил кофе на плите под навесом. Долго возил по нагретому песку жестяную кастрюльку и встряхивал ее. Досыпал туда каких-то пряностей. Кроме перца, насыпал еще несколько цветных порошков.
- Ну и компот у него получается… Ты тут не станешь наркоманом, Алессандро?
- Смеетесь, мистер Джонс. Это не наркотик, это божественный напиток африканских охотников. После такого напитка можно идти за леопардом три дня, или выслеживать крокодилов, да хоть на слона… Мустафа говорил, что не охотился на слонов, но всех других зверей он знает лично. Он видел их духов и разговаривал с ними.
- После его компота любой слон учует тебя за километр. – Джонс рассмеялся. – Наверное он сочиняет, как все охотники.
- Вы никому не верите. Мистер Джонс, это плохо. Мустафа неплохой человек, очень ловкий и сообразительный. Я больше не отправляю его на свалки, он мне здесь очень помогает. А если приврет немного, кому от этого плохо? Никому.
- Я не люблю верить, я люблю знать. Вера человека часто подводит, а знания – никогда. Когда человек сказки рассказывает, это же сразу видно. Если бы я верил в сказки, наверное я бы ничего не построил за всю жизнь.
- Какая ваша жизнь, мистер Джонс, Вы молодой человек. Вашему бюро повезло, что они Вас нашли. Это мне пора думать о старости, и подсчитывать, что успел сделать, что не успел. А вам считать очень рано.
- Ладно, если я не буду считать сейчас, то потом считать будет нечего. Пора работать, дорогой Алессандро. Я никак не могу понять, как вы столько времени тратите на кофе и перекуры, и успеваете все сделать.
Алессандро рассмеялся. Джонс казался ему очень напряженным и от этого не слишком внимательным и восприимчивым. Но может быть, это постоянное напряжение как раз и нужно было именно Джонсу. Талантливый парень, у каждого свой талант и по-своему проявляется. Таких нельзя учить неосторожно. Хоть Алессандро и любил с ним поболтать, и пожурить по отечески, но в этом сказывались  скорей привычка и возраст, а не желание повоспитывать.
Они поблагодарили Мустафу и пошли в помещение с чертежами. Закончили довольно быстро, и Джонс отправился наконец к себе на квартиру, в поселок.


4. Теорема Пифагора


Он очень ценил это время – время, когда он был один, когда можно было отвлечься от всего и прикоснуться к своим дневникам. В дневнике он ничего не писал о работе. О работе – все есть в отчетах. В отчете он не только перечислял все, что сделали или какие были затруднения. Там же были и его размышления по поводу проекта, разноплановые идеи и наброски на будущее. Он не боялся все это отсылать в бюро. Даже если идеи казались слишком прожектерскими и не слишком реальными. Все лишнее со временем отваливалось само собой. Для них его отчеты были живой ниточкой, пульсом стройки. Эти еженедельные сообщения давали материала гораздо больше, чем веб-камеры на всех узловых точках стройки.
Но дневники – это его личное. Попытка понять себя, понять, зачем он здесь. И что он здесь ищет, и что уже нашел. Он писал очень немного, иногда всего лишь одну фразу. Но перед этим – чувствовал себя астронавтом, погружался в свое Я так глубоко, как только мог. В свой собственный космос. Странное это занятие – погружение в подсознание. Иногда казалось,  что он бродит по свалке воспоминаний, слов, картинок и пейзажей. И на этой свалке все было перемешано, старые некогда любимые кем-то картины валялись вперемежку с обычным мусором. И чем больше времени проходило, тем больше становилось мусора. Так трудно было удержать в себе самое дорогое. Именно самое дорогое постепенно теряло цвет, ветшало и покидало его. Как будто освобождало место для новых впечатлений. Как будто тонуло в такую глубину памяти, откуда может быть не всплывет уже никогда. Или всплывет, но только в последнюю минуту жизни. Говорят, что так бывает.
В юности Джонс прекрасно представлял, что такое быть личностью. У него были и принципы, и правила. И он довольно четко знал, что он любит или не любит. И мог спокойно и уверенно говорить об этом друзьям. И всегда он умел разложить по полочкам, что, зачем и почему надо делать в той или иной ситуации. Такие разговоры мгновенно давали ему непоколебимый авторитет у сверстников, и у старшего поколения тоже вызывали уважение к нему. Сначала его это удивляло, потом привык и уже считал, что так и должно быть.
Со временем все чаще и чаще он вспоминал слова кого-то из школьных не то учителей, не то писателей: сколько ты миру отдашь, столько и получишь. До приезда сюда он понимал эту фразу довольно просто. И желания “получить” были стандартными и несложными. Сейчас он называет это – обывательская жадность. Или “жадность обыкновенная”.  В школе рядом с его партой в шкафу стояло чучело жабы, и надпись на подставке была смешная – “жаба обыкновенная”. Так и с жадностью. Смешно – здесь, в Африке, он очень сильно поменял и желания свои, и взгляды. Однажды увидел себя со стороны, посмотрел на себя глазами африканца. И ему казалось, что после этого не осталось желаний. Старые правила стали беспробудно глупыми. Это пустыня – внутри него самого образовалась пустыня. Но паники не было из-за этих превращений. Пока не было. Он просто наблюдал за собой и записывал.
Африка – странное место. И не запад с его бездушной технократией и не восток с его ископаемой мудростью. Хотя он не собирался жить здесь всю оставшуюся жизнь. Но Первобытное задевало его… Может быть есть некий процесс, типа акклиматизации. Адаптация. Не погодная, а культурная. Здесь хватало уже всего и от запада, и от востока, но Первобытного было много. Где-то рядом было начало всего и ключ ко всему. Ключ к себе.
Джонс перечитал последнюю фразу и усмехнулся. Снова эта ловушка. Поиск волшебной палочки, которого он столько времени избегал. Многие его студенческие друзья при всей своей прагматичности, практичности и приземленности в обычной жизни все же хоть ненадолго, но увлекались поиском волшебной палочки. Кто-то уходил в психонавты. Поганки, кактусы и марихуана давали иллюзию психо-путешествий. Дэниэль, приятель по колледжу в Эдинбурге,  стал алконавтом, выходные дни он регулярно посвящал богу Дионису. Он считал кастанеидические поиски излишним украшением в мире приключений. У Дэниэля была богатая фантазия, и некоторая доза виски легко открывала путь к этому источнику наслаждения. Кстати, о нем. Дэниэль собирался приехать сюда. И друга навестить, и на экзотику местную полюбоваться. И даже не один, а с невестой.
Джонс в чудеса не верил. И все разговоры про путь воина, про сталкеров и прочую чепуху не вызывали у него ничего, кроме иронии. Он был убежден, что если и есть такой золотой ключик ко всем чудесам на свете, которые хранятся где-то внутри нас, то он должен быть предельно простым. Как теорема Пифагора.
Те-о-ре-ма-Пи-фа-го-ра – почти пропел он негромко, доставая лед из холодильника. Рефлексия – это очень славно, но как он устал за неделю… Хлеб поджарился и выскочил из тостера. Горячий бутерброд и холодный сок – сегодня ужин будет легким. Джонс и от виски сейчас бы не отказался. Но в магазинах в этой стране спиртного не найдешь, а готовить самогон ему было некогда.  В общем, стать алконавтом ему не грозит. Тем более, что его кулинарное искусство заканчивалось открыванием консервных банок и поджариванием бутербродов. Так что главный инженер “Солнечной Реки” даже не претендовал на звание самогонщика.
Джонс сел за компьютер, быстро набрал письмо о смотрителе поля, каким он себе его представляет. Текст у него сложился еще днем, так что через пять минут письмо уже было отправлено в столицу, в агентство.
Осталось разлечься поперек дивана и насладиться тишиной и покоем его просторного дома, в котором он бывал довольно редко. Чаще африканская черная ночь и такой же темный провальный сон заставали его или в гостиницах, или в строительном вагончике.


5. Победа очарования


Корнелия первая заметила вошедшего в кафе европейца. Она сразу поняла, что он имеет какое-то отношение к Солнечной реке. А кто еще мог обедать с таким деловым и строгим видом. Не туристы же. И не местный. Среди местного населения европейцев очень мало, даже в столице.
Проводники еще в городе сказали, что туристов в этот район они не возят. Но именно Корнелия уговорила их начать маршрут отсюда. Теперь они пережидали полуденную жару. Хотя вся их компания готова была сняться с места хоть сейчас, проводники не спешили. Водить экскурсантов в пустыню – это их основное занятие теперь. Время торговых караванов на верблюдах давно прошло. Хотя студентам предлагали совершить эту экскурсию на верблюдах, но они выбрали более дешевый вариант – на джипах. Времени у них было не очень много, а хотелось  забраться как можно дальше.
Корнелия училась в Анжере на биолога и уже через полгода должна была получить диплом. Конечно, у нее были мечты найти себе экзотическую работу. Не сидеть же у микроскопа всю жизнь. Она давно работала в соседней с университетом фирме по ландшафтному озеленению. И была очень довольна, ей катастрофически нравилось копаться в земле, и превращать замусоренную стройплощадку возле нового дома в маленький волшебный сад. Она сама над собой смеялась, говорила друзьям, что не наигралась в детстве в песочнице, и теперь это ее карма. Но к концу учебы ей поднадоело оформлять обывательские дворы, хотелось чего-то большего. И каждый раз, путешествуя на каникулах,  она методично вела разведку. Искала самое-самое лучшее место для самого молодого и очаровательного озеленителя.
О канале она услышала в гостинице, в первую их ночевку в Африке. За соседним столиком в ресторане, где они обедали, сидели моряки. Они говорили о каком-то ценном грузе, который надо доставить к понедельнику к этому чудо-сооружению. Корнелия стала их расспрашивать, но они и сами почти ничего не знали, кроме названия – Солнечная река. Туареги, с которыми они встретились наутро, сообщили ей больше о голубом сооружении посреди пустыни.  Голубым оно выглядело даже на карте в интернете. Но чтобы оказаться здесь сейчас, в этом поселке, в этом насквозь пропахшем жареным кофе зале, ей пришлось потратить немало очарования и даже логических аргументов.
Уговорить друзей было нелегко. Ее подруге Веронике было все равно, она не сказала ни слова против. А вот бой-френд Вероники, Роберт, оказался страшным упрямцем. Не то чтобы он обязательно хотел посмотреть очередные развалины очередного древнегреческого города, просто он не любил менять планы.
- Вы же электронщики! И как вы потом будете вспоминать, что прошли мимо самой необычной электростанции в мире! – она обиженно поджимала губы и смотрела прямо в глаза то Роберту, то его приятелям, Рэю и Тиму.
- Корни, дорогая, электростанция и электроника – это совсем разные вещи. Это первое. Потом, нет ничего необычного в солнечных батареях. – Рэй как будто посмеивался над ней. – И это не единственное здесь сооружение для орошения, в Сахаре есть еще более знаменитая Великая искусственная река. И что, поедем туда тоже? На трубы смотреть? Они качают воду прямо из-под земли, даже из-под пустыни. Технически это еще интересней, но смотреть там не на что, ничего нового не увидишь.
- Я прекрасно знаю, что это не одно и то же. Но вы же технари! – она помолчала. – И потом, это может быть просто красиво – ярко-голубая  крыша посреди красных песков…Фотографии будут интереснее.
- Ну Вы, девушка… Экзотики тут уже хватает везде. Ты как курильщик, который сидит с сигаретой и думает, что надо бы покурить. Сидишь уже в эпицентре, и все еще хочешь больше. Здесь экзотика – это отсутствие обычной для нас цивилизации. А не сверхсовременные проекты какой-то неизвестной фирмы.
- Я не только из-за экзотики. Хочу посмотреть, может им понадобится озеленитель пустыни? А вдруг мне там понравится? Вы слышали про организации типа «Зеленый пояс» и похожие? Голубая река уже есть. А вокруг зеленый пояс!
- Свет моих очей! Умоляю, не превращай весь мир в швейное ателье! Когда ты так говоришь, мне кажется, что ты кроишь одежду или выбираешь платье по цвету и подходящее к случаю.
- Вы просто меня не слышите. У вас план, как колея, из которой выскочить невозможно. План должен быть гибким и не отставать от жизни. Или хотите меня переупрямить. Но это не каприз, мне правда интересно.
- Милая, упрямство конечно у нас у всех понемножку в крови, но все же… Переупрямить – это детские игры. Давайте применим математику. Каждый скажет, насколько ему важно не менять или сменить маршрут, в процентах. Посчитаем сумму и усредним. Это будет справедливо и никому не будет обидно.
Все развеселились и стали считать. Роберт оценил свое желание в минус восемьдесят процентов, Вероника в ноль. Корнелия объявила сразу двести, но ей жульничать не позволили, записали сто. Тим всю эту беседу слушал молча. И его сумма оказалась небольшой, всего минус тридцать. Рэй назвал минус десять. И стал вслух подсчитывать.
- Итак, счетная комиссия решила применить статистический метод …
- Погоди. – вдруг подал голос Тим. - А сколько времени займет такой крюк? Корни, что ты хочешь там увидеть?
- Просто увидеть – своими глазами, а не по рассказам. Это важно, это мой метод – визуальная разведка! И мне кажется, что время мы не потеряем, тут всего часа два-три по шоссе. Я уже посмотрела по карте. Пока вы проверяли GPS, мы с Вероникой зашли в интернет-кафе здесь, возле гостиницы.
После небольшого обсуждения общее мнение все же перевесило в пользу Корни. И статистика не понадобилась. А сейчас ребята уже  не вспоминали этот спор, настроение у всех было прекрасное. Они действительно довольно быстро добрались до поселка, хотя один раз остановились на побережье, совсем ненадолго, чтобы окунуться в море. Возле города очень грязная вода, вчера они так и  не решились там искупаться. А за городом было чисто, просторно и безлюдно.
Корнелия уже стала опасаться, что совсем расслабится перед дальней дорогой с этим неожиданным перерывом. Но тут мужчина встал из-за стола, подошёл к проводникам. Его лицо вызывало странное ощущение. Она долго наблюдала за ним украдкой. Казалось, что это лицо ничего не выражает, почти никаких эмоций. То есть вообще ничего. Прозрачное лицо, таких не бывает. Живое, не похоже на робота, но пустое. Не глупое. Симпатичное, загорелое. Но очень странное этой своей прозрачностью.
Она спохватилась, что так и не решилась подойти к нему и не спросила про станцию, про канал. Он быстро ушел, и за стеклом было видно, как пыль поднялась от его джипа. Ну и ничего, они уже рядом и скоро увидят все своими глазами.


6. От автора


За окном снег, правда, его мало. Обычно в это время года уже сугробы приличные – в тундре полметра снега. А пока - на лыжах не прогуляешься, не царапать же лыжами по камням…
Что мне с ним делать, с этим милым молодым человеком? Джонс. Хмм. "Кто ты такой, Мартин Иден?"
Я еще не угадала, будет ли он геройским героем, или злодейским злодеем, или наоборот, все испортит и придется связывать разрубленные драматические концы… Рефлексировать слишком много точно не в его характере. Он логичен, решил и сделал – обычный для него способ жить.  Но какой он? Добрый, злой, душевный или черствый?  Сильный человек или это только видимость одна? Нужно придумать испытания для Джонса, и посмотреть, как он их пройдет. Может быть, песчаная буря? Конечно, будет и буря, и обязательно надо будет кого-то спасать. Но этого маловато для настоящих приключений.
Я не писатель, шут знает, что это за работа такая – сочинять книжки.  Африка конечно возникает в голове для контраста, от нашего вечного холода, от темноты полярных ночей. Однажды я посадила на окне ноготки. Это оранжевые цветки, что обычно растут  на клумбах в нормальных местах. А вырос у меня такой жалкий уродец, и даже цвет у него был бледно-желтый. Потому что темно и холодно. И занимаюсь я этим сочинением от полного безделья. Вот так провожу время. Как и Вы, человек, который читает. Вы проводите время за чтением, я – за писанием. Разница не очень большая. Вы потратите на эту книжку день или пару часов, а я год или пару месяцев. Как повезет.
В Шотландии, где родился и вырос Джонс, тоже не жарко. Но его родному Керкколди далеко по климату до заполярья. По-нашему, Шотландия уже курорт. Даже со всеми английскими туманами. Хотя как раз в этом месте Шотландии климат самый сухой и теплый во всем великом королевстве. Это значит, что дождь и туман там бывают всего половину дней в году. Керкколди – родина Адама Смита. (Так и хочется здесь смайлик поставить, улыбочку.) Так что "Исследование о природе и причине богатства народов" мистер Джонс читал еще в детстве. Как местную достопримечательность, он, будучи хорошим учеником, не мог пропустить. 
Он много читал в детстве. Как все местные мальчики, мечтал быть моряком. И с берега залива в хорошую погоду иногда с радостью различал на противоположном берегу вершины эдинбургских холмов с крепостью-замком на вершине, готические шпили старинных зданий. Смотрел на корабли, яхты. Сам много плавал в море, и даже одно время увлекался рыбалкой. Но поступил учиться в университет Хериот-Ватта. И несколько замечательных лет провел в кампусе в Галашилсе недалеко от Эдинбурга, осваивая профессию инженера. Видимо, Адам Смит оказался в результате сильнее морских ветров.
Чудное время – студенческие годы. Может быть, Джонс еще вспомнит о них. Но уже после получения диплома произошло много событий в его жизни. Где-то появилась граница, дальше которой в своих воспоминаниях он не хотел заходить.
И я не хочу делать эту авторскую вставку слишком длинной. Если Вам еще попадется в этой книжке вставка “от автора”, можно ее спокойно пропустить. Здесь ничего не происходит, а жизнеописания – это стиль на любителя.


7. Вперёд, в пустыню!


Они чуть не проскочили мимо канала. Шоссе в этом месте ничем не отличалось, указателей не было. Лишь справа были видны какие-то здания непонятного назначения над довольно высоким обрывом у морского берега. И большие трубы, уходящие под шоссе. Невысокие кривые деревца прикрывали густой листвой и трубы, и здания. Голубую крышу они заметили в стороне слева от шоссе за жилыми домами, уже изрядно проехав дальше. Пришлось вернуться, и проехать несколько пыльных улочек. Дома на окраине поселка были новыми. Двух-трехэтажные здания городского типа, иногда украшенные скверами. Обнаружилась дорога от шоссе до канала, покрытая асфальтом. 
Молодежь удивлялась, что здесь не было залежей песка, как они ожидали. Окружающая местность была похожа на ровную плоскость из твердой засохшей глины. Проводники смеялись, отвечая на их вопросы. И говорили, что в Сахаре много таких мест. Песок есть везде, а до настоящих барханов нужно еще долго ехать. Здесь, на побережье, земля орошается. Чуть в стороне от канала и в самом деле стояли отдельные домики с обширным зеленым пространством вокруг, с полями и огородами. Таких домов они много видели по дороге сюда. Оказывается, они могут быть расположены довольно далеко от моря.
Начало канала было похоже на небольшой автовокзал. Обширная площадка перед ним, широкие стеклянные двери.  Позади гудящие трансформаторные сооружения, окруженные забором и всяческими запрещающими знаками. Высоковольтная вышка с проводами, тянущимися к соседней линии электропередачи. Они остановились на площади, вышли из авто. Проводники предупредили их, что смотреть здесь можно все, но желательно ничего не трогать.
Рэй стал фотографировать компанию, а Корнелия подошла к дверям. Она хотела заглянуть через стекло, но дверь вдруг открылась автоматически. Туареги вместе с туристами зашли внутрь. Под крышей никого не было. Небольшой пирс с дощатым настилом. К нему привязано три лодки странной формы, скорей похожие на небольшие баржи с низкими бортами. Или на плоты, покрытые деревянными досками, но с заостренными носами и зачехленными моторами. Сам пирс явно поднимали или опускали, он был прикреплен к подъемному механизму. Видимо, уровень воды сильно менялся. Больше там ничего не было. Только вода, зажатая бетонными стенами, уходящая далеко вглубь. Тихо, влажно.  Редкое чириканье птиц, поселившихся под крышей. Даже плеска почти не было. Легкий ветер сюда почти не попадал через нижние открытые части возле стены. А от сильного ветра и песка все отверстия автоматически прикрывались задвижками, как пояснили проводники. Какие-то небольшие коробочки действительно было видно и внутри под крышей, и снаружи. Рей посмеялся – датчики на все случаи жизни. Но когда он увидел видеокамеру, настроение у него сменилось, он молча вышел на улицу и сел в машину.
За ним вышли остальные. Похоже, экскурсия закончена. Три джипа двинулись с места. Обогнули справа этот странный лодочный вокзал, и медленно двинулись вдоль длинного сооружения по дороге. Точнее, по автомобильным следам среди глиняной пустоши, которые здесь назывались дорогой. Корнелия иногда просила притормозить, и выходила сфотографировать какую-нибудь колючку возле водостока. Вскоре сельские участки закончились, стали появляться небольшие песчаные волны. Изредка высокие выветренные  камни торчали из-под земли. Они были похожи на уставших путников, согнувшихся от груза и замерших у дороги.
Через несколько километров пришлось объехать вокруг небольшой котлован и технику, стоящую рядом. И уже метров через пятьсот крыша канала заканчивалась. Здесь вода была перекрыта толстыми металлическими воротами. Видна была обширная стройплощадка, экскаваторы и бульдозеры, жилые вагончики. Увидев сторожа, туристы притормозили и вышли. В выходной день больше на площадке никого не было. Проводник подошел к сторожу, задал несколько коротких вопросов. На всякий случай взял у него номер телефона.
После этого они продолжили путь. Еще с километр заметно было присутствие строителей, раскопанная почва. А дальше – пустыня. Долгожданная цель их путешествия. Через два часа попалась на глаза одинокая хижина, окруженная невысоким забором. Даже не деревня, а скорее хутор. Но быстро осталась в стороне от их маршрута.
Все следы человека исчезали в дорожной пыли. Они проехали район, похожий на бывшее русло реки, неглубокой, но очень широкой. В этой высохшей пойме видимо сохранялась влага. Вдоль русла протянулись заросли травы и кустарника. Но растительность быстро закончилась, и к концу дня они приблизились к настоящим барханам. Громадные волны песка расстилались на километры вокруг.


8.  Ценный груз


Они встретились с Наджи вечером в мотеле. Мистер Джонс уже успел заказать на завтра автобус для рабочих. Но в порт надо было прибыть рано утром, таможенные и прочие проверки – это долгое удовольствие здесь. По крайней мере, Наджи читает на арабском, и с документами не придется возиться через переводчика.
В помещении было душно. Наджи предложил прогуляться по городу.  Джонс с удовольствием согласился. Он сегодня уже успел съездить на пляж и много плавал, и даже устал немного. Но с Наджи Муратом всегда можно узнать что-то новое об этом городе и об этой стране. Джонс удивлялся, как быстро этот человек освоился тут, всего за год. Хотя он сам из арабской страны, но почти всю жизнь провел в Европе и Штатах.
Мотель был довольно далеко от центра, и они долго шли пешком по тихим и слабо освещённым улочкам. Джонс неожиданно для себя самого стал рассказывать, как они сюда приехали и начинали проект. Рассказал про Ника и Анну-Луизу, как они радовались первым маленьким результатам. Про аварию и смерть Ника. Джонс первый раз смог заговорить об этом. Ник уговорил его приехать сюда. Если Джонс был инженером, то Ник в технике разбирался слабо. Зато был неплохим менеджером. Он организовал все схемы поставок, которые работают до сих пор.
Смерть Ника была героическая. Чем больше времени проходило, тем отчетливей Джонс понимал это. А тогда казалось, что произошла непоправимая глупость. Ник  вытащил рабочего из трансформаторной, но у него самого не доставало квалификации, чтобы спасти себя. Две тысячи вольт, всего две тысячи. Совсем не обязательно было умирать. Спасённый выжил, только разговаривал теперь с трудом.
Анна-Луиза очень много сделала для проекта. Она предложила бюро этот причудливый план. Прошло полгода, в течение которых где-то в недрах бюро родилось для проекта своё, необычное применение. И сразу нашлись деньги, причем недостатка средств они не чувствовали.
После ухода Ника Анна не выдержала долго. Она уехала в Австралию. На этот раз занималась детскими проектами для аборигенов. Изредка она писала, интересовалась делами.
Наджи слушал внимательно. Об этом ему еще никто не рассказывал. Люди здесь надолго не задерживались, обычно работали год или два и возвращались домой. Так что никто из его сотрудников и не знал этой истории. Ему самому было не очень понятно, почему европейцы с таким планом пришли именно в Магриб, в арабскую страну. Больше того, в исламское государство. Хотя к религии здесь отношение почти такое же, как в Европе к христианству. Далеко не фанатичное, как  где-то в других местах. Почему их сюда пустили, это как раз понятно. Местное правительство и так тратит много средств на борьбу с пустыней. А канал для них – существенная помощь. По договору вдоль канала будут поселять и местных жителей тоже.
Джонс говорил о географии, о том, что море здесь ближе всего к пустыне. Причем к огромной пустыне. Где-то ближе к концу канала  запланирован полигон, для отработки межпланетных технологий. И технику будут здесь проверять, и людей тоже. Но все это будет не скоро. Сначала надо убедиться, что система водоснабжения будет работать. Сам Джонс не очень задумывался о возможных сложностях именно с исламским населением. Они соблюдали общепринятые правила и считали, что этого вполне достаточно. Они тут не первые  и не единственные. Джонс считал, что чем меньше они будут об этом думать, тем меньше вероятность осложнений.
Так за разговорами они подошли к небольшому дому. Но журналиста, которого хотел увидеть Наджи, дома не оказалось. Он хотел найти стихи для своей девушки, медсестры местной клиники. Сам он в поэзии не разбирался, надеялся на приятеля. Что ж, пришлось дойти до центра города, взять такси и вернуться в мотель.
С утра в порту все шло гладко и в обычном порядке. Досмотр груза затянулся, Джонс хотел сам проверить все досконально. Да и таможня потребовала вскрыть необычные контейнеры. С дверей сняли пломбы и открыли замки ключом. Проверяли все по списку. Уже к обеду все закончили. Они зря волновались, все оказалось не так сложно. Техника была надежно закреплена внутри. И сам домик выглядел достаточно  прочно. Окон там не было, а дверь они снова опечатали. Загруженные трейлеры отправились в путь под охраной механиков.  Кроме четырех прямоугольных блоков домика смотрителя везли рулоны пленочных батарей, еще шесть контейнеров оборудования для них. Контейнеры с гидрогелем тоже пришлось вскрывать, таможенники даже мешки вспороли. Но вид полиэтиленовых шариков не вызвал подозрений.  Получился целый поезд автомашин, как обычно. 
Наджи и Джонс отправились в кафе «Petalo». Рядом с кафе на площади обычно сидели африканцы в ожидании случайных работодателей. Эту площадь они тоже называли – Лепесток. Хотя ничего необычного тут не было. Площадь как площадь, сквер в центре совсем небольшой. И цветов здесь не было, одни кусты. Джонс увидел знакомого уже рабочего, подошел и предупредил, что через полчаса ему нужно будет забрать человек тридцать, на два дня, а некоторых он оставит на неделю как минимум. Лица африканцев сразу повеселели, они стали названивать по телефонам своим знакомым. Наджи сидел лицом к площади и видел,  как подходили из соседних переулков худые черные фигуры. Они не были изможденными и не выглядели голодающими, но и никто из них не был даже слегка полноватым. Возраст этих людей был самым разным.  Один мужчина был совершенно седой, лет шестидесяти.
Ровно спустя полчаса подошел автобус. Невиданная точность  для  местного водителя. Ни на минуту не опоздал. Пришлось быстро закончить обед. Наджи наблюдал, как Джонс выбирает людей. Их и так было около тридцати, но все же мистер Джонс приглашал каждого отдельно. Некоторые из них видимо вызывали сомнение у него. И Джонс просил показать ладони. Если ладони были мозолистые, он пропускал человека в автобус. Наджи усмехнулся. Если бы у электриков можно было так просто выбрать лучших…
В автобусе набралось двадцать пять пассажиров. Они догнали автопоезд километрах в пятидесяти за городом. Похоже, им пришлось долго простоять у шлагбаума. Прибыли на место без происшествий. Джонс занялся разгрузкой, а Наджи отправился устраивать рабочих и знакомить их с бригадиром.
Африканцев сразу отправили на поле батарей, чтобы не терять время. Там была для них работа на вечер – закапывать белые шарики геля в песок между стойками. На поверхности, прикрытой от солнца солнечными панелями, планировали выращивать саженцы для всей округи. А пока готовили почву. Бетонные работы на канале у них будут только завтра.


9. Долина Роз


Белые пушистые гроздья цветков лежали на ладони. Очень похожи на мелкие розы, которые росли у маленькой Корни во дворе вдоль всего дома и по периметру дворика в Дублине. Те кусты были колючие, ужасные крючки, зачем-то выросшие на длиннющих ветках. Они когтями хватали за одежду и за волосы, когда приходилось доставать из под кустов мяч. Или кошку. Или наоборот, что-нибудь спрятать от братьев. Корнелия давно их не видела, очень давно. Все трое уехали учиться в Штаты, а теперь у каждого семья, работа, и нет времени на поездки к родственникам. Она и не скучала без них. Наоборот, нарочно выбрала для учёбы место подальше, отправилась во Францию.
Она долго сдувала пыль и песчинки с белых цветков. Вчера вечером один из проводников, Мухаммед, нашёл такой цветок и вручил ей и Веронике. Очень торжественно, с длинной речью на незнакомом языке. Это был язык берберов, тамашек. Мухаммед не знал английского вообще, зато неплохо говорил по-французски. И он показал, где искать эти цветы. Минеральные наросты на скалах, прикрытые песком и совсем незаметные. Корни радовалась и любовалась найденными цветами. Совсем не похоже на друзы, которые они собирали в детстве. Там были обычные каменные щетки, серые, иногда желтоватые. И очень редко попадались прозрачные кристаллы фиолетового цвета. Пожалуй, этот белый минерал скорей всего из гипса или мела. Лепестки очень хрупкие.
Проводники были частью пустыни. И много рассказывали. Корнелия начала уже немного разбираться в местных хитросплетениях. Оказывается, бедуин – это вовсе не народность. А просто кочевник, если говорить на арабском. Получается, что Чингиз-хан – это тоже бедуин? Им не так давно на лекциях рассказывали, что гены Чингиз-хана были обнаружены и в Шотландии, и в их родной Ирландии, и даже в Бразилии. Впрочем, насчет Бразилии она не очень поверила. Теперь понятно, почему бедуинами называли таких разных людей, и белых, и черных. Возможно, скоро появятся бедуины-китайцы. В столице в порту они видели много китайцев. Мухаммед сказал, что их и корейцев привозят сюда на работу иностранные компании. Но в Сахаре их немного.
Туареги смеялись над вопросами Корни. Они ничего не знали про Чингиз-хана, но он точно не был арабом. Только арабы были бедуинами, и завоеванные ими в древности местные африканские племена. Туареги – это берберское племя, они жили в пустыне всегда. Задолго до того, как на берегу океана стали строить города. Сначала финикийцы, потом греки и римляне. Те самые города, от которых остались сейчас одни развалины. И задолго до появления бедуинов.
Путешественники уже три ночевки провели в барханах. Научились мыть посуду песком. Пробовали даже закапываться в песок в полуденную жару, чтобы жидкость с поверхности кожи не так быстро испарялась. Помогало, но все же палатка была комфортней. Впрочем, зимой закапывание в песок было не так актуально. Они скорее развлекались. Пока закапывали Рэя, случайно достали из песка скорпиона. Насекомое мирно уползло искать другую норку. У них сейчас не сезон для охоты. Но девушки после этого наотрез отказались залезать в песок.
Вставали рано утром, с восходом солнца. И делали очередной переход.  На второй день за барханами открылась небольшая долина, усеянная скалами. Даже не скалы, а огрызки скал. Самой причудливой формы. Это и была долина роз. Здесь росли не только меловые цветы, но и невысокие деревья. Нашлись и дрова для костра, сухих веток было достаточно.
Нагруженные  джипы через барханы вели проводники. А после установки лагеря ближе к вечеру ребята осваивали искусство вождения по пескам. Тим один раз чуть не перевернулся, и решил больше не рисковать. Лишь регулярно помогал вытаскивать застрявшие автомобили. Корни в этих гонках не участвовала, прогуливалась по гребешкам песчаных гор пешком. Один раз видела следы верблюдов. Еле заметная дорожка тянулась очень далеко. Попадались и цепочки мелких лапок. Наверное, ящерица или кто-то похожий пробежал. Следы автомашин не встречались.
Разок она отошла подальше, ребят уже не было слышно. И всерьез испугалась, что заблудится. Телефон здесь не работал, даже на самых высоких вершинах связи все равно не было. Но, оглянувшись назад, увидела собственные следы. «Похоже, я сама себя пугаю, потому что хочу испугаться!» – подумала Корнелия. Она села на песок, успокоилась и стала любоваться пейзажем. От этих безконечных волн немного кружилась голова. Ей хотелось запомнить надолго эту картину, это живое ощущение, дыхание пустыни. Казалось, что барханы тихо перешептываются между собой.
Она не заметила, когда поднялся небольшой ветер. Песчинки побежали слабыми ручейками, звук пустыни изменился. Показалось, что голос зовет ее, очень тихо. Следы все еще было хорошо видно, они даже лучше были видны при таком низком солнце. Она вспомнила, как быстро здесь наступает темнота после заката. И почти побежала, спрыгивая со склона как со снежной горки. Или как через две ступеньки по городской лестнице. Ее действительно искали. Рэй вышел навстречу, она увидела его сразу, как только поднялась на третью по счету вершину. Он стоял на соседнем холме и махал ей руками.


10. Страшные сказки


Вечером у костра они слушали, как Мухаммед играет на флейте. Потом старший из проводников начал рассказывать легенду о том, как появились люди.
Творца звали Абасси. Он создал двух людей, мужчину и женщину. Но не пускал их на землю. Жена творца все же уговорила своего мужа отпустить людей. Но Абасси боялся оставлять людей без присмотра. И приказал им принимать трапезу только вместе с ним. Им запрещено было охотиться или выращивать пищу. И потомства у людей не было, так как творец не разрешал им. Однако женщина не послушалась творца и стала выращивать пищу на земле. Они перестали есть вместе с Абасси. Затем мужчина соединился со своей женой, и у них появились дети. Абасси очень разгневался на свою жену за ее уступки. Он боялся, что теперь людей на земле станет очень-очень много. Атаи, жена Абасси, стала думать, как же ей исправить все, что она сделала. И тогда она придумала смерть, и послала ее людям. Теперь каждый человек должен был когда-нибудь умереть. Абасси увидел, что теперь порядок восстановлен, и перестал сердиться.
Мухаммед рассказал свою сказку.
Главный бог Олорун управлял небом. Под небом была земля и вода. Землей и водой управляла богиня Олокун. Их старший сын стал луной. А младший захотел жить на земле. Ему разрешили, но при этом он потерял свое бессмертие. Его звали Орунмила. На земле ему стало скучно, он вырастил пальмы и делал из их плодов вино.  А из глины начал лепить человечков и оживлять их. Потом он устал, и пошел пить пальмовое вино. Выпил много и снова стал делать человечков. Но не заметил, что у пьяного человечки получались неправильные. Его несовершенные фигурки тоже ожили, и тут он испугался. С тех пор он стал защищать всех  неполноценных.
- Это берберская сказка? –спросила Вероника.
- Нет, это сказки черных африканцев. Когда я жил в Томбукту, я их много слышал. Берберы читают Коран, некоторые читают Библию. И знают, как все было на самом деле.
- Мухаммед, разве туареги – это не черные африканцы?
- Мы не черные, мы загорелые.- Проводник рассмеялся. – Вы знаете, что слово «негры»  в Магрибе почти на всех языках значит – «рабы»? Они не любят, когда их так называют. Я с ними учился в школе, и стараюсь так никогда не говорить.
Рэй решил рассказать что-нибудь пострашней. И стал говорить о разных электронных штуках, которые могут следить за человеком в любом месте и хоть неделю подряд непрерывно. Очень современная сказочка получилась.
- Мы сейчас здесь сидим, а за нами со спутника смотрят. И мы как на ладони. Даже кустов нет, под которые можно спрятаться.
- Да кому это надо, за туристами следить. Не шпионы ведь. – Тим пригладил ладонью рыжеватые волосы.
- Это не важно,  я говорю о технических возможностях. Ты знаешь, что твой компьютер может легко просматриваться из сети?
- Мой не может. У меня специальная защита стоит – возразил Роберт.
- Это все ерунда, для начинающих школьников. Теоретически, можно вмонтировать видеокамеру прямо в монитор, и наблюдать не только за твоим компом, но и за тобой. Да мало ли всяких штук уже напридумывали, вам и не снились такие… Мы просто мало о них знаем. Можно легко связываться с компьютером не только по сетевому шнуру, но и по обычному электрическому кабелю.  Или с твоим холодильником, в который вообще можно вмонтировать все что угодно.
- Это называется – прощай, мозг. Рэй, у тебя, похоже, фобии.
- Да брось, я хочу понять, насколько возможно в современной жизни уйти от слежки. Посмотри, в городе везде видеокамеры – в магазинах, в метро, на дороге за машинами следят, в лифте, где угодно. Я дома могу включить телевизионный канал, который только площадку перед квартирой показывает, лифт да двери дома. То есть сам за собой уже могу следить. А кто сказал, что все эти камеры не включены в одну единую сеть? Если и нет, то найдется желающий подключить рано или поздно.
- Рэй, а как же верующие живут? Они уверены, что на них все время их бог смотрит, - удивленный взгляд Корни поднялся к небу. – Ой, какие же здесь замечательные звезды! Смотри, а вот русский спутник, и оттуда кто-то целится прямо тебе в глаз.
- То бог, а то человек. И намерения этого человека мне неясны, вот в чем проблема. – Рэй пропускал шуточки мимо ушей и оставался серьезным. – Просто наш мир так сильно изменился, и мы, очевидно, тоже должны измениться. Чтобы можно было жить спокойно. Не знаю, мне кажется, раньше опасности были очевиднее.
- Раньше, это когда не было мобильных телефонов? – Вероника, как и все остальные, спрашивала с легкой насмешкой в голосе.
- Драгоценные сосуды моей души! Покажите мне хотя бы одного инженера, который точно знает назначение каждой мелкой электронной фиговинки в каждом устройстве одного хотя бы здания. Который может каждый чип в лицо узнать и точно сказать, что этот чип может, а главное, чего он не может. И если чипы конструируют в Силиконовой долине, то изготавливают их уже в Китае. И кто гарантирует, что китайцы не подправят слегка его схему? Каждый чип не будешь проверять рентгеном.
- Рэй, успокойся. Мы для того и приехали сюда, чтобы забыть о городах. – Корнелия достала из кармана блестящий камушек и стала его разглядывать и греть в ладонях.
Рэй замолчал, достал черные очки, надел и стал смотреть на огонь. Один раз искоса взглянул на Корнелю, и вдруг вскочил.
- Что это у тебя? Он светится! Ты знаешь, у меня ночью очки видят рентгеновское излучение. Этот твой талисман радиоактивен. Брось его немедленно! Нет, давай лучше отнесем его подальше и закопаем.
Корни испуганно одернула руку, и осторожно положила камень на землю.
- Интересно, откуда здесь радиоактивность? – она в самом деле испугалась.
- Здесь не очень далеко взрывали атомную бомбу. Давно, наших родителей еще на свете не было. А камушки светятся до сих пор. – Рэй не врал, он действительно читал об этом.
- Похоже, ты сегодня решил запугать наших барышень. Корнелия, не слушай эти глупости, какие очки, что он мелет…  Не бывает таких очков. – Роберт повернулся к проводникам. – Это правда, что здесь были испытания ядерного оружия?
- Я слышал о какой-то бомбе. Французы взрывали. Но далеко отсюда, ехать три-четыре дня по хорошей погоде. – проводники явно не хотели об этом говорить.
- Вот так всегда. – Рэй явно был расстроен. – Только я разглядел не очень страшную девушку, только собрался за ней поухаживать, и пожалуйста… Корни, я бы приезжал к тебе на свидания каждые выходные! В четверг брал бы билет, в пятницу садился в самолет до Орлеана, мчался бы ночью на такси до вашей глухой провинции. Но теперь ничего не выйдет. Не хотелось бы, чтобы наши дети были мутантами.
- Если мои дети будут похожи на тебя хоть чуточку, это еще хуже мутантов. Я сразу повешусь. И я никогда не поверю, что тебя хватит хотя бы на два свидания! Я, каждые выходные…. Ты хвастунишка!  Даже не буду тебе говорить, что у нас есть свой аэропорт.

Тему разговора наконец сменили, но все уже устали, и вскоре разошлись на ночлег.

А в это время в Цюрихе один из сотрудников бюро разглядывал спутниковые снимки разного увеличения. На снимках были видны несколько фигурок посреди черной пустыни. Точнее, их тени и костер в центре, который был единственным источником освещения. Количество фигурок не изменилось. Их было ровно столько же, сколько и днем. Восемь человек.


11. Ветер и песок


Ветер чуть приподнялся над землей и вздохнул. Раздался тихий звон, даже дальние барханы ответили ему шёпотом. Он любил играть с песчинками. Больше, чем с водой. Морские волны были очень причудливы, но быстро исчезали. А в пустыне волны застывали надолго. Хотя сделать такую волну было намного трудней. Приходилось трудиться, поднимать песчинки и очень мелкую пыль и нести издалека. Пыль легко поднималась в воздух, а опускаться никак не хотела. Песчинки были тяжелые и не очень послушные. Приходилось гонять их, как мячик для гольфа, от одного пригорка к другому.  Они сталкивались между собой, поднимали шум. Как маленькие, очень маленькие камушки.
Очень медленно волны из песка меняли свою форму. Это только так говорят, что барханы постоянно переползают с места на место. Никогда гора песка не передвинется быстро. Она просто меняет форму, становится чуть больше или чуть меньше. И даже если устроить бурю на три дня, трудно сдуть всю гору целиком.
Хотя после такой бури местность не узнать. Иногда под песком оставались люди. Зверюшки, лисицы и ящерицы, умели прятаться в песке и спокойно выползали, когда ветер утихнет. Иногда ветер доставал из-под бархана старые кости верблюда или кочевника.  Иногда воздух с перемешанной в нём пылью становился похожим на подкрашенную воду. И сквозь красноватую пелену ничего не было видно в нескольких шагах.
Рэймонд вспомнил свой аквариум с красной непрозрачной водой. Это он набрал песок с соседнего берега реки и залил водой. В песке оказалось так много красного ила, что он не оседал две недели подряд. И рыбы были видны редко. Если только они подплывали к стеклу и хотели что-то сказать ему. Они открывали рты, шлепали губами и молчали. Рэй чувствовал, что ему трудно дышать, он открывал рот, как рыба. И не мог вдохнуть воздух, потому что его не было. Весь воздух пролетал мимо него, а во рту оставались только песок и пыль. Он с трудом открыл глаза и ничего не увидел, кроме красноватого марева вокруг. Кажется, это уже не сон. Он уже проснулся или еще нет? Лагеря не видно, но явно слышны крики девушек.
Вот тебе и приключения, дорогой любимый Рэй. Сначала достанем себя, любимого, из спальника. Теперь важно не свернуть в сторону от лагеря. Вчера он вылез на ночевку на склон бархана со стороны лагеря, значит надо спуститься со склона и идти на голоса. Рэй и сам стал сначала кричать, потом петь. Очень громко, застольную ирландскую. Петь с песком во рту было непросто, зато получалось громче. После двадцати минут блужданий по звуку он наткнулся на палатку. 
Палатка на треть была засыпана песком. И девчонки внутри верещали от страха. Он попросил их выйти, вытащил палатку из песка и переставил на ровное место. Они забрались внутрь и продолжали шуметь. Вскоре до палатки добрались и Тим с Робертом. Они тоже ночевали на открытом воздухе. За проводников молодежь не беспокоилась. Кочевники всегда спали под открытым небом. Через час они действительно оказались рядом, развернули еще одну палатку. Туареги успокоили туристов. Ветер восточный и скоро он должен стихнуть. Это не самая большая буря в Сахаре.
Так они просидели в ожидании часов пять, регулярно откапывая палатки из песка. Тим героически следил, чтобы машины сильно не занесло. Выходил и заводил каждую, переставлял на другое место.
Они успели позавтракать сухим пайком, грели на спиртовке чай, играли в карты. Карты приходилось протирать от пыли все время. Взвесь проникала в палатку и оседала на всем невидимым слоем. На картах этот слой был заметным и появлялся снова очень быстро. Обсуждали, какой транспорт в пустыне удобней и надежней. Решили, что самолет или вертолет лучше верблюдов и машин. Наконец стало тихо. Дружно решили, что пора возвращаться. Проводники обещали вернуть их тем же путем, по которому они пришли.


12. От автора


Для любителей стиля «экшн» напомню, что эту часть спокойно можно пропустить. Но лично мне слова от автора сочинять даже интересней. Потому что это наблюдение за процессом. Процесс создания повести очень любопытный сам по себе. И небольшую повесть может сочинить каждый человек. Мне уже стало казаться, что такое сочинительство похоже на написание программы для компа. Есть некая задача, есть некие законы, заложенные внутри языка, и сама логика, законы человеческих отношений. Остается сделать первый шаг, и понемногу соединить те кусочки, что уже видны. Потом появляются новые, которых раньше было не видно. И для них надо найти место. Как мозаика, как пазл.
Попробуйте. Кто пишет сам, тот иначе читает других писателей… Дело не в таланте. Если таланта нет, книжка все равно может получиться неплохой. Можно дать почитать своим друзьям или знакомым. Может быть, так они Вас лучше узнают. И Вы их тоже лучше узнаете. Можно оставить книжку на память своим потомкам. То есть своим собственным детям и внукам. Другим совсем не обязательно!
А самое главное, что этот процесс меняет самого автора. Чуть-чуть, немного. Но все же меняет. Пока я мало об этом знаю, но чувствую, что что-то происходит. Может быть, пойму позже. Если пойму, обязательно напишу.
Какие есть плюсы в том, чтобы самому стать автором? Главное, что можно больше узнать о разных местах, о разных странах. Да и о людях. Это не то же самое, что путешествия. Экскурсии забываются довольно быстро. Я забываю даже названия городов, где была когда-то. Если ты сам выдумал героя, и сам создаешь ему антураж, все, что его окружает, кое-что надо не только придумать, но и найти. Я ищу в сети. И если я сама нашла среди разных записок, форумов и словарей детали жизни в неизвестной стране, уже их не забуду. Потому что их ценность гораздо выше для меня. Они мне нужны. Это не просто информация, случайно полученная между пляжем и обедом. Это очень нужная информация для книжки. Иначе и книжка получится не правдоподобная.  Скучно же читать о приключениях и не узнать ничего нового.
И ужасно интересно придумывать героев. Сначала почти случайно появляется некий человек. Так, напишешь одно предложение, как мазок краски на картине.  Чтобы заполнить пустоту подходящим цветом. Чтобы действие продолжалось. Надо решить, это мужчина или женщина. Это самое простое. Имя придумать. Это чуть сложнее. Если это один из главных героев, нужно понять, какой это характер, как он или она будут себя вести. Тут нужен весь твой человеческий опыт. Все, что ты знаешь о людях. Но героев не должно быть слишком много. У меня уже героев получается немало, пора бы и остановиться с придумыванием новых. Не уверена, что получится остановиться. Но буду стараться.
Может быть, я сильно преувеличиваю, но мне кажется, что каждый человек хотя бы раз в жизни хотел сочинить книгу. По разным причинам. Это как балет. Смотришь, как балерина танцует, и так иногда хочется танцевать вот так же! Нормальное человеческое подражание.
Мне неизвестно, что выйдет из моей затеи. Я не знаю, допишу ли когда-нибудь эту повесть до логического конца. Сейчас и до середины далеко. Так что никаких гарантий, к сожалению. Пока я более или менее научилась убирать лишние слова. Обычно грешу длинными предложениями с массой оборотов. Пять-шесть запятых в одном предложении. Еще и в скобках там же обязательно будут пояснения. Пока доберешься до конца, уже начало забудешь. Тут приходится бороться с этим, как с дурной привычкой. Анти-Дюренматт. Был такой писатель, рекордсмен по длине предложений. Мне повезло, я видела, как работают редакторы в журналах. Как они режут и кромсают тексты. Иногда там ничего живого не оставалось, в этих текстах.
Знаете, какой лучший способ бороться с редактором? Не дать ему повода взять в руки ножницы.  И читателя стоит пожалеть. Оградить от длинных и подробных описаний. Я сама не могу читать пространные вещи, даже телевизор переключаю, если фильм становится нудным хотя бы на пять минут.
Все на свете авторы – иллюзионисты. Книжки и сценарии – иллюзии для нас, для публики и читателей. Иллюзия и реальность никогда не совпадают полностью, и это дает некоторую свободу фантазии.  Когда начинаются рассуждения типа о теории литературы, что, зачем и почему, я умираю со скуки. Я пробую создать свою иллюзию. Больше ничего. Обычная сказка. Может быть поэтому – пустыня. На пустом месте легче строить нечто неизвестное. И все что происходит там – это мираж, выдумка. Насколько все это может быть реальным – время покажет.


13. Встреча со смотрителем


По мэйлу прислали семь анкет. Джонс отправил анкеты в бюро, всех арабов они проверяли по своим спискам. В какой-либо причастности к боевым организациям подозревался один. Посещал собрания. Надо же, причина…  Значит, остается шестеро. Всем кандидатам меньше тридцати, одному за сорок. Джонс смотрел на фотографии, читал, сравнивал. Выбрать было сложно, никаких особых отличий он не видел сразу. Двое учились где-то в Украине, в Одессе и Киеве. Трое преподавали. Четверо работали в Европе и Штатах и хотели вернуться домой. Он набросал несколько вопросов, снова отправил в агентство, попросил их выслать ответы. Прошло две недели, прежде чем он получил все ответы. Теперь было немного проще.
Джонс выбрал двоих, назначил собеседование в эфире через два дня. Видеосвязью он пользовался очень редко. Обычно разговаривать было не с кем. Матушка, которую он регулярно проведывал по телефону, компьютерами пользоваться не умела и не хотела. А говорить с друзьями под присмотром местной спецслужбы ему не хотелось совсем. Их спутниковый канал был под контролем, иначе власти не разрешали его открывать.
Уже после разговора с кандидатами Джонс выбрал Али Мухтара. Спокойный молодой человек ему понравился своим интересом к проекту. Учился в Киеве, семья, двое малышей, жена одна, русская. Религиозным себя не считает и не станет бросать работу на время молитвы.  Для смотрителя это было не так критично, есть у человека коврик для намаза или нет. Но все же, работа эта связана с опасностями. Так лучше.
Второму парнишке из Штатов он написал вежливое письмо. Что готов пригласить его через полгода, на следующее поле, которое будет к тому времени построено. Парень показался ему очень невысоким и худым, совсем на заморыша похож. И, пожалуй, слишком гордился своей грамотностью. Знания не помеха, пройдет полгода, разберутся, что он знает на самом деле. Джонс думал, что этот срок сравним с вечностью. Когда пройдет вечность, будет видно, что там и как.

Али жил в столице. На переезд ему потребовалась неделя. Семью он устроил в поселке в доме для строителей. А сам сразу приехал достраивать свой будущий дом. Контейнеры уже были смонтированы в котловане, и стены хижины были возведены. Оставалась крыша. Все постройки сооружений с солнечными покрытиями проходили под руководством Наджи. У него и начал учиться Али.
Сначала все ему казалось простым и понятным. Он даже начал слегка бравировать своими новыми умениями. Однажды взялся за провода – под напряжением, как выяснилось. Тряхнуло изрядно. А Наджи как будто веселился. Начальник видел, как его правая рука потянулась к проводу. Но смотрел спокойно и ничего не сказал.
- Так лучше запомнишь – объяснил Наджи. – Если сомневаешься, лучше возьми тестер и не выпендривайся. Скоро мы вернемся на поле, там тебя никто больше нянчить не будет. Хоть ты и бог, но электричество всегда сильнее тебя. И повезло, что ты не левша. Левая рука – это сердце. Было бы гораздо хуже.

Али стерпел. Он вообще был терпеливый.  Тем более что с этим человеком он быстро нашел общий язык. С ним было легко.  Мистеру Джонсу  он конечно не рассказывал, что живет как бог. Точнее, старается так жить. А Наджи быстро об этом узнал и много смеялся. Али делал в жизни много странных вещей, и иногда приходилось объясняться. Хотя бы в том, зачем переезжать из столицы в пустыню.  Конечно, трудно было переносить смешки африканцев. Они делали рядом с домом небольшой бассейн для детей, уже по заказу Али.  Но он же бог, он только улыбался им в ответ.
Скоро дом был закончен. Джонс посоветовал все же поставить ограду вокруг дома. Али немного смущало, что дом стоит посреди дороги.
- Ну и нарисуй дорогу в другом месте. Здесь будет еще много домов, так что располагайся так, как удобно. Пока никого нет. – Наджи сделал ему подарок на новоселье, привез дорожный знак “объезд”. Знак был установлен и указывал стрелкой прямо в каменистую пустыню.

Все остальное ему нравилось. И два подземных этажа, и высокая круглая хижина с голубой крышей.  И выкопанная вниз веранда в виде очень широкой круглой ямы, настоящий бедуинский двор. Веранда тоже под голубым навесом. Туда можно было выйти из двери первого подземного этажа, и потом подняться по деревянным ступенькам на поверхность земли. Хотя площадь дома была поменьше, чем его городская квартира, но вся конструкция так органично смотрелась здесь.
Джонс зашел к нему  специально, чтобы все осмотреть. Он остался доволен. Али осваивал программное обеспечение, контролирующее поле. Первый участок на поле уже был закончен, и с подключением этого центра начал напоминать подсолнухи. Панели вращались вслед за солнцем автоматически. Джонс вспомнил, как африканцы предложили свои услуги, чтобы “протирать эти стеклышки от пыли и грязи”.  Он долго объяснял им, что эти поверхности не надо чистить. Что они чистятся сами. Так же, как самоочищающаяся одежда. Что там специальная тонкая пленка сверху, как на объективе фотоаппарата. Она защищает батарею от ударов песчинок, и сбрасывает пылевой слой, как змея сбрасывает кожу. И лучше их вообще не трогать.  Потому что это не просто стеклышки, а прибор. И эти приборы имеют странное свойство – чем меньше их трогаешь, тем меньше они ломаются.
Джонс немного сочувствовал этим людям, но сейчас предложить им было нечего.  Никакой работы для неспециалистов у него не было. Единственное, что хорошего он мог им сказать – посоветовал обратиться к местным властям в поселке. Возможно, им разрешат поселиться здесь вдоль канала, если эти люди готовы заниматься выращиванием каких-нибудь овощей или лимонов. Городские местные жители сюда не спешили перебираться, а местное начальство имело обязательства освоить орошаемые площади.
Новоселье в домике смотрителя решили отметить всеобщим праздником. Это был заметный этап на стройке. Не сам по себе домик, а первый человек, поселившийся здесь надолго.  Первопоселенец. Техноабориген. Международное лицо бедуинской национальности. Как только не называли Али на этом празднике! Сахарианцем с постоянной припиской.  Хранителем оазиса.
Семейные строители пригласили на праздник своих жен из поселка. И хотя женщин было совсем немного, но танцы все же устроили. Хранитель оазиса изловчился и раздобыл в поселке столько самогона, что кое-кого пришлось укладывать на веранде рядочками. В темноте мужчинам очень хотелось поиграться с фейерверками, но Джонс запретил запускать ракеты рядом с полем. Они все же придумали, разложили разобранные зажигательные устройства на земле так, что они не взлетали, но горели очень красивыми узорами на поверхности пустыни. Все же развлечений здесь было совсем мало, так что мистер Джонс успокоился и вместе со всеми любовался цветными огнями в непроглядной африканской тьме.


14. Вечерний Цюрих


Анна-Луиза прилетела днем, и уже через два дня собиралась обратно в Сидней. Ее вызвали на завтрашнее заседание совета бюро. Видимо, вопросы с инвесторами были серьезные, иначе ее не стали бы беспокоить. Она не хотела сейчас думать об этом, завтра, все завтра выяснится. Гадать ни к чему. А сегодня вечером нужно прогуляться по городу, почувствовать, вспомнить все самое лучшее, что было здесь. Быть может тогда боль ее отпустит. Она и боялась этой встречи со своим прошлым, с тенями прошлого. И знала, что это необходимо сделать.
Анна давно не была дома. Небольшая квартирка на набережной  Лиммат как будто застыла в ожидании хозяйки. В свой последний приезд сюда Анна убирала вещи Ника, аккуратно все сложила и спрятала подальше. Остались только фотографии, всего несколько снимков. Свои портреты она тоже собрала и спрятала, их было очень много. Ник развешивал их по всей квартире. Тогда она смеялась – обои “Анна-Луиза”. А сейчас, сидя в широком кресле возле окна, Анна перелистывала старый фотоальбом. Молодые еще родители, она сама совсем малышка, бабушка и дедушка. Дедушку она почти не видела, всего несколько раз за всю жизнь, он всегда был чем-то занят и приезжал редко. Единственное, что она помнила про деда – это сказку, которую он ей однажды рассказал. Про красные пуговицы. Непонятная сказка, но так запомнилась.
Одной маленькой прелестной девочке подарили очень красивое белое платье. Девочка обрадовалась, но ей очень захотелось на это белое платье пришить большие красные пуговицы. Все ее уговаривали, что не надо этого делать. Что она будет похожа на клоуна в цирке. Но девочке очень нравились клоуны, и она не видела в этом ничего плохого. Но таких пуговиц нигде не нашли. Не было их ни в огромных магазинах, ни в маленьких лавочках. И девочка загрустила. Даже заболела от такой грусти. Об этом узнал один человек. Он совсем не был добрый. Даже наоборот, ему все говорили, что у него каменное сердце. Ему не нравилось, что у него каменное сердце. Иногда он думал, что лучше бы у него вообще не было сердца, чем такое неправильное. Когда он узнал про заболевшую девочку, решил отдать ей свое каменное сердце. Оно ведь должно быть красным. Достал сердце, распилил его на кусочки, выточил кругляшки. Потом просверлил дырочки, как и должно быть на пуговицах. Когда он принес пуговицы девочке, она тут же выздоровела. И стала совсем счастливая. И носила свое белое платьице с клоунскими красными пуговицами. А человек жил дальше без сердца. И хотя он совсем не изменился, но теперь никто не решался назвать его безсердечным.
Анна с грустью вспомнила эту сказку. Очень в стиле деда. Похоже, он рассказывал про себя. Но она уже давно не маленькая девочка. Ей казалось, что уже лет с пятнадцати она чувствовала себя очень взрослой. Может быть взрослей, чем ее предки. Они покинули ее рано, ушли один за другим. И мама, и бабушка с дедом. Отец жив и здоров, но и его она редко видит. И в этот приезд им не удастся встретиться, вряд ли он сможет выбраться. А ей именно теперь хочется быть маленькой, прижаться к папиной коленке, пожаловаться. Поплакать даже. Ее привычка всегда быть взрослой, собранной, серьезной так мешала ей сейчас.
Скоро стемнеет. Пора. Позже она хотела еще зайти к подруге, если получится. Не стала звонить ей заранее. Сейчас она не хотела жить по расписанию и не хотела ни о чем договариваться, этот вечер слишком важен. Анна-Луиза достала свою зимнюю одежду, переоделась и вышла из дома. Поднялась вдоль набережной к плотине. Выпало немного снега, и его еще не успели затоптать окончательно. Она свернула к каналу, который отходил от реки отдельным рукавом. Пошла по тихим улочкам параллельно каналу, там они бродили с Ником. Очень много прогуливались вместе, разговаривали, смотрели друг на друга. Кажется, эти улочки насквозь пропитаны его присутствием. Сначала у нее даже закружилась голова от этого ощущения. И она старательно и осторожно вдыхала этот воздух, боялась, что он исчезнет. Она немного злилась на Ника, как он мог так ее оставить. Вот тут они поссорились однажды, возле маленькой лодочной станции. Здесь они не катались на лодках, этот канал казался слишком игрушечным, детским. Они обычно уезжали на озеро, на простор и свежий воздух. Мимо прошла шумная компания подростков. Они отчаянно веселились, и их голоса еще долго отчетливо было слышно на узкой каменной улице. Это ее немного вернуло в настоящее. А вот парк. Но Ника больше не было рядом. Он как будто растаял, и только деревья тихо шуршали и махали ветками. Как будто они прощались с ней – за него. Но это были просто деревья в парке. Как молчаливые сторожа, они отгораживали небольшое пространство покоя. Черные стволы и ветки четким узором завешивали ярко освещенные улицы. Здесь светился сейчас только снег. Анне нравилась эта темнота. Она успокаивала и прятала ее. Это было то, чего ей хотелось - спрятаться и успокоиться. Она шла медленно, очень медленно. Но и парк кончился. Всё когда-нибудь кончается. Анна чувствовала, что тяжелая боль ушла, осталась в этом парке, зацепилась за эти ветки и не преследует ее.
Она дошла до линии – границы света и тени. Вдохнула, шагнула через границу и быстрыми шагами отправилась на соседнюю улицу. Подруга жила совсем недалеко. Позвонив на ходу, она предложила ей выбраться в кафе ненадолго. Они встретились радостно, обнялись, и за глинтвейном и кофе долго рассказывали друг другу всякие мелочи, какие случаются каждый день.
Анна вслух пожалела, что не зашла сегодня в собор Фраумюнстер, не успела после самолета. Хотела картинки Шагала вспомнить. Но ее подружка удивилась – она не заходила внутрь уже лет пять, хотя каждый день проходила мимо. Ну что Шагал, он же всегда рядом. Как у многих столичных жителей, у нее эти экскурсии откладывались всегда на неопределенный срок. А Анна рассказывала о заброшенных пригородах Сиднея, о детском приюте. И о картинках, которые дети рисуют. Эти рисунки напоминали ей родной город, именно из-за этих витражей.
Уже ближе к полуночи, вернувшись домой, Анна вспомнила про альбом. Вот же он, альбом с фотографиями витражей. Она решила увезти его с собой. Обязательно покажет ребятишкам и подарит им.


15. Планы меняются


Утром из бюро за Анной прислали машину. Она уже была готова, до Банховштрассе доехали быстро. С большим почтением секретарь встретил ее у входа и проводил в зал. Заседание совета шло часа два. Анна внимательно слушала все сообщения, довольно тревожные, но никак не катастрофические. Бюро по сути представляло из себя международный инвестиционный фонд, но официально они не хотели так называться. Им нужна была большая свобода. К тому же,  само название «инвестиционный фонд» во многих странах было очень сильно скомпрометировано. Там похожие фонды занимались чуть ли не преступной деятельностью. Поэтому было выбрано самое простое название – «Бюро международных проектов».
Озвучивались обычные проблемы с инвесторами. Время от времени у них возникали свои проблемы, и финансирование прекращалось. Так всегда было, и всегда находились другие заинтересованные люди и организации.  Сейчас проблемы возникли у русских. В их вечных политических дрязгах появились противники проекта. И всем было понятно, что дело совсем не в проекте. Кто-то решил себе заработать очки на этом поле. Их самый излюбленный способ для этой цели – обвинить других в растрате и воровстве. Никаких поводов для этого не было, но шум уже поднялся. Русское космическое агентство было очень заинтересовано в строительстве исследовательской станции, в одиночку они такой проект не смогли бы организовать. Но из-за этой неприятной истории они приостановили финансирование, хотя готовы были прислать своих специалистов на стройку канала.
Американцы с интересом следили за проектом. У них был уже свой полигон на севере, и поэтому они не спешили включаться в проект. Но и не отказывались. А сроки переносились уже в который раз. И сейчас у бюро оставался один выход. Они хотели провести переговоры с шейхом Ахматом и попробовать сейчас эту брешь закрыть с его помощью.
Только сейчас Анна поняла, зачем совет вызвал именно ее. Очевидно, ее попросят вести эти переговоры. Так и случилось. Для переговоров был повод. Одна американская организация все же решилась присутствовать в Сахаре. Это был институт прикладной метеорологии. Их планы были очень скромными. Все, чего они хотели – это метеорологическая станция в Сахаре. И средства тоже были скромными соответственно. Так что основную проблему они не решали. Но сложность была в том, что деньги шли из Штатов, что могло вызвать очень сильные возражения  в Эмиратах. С будущим присутствием НАСА в проекте они мирились, а мелкие организации обычно вызывали большие подозрения.
Никто из бюро не был лично знаком с шейхом, кроме Анны. Точнее, Ахмат дружил с ее отцом. Они довольно часто виделись, когда Анна была еще ребенком. Это знакомство сохранилось со студенческих лет, когда отец Анны-Луизы еще и не помышлял быть финансистом. Он изучал литературу, археологию. Восемь лет назад дочь показала ему проект канала, и очаровала его этим планом.  Без участия его банка проект так и остался бы на бумаге да в виде макета в музее.
У Анны было много сомнений по поводу переговоров. Она давно не видела Ахмата. Да и деньги были не его личные, он представлял целую группу финансовых воротил в Эмиратах. Она не знала, придется ли общаться с ними. Для них этот проект скорее обозначал их политическое присутствие в Магрибе. И ступеньку на лестнице престижа, вроде очередного небоскреба. Хотя Ахмат говорил, что его ученики (все они когда-то были его учениками) очень склонны к научным исследованиям. И что для них это был глобальный эксперимент.
Анна-Луиза высказала все свои сомнения, но при этом согласилась поехать в Эмираты. Для нее “солнечная река” значила много и как память о Нике тоже. Она не могла отказаться.
После заседания председатель совета попросил ее задержаться. В его затемненном кабинете белые фарфоровые чашки на столе казались светящимися.
- Анна, извините, что здесь так темно. Я целыми днями сижу за экраном, и глаза стали плохо переносить яркий свет. Прячусь. – Он улыбнулся. – Хотите чаю? Это индийский, без примесей и фокусов. По такой зимней погоде погреться Вам не помешает. Хотя в Сиднее сейчас разгар лета? Наверное, Вы не успели промерзнуть как следует?
- Да, с удовольствием. Вы в таком английском стиле начинаете разговор, что я пугаюсь заранее. Сегодня уже было много сюрпризов.
- В английском? Имеете в виду - о погоде? Англичане неплохие дипломаты, Вы правы. Но Вам не стоит беспокоится о дипломатии. На этих переговорах важно Ваше присутствие и Ваша зараженность нашей общей целью. Все, что их интересует, они спросят сами. И Вам вовсе не надо хитрить. Но лучше Вам ехать не одной, а с кем-нибудь, кто имеет непосредственное отношение к стройке. Сотрудники бюро тут не очень подходят.
- Пожалуй, я узнаю у Джонса, составит ли он мне компанию. Мистер Джонс – идеальная кандидатура. Может быть нам понадобится переводчик, если будет кто-то еще, кроме Ахмата.
- Это не проблема. Переводчика можно там на месте найти. Местные фирмы этим занимаются, по моему опыту, неплохо. Я попрошу секретаря связаться с одной кампанией.
- Хорошо. Но мне обязательно надо сейчас вернуться, я смогу освободиться лишь через две недели, не раньше. И еще, мне кажется, что Вы хотели мне что-то более важное сообщить.
- Да. – Он немного помолчал. – Есть конфиденциальная информация, которую Вам нужно узнать до отъезда. Мне не хотелось бы ставить Вас в неловкое положение. Будет лучше, если Вы будете не вслепую действовать. Конечно, у них могут возникнуть вопросы, связанные с разведкой, с лагерями террористов в Сахаре и прочее подобное… Анна, я не могу скрыть от Вас, что мы действительно связаны с одной организацией, которую я не хочу Вам называть. Это всего лишь мониторинг, не более того. Службы, которые занимаются террористами, не могут упустить такой источник информации, который имеется у нас. Но это взаимный интерес. В свою очередь, мы получаем от них информацию. Они дали допуск нашим специалистам к спутниковым съемкам. Снимки мы можем получать каждые несколько часов, любой заданный район. С погодой там нет проблем, облачность редкое явление. И разрешение снимков предельно возможное. Совсем не то, что видно в обычной сети.  Для нас важно видеть общую картинку, а их как раз больше интересуют частности. Финансовое участие этой организации засекречено. И оно не маленькое, иначе мы бы испытывали огромные трудности. Я хочу дать Вам несколько снимков, вот они. И инструкция очень простая по поводу этих снимков. Вы их можете показать, и сказать, что получили их здесь, в Цюрихе. И все. Можете их там оставить. Больше Вы ничего не знаете и я Вам ничего не говорил. Дело в том, что специалисты в этих вопросах по картинке сразу догадаются об источнике этих фотографий. Если такие специалисты имеются среди наших инвесторов, мы об этом сможем узнать.
- Удивительно. Это как раз то, чего я всегда боялась. А Вы уверены, что это безопасно для наших людей там в Сахаре? Мне бы очень не хотелось, чтобы такой мирный по самой сути проект стал ареной для шпионов всех стран.
- Анна, я вел с ними переговоры долго и тщательно. Пусть разведка  работает автономно, без нашего участия. Но лучше мы будем что-то знать о них. Так или иначе они все равно там появятся. Так пусть уж платят. Причем со всех заинтересованных сторон.
- Так Вы думаете, что эти снимки могут быть аргументом в пользу финансирования проекта?
- Конечно. Ведь наш канал – не просто колодец в пустыне. Это пересечение путей, многих путей для самых разных людей с самыми разными интересами. Просто эти пути еще не проложены, они существуют в потенциале. Караваны верблюдов не в счет, это все устарело. И хочу Вас порадовать. Мы проводим сейчас согласование действий с организацией озеленителей. Сами мы не можем финансировать еще и озеленение вокруг канала, этим будут заниматься международные фонды другого направления. У них свои источники, свои волонтеры и прочее. Но место вокруг стройки они должны украсить существенно.
- О, замечательно! Я с самого начала не понимала, почему мы сразу не стали этим заниматься. За это время уже вырос бы целый лес.
- Мы об этом много говорили с Вами раньше. Не буду повторяться. Но я рад, что Вы наконец улыбаетесь. Вот так. И хорошо, и славно.

Анна наконец покинула начальственный кабинет. У нее оставалось не так много времени до самолета. Пожалуй, к Шагалу она уже не успеет. Ну что ж. Отложим экскурсию еще  на пять лет. До лучших времен. И когда же они наступят, эти лучшие времена? Машину она отпустила, прошла немного пешком и села в трамвай. Еще немного родного воздуха. Цюрихский трамвай – это отдельная достопримечательность для туристов. А для нее – это запахи и звуки детства. Странное чувство на мгновение прокралось – как будто она стала туристкой в родном городе. Было некоторое облегчение, она все узнала на заседании, секретов больше нет. Но и результат отдалился, как отдалилась она сама от этих улиц. Параллель ощущений, вот что это.


16.  Сон пророка


Ровный гул моторов усыплял. Дэниэл почти не спал перед вылетом, и глаза закрылись сами, уже не слушаясь его. Ну что ж, немного выспаться перед встречей с приятелем Джонсом не помешает. Снова эти камни, эти ручьи детства. Вчера все это уже снилось ему. И он, маленький мальчик. Дэниэлу с детства хотелось, чтобы люди были добрыми. Не ссорились и не воевали. И желание самому сделать что-то очень важное было сильным. Важное именно для этого – для доброты и любви.  Сначала он просто рассказывал всякие истории своим приятелям по детским играм. Сам придумывал. И всегда они заканчивались хорошо. В историях больные выздоравливали, враги мирились.
Потом стал давать советы и взрослым тоже. И его истории стали больше похожи на притчи, а не на сказки. Он научился видеть символы так хорошо, как никогда прежде.  И научился вплетать эти символы в свои рассказы так,  что они становились понятными всем. Многие слушали его с интересом, но еще больше людей смеялось над ним. Дэниэл отвечал на их смех улыбкой и никогда не злился.
А потом он стал пророком. Сам он не сразу это понял. Собирался выращивать плоды и животных, как и все. Или строить дома. Но у него уже не было на это времени. Потому что люди все время приходили к нему с вопросами. Они приносили пищу, и он отвечал. И много думал. Но не все ему верили. Это его очень расстраивало. Он понимал, что так все равно будет много зла. Каждый человек страдает от зла, совершенного другим человеком. И всякое зло идет от людей. От неправильных действий. Он очень хотел, чтобы ему поверили все, как можно больше людей. Большинство людей словам не верит. Послушают его сказки, как бродячего актера, разойдутся и забудут.
Он понял однажды, что убедить людей в своей правоте можно, но очень дорогой ценой. Своей жизнью. Такая жертва – она может произвести сильное впечатление на людей, даже самых недоверчивых. Но как и когда – это было непонятно, страшно. И страшно об этом думать. Так страшно, что кожа холодеет.
Дэниэл проснулся от вибрации самолета. Посадка. Он проспал весь рейс. Какого черта ему снятся такие странные сны. Досада и злость на фокусы спящего мозга осталась. Он стал разглядывать стюардессу, но и тут не повезло. Обычно чьи-нибудь стройные ноги легко могли отвлечь от дурацких фантазий. А у этой мулатки вместо ног были тростиночки.
И вот она, Африка. Теперь осталось потратить целый день на поиски Джонса. Его приятель забрался в какую-то глухомань. Его подробные письменные объяснения лежали в кармане. И план, как его найти.
Он увидел стоянку автобусов, и на одном из них было написано по-английски название того самого города, куда направлялся Дэниэл.  Автобус оказался экскурсионным, но его с удовольствием посадили. Туристов было не много, и Дэниел спокойно забрался на последние места, снова закрыл глаза. Сны больше не снились. Иногда сквозь прикрытые ресницы он видел пальмы, дома из глины. Солнечные блики сквозь веки словно отбивали морзянку. Это мелькание придорожных деревьев. Таинственный код таинственной земли.
Дорога оказалась очень долгой, были остановки для экскурсии по развалинам. Дэниэл не пошел со всеми, всякие разрушенные города навевали на него тоску. Потом обед в местном ресторанчике. Он удивлялся, что запахи и даже местные блюда оказались такими знакомыми. Точно такой же ресторан у него в Лондоне недалеко от дома. Как все перемешалось в мире. Микс. Не хватает парочки чопорных лондонских бабулек с зонтиками здесь. Тогда уже не было бы никакой разницы.
Автобус не довез его до мотеля, указанного Джонсом. Туристов повезли обратно, а Дэниэлу пришлось добираться на такси. Он слегка занервничал, когда машина оказалась на глухой темной окраине города. Но спустя десять минут он увидел Джонса на ярко освещенном просторном крыльце этого небольшого постоялого двора. Джонс курил, сидя в кресле, и делал вид, что никаких машин тут нет и не было. 
Дэниэл вышел из такси и замер на миг. Эта картинка показалась ему до боли знакомой. Джонс, развалившийся в кресле в невозмутимой позе и с совершенно отрешенным видом. И он сам, стоящий на дороге со своими чемоданами. Как будто он пришел к  этому мудрецу за советом. И тончайшее ощущение – слабая надежда утешения – лежало между ними, как свет ночного фонаря на крыльце. Тут архетипический образ зашевелился, поднялся из кресла. Без традиционной бороды мудреца, в ковбойской шляпе – и все же это был он, его приятель Джонс. Джонс-который-всегда-знал-что-делать.


17.  Выбор маршрутов для гостя


- Привет великим строителям! Покорителям пустынь! Джонс!
- Ты быстро добрался. Я думал, что заблудишься, и придется искать тебя по всей стране.
- А я и не рассчитывал, что ты будешь дожидаться меня здесь. Здорово! Не придется хотя бы по стройкам тебя разыскивать.
- Давай чемодан, пойдем в наши апартаменты. Что у тебя там звякает? Маленькие слабости в большой упаковке? Да, Дэни, ты без этого совсем не можешь… – Джонс улыбался, он был счастлив.
- Не шей мне саван раньше времени. Это всего лишь сувенирный набор, для тебя, между прочим. Другу в подарок нужно везти то, чего у него нет.

Они поднялись на третий этаж. Джонс занимал свой обычный начальственный номер. Небольшая гостиная с балконом, на котором стояло и висело много всяческих растений в ярко раскрашенных  горшках. Мини-сад. Дэниэл огляделся.  Дизайн конечно средний, можно сказать, его и вовсе нет. Простота варваров. Но вполне комфортно. Плетеная мебель создает свой южный колорит.
- В вашей пустыне душ работает? Я уже покрылся пылью всех прошедших на этой земле тысячелетий. Или здесь положено пыль стряхивать по мере накопления?
- Да, давай чисти перышки, я пока ужин закажу. В ванную – шагай через спальню.  А потом займемся планами, что тебе тут показать в первую очередь.
- Злачные места.
- Дэни, не спеши. Я тут однажды побывал в полиции, и очень тебе советую ночевать у меня, здесь в гостинице или дома в поселке, еще доберемся туда. А ночевки в тюрьме тебе не понравятся. Оттуда можно и не выйти.
- И за что тебя сцапали? Ты же здесь герой, твои портреты должны висеть на каждом доме этого города.
- Вот про портреты не надо. Тут висят, но не мои. Потом расскажу, вобщем просто нелепость. Ничего особенного. Но пока я доказывал, что я английский строитель, а не американский шпион и не белый верблюд, два дня сидел в подземелье. И потом, это для тебя я может и герой. А для местных мы тут как зеленые человечки из летающей тарелки. Они не понимают, что мы тут делаем. Когда к ним приезжают выкачивать нефть и доллары платят, это им понятно. А когда морскую воду в пустыню ведут, это кажется подозрительным. И денег не платят, и еще работать ведь надо, землю осваивать. Вобщем, будут тут жить у меня на канале американские пенсионеры. Мне так кажется. И то – только самые большие чудаки из них.
- Ладно, счас мне все обрисуешь. Полчаса, и я весь твой. Буду слушать до утра. – Дэниэл махнул полотенцем и исчез за дверью.

Джонс позвонил в ресторан. Заказ привезли быстро, Дэни все еще был в душе.  Когда он наконец появился, стол в гостиной выглядел уже вполне по-восточному.
- Мы будем есть это неделю? Выглядит красиво. Джонс, я понял. Ты тут так одичал, что со скуки занялся изучением декоративной сервировки.
- Не умничай. Это не я, поваренок тут похозяйничал. Садись и откушай нашу восточную кухню. А ты почти семейный человек, мог бы уже и привыкнуть к накрытому специально для тебя столу.
- Это ты так тонко спрашиваешь, почему я один заявился?
- Ну вобщем…
- Извини, я не готов ответить.
- Не мое дело, просто я ждал вас двоих, и собирался после встречи уехать на день обратно, потом уже экскурсии начать. Но видимо, планы меняются?
- Ага, меняются. Акклиматизация отменяется, поскольку девушки отсутствуют. А я старый морской волк, мне не страшно. Можно хоть завтра грузить  меня на верблюда поперек седла и галопом по пескам.
- Верблюд – это тебе обязательно? Помнишь мы в Галашилсе козла поймали, какой он был вонючий? Эти твари точно такие же. Даже похуже.
- Ну так, хотя бы ради хорошего портрета… Обязательно. Не уеду обратно без верблюда. Хочу покачаться на корабле пустыни.
- Ладно, учту. Будет тебе корабль, но попозже, не завтра.
- Отлично. Именно так надо встречать старых друзей – выполнять все их прихоти, показывать самые чудесные места. Раз ты не забыл, что значит быть джентльменом, я позволю себе достать из баула шотландский сувенир. Номер один.

Дэниэл достал виски, сел за стол. И беседа продолжилась уже в застольном стиле, с тостами и воспоминаниями о студенческих шалостях. Потом они решили, что начнут завтра с небольшой экскурсии по городу,  затем по дороге к поселку Джонс покажет свой излюбленный пляж. Вечером прокатятся до стройки. После Джонс даст Дэни пару дней для самостоятельных полетов. Старенький заслуженный джип уже дожидался его в поселке. И через два дня, когда Джонс сможет оставить свои срочные дела на заместителя, они вдвоем поедут в пустыню. Дня на три, только два старых друга и барханы. Джонс еще думал, как показать приятелю столицу. Но Дэни отказался наотрез, сказал, что смотреть там ничего не хочет. И вообще, он уже видел кое-что из окна автобуса, и с него хватит этих восточных городов.
- Про ваших финикийцев я лучше книжку почитаю, а базары у вас и тут наверное такие же точно. Куплю себе тапочки в стиле Алладина  и саблю как у его джина. И пару горшков с чеканкой, а то никто не поверит, что я здесь был. Хорошо бы в пустыне найти итальянский танк. Ты видел здесь танки?
- Нет, может они и валяются где-то, но далеко отсюда. Здесь войны не было тогда. Во всяком случае без танков обошлось. И пушки Наполеона тоже не видел, он в Египте воевал. Здесь не Египет, это Магриб. Вот что… Возможно, мы сможем попасть на музыкальный фестиваль. Он дней через десять должен начаться. Там можно много неожиданного услышать и увидеть, у них праздники очень красочные. Ехать далековато, но посильно. Посмотрим, сначала надо тебя живым вернуть из пустыни. Надеюсь, что у меня получится.
- Джонс, я надеюсь, что ты шутишь. Что там может случиться? Это все страшилки для туристов, брось. Или там уже завелись пираты? Караулят прохожих? Мы же не собираемся с караваном два месяца путешествовать.
- Видишь ли, большой опасности нет. Но все же я не бедуин, чтобы все предусмотреть. И если что случится, это будет на моей совести. А проводников я не хочу брать. Местность я немного знаю,  хотя сам очень глубоко в пески не забирался. Ладно, так даже интересней будет. И сам посмотрю, куда приведут нас наши планы. Ты же понимаешь,  я пытаюсь совместить экскурсию с разведкой. Поведу тебя туда, где мы будем строить через два-три года. Карты изучал, снимки. Там есть свои проблемы, лучше их знать заранее.
- Так может ты экспедицию сразу снарядишь?
- Нет, пока рано. Сейчас хватит и разведки.
- Понятно. Ну и славно.

Дэниэл заметил, что Джонс еле сдерживается от зевоты. Да, дорогой, ты сам дремал целый день по дороге. Пора бы друга отпустить на отдых. Так два приятеля из Шотландии, можно сказать английские джентльмены, закончили восточный ужин в небольшом африканском городе. И  вскоре уснули в мотеле американского типа, построенном на деньги арабского шейха и русского космического агентства по плану австрийского архитектора. 


18. От автора


И все же меня мучает вопрос – зачем я этим занимаюсь до сих пор? Почему не бросила давным-давно? То есть зачем пишу? Наблюдения графомана над собственной страстью.
Я изрядно застряла, почти два месяца не могла продолжать. И сейчас не закончена часть 15, а слова от автора не терпят очутиться на листочке. Прочитала интересную статью о графоманах. И конечно, нашла там собственный портрет, и не один. Вот так, в разных ракурсах. О самой большой беде литературы – когда графомана трудно отличить от среднего неплохого писателя. Я все еще уверена, что могу закончить это произведение. И может быть, совсем не хуже многих. Остался вопрос – а надо ли и зачем?
Причина первая – из принципа. Раз уж взялась, так надо доделать. Но это нехороший принцип, я думаю. Иногда лучше отказаться.
Причина вторая, которая по существу была главной, чтобы начать. Это попытка привести в порядок мозг. Проверочка такая, как кора функционирует. Поскольку у меня были сомнения на этот счет, решила на практике проверить. Эта причина уже отпала. Я проверила, убедилась, что более или менее все ок. Не хуже прежнего. И даже уже отзывы получила от ближайших родственников, вполне неплохие.
Причина третья – а почему бы и нет? У людей есть потребность читать. Есть потребность в иллюзиях. Не все же время книжки по физике или информатике писать. Просто раньше я об этой деятельности не думала и себя тут не видела. Но я уже несколько раз в жизни меняла род занятий. Это занятие не хуже других. И очень многие люди в этой сфере существуют. Хотя рассчитывать, что эта профессия сможет меня прокормить, было бы глупостью. Конечно каждый начинающий и не очень автор такие мысли пропускает через себя. Но лучше их сразу отогнать подальше, чтобы меня не подозревали в идиотизме хотя бы. Этот шоу-бизнес не для нас.
Причина четвертая. Как бы так сказать, и честно, и чтобы свое достоинство  не уронить. Уж больно глупо поначалу эта причина выглядит. Желание  известности, признания или славы. Тут надо разобраться. Мне кажется, что для меня это не существенно и даже не существует. Но правда ли это? Я  не знаю, а врать не хочу. Это причина сильная, и именно благодаря ей появились многие знаменитые и самые лучшие писатели. Может, не так уж и глупо выглядит?  Что это такое на самом деле – желание признания? Славу и известность оставим пока, это такая степень признания. Как степень ордена бывает, первая, вторая, третья. Получить признание в глазах одного читателя, двух, трех. Дальше – как у одного дикого племени – можно говорить – «много». Я вспоминаю образ писателя, который в литературе появляется иногда. Почему-то вижу брюзгу, всем недовольного, все ругающего. Непрерывно критикующего все на свете, а особенно других писателей. Может, это вопрос самооценки? Как-то это по детски… Или особой чувствительности к тексту? Само занятие требует повышенной чувствительности, и она тренируется, возникает. А куда деваться. Я стала довольно хорошо видеть в чужих текстах, когда писатель с явной натяжкой использует метафоры, украшалочки. Выворачивает язык, оригинальничает. Ужас.  Хотя многим нравится именно это. В современных книжках иногда и содержанием является игра со словами. Иногда это филология, иногда явно связано именно с самооценкой. Компенсация за счет читателя. Я раньше честно думала, что такого рода движки могут быть лишь у начинающих неумех. Но нет, все по тем же законам  одаренности. Даже у самых лучших столько бывает сомнений в себе… Поди разбери, у кого там компенсация, у кого новое и неизведанное. Послушайте, что Смоктуновский о себе говорит, лучший из актеров. Как он сомневался в себе, не передать…
Что-то я увлеклась психологией. Но в том и трудность, чтобы отделить психологию от филологии. Не злоупотреблять компенсациями собственных недостатков. Все иногда хотят быть хорошими, славными такими. И мне тоже хочется. Быть хорошей, хотя бы для кого-то. Не для всех. Поэтому постараюсь оставить всякие сомнения. И рассуждения насчет того, что эта книжка может дать читателю.  А это уже следующий пункт, пятый. Причина поделиться чем-то важным. Не знаю, есть ли у меня в запасе нечто важное. Не уверена. По существу, ничего нового в этом мире не существует. Пусть он или она (читатель и читательница) самостоятельно  решают. Тот, кому не понравилось общаться со мной, давно уже закрыл файл и забыл о его существовании. А кому понравилось – к тем я отношусь с любовью и уважением и радуюсь их терпению и интересу.
Есть пожалуй еще одно. Пункт шесть. Воспитание моего характера. Как-то за всю жизнь некогда было этим заняться. Конечно, поздновато я об этом задумалась, но лучше поздно, чем никогда. Доделать хотя бы одно конкретное и осязаемое дело. К сожалению, все мои дела не отличались осязаемой формой, хотя тоже были важными и полезными. Наверное были. Не знаю.
И еще, последнее. Получается уже восьмая причина. Меня все время преследует образ, который изредка встречается в жизни. По рассказам знакомых тетушек, жалующихся на бывших мужей, например. Это образ такого непрактичного неудачника, который в конце концов начинает прятать свое неумение жить, свой эгоизм и безразличие к миру и к близким, свою лень за ширмой. И такой ширмой часто становится писание каких-то непонятных трудов, и художественных в том числе. Ой, как же я боюсь такого вот исхода. Отбиваюсь от этого образа как могу. Изо всех сил. Придется очень постараться, чтобы не попасть в эту армию.  Избавиться от этого образа можно только одним способом. Закончить книгу, и сделать ее неплохой. Слишком высоких планок я не хочу себе ставить, это очень отвлекает от самого процесса.
Конечно, все эти рассуждения о причинах пребанальнейшие. Но это простые вопросы. Так часто бывает, что, не решив простые вопросы в начале пути, потом очень легко путаешься в сложных.


19.  В поселке


Двое молодых мужчин медленно спускались с обрыва к песчаному пляжу.  Ободранный запыленный джип остался стоять у дороги. На заднем сиденье сложены чемоданы, тоже изрядно запыленные. Дэниэлу надоело аккуратно держаться за колючки. Он прыжками преодолел крутой откос. Но поранил ногу о какую-то деревяшку. Не сильно, хотя кровь потекла. Собственно, в море он и не собирался. Не так уж жарко. Зимняя африканская погода бывает разной, и вот такой тоже. В волне он не очень любил плавать. Джонс, напротив,  сразу разделся и шагнул в воду. Быстрыми размашистыми движениями прямо от берега в океан, и его почти не видно. Дэни сразу вспомнил, что и в Эдинбурге мистер Джонс плавал все лето, и весну, и осень, почти не обращая внимания на погоду. Такого не напугаешь этой ненастоящей зимой. Из-за гребешков волн изредка появлялась его голова.
Дэниэл дожидался приятеля, до его возвращения не хотел промывать рану.  Кто знает эти южные моря, вдруг на запах крови примчится стая акул. Он сидел на песке, выбирал мелкие ракушки и кидал в ближайшую кучу водорослей, выброшенных высоко на берег штормом. В этой куче копошились мелкие крабики, выгребали оттуда невидимую пищу своими маленькими клешнями. От падающей рядом ракушки они смешно разбегались в стороны. Но тут же снова возвращались. Дэни размышлял, что же красивей и важнее – построенные людьми города и чудеса техники или вот эта непритязательная природа. Белый пляж, зеленые волны, живописный обрыв. Чайки и их безумные вопли. Надо же, и здесь эти птицы. Они наверное и в Антарктиде живут.
Города исчезают быстрее, как показывает опыт. А во времена финикийцев крабы точно так же копались в водорослях. Красота, зачем она нужна, если среди красоты живут люди, недостойные этой красоты? Все должно быть гармонично, равномерно.  Он спросил  выходящего из моря Джонса:
- Скажи, дорогой, на твоей стройке все люди достойны той красоты, среди которой живут?
- Прости? Ты о чем? – Джонс дышал ровно, но он явно устал.
- Да так, ни о чем. Задумался. Лучше пойду заживлять раны целебной морской водой.

Дэни оценил пляж, выбранный Джонсом для своих купаний. Он был как будто окружен берегами с двух сторон, не выглядел бесконечным, как на других участках побережья. Два мыса слева и справа создавали закрытое пространство. Может, это напоминало Джонсу шотландские изрезанные скалами берега? Наверное.
Уже в машине Джонс снова спросил:
- Так что ты там про красоту говорил?
- Я говорю, что в мире все неравномерно. Мы строим дома, небоскребы, корабли, я вот доки строю. А человек сам не дотягивает до тех идеалов, которые возводит.
- Человек все же не машина.
- Дело в качестве, в совершенстве. Люди сами чем больше стремятся к совершенству, тем глубже закапываются в какую-то ахинею. А те, кто и не думает об этом, а просто строит… Они совершенны или нет? То есть если точно сформулировать… Равен ли человек своему творению?
- Ну знаешь… я  за рулем на такие вопросы не могу отвечать. Уносит тебя. Погоди. Мы почти приехали.
- Иногда мне кажется, что человек, как виноградинка. Сначала вполне целый, красивый и здоровый. Потом его давить начинают, заставляют киснуть, в бочки запихивают. Получается вроде прекрасный напиток в результате. А я не хочу в стакан, я хочу обратно – на солнышко, на веточку, в свой виноградник.
- Ладно, философ. Вот видишь уже поселок? Это наш. Сейчас покажу тебе средство свободного передвижения, еще в полицию успеем сегодня заехать, тебя надо здесь отметить.
- Да? Я и забыл совсем про формальности. Надо же, расслабился тут у тебя, как в гостях.

Они подъехали к дому. Автомобиль, приготовленный для Дэни, выглядел не так заслуженно, как авто Джонса. Даже местами еще поблескивал. Они занесли в квартиру чемоданы и отправились в полицию уже на разных машинах. Процедура не заняла много времени. Дежурный даже сам заполнил бланки, что было проявлением очень большого дружелюбия и уважения.
Дальше все шло по плану. Дэни два дня катался по окрестностям, особо не доставал Джонса разговорами. Так, болтал всякую чепуху и смотрел по сторонам. Как будто впитывал в себя это пространство. Эту жизнь, эти звуки вокруг. Он много раз прокатился вдоль канала, со всех сторон рассмотрел. Даже проплыл вместе с грузчиками на лодке, если это сооружение можно так назвать. Ощущение было странное. Грохот, как в машинном отделении. Шум мотора многократно усиливался отражением звука. Лодочники не обращали на это внимания.
Однажды утром он ехал вдоль канала, и увидел ребятишек. Они махали ему руками, кричали. Трое детей, лет по десять, показали ему женщину, лежащую на земле. Она была без сознания. Он спросил детей, что случилось. Но они толком ничего не могли объяснить. Кричали про какую-то черепаху с синей головой. Рядом с женщиной сидел малыш двух лет и гладил ее по волосам. Кувшин с водой упал. Дэни взял воды из кувшина, плеснул ей на лицо. Но это не помогло. Тогда он поднял ее, положил на заднее сиденье. Впереди усадил рядом с собой одного из мальчишек, вручил ему мелкого. И помчался в поселок. Притормозил возле ресторана, спросил, где тут больница. Из зала  вышел мужчина, Дэни попросил его показать дорогу. Мужчина не спеша сел впереди, взяв ребенка с малышом на руки. Оказалось, что больница буквально за поворотом. Дэни не стал ничего объяснять докторам, положил женщину на лавку в холле. И ушел, оставив аборигенов допрашивать мальчика.


20.  Звонок Анны


- Джонс? Привет! Как у вас дела на стройке? Славно… У меня к тебе серьезное дело. Боюсь, мне понадобится твоя помощь. Скажи пожалуйста, на самый крайний случай, тебя сможет кто-нибудь заменить примерно на неделю? Это очень важно для проекта. Личное? Нет, что ты… Совсем не личное. Совершенно общественное! Точнее даже, производственное. Да. Я сейчас не могу объяснить подробности. Не хочу по телефону. Приеду, все расскажу подробно. Могу сказать одно – нам нужно будет вместе лететь в один чудный город. Тебе надо рассказать о том, как идут дела. Лучше тебя никто не расскажет. И очень хорошо, если будет иллюстративный материал, нечто вроде презентации. Фотографии, чертежи. Я тебе пришлю сегодня свою старую презентацию, добавь туда фоток немного. Этого хватит. Нет, не нужно. Это всего для одного человека, так что будет достаточно. У тебя еще десять дней, раньше я сама не смогу. Да, до встречи.

Джонс молча смотрел на стену, пытаясь осознать услышанное. Конечно, он найдет себе замену. Он не мог ответить отказом Анне-Луизе. Хотя совсем не любил никакие публичные мероприятия. Просто терпеть не мог.  Тем более ни за что не уехал бы даже на день от стройки, что бы ни случилось. Он был так поглощен своими делами здесь, что не мог представить себе даже короткую отлучку. Даже небольшую поездку с Дэниэлом в пески он выкроил с большим трудом среди массы всяких повседневных дел.
Анна звонила в первый раз после своего отъезда. Этот звонок так взволновал Джонса, что он с трудом вспоминал, что именно он сам говорил и спрашивал. И еще эта вчерашняя история с Дэни. Ему почти сразу после происшествия позвонили.  Рассказали, как его друг героически спас невестку местного начальника полиции от злого духа с синей головой. Когда женщина очнулась от обморока, она рассказала, что видела в канале злого духа в виде черепахи. И голова этого непонятно откуда взявшегося животного светилась ярко-синим цветом.
В канал и раньше конечно попадали мелкие рыбешки или всякая живность, но редко. И проблемы с этим не было. Но берберы очень любили сказки и выдумывали шут знает что. Джонс досадовал. Похоже, что появление Дэниэла в нужный момент именно в этом месте спасло репутацию строителей. Иначе нас тут всех скоро станут принимать за злых духов.
Он завершил более или менее свои дела перед походом. И этот вечер выкроил, чтобы собрать вещи, еще раз все продумать, распечатать карты, проверить навигатор. Оставил массу поручений по объектам для Наджи. В этом человеке он уже не сомневался, мог спокойно оставить некоторые дела на него. Скоро придется встречать две бригады русских строителей. Наджи взялся подготовить для них место,  встретить и привезти людей. К началу работ на новых участках Джонс уже вернется.
Дэниэл приехал поздно, когда Джонс уже упаковывал палатки, спальники и прочие важные вещи.
- Продукты купил?
- Да, капитан! Все по твоему списку. Хотя на рынке мне пришлось непросто, кажется, все торговцы здесь уже перестали меня уважать совсем.
- Что, торговаться не умеешь?
- Не знал, что так трудно привыкнуть. Это очень специфическая местная черта. Я же человек из супермаркета, мне этот навык придется приобретать долгие годы.
- Чепуха. Во-первых, они не все торгуются. Во-вторых, стоит пару раз попробовать, и тебе очень понравится! А за уважение не переживай. Слава о великом герое сегодня разошлась по всему поселку.
- Ты о чем?
- А кто спасает прекрасных женщин от мистических ужасных духов? Я? Нет. Я никого не спасал тут ни разу за несколько лет. Но вот приехал славный рыцарь. Теперь тебе не то что на рынке будут скидку делать с радостью, но и предложат всех лучших невест на выбор.
- Каких еще невест? Ты про эту даму, что упала у канала? Значит, очухалась?
- Да, с ней все нормально. Благодарна тебе без меры. Страхов натерпелась, а так… Зато теперь у нас есть своя Несси. Живет прямо в канале. Как бы лодочники мои не разбежались из-за чудища.
- Я уж думал, там что-то серьезное. Хорошо, когда болезни так быстро кончаются. Было бы жаль, дама действительно симпатичная. А что за чудище? Мальчишки говорили про черепаху, но я ничего не понял.
- У местных берберов множество сказок. Мне иногда кажется, что они соревнуются между собой, кто лучше небылицу сочинит или хотя бы перескажет. Мне рассказывал Алессандро, итальянец. Он давно здесь и хорошо знает их привычки и обычаи. Так вот, черепаха – это не просто черепаха, а злой дух. Девушка говорила, что она была очень большая, вроде морской. Именно морская, потому что плавала в канале. Но не обычная зверюга. Даже если предположить, что такая тварь могла туда попасть как-то. А эта была с синей головой, а значит, принесла дурную весть. Или чью-то душу забрать хочет. Или там что-то еще, в нюансах я сам не разбираюсь.
- Как все сложно, надо же… Неожиданные повороты моих африканских приключений. В чем-то ты прав, я к себе такие вещи притягиваю, как магнитом. Правда, рыцарем пока не приходилось работать. Ладно, это все интересно, но лучше я помогу тебе собраться.
- Да, это кстати. Вон там холодильник синий, коробку найди на балконе. Синяя пластиковая. Уложи пожалуйста туда продукты, всё, чем ты будешь меня кормить в песках.
- Я? Кормить? Джонс, ты сегодня в ударе, то рыцарем, то кормящей мамой меня называет…
- Нормальное распределение обязанностей. Раз я  - капитан, то тебе быть поваренком.

Дэни поворчал еще немного и занялся приготовлениями и сборами. Они решили выезжать завтра не слишком рано. Дэни любил поспать с утра, и разбудить его стоило Джонсу немалых трудов. А Джонс хотел успеть до отъезда заняться презентацией для Анны-Луизы. Хотя бы что-то успеть выбрать. И в пустыне будет о чем думать.


21. Лодочники


Лодочники  уже загрузили все заказанные продукты в кузов. Обычное утро обычного дня. Осталось заехать за хлебом. Карим остановил небольшой грузовик возле кафе  и отправился за коробками со свежими булками. Тут он и услышал историю про черепаху.  Один из посетителей кафе был очень взволнован этим событием и вспоминал все случаи, о которых он когда-либо слышал. Про посещения злого духа. И на Карима он смотрел, как на человека, считай, пропащего теперь.
Вернувшись в кабину, Карим со смехом рассказал эту историю Джафалю. Они оба долго смеялись. Решили, что никому в поселке не будут рассказывать про то, как на днях они подписывали причалы. Небольшие дощатые устройства внутри бетонной коробки появились не только возле домика смотрителя. Рядом с ним было еще два, там совсем недавно поселились в трейлерах две американские пожилые пары. И по правому берегу канала тоже выстроили парочку причалов. На правом берегу разрешили строить дома бывшим беженцам. Им даже сразу оформили нормальные документы, чего не могли сделать несколько лет.
Чтобы не запутаться, где и что надо выгружать, Джафаль нарисовал на бетонной стене красивые арабские буквы. Причем синей краской, цвета индиго. Кроме змей, они не встречали в воде никаких животных. А полупустую банку с краской выбросили там же, возле канала, на песок. Змеи иногда сами сваливались в воду с парапета. Иногда ребятишки закидывали внутрь уже мертвую змею. Так что ни у одного из молодых лодочников не было сомнений, что появление злого духа было просто чьей-то шуткой.
Лодочники подъехали к первой станции, перенесли все коробки в лодку. Сели покурить на причал. Внутри под крышей теперь слышно негромкое урчание опреснителей. Они были очень далеко, но акустика аккуратно перемещала этот звук сюда, к началу солнечной реки. Несколько новых опреснителей подключили недавно. Карим видел, как смотритель разворачивал огромный моток шланга по первому полю. Шланги с дырочками соединялись и получалась сетка, покрывающая обширное пространство. В поселке по другому поливали землю, из движущихся по кругу металлических разбрызгивателей. Получались большие зеленые круги, словно нарисованные на желтом песке.
Африканцы на правом берегу канала тоже стали раскладывать по земле шланги. Они еще не построили свои дома, так, лачуги собрали из остатков цивилизации. Но уже выращивали зелень. Им было чуть трудней, чем американцам. С этой стороны канала ничто не закрывало их от песков. Карим говорил Джафалю, что никогда не будет заниматься земледельчеством. Ему предлагали, и даже местные власти обещали дом построить. Но он боялся песков и не любил их. Лучше жить в городе. Он мечтал туда уехать. Здесь на канале было вполне сносно, работы не много и зарплата почти как у нефтяников. Но чем дальше продвигались строители, тем больше приходилось бегать с коробками. Носиться со списками по лавкам и рынкам. Как ему сказали, скоро строителей станет в два раза больше. И пока что никто не собирался нанимать еще лодочников.
Пора было искать что-то другое. Сидеть на шее у родителей уже не хотелось.


22. Тишина песков


Когда друзья проезжали через старое русло реки, Джонс остановился. Вышел с картой, и с полчаса бродил по округе, выбирая точку повыше. Дэни тоже прогулялся немного, но ничего интересного не обнаружил, кроме парочки ящериц. Вернувшись, Джонс объяснил, что в этом месте канал будут разделять на три рукава. Внизу есть небольшие объемы пресной воды. Добывать ее здесь нерентабельно, а канал может продавить почву, своим весом. И стройка подойдет сюда довольно скоро, через пару месяцев. Траектория канала выбиралась очень тщательно, чтобы было как можно меньше перепадов высоты. Шлюзы придется делать все равно, но существенно дальше. А здесь Джонс очень хотел обойтись без постройки специальных устройств. Он давно планировал положить два рукава в виде труб, и только один оставить открытый. Для одного рукава есть ровный участок, а в трубы можно будет насосы поставить.
Дэниэл спросил:
- А баобабы здесь вырастут? Хочется оставить память о себе. Представь, будут тебя внуки спрашивать – дедушка, а какое дерево ты посадил? Тут ведь не совсем пустыня, раз внизу вода?
-  Не знаю, наверное вырастут. Но придется подождать лет пятьсот, или хотя бы триста, пока он станет похож на баобаб. Дэни, меня как-то это не волнует. А если хочешь, приезжай специально и сажай. Мне тут как раз какая-то девица написала, хочет к нам в озеленители. Я ее отослал в бюро непосредственно, мы сами этим не занимаемся. Вот тебе и компания будет.
- Ну нет, в грядках копаться… Я хочу красиво, посадил одно деревце, поставил табличку. Потом приехал проверить результат поближе к пенсии.
- Когда сюда набегут озеленители, я тебе обязательно сообщу. И тебя как почетного первого туриста этих мест пригласят персонально. Кстати, хорошая мысль. Надо будет всех туристов на них скинуть, пусть катают.
- Так что, табличку можно будет организовать?
- Хоть десять табличек. Только их местные растащат, они любят всякую иностранную фигню. Ставь сразу памятник, чтобы никто не унес. Главное, чтоб почитатели не затоптали твое дерево.
- Джонс, ты не понимаешь… Это не мания величия. Просто так может показаться, если невооруженным глазом. В этом действе есть глубокий смысл. Представляешь, я начал ставить табличку со своей фамилией на доке перед сдачей. И работа иначе пошла. Это как знак – я тут отвечаю за все. Ты начальник, должен понимать важность ритуала. Не просто название компании, торговый знак или еще какую безликую чепуху, а фамилию. С баобабом я пошутил. Это твоя вотчина, тебе и сажать баобабы с табличками.
- Интересно. Но на киловаттах табличку не повесишь. Мне бы давно пора полностью переключиться с этого супербассейна на электричество. Поехали, а то как бы не поставили для нас с тобой другую табличку на этом месте, на могилках. Пора уже искать место для ночевки.

Они немного не доехали до барханов. Дэни осваивал пустырь. Он собрал палатку и таскал ее с места на место. Выбирал наиболее изящный вид из окна, точнее, из дверей. Гладкая коричневая поверхность глины с трещинками была одинаковой на двести метров в любую сторону. Но совершенно сухие с виду кусты создавали пейзаж в японском стиле.
- Джонс, оцени мою икебану. Садись сюда и любуйся.
- ?? – вопросительный взгляд Джонса ничуть не охладил пыл Дэниэла. – Дизайнер жжет. Дэни, давай-ка поближе к ужину. Это просто, собираешь вот эти баобабы, которые посуше, траву, вон видишь клочья валяются. На растопку. Бензином я не хочу костер разжигать, потом еда вся пахнет.
- Дорогой, ты это кому даешь советы? Скауту высшего разряда? Какой бензин? Какая трава? Ваши баобабы тушить надо заранее. Водой поливать перед костром, чтоб не полыхали. Я могу разжечь костер посреди самого мокрого болота зимой. Лучше сиди, отдыхай, любуйся пейзажем, или собирай камни. Ты такой нервный стал, тебе точно надо помедитировать немножко. А об ужине не беспокойся.
- Я не знаю. – Джонс пожал плечами. - Ничего не зажигал, кроме электроплиты. Я тут наблюдатель. А камни зачем?
- Стоунхендж строить. Мини-стоун, японско-шотландский садик.

Джонс ничего не сказал, забрался в палатку и задремал. К ребячеству приятеля он давно привык. Обычно было весело. Но сейчас это его слегка раздражало. Может Дэни прав, насчет нервов? Джонс открыл один глаз, посмотрел этим глазом на картинку в открытом проеме. Пустыня стала красной в предзакатном освещении. Потом посмотрел вторым глазом. Вид действительно был симпатичный. Вдали изящный изгиб барханов напоминал неровную синусоиду.   В мозгу сразу появилась картинка – бульдозеры, разгребающие бархан, экскаваторы, выгребающие песок из канала. Но песок снова насыпался в выкопанный ров. И все приходилось начинать сначала. Джонс заснул.
Дэни ушел, долго возился с прутьями, коробками, мисками. Поставил треножник с котелком над костром. Вымыл помидоры, содрал кожицу с лука. Вытер нож и стал вырезать рожицу на яблоке. Рожа получилась страшная, с зубами и оттопыренными ушами. Принялся за изготовление бутербродов и супчика. К тому времени, как у него все было готово, уши на яблоке слегка завяли и загнулись, скрутились в трубочку.
Пока он возился у костра, совсем стемнело. Темнота была черной и густой, как тушь на ватмане. Особенно если ее разлить. И огорчала, будто ее пролили на готовый чертеж. Дэни отвел руку за спину и посмотрел на нее. Ничего не было видно, рука будто растворилась в черноте. И  в тишине. Единственным звуком, который вдруг стал очень громким, было потрескивание сучьев в костре. И еще, очень тонкий, еле слышный непонятный звук со стороны барханов. Похоже на волчий вой, но звук явно не живой.
Джонс крепко спал, но проснулся сразу, как только Дэни начал стучать ложкой по металлическим мискам, пытаясь разогнать эту тишину.


23.  Планы Дэниэла


Дэни наконец признался Джонсу, что собирается в дальние края на очередную стройку века. В Австралии, недалеко от Сиднея, строят новый порт. И он подал заявку в своей компании. Разрешение получил, но поездка состоится еще не скоро. Доки собирают в порту чуть не в последнюю очередь. Из-за таких планов и с невестой рассорился. У него был выбор – Австралия или Гоа в Индии. Там тоже предлагали работу. Но не так интересно, ремонт старых доков в порту Мармагао. Дэни смеялся, но было заметно, что это серьезная проблема для него.

- Меня погубит узкая специализация. Может, пора специальность менять? А подруга не хочет из Лондона никуда уезжать.
- Так и пусть остается. Ты надолго собираешься?
- Там года три придется пробыть. Сам док около полугода строить, не больше, но потом по договору еще местных обучать. Бетоны, металлы, вобщем, у доски с указкой. Так долго - это все равно что расстаться совсем.
- Чушь. Сейчас это очень модно, муж в одном городе живет, жена в другом.
- Это не модно, Джонс. Это жизнь так изменилась. Но в этом нет никакого смысла. И мою подругу это совершенно не устраивает. – Дэни прилег головой на рюкзак, положил ногу на ногу и водил носком ботинка по небу, очерчивая свои новые созвездия. - Я попробую объяснить. Эта девушка – как стеклянный шар. Есть такие игрушки, волшебные, красивые. Но очень маленькие, мир в миниатюре. И я все время до сих пор был внутри. Но стоит однажды отойти подальше… Сразу понимаешь, каким маленьким был этот мир. Её мир. В ней много домашнего, уютного. Я не знаю, может так и надо. Но мне стало тесно, очень. Как будто протрезвел. Она ничего не хочет знать про новые места, про наши великие стройки. А кем я стану рядом? Обычным клерком в обычной конторе. Скучная запрограммированная жизнь. Ей нужны ее подруги, ее магазины, ее музеи, галереи, клубы. И я бы наверное еще долго в эти игры играл, но вдруг стал чувствовать, когда она врет. Не хитрит, не изменяет мне, но что-то такое… Это как детектор лжи. Знаешь, я просто чувствую по её коже, врет она или нет. Она и сама не знает, правду ли сказала. А я знаю, причем не ошибался ни разу. Проверял специально. Трудно объяснить, кожа становится другой, как будто съеживается. И больше никак не увидишь.
- Не верится. Давай на мне проверим.
- Джонс, ты думаешь, я буду с тобой обниматься и в лобик тебя целовать? Или еще куда? Можешь считать меня вруном. – Дэни съежился и замолчал.
- Экстрасенс из шарика. Не расстраивайся. Всё нормально. Про шарик – это хорошее сравнение. А когда выходишь наружу, значит, расширение сознания случилось. Это же праздник. Победа разума. Я знаю, что неуютно, сам такое проходил. И всё-таки ты будь осторожней с этими фокусами. Мне говоришь, что я нервный. – Джонс усмехнулся. – А сам…
- Я не нервный, я чувствительный. Ничего плохого в этом нет.
- Надо тебя в море окунать каждый день, быстро всю свою чувствительность растеряешь. Или работой загрузить, чтобы вздохнуть некогда было.
- Ну, знаешь… Трудоголиком я всегда успею стать. Пока не хочется.
- А пока предпочитаешь быть алкоголиком. Понятно.
- Это ты зря. У меня строгий расчёт.
- Я помню твой расчёт. Так расшатывается нервная система. Они же, клеточки, истончаются от такого обращения. Это мне мама всегда говорила. Отсюда и чувствительность. Дэни, ты не был такой кисейной барышней никогда раньше.
- Я подумаю над твоим предложением. Про море и каждый день. А сейчас спать пора. Мне завтра еще строить. Я не шучу про мини-стоун. Здесь можно сделать красивое фото.
- Да? А кто будет спать до обеда? И интересно, куда же мы успеем доехать, если назавтра такие великие планы?
- Да вот же она, пустыня! Рукой подать. Барханы есть. Нужно что-то еще? – Дэни махнул рукой и ушел в палатку.
Теперь Джонс понял, что поход у них будет необычный. Его друг хоть и проснулся утром не так поздно, но и в самом деле пошел собирать камни по всей округе. Он осматривал их тщательно и выбирал только самые подходящие. Складывал их с очень серьёзным видом. Постукивал, сбивая лишнее с поверхности камня. Порода мягкая, легко поддавалась. Получилось очень похоже. Как  солнечный луч будет проходить на рассвете, они точно не знали. С рассветом проснуться не удалось. Пришлось ставить на глазок, прикинув время, расстояние от экватора, и четыре месяца до дня солнцестояния. И главное, конструкция казалась прочной, как будто обточенные глыбы и в самом деле простояли века. Но чтобы не вводить в заблуждение нечаянных зрителей, Джонс настоял, чтобы Дэниэл встал рядом со своим произведением. Новый Стоунхендж был ему по колено. Что и было зафиксировано документально.
Джонс сделал много фотографий. Его раздражение от непривычного ритма жизни улетучилось. Он успел  приготовить кофе с бутербродами. И теперь смотрел, как Дэни грузит все в полном беспорядке в машину.
- Я ни разу не был в Уилтшире. У нас были свои праздники друидов, местный карнавал.
- Замечательно. Значит, не только ты организовал мне путешествие в Сахару, но и я тебе в Англию.
- За что я очень Вам благодарен, мистер Дэниэл.
- Не стоит благодарности, мистер Джонс.
- Ну что Вы, это так великодушно с Вашей стороны.
- Джонс, хватит придуриваться. Байки про джентльменов будешь рассказывать своим бедуинкам. А у меня все собрано, лагерь свернут и упакован. Каменщик закончил работу и готов к отправке.
- Да, ты мастер упаковки. Все это барахло рассыплется на первом бархане. Лучше отойди в сторонку.

Джонс быстрыми движениями что-то вынул, переложил, пристегнул. И только теперь остался доволен. Они двинулись в путь.
Дэни вел свою машину, смотрел вокруг, и вдруг почувствовал, что все эти пейзажи всего лишь декорация. Декорация к комедии, или драме. Он не желал драмы ни себе, ни другим. Всплыли последние телефонные разговоры перед отъездом. Тогда ему казалось, что поставить точку будет лучше для всех, и чем быстрей, тем легче. Но сейчас стало больно, как будто анестезия перелетов и переездов отошла. Хотелось свернуть все декорации в рулон, поставить в пыльный угол. И вернуться домой.
Тут начались пески. На посторонние мысли времени не осталось, дорога заняла всё внимание.


24.  От автора


if f(12, String 1)=true goto 25

Опять. Снова ничего не могу придумать. Сюжет не клеится. И Джонс этот надоел мне хуже горькой редьки. И начинаю писать шаблонами. И шаблоны столь явные, что я сама это вижу. Я эту редьку вообще не ем. Давно устаревшая крестьянская кухня. Непонятно, как они могли есть такую гадость.
Какой-то он не настоящий, мистер Джонс. Как менеджер. Будет пахать на своем канале, пока не заработает кучу денег или пока все не потеряет. И девушек интересных, и друзей. Расстояние и время забирают друзей навсегда. Они еще вспоминают о тебе первые несколько лет, потом только по праздникам, а потом и вовсе забывают. И никто ему, Джонсу, не интересен, кроме себя самого.
С другой стороны, вся эта суета с друзьями и пирушками тоже быстро надоедает. И кажется, что смысл только в работе. В могучем искусстве, которому посвящаешь жизнь. Становишься мастером. Авторитет в чужих глазах зарабатываешь. И что потом с этим авторитетом делать, тоже не знаешь. Мешает порой, особенно если я сама в него поверю.
А я не знаю, что делать с сюжетом. Может забыть про него? Новый сюжет я все равно не придумаю, все сюжеты придуманы давно. И если кто дочитал до этой страницы мое сочинение, то только за счет стиля. Мне так кажется.  Хорошо, если ошибаюсь.
Почему у меня все герои иностранцы? Боюсь писать про русских. Хотя теперь придется. Что-то проклюнулось в течении событий, они и появятся. Но все своим чередом. Боюсь писать, потому что у нас так все мрачно и убого. Сама не понимаю почему. И события могут быть те же самые, и канал можно строить не в Африке, а на Аральском море. Там можно хоть сто полигонов построить. Но сразу все покрывается мрачной серой пеленой. Про наших сочинять надо очень умело. Я на это не претендую. И снять эту пелену не смогу своими скромными силами.
То есть иностранцы тут явно для красоты. И где красота? Чем можно этого мистера оживить? Конечно он влюблен, хотя сам себе в этом не признается. Впрочем, мне очень сложно тут решить, бывает ли такое. Чтобы мужчина был влюблен и не знал об этом.
Все же я не хочу писать книжку про любовь. Дамские романы я не жалую. Это очень мягко сказано. Я честно прочитала два таких, или три.  По одной из этих трех книжек сняли фильм с хорошей актрисой, но история всё равно дурная. Из этой скромной выборки мне понравился только один, который больше никто не смог похвалить, все ругали. И тот сильно напоминал некий модный в то время бестселлер. Лучше смотреть детские мультики, если время некуда девать. Для интеллекта полезнее. В дамских романах настоящих мужчин не бывает, они все придуманные.
У меня долгое время был большой интерес к мусульманству, с их особым отношением к женщине. Казалось, что это отношение очень трепетное. В самой системе отношений у мусульман заложено мощное охраняющее начало. Но и там много перегибов и доисторической жестокости.
Так что Джонса в мусульманскую систему впутывать не буду, пожалею человека. Он и сам не пойдет. В нем не хватит гибкости, чтобы освоить такой тип отношений, чужой для него, не знакомый.
Может быть я зря приоткрываю свою кухню для читателя? Но это рефлексия, этому стоит поучиться. Остановиться и посмотреть, а что я тут делаю? Зачем трачу время? Я не жалуюсь на трудности, я размышляю. Если кто не знает, это такой способ думать у женщин – в процессе речи. Пока все не скажу, не могу думать как следует. Это у мужчин правило – решите мне задачу, а как Вам было трудно – рассказывайте своей жене. А у нас все по-другому. Рассказываю, рассказываю мужу, как мне уже сейчас трудно, пока он не озвереет или не оглохнет. И когда нужный эффект уже произошел, тогда сразу становится легче. И задача решается. Но почему-то не та, которую я хотела решить. Совсем другая. Вот так.
Углубление в гендерную психологию закончено. Теперь немного о писательстве. И о качестве текста. Я заметила интересную вещь. Если написался кусок текста, которым я сама поначалу любуюсь и очень довольна, – наверняка он написан плохо. И пройдет день-два, я уже не смогу спокойно читать это, придется переделывать или выбрасывать. В этом любовании что-то не то. Механизм заложен непонятный. Какие-то личные пунктики вылезают, которые наоборот нужно прятать.
Я не всё прячу, я наблюдаю дальше. Поскольку с самого начала это эксперимент. Надо мной.


25.  Разведка


Джонс часто останавливался. Забирался на макушку бархана со своим навигатором, сверялся с картой. Что-то рисовал и записывал в блокноте. Дэни сначала просто смотрел на него, вспоминал их игры в каменщиков в университете. Именно сейчас мистер Джонс был очень похож на того предводителя масонов, роль которого он играл в их студенческих шутках. И он сам, и Джонс давно забыли об этом, но строительство маленькой модели Стоунхенджа разбудило эти времена в памяти.
Потом Дэни начал ходить вместе с ним и задавать вопросы. Джонс с удовольствием объяснял, что ему не совсем понятно в планах. Он очень переживал за выбор точки для шлюза. Уровень поверхности в песках постепенно поднимался, дальше шло небольшое нагорье, и потом резкий спуск в долину. Скалы были старые, невысокие, и достаточно ровные. Там был трудный путь, но понятный. А с песками была проблема, то ли два шлюза делать, то ли можно обойтись одним.
Дэниэл тут же начал импровизировать и указывать на барханы, которые следует разровнять. Предложил поставить подушку из песка, на которую потом положить бетонный жёлоб канала. Обычно такие подушки делают для дорог, и выстаиваться они должны как минимум пару лет. Тоже проблема. Слишком долго. И наверное придется все время смачивать песок водой. Джонс сомневался и хотел весь канал здесь запрятать в трубу. Но даже  так оставалась масса вопросов. Они долго спорили и обсуждали разные инженерные решения. Джонс был доволен, так как получил от приятеля массу полезных вариантов и предложений. И одно предложение его очень удивило. Точнее, удивило то, как он сам раньше не догадался. Дэни предложил использовать судостроительный бетон для стен канала в этих сомнительных местах. Доки строятся именно из него для повышенной прочности и лёгкости, так что эта мысль была совершенно естественной для Дэни.
Глаза Джонса заблестели, ему явно пришла хорошая идея в голову. Кажется он понял, как это сооружение надо делать. Трубу он класть не будет, это не долговечно, а постоянный ремонт здесь совершенно невыгоден. Он решил положить весь канал в бетонный короб еще большего размера. Как судно в док, так же. И уже в этой коробке делать и подушки из песка, и все что положено. Причем  для коробки понадобятся только стены, чтобы песок не расползался, и его не выдувало ветром.
Так прошел весь день. Наконец они занялись организацией стоянки.
- А в долине вы будете делать водохранилище? – спросил Дэни.
- Нет, не здесь. Дальше еще одна долина, существенно меньше. Там как раз наш канал заканчивается. Всю воду, которая  останется, будут туда сливать. Должно получиться небольшое соленое озеро. Не совсем водохранилище, не типично для постройки традиционных каналов. В той долине, которая поближе к нам, будет некое специализированное поселение, я тебе не могу рассказывать подробности сейчас. Сам не знаю.
- Интересно ты тут живешь. Мне понравилось. Особенно строить глобальные планы. А вы случайно не затопите всю Сахару?
- Нет. – Джонс уже веселился. – у нас простая система регулирования. Больше, чем мы закачали насосами, всё равно не вытечет. Если что, всегда можно притормозить. Здесь дождей и паводков не бывает. Не Европа и не Рио. Это обычная задачка про бассейн. Из трубы А втекает, в трубу Б вытекает. К тому же, у нас не те объёмы, до Суэцкого канала не дотягивает.
- Там нет водохранилищ, насколько я помню. И с разностью уровней проблем не было.
- Да, и притом, что там океанские лайнеры ходят, а не наши посудинки, его построили существенно быстрее.
- А почему здесь дольше?
- Ты же видел, устройство совершенно другое. Здесь на грунтовые воды не опереться, приходится делать изолированное дно. А там только яму выкопали, но очень длинную и широкую.
- И глубокую.
- Конечно. Все равно бетонные работы отличаются от земляных. Там они на тысяче верблюдов землю вытаскивали. У нас еще и гидроизоляция, и монтаж крыши, и батареи подключить тоже не просто. Даже десять тысяч верблюдов не спасут. Мне еще предстоит линией высоковольтных передач заниматься. А народу не много, и сильно больше не будет. Кстати, о народе… - Джонс задумался.
- Что о народе?
- Я тебе не говорил, мне придется на неделю уехать скоро.
- И что? Опять будешь переживать каждый день и названивать заму?
- А если я попрошу тебя здесь немного задержаться? Сможешь?
- Зачем? На ваши пески я уже насмотрелся. Даже икебаной занимался. – Дэниэл смотрел на друга непонимающе. – И у нас еще сегодня и завтра ночевка тут, я правильно понимаю?
- Да. Потом возвращаемся.
- Или ты решил пригласить меня к себе домохозяйкой? Так ты все равно живешь на стройке. В поселке мне делать нечего. Ваш кабак непохож на лондонский. За бедуинками ухаживать мне что-то не хочется. А куда ты едешь?
- Да тут недалеко, часа три лету. Из столицы.
- Нет, я не могу. Ты же знаешь, у нас не так просто, везде свои графики. Все трудятся, как пчелки, по расписанию. Я этого отпуска ждал целый год. Прямо с первого дня после окончания предыдушего.

Дэни стал рассказывать всякие байки и истории про строительство доков, причалов и прочей портовой оснастки. Про портовых бичей, и про то, какие строители получаются из безработных матросов. Запас таких историй у него был не на одну неделю.
Вечер прошёл в разговорах. А на ночевку Джонс посоветовал Дэниэлу уйти в пески одному. И таинственно говорил, что это просто необходимо сделать в Сахаре, иначе не поймешь, что такое пустыня.


26. Синяя голова


Дракон распахнул перепончатые крылья, достал письмо. Развернул его когтистой лапой,  стал читать с важным видом. На носу у него были очки. В письме было много слов о красавице, которую срочно нужно было защитить от злодея короля. И о сокровищах, которые он, Дэниэл, должен был достать из глубокого колодца.
Голова дракона была покрыта чешуйками ярко-голубого цвета. Спина была зелёной, а живот слегка желто-красным, медного цвета, как бывает у ящериц. Лапы дракона чуть отливали синевой. Он дочитал письмо и переваливающейся походкой зашёл в свою клетку, запер дверь изнутри. Свернулся клубочком и заснул.
Бороться за свободу красавицы у Дэниэла никак не получалось. Меч выпадал из рук, во сне держать его было совершенно невозможно. Хитрый король легко ускользал. И ни разу Дэни не смог дотянуться до него. А заглядывать в колодец было страшно, глубоко и гулко. Тут появился Джонс. Быстренько раскидал всех врагов. Спрыгнул в колодец, достал заветный сундучок, легким движением поднял со дна и поставил на землю. Как будто колодец сразу стал всего метр высотой. Дракон проснулся, вышел из клетки, увёл Джонса и красавицу. Дэни остался рядом с колодцем в полном недоумении. Он не знал, что ему теперь делать. Сундук стоял на земле, но оказался совершенно пустым.
Дэни проснулся среди ночи и не мог понять, отчего. Сон не был кошмарным. Скорее, весёлый был сон. Особенно дракон, экзотическое и весьма воспитанное животное. Тем не менее лёгкое чувство растерянности осталось. Что бы всё это значило?
Жаль, он не захватил с собой виски. Фляга лежала рядом со спальником, но там была обычная вода. Кстати, нацеженная им самолично возле канала. Пока он дожидался Джонса в посёлке, насмотрелся на местные сборы берберских красоток возле этих ручейков. Дэни не решался к ним подойти и поболтать. Кто их знает, с их мусульманскими законами. Вдруг их мужчины отпилят ему руку, например. Или еще что случится похуже. Хотя, как ему потом сказали, у берберов и арабов немного разные привычки и традиции. Как же Джонс тут живёт столько времени? Так странно у них всё устроено. Другие ритмы. После Лондона у него было ощущение, что жители этого посёлка никогда не просыпаются. Не сравнить с мегаполисом. Здесь все ходят медленно, степенно. Никто никуда не спешит. Мистер Джонс наверное тут единственный, кто живёт в другом ритме.
Тишина, какая тишина. Она как будто заползает за шиворот, проникает в поры. Похоже на финскую баню. Но наоборот. Тут в тебя входит вечность, останавливает движение внутри. Останавливается всё, мысли, кровь. Может сердце остановиться. Не совсем, а так, задуматься на минутку. Он лежал и слушал тишину. Иногда становилось страшно. Если бы он был пьян, он бы начал громко орать и звать Джонса на помощь. Нет, не на помощь. В компанию, чтобы было страшно вместе. Вместе бояться интересней. Какое детство… Какой ты, Дэни, еще ребёнок. А его друг Джонс? Он взрослый, почти всегда совершенно взрослый.  Интересно, это его сущность или наносное, от должности?  Наверное и то, и другое.
Когда он еще услышит такую тишину? Даже жалко засыпать снова. Он прислушивался к себе, фантазировал, как из него постепенно выходят облака разного цвета, облачко грусти, облако печали, злое темно-серое облако. Нежно-голубое облако надежды тоже отделилось и поплыло вверх, к звёздам. Странно, избавление от надежды сделало тело лёгким и прозрачным. Дэни хотел остановить эти странные ощущения, но не мог. Ничего не мог сделать, как в том сне. Наконец он заснул в самом деле.
Утро было неожиданно бодрым. Джонс совсем немного опередил его, встал чуть раньше. На этот раз Дэни  уже не занимался работой, а просто дурачился и катался по барханам. Ходил по ним пешком. И даже катился вниз лежа прямо по песку. И бегал. Вверх, иногда почти на четвереньках забираясь на гребень. И вниз, почти не переставляя ноги, спрыгивая, как с огромных ступенек. Джонс ехидно смотрел на него снизу. Как выяснилось, наснимал его в самых дурацких видах. И с самой дурацкой рожей.
Свой сон он таки рассказал Джонсу, хотя долго не решался. Конечно, приятель смеялся, но пошлостей говорить не стал. И даже не пытался объяснять по Фрейду. Кладоискательством ни Дэни, ни Джонс не занимались никогда. Поэтому оба хотели выяснить, что означает этот пустой сундук от сокровищ. Сундук во сне означал не деньги и не богатство. Нечто другое.


27. Алессандро и американцы


На обратном пути из песков Джонс свернул к новоприбывшей бригаде строителей. Дэни двинулся дальше. Подъезжая к трейлерам новопоселенцев, он сбавил ход. На ступеньках трейлера сидела седая женщина с короткой стрижкой. Рядом её муж разговаривал с Алессандро. Дэниэл успел познакомиться с Алессандро раньше, в литейной мастерской.  Приподняв шляпу, он медленно проехал мимо и отправился в посёлок.
Алессандро выяснял, какие именно решетки для ограды хочет заказать Мэтью. Он отвозил на второе поле очередную партию своей нехитрой продукции. На обратном пути остановился, чтобы поближе познакомиться с этой семьей. Пожилая чета общалась с ним охотно, они еще почти ни с кем не были здесь знакомы. У Алессандро был свой жгучий интерес и масса вопросов к Мэтью. Как только Алессандро услышал о том, что прибыли новые люди с паспортами ООН, он примчался сюда при первой возможности.
Мэтью и Эмми действительно имели такие паспорта. Именно поэтому они приехали в страну, где законы построже, чем в других местах. Было похоже, что они готовы к любым трудностям здесь. И Мэтью с удовольствием пообещал рассказать итальянцу всё, что знал и о получении паспорта, и о возможных сложностях. В свою очередь, Алессандро посоветовал им не покупать ничего для обустройства и строительства без его рекомендации. Они договорились встретиться в кафе вечером через пару дней.
Алессандро был очень доволен. Он немного волновался перед встречей. Опасался, как встретят его новых друзей в посёлке. Американцев здесь не любили. Но он надеялся, что в его присутствии никаких неприятностей не произойдёт. Сам же при любом удобном случае объяснял своим приятелям и соседям, что человек с паспортом ООН уже не может считаться американцем, или китайцем, или еще кем. Это уже гражданин мира, гражданин той страны, в которой находится в данный момент. Его слушали с недоверием. Соседи давно привыкли к его байкам и обычно не обращали внимания. Но теперь их разбирало и любопытство, и настороженность. Только американских шпионов тут не хватало. Но посмотреть на этих шпионов очень хотелось. Конечно,  много всякого народу  по телевизору показывали. И туристов местные видели немало. Но чтобы кто-то из американцев поселился в посёлке – такого еще не было. Строители не в счёт. Строители были ближе бедуинам, кочевникам по крови. Никто из строителей здесь надолго не задержится. Да и они все были европейцами.
Даже полицейские поначалу немного растерялись. Им пришлось запрашивать инструкции у начальства. Инструкции были получены в виде тонкой книжки, и там были написаны удивительные вещи. Решили, что стоит для профилактики объяснить народу, что обижать приезжих нельзя. Что сами обладатели такого необычного гражданства безобразничать не могут, иначе у них сразу отбирают этот паспорт и выдают вместо него местный. А если их кто обидит, то судить обидчика будут с участием представителя ООН. Причём наказание даётся максимальное из возможного по местному закону, с отягчающими обстоятельствами. Это произвело впечатление.
Так уж вышло, что первое появление Мэтью и Эмми в кафе было похоже на премьеру в театре. К вечеру там собралось необычно много народа. И даже несколько женщин было на этот раз. Все сидели чинно и делали вид, что не обращают внимания на вошедших. Алессандро уже сидел за столиком у окна. Так их отлично было видно снаружи. Те жители, что не пошли в кафе, любовались на эту картинку с улицы. Кто-то из местных проходил мимо окна в течении всей встречи. Кино и итальянцы, почти как на картине Хоппера про ночных ястребов. 
Мэтью уверял литейщика, что не собирается торопиться строить дом. Он хочет осмотреться здесь как следует. Они с Эмми уже отказались от покупки таких же контейнеров, какие были встроены в домике смотрителя. Очень дорого, и не понятно, понадобится ли им такое сооружение знойным африканским летом. Пока что их вполне устраивал вагончик. Эмми занята цветами, она всегда занималась цветами. Они часто ездили к морю. Решили прибрести лодку с хорошим мотором для канала. Мэтью мечтал порыбачить в море, но Эмми не хотела отпускать его туда. Да, Мэтью очень интересно посмотреть на литейную мастерскую. И на работу мастеров, и на саму постройку. Он в подробностях выяснял, как устроены местные здания, и почему их строят именно так, а не иначе.
Алессандро сел на своего любимого конька – стал расспрашивать их о паспортах. Да, они получили паспорта несколько лет назад.  Нет, они не богачи. Эмми смеялась над вопросами литейщика. Мэтью долго работал в благотворительном фонде. Они занимались и проблемными детьми, и одинокими стариками. И экологией занимались очень много. Один из проектов Мэтью стал очень успешным, им удалось спасти несколько видов морских рыб. Сначала его наградили национальной премией, небольшой, но очень почётной. И появилось право на паспорт. Долгое время это не имело большого смысла. То есть он не хотел куда-то уезжать. И собственных средств им вполне хватало. Но иногда было удобно, потому что при поездке за границу не нужно оформлять визу. Вообще никуда виза не нужна, в любую страну можно ехать только с этим паспортом. Мэтью часто приглашали на конференции, изредка он посещал их. Позже появились сложности, и им стало опасно оставаться у себя в городе. Мэтью смеялся, раньше он не знал, что экология такое опасное занятие. Да, дети у них есть, но это гражданство не распространяется на взрослых детей. Не передается по наследству. Да, если Алессандро хочет, он может помочь в организации общества. Сам не будет участвовать, но проконсультировать он всегда рад.
За соседними столиками стали посмеиваться. Но Алессандро это ничуть не смущало. Он отшучивался, и обещал самых больших шутников записать в его общество первыми.


28. Мост из веревочек


Эмми нашла себе подруг. Женщины, они не могут существовать без разговоров. Оксана сама пришла знакомиться с соседкой. Полная и очень живая молодая женщина громко и быстро разговаривала, постоянно что-то делала, очень лихо управлялась со своими малышами. Она пригласила Эмми к себе в гости, на экскурсию в домик смотрителя. Оксана не слишком хорошо выговаривала английские слова. Если это можно назвать акцентом, то это был украинский акцент. Но при всём этом болтала без умолку. Эмми сразу поняла, что будет получать советы в неограниченном количестве. Она молча улыбалась, внимательно слушала.
Еще одна подруга была с другого берега канала. Они впервые увиделись на причале, когда Эмми забирала привезённые лодочниками продукты. Причал напротив плавно раскачивался. На краю сидела негритянка, опустив ноги в воду. Сидела, болтала ногами и что-то тихо напевала. Они только поздоровались. Но на следующий день разговорились, и через неделю Эмми уже знала всё о жизни на том берегу в африканской деревушке.
Мэтью наблюдал эту картину, посмеиваясь над женой. И говорил, что скоро девушки начнут плавать друг к другу в гости. Интересный получится светский раут – девушки в купальниках. Или без купальников. Или в мокрой парандже, которая при высыхании покроется разводами соли. Эмми давно не воспринимала эти шутки стареющего джентльмена. Она смотрела на мужа голубыми глазами, которые когда-то сводили его с ума.
- Знаешь, дорогой, мне нужен мост через канал. Ты не мог бы построить висячий мостик? Такой же, какой ты делал в горах в перуанской деревне?

Осечка. Так заканчиваются шутки над дамами. Теперь она не забудет о своей просьбе. Они действительно когда-то в экспедиции чинили висячий мост. Заменили десяток дощечек. Но не строили! Вредно быть хвастливым. Лучше бы Мэтью молчать о своих подвигах. Как это неудобно, почему сами строители не подумали о мостах. Вход к причалу был рядом с опреснителями. Но не понятно, как можно этот мост зацепить за бетонную стену парапета.
Мэтью ворчал про себя, раздумывал. Самое пенсионерское занятие – строить мосты. Но всё же лучше, чем копать грядки по указке жены. Она была очень увлечена созданием своего нового сада на этом глиняном пустыре. Пожалуй, это повод съездить в город, поискать канаты и веревки. Может быть, в порту?
Так он и сделал. Нашёл, купил, привёз. И работа закипела. Двор покрылся разложенными канатами и верёвками. С другого берега канала стали приплывать африканцы. Они смотрели на это зрелище, пытались помочь. Но больше наблюдали и давали советы. Верёвки путались под ногами, узлы не хотели завязываться. Или вдруг возникали там, где их никто не ожидал увидеть. Пока его черные и мокрые помощники возились с одним лишним узлом, рядом возникали еще десять узлов, взявшихся буквально ниоткуда.
Один семилетний африканский мальчик прыгнул со своего причала в воду, подражая взрослым. Он тоже хотел помогать. Но тут выяснилось, что он не умеет плавать. От страха он начал так громко визжать, что его услышали лодочники в посёлке и приплыли выяснять, что тут творится. К тому времени, как лодочники добрались до них, мальчика уже давно вытащили из воды. Лодочники вышли на берег и тоже стали давать советы. Дети бегали с дощечками и дрались ими, как мечами. Когда дошла очередь до установки ступенек, пришлось за ними побегать. У Мэтью не получилось догнать мальчишек. Но тут старшие быстро навели порядок. То ли братья, то ли отцы, все они были родственники наверное.
Мистер Джонс не вмешивался в этот странный для него процесс. Единственное, что он сделал на третий день путания Мэтью в верёвках – отправил к ним лодочников, чтобы указать строго необходимую высоту моста. Не ниже уровня парапета, а лучше еще выше хоть на полметра. Эта висячая верёвочная игрушка никак Джонса не заинтересовала. Его голова была занята совсем другими вещами.
Крепление моста Мэтью придумал уже вместе с Алессандро. Литейщик раздобыл и изготовил все железяки, которые понадобились. Дружными усилиями железяки были закреплены на правом берегу канала,  они держали мост с одной стороны. И вот настал торжественный момент – всю конструкцию погрузили на лодку одним концом. Карим вёл лодку вручную, одним веслом к левому берегу. Канаты постепенно растягивались и свешивались прямо в воду. У левого причала конец моста привязали веревкой  и стали поднимать. Алессандро подхватил его, закрепил железяки на парапете. Оставалось натянуть перила потуже и закрепить их.
Первым пешеходом конечно стал Мэтью. Очень осторожно переступая по дощечкам, он крепко держался за верёвочные поручни. Он остановился посередине канала, покачался, даже попрыгал. Убедившись, что мост держится достаточно прочно, двинулся дальше. И после него каждый прошел и на тот берег,  и обратно. Мэтью предупредил, чтобы не забирались на мост все сразу, ходили по одному или по два человека.
Оксана  в честь открытия моста объявила назавтра праздник. Они в самом деле устроили пирушку. Поскольку женщины готовили угощенье все вместе, то кухня получилась смешанная. Африканские и берберские начинки хорошо ужились с украинскими пирогами и плюшками.
В этот день каждый поселенец подошёл к Эмми и поблагодарил её за  такую хорошую идею.


29. Музыкальный фестиваль


Оставшиеся до конца отпуска дни Дэниэл снова проводил в одиночестве. Джонс был на стройке и появлялся редко. Дэни часто ездил на берег океана. Иногда купался, если не было ветра. Прокатился в соседний посёлок, где жители промышляли рыбалкой. Пытался там арендовать лодку, но не получилось. Ни один из рыбаков не доверил ему свою посудину ни за какие деньги. Но пригласили покататься вместе с ними. Дэни честно тянул сетки из воды целых два часа, но после ему  это надоело. Он сел на корме и играл с маленькими осьминогами, ползающими по дну лодки. Моллюски пытались выбраться через борт. Как Сизиф, толкающий свой камень, они толкали свое маленькое скользкое тело вверх, цеплялись щупальцами за старое дерево, покрытое чешуей. И стоило добраться до вершины, как Дэни, изображающий неотвратимую божественную силу, сталкивал их вниз. Осьминоги сердились, забивались в щель между мешками. Иногда меняли цвет. Но не сильно, совсем не так красиво, как показывают в кино. И через минуту начинали всё сначала.
По плану у них с Джонсом ещё предстояло посещение музыкального фестиваля. Дэни уже чуть не уехал, не хотел дожидаться столь примечательного для Джонса события. В Лондоне проходят десятки этих фестивалей, в том числе африканских. И иногда проходят в самом прямом смысле, колонной возле его дома, с карнавальными костюмами. Но приятель заинтриговал его не музыкой аборигенов, а приездом прекрасной незнакомки. Дэни тут же решил, что пара дней ничего не изменит. И остался.  Джонс так давно и так загадочно говорил о ней, что Дэни должен был хотя бы взглянуть на это чудо. Тем более, что она жила в Сиднее, куда он вскоре собирается.
Анна приехала сама, запретила Джонсу даже думать о том, чтобы встретить её. По крайней мере, вечно куда-то спешащий главный инженер был дома и никуда не торопился в день её приезда. Дэни держался скромно, пока как следует не рассмотрел эту строгую девушку. Настоящая статс-дама. Она была красива. Но такое лицо, отнюдь не с глянцевой обложки. Аристократка, вот на кого она была похожа. Очень правильные черты, тонкие и холодные. Невозмутимость и закрытость – это бросалось в глаза в первую очередь.
Весь вечер Анна и Джонс занимались подготовкой презентации. Джонс уже все оформил, и сейчас подробно рассказывал ей обо всём, что происходило на стройке за время ее отсутствия. Дэни тоже слушал с большим интересом, и много спрашивал. Билеты в Дубай уже были на руках у Анны, так что они собирались без забот провести один свободный день на празднике. Дэни тоже улетал домой через день.
С утра они втроем поехали на озёра, где уже собралось много народу. Цветные шатры маленьких бродячих театров сделали пустынный оазис похожим на торговую площадь большого города. Торговцы безделушками сидели на песке возле расстеленных покрывал с выложенными на них украшениями. Немного в стороне от скопления зрителей туареги в балахонах продавали горячие лепёшки, которые тут же и пекли на кострах.
Джонс заметил среди зрителей своих рабочих. Несколько русских сидели вокруг экзотически одетых барабанщиков. Хотя сложно было назвать одетыми африканцев в юбочках из травы и вполне цивильных кепочках,  исполнявших странные шаманские мелодии. Барабаны из козлиной кожи очень разных размеров были обильно украшены бусами. И другие инструменты, названия которых Джонс не знал, выглядели столь же необычно. Звуки завораживали. Он и сам не заметил, как стал покачиваться в такт барабанам. Как кобра перед дудочкой.
Дэниэл бродил между музыкантами, фотографировал. В этнической музыке он ничего не понимал и не очень вслушивался. Но лица людей очень нравились. Яркая, красочная и очень эмоциональная атмосфера. Было сильное отличие от лондонских карнавалов. Он пытался понять, в чём разница. Может, в нём самом? В восприятии? Или в антураже, озеро с пальмами, туареги… А может они все здесь были у себя дома, и им просто уютней и легче здесь? Кроме этого, было похоже, что многие приехали из очень разных мест. Одежда, инструменты, да и сама музыка была очень и очень разной.
Увидел Анну. Она сидела под невысокой пальмой, раскинув длинную цветную юбку по песку. Издалека напоминала цыганку, длинные волосы были переплетены цветными ленточками. Даже лицо изменилось, он как будто увидел совсем другую девушку. Возле флейтиста было всего несколько человек, мелодия звучала совсем негромко. Как он сам сказал, это песенки алжирских пастухов. Рядом лежал открытый чемоданчик с дудками разных размеров. Иногда флейтист выбирал другую дудку и снова играл ту же мелодию. Анна радовалась и хлопала в ладоши. Дэни  ходил вокруг этой группы, выбирал ракурсы. Досадовал на громкие щелчки затвора. Несмотря на шум вокруг кто-то всегда оглядывался на этот звук. 
Вдруг Дэни замер, как большая кошка на охоте. Он увидел танцующего Джонса! Он включил киносъемку и стал подходить ближе. Это нельзя было пропустить. Несгибаемое тело Джонса дергалось, как Буратино на верёвочках. Но это не брэйк, хотя и похоже. Да, теперь кривая физиономия Дэни на барханах вполне будет компенсирована этим кино-компроматом. Он с чувством выполненного долга вернулся в кружок флейтиста. Присел рядом с Анной-Луизой, и, наконец, стал слушать музыку.
Для Дэни это было редкостным занятием. На звуки он обычно не обращал внимания. В его любимом кабаке изредка играли джазисты. Но к тому времени, как они приходили, он обычно успевал заснуть на столе. Иногда попсовая песенка влезала в уши где-то на улицах города. Из чужих наушников проходящих мимо людей слышался низкий ритм, больше напоминающий неприятный шум. В авто он не включал радио, по дороге обдумывал свои планы. Музыка сильно раздражала и мешала. Иногда музыканты на улице всё же заставляли его замереть на минуту. Если играли хорошо, а это случалось очень редко. Только однажды он действительно был сражен уличным концертом. Где это было? В Вене, или в Хельсинки? Нет, в Петербурге в России. Дэни был там на стажировке месяца два. С десяток человек сидели в переходе метро и исполняли что-то волшебное. Может, тогда его поразил контраст между исполнителями и обстановкой? Ансамбль был филармонического уровня, как ему казалось. Хотя в филармонии он ни разу не был. Впрочем, нет, был пару раз, очень давно. Но это было издевательством над человеком. Сидишь, как идиот, в слегка шевелящемся зале, где каждый шорох раздается как взрыв гранаты. И восторженные, блаженные лица странных женщин неопределённого возраста со всех сторон. Нигде больше он не видел столько сумасшедших в одном месте. Он сочувствовал мужчинам, сурово сопровождающих своих дам с непроницаемыми лицами. Они были похожи на игроков в покер, причём явно прятали карты в рукаве. Да, там всё выглядело мошенничеством. А вот посади тот же ансамбль на улицу, и музыка становится живой, не законсервированной.
Флейтист замолчал. Надо же, как далеко Дэни унесло с этой незатейливой песенки.
- Принцесса, ты не проголодалась?
- Дэниэл, это что – лесть? Я бы уже не отказалась от лепешки. – Анна смотрела куда-то сквозь его лицо.
- Что ты, какая лесть. Это я не решился назвать тебя королевой, "королева" тебе больше подходит. Но такие комплименты легко могут вызвать манию величия.
- А это уже грубая лесть. – Девушка рассмеялась.
- Лучше скажи, ты хищница или вегетарианка? С чем брать лепёшки?
- Пойдем вместе. Я лучше сама выберу.

Они оттащили Джонса от барабанщиков и пошли выбирать себе берберские лепёшки. Туареги сидели в рядок, будто на показе мод. Их цветные балахоны рядом друг с другом смотрелись, как новенькие краски в коробочке. А Анна видимо так соскучилась по африканско-бедуинской кухне, что изрядно вымазалась в соусе. Оттирала щёки платком, а белая блузка приобрела новые полосочки спереди красновато-коричневого цвета. Принцессе новое украшение не понравилось. Пришлось вернуться домой и заняться сборами.


30.  От автора


Несколько слов. Совсем немного. Мне уже самой не хочется прерывать повествование своей болтовнёй.
Похоже, у меня вместо производственного романа получается социальная утопия. Надо же, это несколько неожиданно. Только сумасшедший может заниматься этим в наше время, сочинять утопии. Собственно, что мне сомневаться? Я уже была сумасшедшей в реальности, хуже теперь не будет. Потому что хуже, чем тогда, просто не бывает. Не хочу вдаваться в подробности, может быть как-нибудь в другой раз. Может быть, мне надо было именно о том времени сочинять некие записки. Очевидно, что это могло бы быть интересно психиатрам или таким же сумасшедшим. Впрочем, нет. Врачи и так все знают, но мало чем могут помочь. А другие, такие же как и я – они все разные. И каждому интересен он сам, а не сосед по палате. Так что никому это не нужно. А простая незатейливая книжка может и пригодится.
Меня перестала мучить совесть по поводу писательства. Можно по разному относиться к этому занятию, к сочинительству. Оно может быть весёлым времяпрепровождением.  Или игрой в мошенников. Это тоже может быть весело. Создатели иллюзий не намного отличаются от обычных мошенников на улице. Почти так же пытаются очистить чужой кошелек. И бьют их за это так же, как и напёрсточников. А убежать труднее. И они во много раз сильнее изменяют реальность вокруг себя. На время, не надолго. Не навсегда. Литература – это жизнь, отражённая мозгом и пропущенная через мясорубку языка и сито самоцензуры. Всё, что осталось после этих чудовищных операций, достаётся читателю.
Впрочем, хватит. На этот раз я не буду развивать посторонние темы. Продолжим про наш арык-идущий-через-Сахару.


31. В аэропорту


Наша троица выехала в аэропорт рано утром, с большим запасом по времени. Дорога была долгой, Джонс не хотел опоздать на самолёт из-за какой-нибудь нелепой случайности. До города они добрались быстро, там позавтракали в кафе и заправили машину. Дэни, как всегда, не выспался совершенно. И сразу заснул, как только джип выехал на автостраду. Анна чуть-чуть рассказала Джонсу о своих опасениях перед этой поездкой. Но тоже вскоре замолчала. Спустя три часа они разбудили Дэниэла и усадили его за руль.
Дорога прошла без приключений. Прибыли к самолёту на три часа раньше. А самолёт на Лондон отправлялся еще на два часа позже. Джонс поставил машину на стоянку среди чисто вымытых лакированных столичных авто, нашёл друзей в зале ожидания. Что-то смутило его, когда он подходил к Анне и Дэни. Легкая тень недоумения пробежала по лицу, но быстро исчезла. Он предложил было прокатиться на автобусную экскурсию в исторический центр столицы, музей под открытым небом. Но Дэни  не интересовали исторические памятники, и он отказался. Джонс облегчённо вздохнул, он до сих пор нервничал перед этой непонятной ему поездкой.  На самом деле времени оставалось не так уж много.
 Они пошли в ресторан, столик возле стеклянной стены был свободен. Обзор на садящиеся самолёты. Чудно. Джонс оживился, стал перечислять авиакомпании, на чьих машинах он когда-то летал.  Даты, марки самолётов, места… Анна смотрела с удивлением, не знала, что у него такая память. Она много летала, но не смогла бы вспомнить ни одного названия, ни компании, ни машин. Джонс веселился, как мальчишка, и всего лишь по названию маршрута называл, каким именно самолетом она могла лететь. Проверял – всё же количество кресел на борту  в одном ряду она могла припомнить. И он ни разу не ошибся. Дэни знал про эту маленькую слабость друга, помнил пачки авиабилетов, которые Джонс хранил еще в университетском кампусе. И молча смотрел на лётное поле. Он загрустил. 
- Дэни, что за мрачные мысли тебя посетили? Как тебе Африка, доволен отпуском? – Джонс попытался вернуться в роль гостеприимного хозяина.
- Конечно доволен. Не сомневайся. Столько экзотики сразу я еще нигде не видел. Да еще с принцессой познакомился. – Дэни улыбался. – Анна, ты знаешь, сколько он про тебя рассказывал? Все уши мне прожужжал, вот приедет Анна-Луиза, и всё сразу станет хорошо.
- Преувеличиваешь. Может и сказал пару раз.
- Ладно, не оправдывайся. Твоя забота теперь – хранить принцессу от злых арабских шейхов. Если не убережешь, придётся тебя наказать.

Джонс посмотрел на него подозрительно. Шутит или тут что-то серьёзное? С чувством юмора у Джонса было не очень, он сам это знал. Но всё же обижаться на Дэни ему не хотелось, теперь они не скоро увидятся.
А Дэниэл действительно был доволен. Хоть он и не дождался жизненно важных советов от Джонса, как-то не получилось задать нужные вопросы. Но всё же… Он успокоился и отдохнул. И привел в порядок свои мысли. Теперь они не топорщились, как нечёсаные и немытые волосы с похмелья. Душевное равновесие дорого стоит. И даже получил от Анны обещание прислать ему фотографии Сиднея. Почему-то это существенно усмирило его уязвлённое мужское честолюбие.
Они вышли из ресторана, побродили немного по залу. Обнаружили фотовыставку. На снимках был аэропорт времён американских бомбёжек. И старинные итальянские снимки с первыми постройками в этом порту. И с первыми фашистскими самолётами на африканской земле. И авария самого современного истребителя на выставке, проходившей здесь неподалёку. Но не только тревожные и трагические свидетельства истории были здесь. Было много фотографий современных самолётов, улыбающиеся смуглые красавицы в форме стюардесс. И планы будущих строек, макеты и компьютерные картинки. С удивлением Джонс увидел очень красивое фото его стройки. Похоже, это было снято во время возведения крыши на первой станции. Но подробных пояснений и даже названия он не обнаружил. Как будто авторы выставки выдернули снимок из пачки, даже не зная, что это такое. И он был размещен на стенде исключительно из соображений симпатичности.
Объявили посадку. Дэни проводил их к выстроившейся очереди, быстро попрощался и ушел. Он двинулся в направлении ресторана и снова скрылся за той же дверью.


32. Хилтон Фуджейра


Голос диктора вкрадчиво нашёптывал "Отель Хилтон Фуджейра - райское местечко, которое находится напротив горной цепочки Хаджар. Он идеально подходит как для отдыха, так и для бизнеса. В отеле 92 номера с видом на океан, в большинстве комнат есть балкон. Для деловых людей отель предоставляет три конференц-зала…" Да, Ахмат вспомнил, он был там не так давно.
Вполне приличное место. Он хотел встретить Анну как можно лучше, но помнил привычки европейцев. Если для них стараться "слишком", тебя начнут подозревать в корысти. Как-будто взятку кому-то даёшь. Со своими гораздо проще, каждого принимаешь в соответствии с рангом и собственным отношением.
Поэтому Ахмат усмирил свое стремление к роскошному приёму. Фуджейра так Фуджейра, пусть будет. Он послал старшего помощника в отель всё проверить, и номера, и конференц-зал. Может и пригодится, он ещё не решил, кого из совета пригласит на встречу. Попросил всё оплатить с сегодняшнего дня, включая те номера, что рядом или по дороге. Чтобы посторонние не мешали.
Другому помощнику было поручено подготовить вертолёт и арендовать небольшой гостевой домик на острове, в заповеднике. Сыр Бани-Яс. Если роскошь у них не в моде, то хотя бы так он сможет себя показать гостеприимным хозяином.
Встречать Анну в аэропорту он поехал сам. Хотя прошло столько лет (последний раз они встречались, когда Анне было пятнадцать лет), он сразу узнал её. Она изменилсь, стала такой взрослой и серьёзной. Её попутчик выглядел солидным человеком, это хорошо. Ахмат уже собирался найти для Анны сопровождающего здесь, но понял, что это лишнее.
- Совет соберется завтра, а сегодня вас отвезут в отель. Отдохните, завтра утром обо всем поговорим, успеем, Анна. Суть проблемы я уже понял из того, что ты успела сказать по телефону. И на совет пригласил именно тех, кого надо. Они выслушают нас, потом пару дней надо дать им подумать. Я позаботился, чтобы вы не скучали всё это время.
Он немного поспрашивал об отце, но скорей из вежливости. Вскоре они тепло попрощались.

Речь Ахмата на совете была длинной, заходил он издалека:

- Вы знаете, что каждый человек, когда взрослеет, хочет быть умным. Может быть он на самом деле хочет быть богатым и ни в чём не нуждаться. Но при этом сам думает, что хочет быть умным. Это как условие богатства – будешь умным и смекалистым, значит будешь богатым. Но многие становятся умными, и не становятся богатыми. Тогда человек меняет свои взгляды и уже хочет быть мудрым. И снова истинная причина такого желания – быть богатым. Потому что ум и образование ему не смогли помочь приблизиться к цели. А вы знаете, как приобретают мудрость? Очень просто и очень сложно одновременно. Чтобы стать мудрым, надо много знать, много думать и много пережить. Одну и ту же истину надо сначала почувствовать, затем понять. Но и тогда она еще не доступна вам. Надо снова ее почувствовать, и снова понять. Надо задавать себе и своим учителям вопросы. Если не думать об истине, то вопросов не будет, они не прорастут в вашей душе. Если вопрос появился, рано или поздно вы найдете ответ. Есть ли у вас сейчас вопросы, когда я еще не рассказал, почему мы тут собрались?
- Есть, уважаемый Ахмат. Один вопрос – зачем ты нас собрал? О чём именно нужно подумать?
- Очень правильный вопрос. – Ахмат рассмеялся. – Не будем спешить. Однажды мы приняли мудрое решение об участии в этом проекте, о котором нам любезно рассказал сегодня мистер Джонс. И уже успели почувствовать, что не ошиблись. Это не только экономический вопрос, но и политический. Вы все знаете о результатах. Я не буду повторять то, что все знают. А лучше напомню, зачем мы взялись за проект. Не затем, чтобы стать богатыми. А затем, чтобы стать мудрыми. Наши затраченные средства вернутся, это уже можно и понять, и почувствовать. Мистер Джонс уже сказал, а я хочу повторить, чтобы заострить ваше внимание. Часть средств уже возвращается инвесторам.  Это пока крошечная часть, скорее жест. И только самым маленьким организациям. Но для нас это знак, что и дальше всё будет в порядке, и мы не пострадаем. Раньше мы только предполагали и планировали, то есть чувствовали и думали. А теперь можем сказать, что знаем. – Дальше Ахмат изложил не столь длинно и витиевато суть проблемы. Сколько денег нужно. Почему сроки финансирования сдвинулись, и изменится ли общая сумма.

Анна тем временем скопировала все материалы ровно столько раз, сколько было присутствующих людей. Их немного, пять человек. К концу разговора она выложила на стол и диски, и распечатанные фото, и тот спутниковый снимок, что дал ей в Цюрихе председатель бюро. Она старалась не вспоминать его таинственную просьбу, просто сложила всё вместе пачкой и перестала об этом думать.
Она радовалась, что ей самой не пришлось долго выступать и что-то доказывать. Дядюшка Ахмат сильно ей помог. Ни жизненный опыт, ни образование не смогли растопить полностью какое-то недоверие, боязнь восточной ментальности. На неё смотрели доброжелательно. Кто-то сдержанно, кто-то с большим любыпытством. Но не задавали вопросов. Анна-Луиза после встречи сама не могла понять, от чего она больше напрягалась. От ожидания каверзных вопросов или, наоборот, от их отсутствия. Когда собеседник молчит, он может думать что угодно. Так что результат этой встречи остался неясным.
Она решила последовать совету Ахмата, подождать пару дней.


33. Причуды генерала ВВС


Анна загорала  в кресле на балконе, прикрыв лицо широкой шляпой. Дрожь кресла заставила ее поднять голову и осмотреться. Нет, это не землетрясение. Это истребители со страшным шумом пролетели почти над крышей отеля. Вода в бассейне покрылась сначала мелкой рябью, потом стала колебаться сильней. В воде образовалась стоячая волна, и долго-долго можно было её видеть.
Анна тряхнула головой, уши сильно заложило от грохота двигателей. Она увидела на другом конце бассейна малыша, который спрятался от самолётов под кресло. Он сидел там и совершенно не собирался выбираться обратно. Страх на лице ребёнка не исчез, даже когда его мать подняла кресло и достала оттуда сына. Мать сердито что-то говорила в адрес лётчиков, которые готовились к параду так неосторожно.
- Анна, прости пожалуйста моего племянника. – Голос Ахмата в телефонной трубке звучал виновато. - За что? Ты не заметила истребителей? Это у него такой способ привлечь внимание прекрасной женщины. Нет, он не лётчик, он был вчера на совете. Он генерал военно-воздушных сил. Ну да, это и есть мой племянник, я тебе не сказал? Не обижайся, я его уже отчитал. Пожурил по отечески. Говоря попроще, устроил головомойку. Да, конечно, дети… При случае я ему еще раз скажу, что он перепугал всех малышей в округе. Не обиделась? Ну и славно. Ты всегда была умницей. Я рад. Будь готова через два часа, пришлю за вами вертолет. Да, на остров. Нет, племянника там не будет, не беспокойся. Я же говорил. Ну сама увидишь. Я присоединюсь к вам по дороге, на месте поговорим. Пока. Целую, дорогая.

На борту новенькой машины красовалась белая надпись: "Sir Bani Yas Island". В вертолёте Джонс прилепился к стеклу как ребёнок, и не мог оторваться. Скалы, море, прибрежный городок – всё было очень красиво. Приближающийся остров был довольно большой. Еще в полёте они увидели внизу стада животных. Кажется, это были антилопы.  Сверху они напоминали стаю рыб, синхронность их движения была поразительной. Как у травы от ветра.
Все два дня на острове прошли как в сказке. Ахмат пробыл с ними только до вечера, и в закатном солнце сел в вертолёт и улетел. С ними остался местный   экскурсовод, он же лесник. Они прошли и проехали все закоулки этого райского уголка. Тут всё напоминало Анне и Джонсу их канал, Солнечную реку, но пейзажи отличались ухоженностью, были хорошо оборудованы для туристов. Весь остров аккуратно засажен деревьями, в этих молодых рощицах изредка поставлены кормушки с листьями и зерном для антилоп и газелей. Вокруг острова по берегу вдоль белоснежных пляжей проложено шоссе. Берег изрезан морскими каналами, небольшими заливами, волнорезами. И главная гордость острова-заповедника – редкостные животные. Когда Анна узнала, что все они были сюда привезены, она просто не поверила. Джонс и вовсе был очарован, он за последние четыре года никаких зверей не встречал, кроме змей в песках и петухов на базаре. Верблюдов он за диких не считал. Но больше всего он был очарован Анной. Он почти не видел её раньше в какой-то другой обстановке, не рабочей. Она потеряла совершенно свой деловой неприступный вид, улыбалась. Кормила на "детской площадке" зверюшек с руки травой и хлебом. Котята леопардов с жадностью пили молоко из бутылочек. Козы вели себя нагло, сами выхватывали из рук листочки капусты, совали мордочки в стакан с кусочками овощей. Такой стаканчик выдавался посетителю площадки. Жирафы удивлённо поглядывали сверху. Им проще было наклониться к дереву, чем к автомобилю.
Джонсу тоже удалось удивить Анну.  Он, оказывается, был большим поклонником природы. Точнее будет сказать, защитником. Это никак не соответствовало его суровой внешности. Над предложением проводника порыбачить он просто рассмеялся. Никакие уговоры и рассказы проводника об огромных рыбинах не помогли. Даже на сорванные Анной цветы он косился с сожалением. Она спросила, что случилось. Он улыбнулся и ничего не сказал. Не объяснять же принцессе, что ему жаль эти растения.
Они пару часов провели на роскошном белом пляже. Купались на мелководье. Чтобы окунуться полностью, пришлось далеко брести по песку с мини-барханами под водой. Этот рисунок песчаной ряби на дне с переливающимися голубыми бликами еще два дня после стоял у Анны перед глазами. А в конце дня был сюрприз. На остров опустился небольшой самолёт, из него вышел тот самый генерал ВВС. Лётный шлем изменил его внешность. Он сообщил, что сам уговорил дядюшку разрешить ему доставить гостей на материк. Долго извинялся за шум истребителей над отелем, говорил, что лётчики его не так поняли. Приглашал на представление. Анна вежливо отказалась, ушла собирать вещи. Их гостевой домик был недалеко от взлетной полосы. Незадачливому генералу недолго пришлось ждать. Оба гостя вскоре подошли к "Сэсне". Он предложил Анне-Луизе место рядом с пилотом, но она ушла на заднее сиденье. Джонс сел впереди и всю дорогу расспрашивал высокопоставленного пилота, что именно он делает каким-нибудь рычагом или кнопкой. Генерал слегка злился, но не подавал виду и отвечал. Провёл мистеру Джонсу курс обучения. Если бы не девушка в кабине, давно бы заткнул этого самоуверенного парня. Джонс очень жалел, что не сможет посмотреть выступление пилотов. Они завтра возвращаются домой. Ему очень понравилось, как генерал ведёт свою машину. Вытянув из нового ухажёра Анны всё, что хотел, Джонс постарался выглядеть деликатным и дипломатичным. И то, и другое у него получалось отвратительно.
Они приземлились в Фуджейре на небольшом частном аэродроме. С такси не было проблем, Анна попросила не провожать и не подвозить их до отеля. У них с мистером Джонсом был план немного поездить вечером,  осмотреть окрестности, и они не хотят злоупотреблять гостеприимством уважаемого генерала.


34. Австралийские порты


Какое счастье! Наконец она в самолёте. И возвращается в Сидней. Лучше дюжину часов провести на борту аэробуса, чем испытывать на себе восточное гостеприимство. Анна чувствовала огромное облегчение. Как будто ее выпустили из крепких лап с острыми когтями. Да, друг семьи Ахмат очень старался, она была благодарна ему. Но всё было так непривычно, что напряжение не покидало Анну ни на минуту все эти дни. Даже в заповеднике.
Главное, что переговоры прошли успешно. Об этом Анна узнала уже перед отъездом. Это было неожиданно, до звонка Ахмата она была очень расстроена. Казалось, что неуклюжие ухаживания генерала могут повлиять на результат всей их поездки. Но всё обошлось. Они не подписывали больше никаких бумаг, договорённость была устной. Тем не менее, можно было облегчённо вздохнуть. Анна решила позвонить отцу, порадовать его. Говорили они не долго, похоже, что у него было много своих сложностей. Но его радость была искренней.
Прощаться с Джонсом было немного грустно. Так хорошо было снова окунуться в ту атмосферу, деловую и радостную, которую они с Ником создавали вместе.  И сейчас она узнала Джонса немного с другой стороны. Он изменился. Чувствовалось, что серьёзный груз на плечах. И у него неплохо получалось.
Анна начинала понимать, что ее побег в Сидней может уже и не имеет смысла. И, глядя на океанские волны за бортом, уже почти мечтала вернуться. Джонс жаловался, что некому  заниматься бухгалтерией, биржевыми бумагами. Он всё не успевает, и у него совершенно нет времени сидеть в офисе. Он там почти не появлялся. То ли брать другого главного инженера, то ли искать директора.
Но полной уверенности в том, что она нужна на проекте, у Анны не было. Джонс справится, найдет кого-нибудь, она не сомневалась. Чего хотелось ей самой, она не знала. Сейчас всё казалось ей иллюзией. И приют с австралийскими ребятишками, и посёлок в Сахаре. И волшебный остров в Эмиратах. И смешной генерал, и переулочки Цюриха. Всё уплывало, теряло реальные очертания. Превращалось в облака за стеклом. Анна-Луиза искала хоть что-то реальное. На что можно опереться без страха.
Она вспомнила, что обещала Дэни прислать фотографии. С Дэниэлом было легко, его даже можно не замечать рядом, и всё равно будет легко. Анна достала компьютер, стала смотреть скопившиеся на диске фотографии. Зачем они Дэни? Сейчас таких снимков полно в сети. Был и Сидней, она снимала известные места. А вот экскурсия с ребятами. Они возле театра – акульи челюсти, так его дети назвали. Едут в автобусе через мост. Весёлые мордашки, а за окном железный узор старинного сооружения. Парк аттракционов, клоуны, горки.
Несколько снимков аэропорта, но совсем не об архитектуре. Люди, лица, радостные встречи, озабоченность и растерянность. Морского порта тут не было. Нигде. На парочке снимков видны вдали башни кранов. И всё. Причал для яхт вряд ли его заинтересует. Может запланировать себе на выходной? Непонятно, что там в порту делать, особенно в выходной день. Мысль мелькнула и тут же исчезла.
Анна сидела рядом с китайскими туристами. Они явно не говорили на европейских языках. Только очень вежливо кивали и добродушно улыбались. Аккуратно передавали ей стаканчики от стюардессы, так же аккуратно собирали их и сдавали обратно. И снова улыбались.


35. Взрывники


Взрывать скалы под туннель Джонс отправил русскую бригаду. Там самый сложный участок, и не стоит дожидаться, пока канал доберётся до барханов. Возможны неожиданности, и поэтому начинать туннель надо гораздо раньше. Вся конструкция шлюзов, туннеля и спуска в долину уже сложилась в голове Джонса, была оформлена проектом и утверждена экспертами бюро. Они отказались от шлюзов на подъем, решили сделать туннель глубже. По объему работ такой вариант  оказался не намного больше и точно не сложней.
Воду и всё необходимое придется возить туда транспортом. Русские оказались очень непритязательными, выносливыми и абсолютно не капризными. Их бригадир, Андрей, был для них непререкаем. Невысокий, коренастый. Лишних вопросов никогда не задавал. И в любой ситуации находил решение сам. Джонс с самого начала ожидал множества звонков от него. Но Андрей не позвонил ни разу. Джонс был не просто удивлён, а очень удивлён. Тем не менее, они справлялись со всеми работами.
Одного инженера, специалиста по взрывным работам, ему всё же прислали из бюро. С его приездом дела пошли намного быстрей. Камни падали туда, куда надо, и вывозить их стало немного проще. Искусственно созданное ущелье всё дальше уходило в скалу. Разбитые глыбы, устилавшие дно ущелья, сразу засыпали сверху песком. За ракушечником стали присылать транспорт из города несколько строительных мастерских. Несколько  десятков нагруженных машин Андрей распорядился разгрузить возле африканской деревушки. Джонс не стал возражать, хотя за эту необработанную породу мастерские им платили. В основном все же камень складывали на пути канала, чтобы выровнять местность после ущелья.
Андрей иногда просил заменить рабочих ненадолго, обычно на неделю. Без воды было тяжело работать, зима закончилась и пустыня давала знать о себе. Эта неделя была для них как отпуск. Хотя никто не отдыхал, просто рабочие менялись местами. Но воды на участках возле канала было сколько хочешь, да еще вполне прохладной. Не то, что нагретые солнцем цистерны.
Джонс хотел успеть как можно больше до самых жарких месяцев, потом планировал прервать до осени все работы на этом участке. Он знал, какое тут лето. Когда до металлических деталей невозможно дотронуться без появления ожога.  Когда здоровые мужчины падают в обморок, страдают от перегрева и солнечных ударов. Когда от жары может свернуться кровь, свариться, как яйцо в песке. И жажда не проходит никогда, сколько бы литров жидкости не проглотил. Через несколько минут пить хочется снова.
После захода солнца кто-то сразу падал, забываясь сном. Кто-то шутил и веселился, вспоминая приключения на сибирском морозе или в донецких шахтах. Грубости и пошлости звучали всё чаще, люди явно устали. Андрей сменил режим работы. Теперь они днём делали перерыв часа три, а потом работали до темноты.
Внутри скал было много интересных вещей. То есть не вещей, а окаменелостей. Попадались отпечатки растений, непонятной формы не то животные, не то моллюски. Самых забавных и необычных двое рабочих собирали и выкладывали полотном на песке немного в стороне от стройки. Получался музей под открытым небом.
Андрей неожиданно получил сразу несколько писем от деда, очень необычных. Письма то ли были отправлены все сразу, то ли где-то застряли по дороге, дожидаясь, пока их всех соберут в одном месте. И он несколько раз читал их вслух всем желающим. В письме дед писал про англичан и норвежцев, про старинные времена. И порой так точно подмечал некоторые их черты, что слушатели приходили в восторг. Один такой рассказ Андрею даже перевели на английский. И однажды он прочитал эту историю мистеру Джонсу. Джонс приезжал часто вместе с транспортом и водой, тщательно следил, чтобы им всё доставляли вовремя. От дедушкиной истории главный инженер смеялся до колик. Ребята из бригады не сразу поняли, что вызвало такую бурную реакцию. Джонс объяснял, что в Шотландии тоже есть такая традиция – посмеиваться над англичанами. А норвежские викинги гораздо больше напомнили ему своих соотечественников, чем англичане.


36. От автора


Нет. Не получается у меня весёлого занятия. Писательство – занятие совсем не весёлое. По-хорошему, писатель должен сказать нечто значимое для других. Иначе зачем это делать, пиши себе в своем компьютере, сама читай, сама стирай, когда читать надоест. Значимого не получается. А интересны ли кому-то мои цветные истории,  я не скоро узнаю.
Я стала делать много опечаток, по три штуки в слове. От волнения или растерянности перед этой непосильной задачей, наверное. Была попытка закончить все повествование, просто оборвав на полуслове и помахав ручкой. Но через день стало не по себе. Как-то это невежливо и бессмысленно получилось. И я уже не знаю, в какую сторону продолжать. То ли про шпионов, то ли про масонов. Про самые лучшие масонские побуждения – к наилучшему развитию человечества. Но фантазии не хватит. Знаю, что не хватит. Потому что мне лично это не очень интересно. 
Мне интересно про шизофреников и графоманов. Но писать об этом не хочу, поскольку там никакого хэппи-энда не видно в конце.  Может человек из этого выкарабкаться, путём неимоверных усилий, маскировки и мистификаций. При помощи железной воли, которой нет ни у тех, ни у других. И, похоже, ничто их не ждёт, кроме разочарования.
Плохая книжка получается без конфликта. Так просто, набор сказок. Мне уже не нравится, хочется всё бросить и заняться чем-то полезным.  Сочинять инструкции к приборам. Те самые, которые никто не читает. Или ещё что придумать.
Коли уж у меня такая склонность к психологизмам, может сделать чуть глубже содержание? Уйти в переживания – пусть Джонс совершит нечто безнравственное и потом мучается. Вроде бы он тут главный герой. Или он лишь главный инженер и никакой не герой? Раскольников из Джонса не получится. Как глупо, надо было все эти мелочи продумать до того, как полкнижки уже написаны. А теперь поздно. Переписывать сначала не буду. Я не Сизиф, и книжка – не литература, а эксперимент.
Всё же жаль, что я раньше, много лет назад не стала этим заниматься. Кажется, сейчас уже поздновато. Столько вещей надо понять, как-то уложить в голове. Тут пара лекций по литературоведению не спасут. И полноценный диплом филолога наверное тоже не спасёт. Думать надо очень много.
Эксперимент продолжается. Я как крыса в лабиринте, блуждаю между подводными камнями литературного творчества. Похоже, просто тяну время и ничего не решаю. Может оно само как-нибудь разрешится. Вот и следующая сказка готова, слушайте.



37. Мальчик и кит


Марик сидел на корточках, прижавшись спиной к бетонному парапету. Мама сегодня злая, утром нашлёпала его. А он ничего плохого не делал. Привязал верёвочку к ноге брата. Верёвки остались у дядюшки Мэтью после установки висячего моста. Марику очень нравилось расплетать их на тоненькие мохнатые шнурки. Потом их можно было связывать, можно привязать к палке. Можно сплести сетку и ловить рыбу. Он уже пробовал, но отец стал смеяться. Сказал, что так сетки не делают. Ну и что, что не делают. Это они не делают. А я сделаю. И поймаю в океане самую большую рыбу. Может быть, кита поймаю. Потом он станет ручной, и будет катать меня по океану, прямо на спине.
Он взял маленький камушек, разгладил песок ладошками. Нарисовал кита, и фонтанчик. Он видел такой фонтанчик один раз. Они с отцом были на берегу, над обрывом. И сверху было далеко видно. Фонтанчик поднялся два раза. Один и два, вот так. Он нарисовал второй фонтанчик рядом с китом.
Доделать сетку для кита у него не получилось. Верёвки кончились, а мама запрещала ему ходить через мост на ту сторону канала. Тогда буду строить дом. И никого туда не пущу, это будет очень маленький дом. С очень маленькой дверью, чтобы взрослые не могли туда войти. Если бы мама пустила его в посёлок, он бы уже давно принёс себе коробочки и построил из них дом. В коробочках продают сок, лимонад, молоко и еще всякие штуки. Но в посёлок не уйти, а он запросто может пробежать хоть сто километров. И на ту сторону его не пускают.
Так, всё. Он всё придумал. Дядюшка Мэтью почти каждый день оставлял на своем причале листочек. Там было написано, что должны привезти лодочники. Они это называли смешным словом – "заказ". Мама очень редко оставляла заказ, потому что отец сам ездил в посёлок каждый день. И всё привозил. Я тоже напишу заказ для Джафара. С другим лодочником Марик не любил разговаривать, Карим всегда смеялся над ним. А Джафар не смеялся, Джафар добрый.
Марик поднялся, босой ступней затоптал картинку. Никто не должен видеть его кита. И пошёл к брату. Нашёл папин блокнот, вырвал оттуда листок. Он протянул брату листок и попросил написать несколько слов.
- Ну что тебе написать? Может лучше тебе рисовать картинки? Ты же читать не умеешь.
- Это не для меня, для Джафара.
- Давай, говори.
- Заказ. Напиши большими буквами. Потом внизу можно маленькими буковками – сто коробок от лимонада. Нет, лучше тысячу. Нет, лучше три тысячи. Да, напиши - три тысячи коробок.
- Зачем тебе это?
- Я тебе не скажу. Это мой план и он секретный.
- Ты глупый со своими секретными планами. Я напишу, пусть над тобой все смеются.
- Ты сам глупый. А Джафар не будет смеяться.
- А ты писать не умеешь. И никогда не научишься. Потому что глупый. И читать не умеешь. И не сможешь посчитать свои три тысячи коробок.

Брат писал на листочке и думал, как же плохо быть маленьким и глупым. Марик терпеливо ждал. Джафар уже скоро приедет. Сейчас Марик пойдет на причал и будет ждать лодку. Ему очень нравилось слушать шум лодки. Этот шум было слышно долго, сразу, как только лодка отчаливала от первой станции. Они плыли почти час, и все это время можно было слушать шум мотора.


38. От автора


Нет, это невозможно. Невозможно больше писать эту чушь. Создавать дебильные сказки. Вроде тех, что в несметном количестве показывают по телевизору. Даже в них есть хоть капля человеческого, при том, что написано плохо, а играют еще хуже. Надо остановиться и думать, думать дальше.
Я не знаю, может сказки и неплохие, но я больше не могу. Не могу ни читать сама всё это снова и снова, ни мучаться сомнениями, заглянет кто-нибудь на эти страницы или пройдет мимо, просто пожав плечами. Я не собираюсь стать великой писательницей. Не было такого намерения. И все же полную глупость не хочется выпускать. Если сочинительство – это метод лечения, то я уже почти вылечилась. Очень хотелось бы так думать.
Послушала и посмотрела несколько лекций психиатров, психотерапевтов, и просто хороших фильмов. Откуда берутся графоманы? То ли это проявление нарциссизма – вы тут все меня не понимаете, а вот напишу такое, что вы все ахнете. И наконец меня оцените. То ли это потребность проявить на бумаге ту часть эмоций, что гложет, жжёт и не дает не то что спокойно жить, а просто жить. Когда каждый день становится мучительным, каждое движение кажется бессмысленным. А может это всё же попытка разобраться в себе и в мире? Графоман – он обычно знает, что он графоман, а никакой не писатель. И я про себя это знаю. Писатель разбирается с человечеством, графоман – с собой. Но ведь хочется прикрыться фиговым листочком, хочется оправдаться за потраченное время.
Что там мой эксперимент? Ставлю себе диагноз уже не так робко, как раньше. Без реверансов и стыдливых замечаний, уводящих в сторону. Приходится снова посмотреть на свою жизнь, что я вообще могу. Много или мало, или ничего.
Ах, как она меня зацепила, эта женщина, с нарциссизмом. Я плакала. До этого написала три внеочередных авторских вставки, и удалила, потому что надо же иметь совесть. И так это достаточно нечестный приём – под видом художественной книжки заставлять кого-то читать про свои личные сложности. Реклама, да, такая же подлость, как реклама. Но я при этом еще и ничего не продаю, ни полезного, ни бестолкового. Вдвойне некрасиво. Реклама пустоты.
Я устала думать, очень устала. Барьеры, которые мне не взять, они повсюду. Их много, и чем дальше, тем больше. Я нарушаю правила, просто обхожу барьеры вокруг.  Я же говорила, напёрсточники…
Своих мыслей не хватает, пошла читать чужие. Милан Кундера пишет о романистах:

Они убили мою Альбертину. Я вспомнил слова Флобера: «Творец обязан убедить последующие поколения в том, что он никогда не жил». Поймите значение этой фразы: романист больше всего стремится защитить не себя, но Альбертину и мадам Арно.

Это он о героях Флобера. Ну да, писатель убирает себя из произведения, остаётся только взгляд. Не просто глаза, а продуманный, прочувствованный, выстраданный наконец, взгляд.
Пожалуй, я не готова пожертвовать своей жизнью ради мистера Джонса. Творец – это очень громко звучит. Брошу на время это занятие. Займусь чем-то простым и полезным, полы помою. Вытру пыль. Сменю стремление к возвышенности духа на элементарное стремление к чистоте. Давно актуальная задача. И буду думать молча.

На улице снова метель, идёт очень густой снег. Бело и красиво.


39. За зеркалом


Джонс первый раз за долгое время стал пристально разглядывать себя в зеркале. Только что вернулся домой от взрывников, решил в выходные никуда не ездить и хорошенько отдохнуть. После душа и лёгкого обеда не выдержал, заснул на диване. Но вскоре проснулся, и часа не прошло.
Что там за человек, за этим холодным стеклом? Иногда ему кажется, что весь мир исчезает. И он вместе с миром исчезнет. Как? Почему? Может быть, будет война, может быть потоп. Как картинка в зеркале, стоит отойти подальше. Сейчас у него нет времени об этом думать. Но когда-то давно эта мысль проросла в нем, и осталась на глубине сердца. Может быть поэтому он не любит смотреть в зеркало. Всегда одно и то же. Как будто мир исчезает с появлением этого стекла.
Джонсу очень нравилось, что теперь его работа видима, осязаема. Канал даже на карте уже виден. И все равно изредка возвращалось ощущение хрупкости, близости разрушения. Он переживал за стройку, как мать переживает за непослушного ребёнка.
В Европе он сидел в конторе и перекладывал бумажки. Это называлось – бизнес. Изредка надо было сделать расчёты неведомых деталей неведомого проекта. Он считал старательно, и даже не знал, будет ли построена та часть или останется на бумаге. Чувствовал себя потерявшейся частью мозаики. Пазлом, который завалился в щель за столом. Не было результата. Никакого. Он не видел результата, и через некоторое время перестал себя чувствовать мужчиной. Если сказать точнее, он перестал себя чувствовать вообще. Стал бумажной куколкой в детском ящике с игрушками. Вся жизнь вокруг стала фиктивной, ненастоящей, как в дурной пьесе. Тогда Нику и не пришлось его долго уговаривать.
И что интересно, всё это он понял уже много времени спустя, здесь. А спроси его тогда, не смог бы сказать ни слова, кроме банального ОК, всё хорошо. Пласт прошлого сошёл и забылся, стал маленьким кусочком прожитой уже жизни. Может поэтому можно говорить об этом спокойно, не бояться подпортить свой имидж.
Да, точно, там в Европе люди создают имидж. И этот имидж, эта образина в зеркале становится важнее, чем человек. Образина должна быть причёсана по моде, одета прилично, по крайней мере должна смотреться стильно. Она должна быть бодрой, жизнерадостной, в хорошей физической форме. И прочее в том же духе.
Как Дэни точно сказал – внутри шарика. Сколько же раз Джонс выходил из очередного волшебного шарика? Внутри самого маленького шарика образины попроще, примитивные. Обычно оттуда выходят в детстве, но не все. Потом появился шарик побольше, игры в эстетов и эрудитов. И это уходит, становится скушным. С искусством Джонс разобрался довольно быстро, эстет из него не получился. Логика там давно исчезла, были попытки докопаться до неведомых еще сущностей человека, а просто красота уже никого не интересовала. Даже не сущностей, а ощущений. Про сущности всё давно известно и пережёвано много раз. Получается перебор с повторениями. Может искусство давно умерло, но забыло нам об этом сказать? Джонсу в какой-то момент эстеты стали казаться некрофилами, измывающимися над трупами. Он резко прервал все свои потуги быть в курсе культурных затей. И ровно ничего не потерял.
Дальше появились игры в бизнес. Они  захватывают, большинство там и остаётся. Сейчас Джонс не играет, такие игры  - на выигрыш, далеко позади. А сейчас всё по-настоящему. Его гораздо больше волнует, скоро ли вокруг этого сооружения закипит жизнь. Скоро ли станет заметно влияние на округу. Деньги здесь его почти не интересовали. Денег долго не было, и когда они стали потихоньку появляться, для Джонса это были просто цифры на бумаге, они по-прежнему ничего не значили. Радости он не испытывал от этих циферок, не было такой привычки. Он понимал, что скоро, наверное, станет состоятельным человеком. Но просто ставил галочку, как на пункте, само собой разумеющемся.
Джонс давно отошёл от зеркала, но мысли продолжали крутиться о том же. Он вышел на балкон, пристроился среди горшков с цветами, закурил. Цветы здесь поставили и поливали соседки, балкон был длинный и общий на весь дом. Надо бы написать Анне письмо, но он уже много раз начинал и не находил слов. Если она писала сама и о чём-то спрашивала, Джонс обычно аккуратно отвечал на вопросы. Но она давно молчала. Он долго ждал письма после их поездки. Романтические мысли появлялись, но он не позволял себе мечтать. Один раз она написала, как и раньше. Вежливо  и с благодарностями. Мистер Джонс ответил в том же духе, после чего переписка снова заглохла.


40. От автора. Размышлизмы


Книжка получается похожа на молекулу ДНК, двойная спираль. Два разных содержания под одной обложкой. Это я так маскируюсь? Наверное…
Сейчас я очень хорошо понимаю тех людей, которые пишут о войне. О какой-нибудь настоящей войне. Память всё время возвращает тебя в то время, когда была война. Не может иначе. Потому что там было очень много самых сильных эмоций. Безумный страх, безумное желание победить. И всё сразу. Всё по максимуму. Война очень похожа на настоящее безумие. Я не знаю, что страшней. Наверное, война страшней, потому что там еще и убивают по настоящему. Безумец воюет лишь с тенями, хотя для него все эти тени реальней самой яркой реальности.
Конечно, мне хочется передать эти ощущения, память возвращает в мир безумия снова и снова. Но жалко своих героев. Не желаю им ни войны, ни безумия. Пусть лучше книжка останется скучной и пресной, сладкой кашей на завтрак. Идиллической историей о том, чего никогда не было и не будет. А про плохое – лучше отдельно.
Попробуйте представить себя собакой. Или обычным волком. Никакой романтики, только желание выжить. Все чувства у зверя другие, очень сильно отличаются от человеческих. Запахи, вкусы, звуки – всё воспринимается иначе. Вы легко различите качество простой воды. Сможете сказать, взята она из реки, или из водопроводного крана. Или водичка постояла пару дней в пластиковой бутылке. Очень разный вкус. Вода в пластике очень невкусная, неважно, что написано на этикетке. Это как пить серную кислоту. Вы будете ощущать кожей количество включенных электроприборов. Иногда совершенно невыносимо находиться рядом с ними. Словно рядом с гранатой, когда чеку уже выдернули. Такое не забудешь никогда, даже если всё вернулось в норму, и больше ничего такого странного не ощущается.
У человека в отличие от волка некая романтика всегда присутствует. Мы так устроены, мозг постепенно за всю жизнь заполняется знаниями. В том числе и романтическими фантазиями. Философы утверждают, что знания имеют иерархическую структуру. Вобщем, не важно, что там за структура. Важно то, что у сумасшедших верхний слой знаний словно срезается, исчезает. В полной отключке культура, любые правила.  Что такое хорошо и что такое плохо, они забывают намертво, а если и помнят, то не верят.  Они пытаются восстановить правила, без правил жить очень трудно, невозможно. Иногда придумывают свои, весьма экзотические.
Иногда у человека старые правила всё же включаются, но этому совершенно нельзя верить. Это маскировка, исключительно для собственного удобства. Или попытка оградить кого-то, знакомого, значимого человека от своих вывихов. Я очень хорошо помню, как старалась выглядеть нормальной. Но то, что при этом творилось в моей голове, никак не соответствовало  моим словам.
Стоп. Не вынесла душа поэта… Я не удержалась, всё равно начала писать именно об этом. Это какой-то кошмар – быть писателем. Пока не скажешь то, что хочешь, совершенно невозможно писать то, что надо. Ужас, кошмар и кошмар. Всё. Ухожу медитировать.


41. Размышлизмы. Продолжение


Наверное, эта книга для меня – попытка извиниться перед теми людьми, кого я обидела. И неважно, что у меня было изменённое состояние сознания. Я успела наговорить столько гадостей и глупостей про разных людей. Так или иначе задела. Хотя всем понятно, что спрашивать с больного нечего. Но всё же очень стыдно.
Найти для извинений способ попроще у меня не получится. Поскольку что бы я ни сказала в качестве оправдания своих поступков, мне не поверят. Какой сложный путь у писателя… Пришлось снова пройти сквозь все свои ужимки и реверансы, сквозь страх быть правдивой перед собой. Надеюсь, что у меня это получается наконец.
Боюсь, что я попала в это состояние по собственному желанию. Где-то подспудно мне хотелось там очутиться. Как будто на этой глубине черного-черного пруда я искала что-то важное. Сверхважное. Как трудно бывает избавляться от иллюзий! Думаю, что этим самым сверхважным было именно избавление от иллюзий. Как странно устроен человек! Всё знаешь заранее, но этого мало. Потому что надо всё прочувствовать, чтобы знать по настоящему. Понимаю, что это общие слова почти для всех. Но я попробую объясняться понятней. Что смогу.
Многие люди меня жалели тогда. Но совершенно напрасно. Несмотря на всю боль, которую пришлось пережить, вовсе не хочу, чтобы ко мне относились с жалостью. Возможно, всё обстоит совершенно иначе – теперь я смогу ко многим людям относиться если не с жалостью, то с сочувствием. Потому что они не видели то, что видела я, и никогда не смогут это увидеть. И даже если я напишу об этом самым распрекрасным образом, всё равно они не смогут понять. А жаль, мне бы хотелось, чтобы поняли все.
Вполне возможно, что в конце моей писательской эпопеи я сотру все авторские вставки. Удалю, чтобы не мешали нормальным людям читать нормальную книжку. Или сделаю два варианта. Один вариант нормальный, про мистера Джонса, его друзей и коллег, где всё лишнее удалено. Другой вариант полный, со всеми посторонними замечаниями в стиле девятнадцатого века. С ненужными подробностями о себе, любимой. Например, с такими.
Я была похожа на компьютер, который забит данными по самые уши. Но при этом почти совсем не умеет обращаться с этими данными. Удивительно, есть такие языки программирования, необычные. Их редко применяют, только в специальных задачах. Там нет команд, как в обычной программе. А есть только вопросы и база знаний. База знаний состоит из данных и правил о том, как с этими данными обращаться. Однажды я учила такой язык, потом кого-то учила этому языку. Так вот, могу поспорить на что угодно, что человек устроен так же. И у шизоидов вроде меня в тяжёлом состоянии бывает полный ступор именно из-за того, что данные есть, а правил нет. Почти все прежние правила стёрты напрочь. И все данные сыплются в этой бедной голове, перемешиваются. Выплывают пустяки, а о важном ты забываешь. Забываешь всё хорошее. А из уголков памяти выползает всякая дрянь и глупость. Все самые тупые вещи, которые я слышала за всю жизнь, как раз и выползают. Но не только.
При этом компьютерные игрушки на внимание давались настолько легко, что играть в них не было никакого смысла.   Пасьянсы, маджонги  и прочие похожие. Интересно ли компьютеру играть в карты? Нет, я думаю. И мне было не интересно, потому что слишком легко. Я вообще не делала там ошибок. Для моей персоны это было несколько необычно. И в то же время я была не в состоянии заполнить квитанцию в банке. Не могла сосредоточиться и правильно написать свое имя. А переписать двадцать циферок номера банковского счёта было делом непосильным, у меня на это уходило часа три. 
Спросите, что же тут хорошего и интересного? Хорошего мало, а интересного очень много. Так много, что я не знаю, с чего начать. Попробую позже. А пока вернусь к Джонсу и его проблемам.


42. Ирландская настойчивость


Пока Джонс строил канал, начинал работы в туннеле и разворачивал второе поле солнечных батарей, Алессандро не дремал. Литейщик делал свою американскую мечту упорно и настойчиво. Он рассмешил все управление посёлка, когда пришёл оформлять свою новую общественно-полезную организацию. Где-то в сети интернет слямзил необходимые документы, устав и прочие. Не особо вчитываясь в содержание, поменял название на "Зелёный клуб Сахары". Да несколько пунктов подправил. Даже на работу стал ходить с малюсеньким компьютером и в любую свободную минуту то писал письма, устанавливал связи с общественностью, то заглядывал на всякие форумы, отвечал на дурацкие вопросы и везде подписывался – управляющий "Зелёного клуба". В жизни он и сам умел "наводить мосты" с кем угодно. А что касается сети, то тут его просветил внук, объяснил популярно, что такое раскрутка. Эту нехитрую науку Алессандро освоил очень быстро.
Мэтью посоветовал ему связаться и с бюро тоже, сообщить о себе. Он это сделал с удовольствием и с гордостью. И как оказалось, не зря. Денег ему там не дали, но переслали несколько писем от людей, мечтающих заниматься чем-то подобным в Африке. И вдобавок, Алессандро получил от них список благотворительных организаций, откуда вполне реально можно было получить финансирование.
В результате этих бесчисленных манипуляций письмо Корнелии попало прямо к нему, в "Зелёный клуб". После его вопросов Корни не сразу поняла, что ей пишет человек именно оттуда, где она сама прошлась пешком не так давно. Один из фондов, на которые сильно рассчитывал Алессандро, находился в Орлеане, недалеко от Анжера, где Корни заканчивала учёбу. Поэтому он написал ей ещё и ещё. Наконец Корнелии стало понятно, что эту работу она сможет получить только в том случае, если сама сумеет найти полноценный гранд. Ну что ж, это не просто, но в этом есть некоторый вызов. Ей захотелось попробовать. Раньше августа всё равно нет смысла туда ехать, значит, время есть. Чудно.


43. От автора


Послушаешь настоящих литераторов, и все мои измышления тут начинают казаться убогими и скушными. Этот  глухой социально-утопический романтизм никогда не сможет подняться выше или нырнуть глубже. Будет крутиться в колесе событий. Если что-то случится в моей жизни и оторвёт от этого странного занятия, я наверное буду рада. Чувствую, что без особой причины у меня не хватает воли бросить сочинять и сознательно переключиться на другое.
Но я меняюсь, это правда. Всё больше чувствую этот мир. Нет, любви к нему не появилось, но ушла нелюбовь и нежелание в нём присутствовать. Теперь могу с кем-то разговаривать, пишу старым друзьям. До сих пор долго молчала, было очень стыдно за свою болезнь. Возможно, сознанию нужно было время, чтобы очнуться, вспомнить всё, что я натворила и устыдиться. Нужно было время на стыд. Вот такая хитрость. СКО по Грофу, системы конденсированного опыта. Они всплывают, и их надо пережить заново, уже в разумном состоянии.
Боюсь, у меня не получится написать о безумии. Сейчас я не готова осмыслить все это. Хочется, чтобы всё ушло и не возвращалось. А уж как этого хочется моим близким! Им так проще, и они не понимают, зачем я к этому возвращаюсь. А я тешу себя иллюзией, что описав свои сложные состояния, смогу этим кому-то помочь. Это очень сильная иллюзия. И очень нарциссичная. И она манит меня в пустое пространство, не занятое никем. Художественных текстов о настоящем безумии мало, мне так кажется.
Сейчас не могу, потому что не всё понимаю. А позже наверное просто забуду. И снова не смогу. Хотя у меня остался своеобразный дневник, во время болезни я очень много строчила всякой хрени в сети. И всё сохранила. Читать это невозможно совсем, но для меня как зарубки, способ вспомнить, что я переживала в тот момент.


44. Эпилог


Пришло время попрощаться с Джонсом. Моё бытописательство себя исчерпало полностью. Не сердитесь, что не получилось приключений. Можете придумать их сами, если захочется.
Я была осторожна, описывая места, о которых по сути ничего не знаю. То есть мои знания - это знания среднего европейца, очень туманные и мифологизированные.  Осторожность и недостаток знаний очень мешают настоящим приключениям. Если кому-то понравились мои картинки, я очень рада. Если кто-то захочет сделать из них дебильный сериал -  пожалуйста. Все равно подобных сериалов наснимают ещё немало. От дебилизма не спрячешься, лучше заключить с ним контракт. И лучшее, что я могу сделать – поставить точку сейчас.
Мне жаль, что писателя из меня не получилось. Это было увлекательно. Мне не жаль Джонса, и Анну, и прочих героев. Лучше я оставлю их в покое. Пока не появилось желание или разбить на мелкие кусочки их самолёт, или залить их всех кислотой, или оставить задыхаться в пожаре. Пусть живут спокойно и сами разбираются со своей жизнью, без меня. Даже если они – это всего лишь мои отражения в зеркале. Слабые туманные отражения. Хочется сказать им напоследок – вы всего лишь колода карт! А мне – как в анекдоте – проще будет новых нарожать.
Мой эксперимент закончен. Причины графомании стали мне ясны, как солнечный день. Да, это ловля своих отражений на кончике пера. Способ вынести живущую внутри боль не на бумагу, нет, не всё так просто. А вынести из себя наружу, вовне. В образ. И со стороны полюбоваться, если повезёт, даже понять. Не новость для профессионалов. Но для меня – да, открытие. Так что я довольна результатом.
Сочувствую писателям, искренне их жаль. Они ведь тоже немножечко графоманы. Чуть-чуть.