Дар оператора... или Переплетение судеб

16 февраля 2014-го года в переполненную гостиную киноцентра им. Л.Л. Оболенского вошёл красивый серебробородый мужчина и ничего не говоря, положил на столик… гранат.

Как спелый и сочный фрукт, выращенный в тёплых почвах Еревана, оказался под сильно заснеженной крышей Челябинского киноцентра? Оказывается, прибыл прямиком с выставки, посвящённой Сергею Параджанову в Москве. И привёз его ни кто иной, как кинооператор, работавший с великим режиссёром – Александр Антипенко.

Встреча с ним растянулась на три часа в первый день и плавно перетекла в день следующий.

Оператор, снявший более 30 фильмов, каждый из которых маленькая жемчужина, говорил о своей судьбе, прочно переплетённой на каком-то этапе с судьбой всемирно известного режиссёра, создавшего «Цвет граната», «Тени забытых предков», «Легенда о Сурамской крепости», «Арабески на тему Пиросмани»…

Александр Антипенко родился в 1938-ом году.  Отец его был убит на фронте, так что рассчитывать на чью-то помощь и поддержку Александру не приходилось. Даже наоборот – самому нужно было помогать матери. Именно поэтому после окончания 8-го класса Саша Антипенко бросил школу и пошёл учиться на столяра-краснодеревщика.

– Запах деревянной стружки представлялся мне тогда сказочным, –  признаётся Александр Иванович. Но был и другой запах, будоражащий его кровь. Это запах кинозала.

– Наше училище соседствовало с кинотеатром, –  рассказывает оператор. – И мы так лихо научились подделывать билеты, приклеивая корешки «контроля» к использованным пропускам в кино, что не просмотрели ни одной картины. Особенно нам нравилась «Свадьба с приданным» –  по тем временам эта лента была «полный артхаус». Мы – 14-15-летние мальчишки – ходили на неё не единожды.

–  А потом, –  продолжает Александр Иванович, –  нас отправили на практику. И надо же было такому случиться, что прямиком на Киевскую киностудию. А там огромные павильоны, чарующие декорации, и кино, которое творилось прямо у нас на глазах. В те дни шла работа над двумя картинами сразу. Это были «Джордано Бруно» и «Мать» Марка Донского – с непревзойдённой Верой Марецкой в главной роли.

–  Помню один эпизод, чрезвычайно на меня повлиявший, –  вспоминает Александр Иванович. – Марк Донской кричит на Марецкую: «Я тебя родил, Вера, ты стала народной любимицей, но ты бездарная дура, как я в тебе ошибался…». Актриса начинает рыдать, режиссёр в это время кричит: «Мотор», и оператор снимает рыдающую актрису. Снято. Донской бежит к Марецкой, обнимает её, говорит: «Ты гений, ты даже не представляешь, какая ты умница». Посмотрев на это, я понял, что не хочу быть режиссёром, но не могу жить без кино. Я не хочу кричать на актёров, не хочу топтать в гневе рупор, но хочу быть дирижёром света, звука, изображения… Я принял решение уйти из училища, окончить вечернюю школу, и готовиться во ВГИК.

–  Одновременно с вечёркой устроился на студию подсобным рабочим. Моё дело: подмести и вымыть пол, подержать ветку по просьбе режиссёра и так далее… Но кроме этого, я имел право… положить руку на камеру. Смотреть в неё мне пока не дозволялось, но сам факт причастности к волшебству создания кинематографа делал меня счастливым.

–  И здесь надо сказать, –  продолжает Александр Антипенко, – что часто присутствовал на наших съёмках один странный, но очень интересный человек. Он приходил на все фильмы, что только-только начинали создаваться. Любил смотреть декорации, которые едва приобрели фактуру. И всегда был удивительно одет. Не модно, нет, не так как все. Он запросто мог взять спецовку у пожарников, перекинуть шарфик с левого на правое плечо, и выглядеть необычайно стильно.  Это был Сергей Параджанов. Он – молодой режиссёр – присматривался к тому, как снимают другие, я – подсобный рабочий – мыл пол на киностудии, после чего отправлялся в вечернюю школу.

–  В школе было тепло – продолжает оператор. – Я приходил туда и спал, положив голову на стол. Девочки жалели меня, прикрывали, давали списывать. Я мог только восхищаться их умением понимать всю эту алгебру. Сам же занялся фотографией. Купил фотоаппарат «ФЭД» и книгу «25 кадров». Несмотря на патологическую неспособность читать инструкции (до сих пор с превеликим трудом осваиваю мануал к сотовому телефону),  я изучил эту книгу сам. Уже через год моя фото-работа была представлена на республиканской выставке…

–  Очень быстро учишься чему-то на практике, –  вспоминает Александр Иванович. – Понятно, что я обращался за помощью к ассистентам оператора, студентам ВГИКа, быстро перенимая их знания и опыт. И вот я уже не подсобный рабочий, а фотограф Киевской киностудии – без всяких протекций, связей, рекомендаций. Но я так и не получил среднего образования, а мне уже 18 лет, самое время идти в солдаты.

–  Первый год службы меня вообще не подпускали к фото-камере. – На второй год попросили сделать доску почёта. Приехавший военачальник спросил: «Кто снимал?». Ему ответили: «Рядовой Антипенко», и меня тут же перевели в другую часть. Сначала в солнечный Баку,  а дальше – в Подмосковье. Там нашёлся один совершенно чудесный полковник, позволивший мне закончить 10-й класс прямо в процессе службы. И вот я уже демобилизованный стою у дверей ВГИКа и боюсь зайти внутрь. Столько там ладных и модных ребят, а я…

–  Спас положение парень-студент, заметивший мою робость. «Покажи работы», –  говорит. Я показал. «У тебя прекрасные работы», –  сказал он, и познакомил меня со своим руководителем: Борисом Израилевичем Волчеком. Борис Израилевич, посмотрев фотографии, поставил какую-то меточку, напротив моей фамилии, позволившую мне набрать 27 баллов из 25-ти возможных. Я поступил во ВГИК. До сих пор ставлю свечку в храме за Бориса Волчека… Он стал и моим руководителем тоже.

–  И вот, первый курс ВГИКа, –  слушаем мы дальше рассказ Александра Ивановича. – Хрущёв раздаёт студентам бесплатно горчицу и хлеб (что очень спасает нас), и одновременно решает, что очники сильно оторваны от производства, и надо их, как заочников, отправить на производственную практику. Я возвращаюсь фотографом на Киевскую киностудию, но все лучшие картины там уже разобрали. Остаётся странный фильм «Цветок на камне», который велено доснять Параджанову на деньги, оставшиеся от съёмок Анатолия Слесаренко, который неожиданно был приговорён к четырём годам лишения свободы...

–  Это тот самый Параджанов, который любил бывать на съёмках других режиссёров, – вспомнил я… И попал. Попал под обаяние этого человека, перед которым мало кто мог устоять. Он был чародей. Человек, тончайше чувствующий красоту: «Художник не должен пройти мимо красоты, –  говаривал он, – если прошёл, то не художник».

– Параджанов был необычайно внимателен к фактурам. – К фактуре чашки, меха, украшения… Гуляя по Киеву, он мог зайти в комиссионный магазин, совершенно дотоле ему неведомый, прицельно подойти к определённой витрине, и выложить сходу 100 рублей за какой-нибудь перстень.

– Я не мог понять, –  продолжает Александр Антипенко, –  почему именно этот перстень, есть же другие, не менее красивые, но Параджанов на них даже не смотрел. «Ты не понимаешь уникальности», –  говорил он, и всегда оказывался прав. Он был сыном антиквара. Далее именно этот перстень ему удавалось продать в 5 раз дороже. Его обвиняли в спекуляции, судили за это, держали 5 лет в тюрьме. Но не спекуляция то была, а лишь амортизация таланта уметь увидеть красоту. Увидеть и оценить. За это же «преступление» провёл 5 лет в тюрьме его отец. Такая же участь ждала и его сына. За любовь к красивому судимы…

–  Но вернёмся к «Цветку на камне» –  первому нашему совместному труду с Сергеем Параджановым. На этой картине мы чуть не погибли. Дело было на шахте 17-17бис в 20-ти километрах от города Донецка. Шахту сдали, всё проверили, а пока набирали шахтёров, решили в недрах её снять кино. К слову, кино тогда любили. Целые поля спелой ржи позволяли затаптывать, а то и сжигать, ради съёмок батальных сцен… Нам разрешили спуститься в шахту. Камеру поставили вверху, а нас с Параджановым и осветителем посадили в плетёную клеть и стали спускать в подземелье. Вдруг стенки клети стали задевать стенки шахты, раздался чудовищный, скрежещущий звук, одновременно трос, на котором мы спускались, стал угрожающе стучать по крыше. Параджанов вдруг вспомнил о камере, которую никто не имел права остановить, кроме режиссёра, и закричал: «Стоп!». Камера остановилась и, одновременно, наша клеть перестала опускаться вниз. Нас, как рыбу, пойманную на крючок, вытащили на воздух. Белое, белее, чем абажур, лицо главного инженера шахты, заставило нас испугаться. Как только краска вернулась на его лицо, и он обрёл дар речи, он выдал весь арсенал русского мата, запретив нам даже приближаться к шахте. Оказывается, клеть, если зависает и опускается глубже, чем на 5 метров, обрывается и падает вниз. Это верная смерть. Мы же опустились на 15 метров. Так что легко могло не быть сейчас ни Параджанова, ни гранатов,  ни тогдашнего первокурсника Антипенко…

–  Следующая наша совместная работа: «Тени забытых предков». Именно на ней я увидел второй лик Параджанова – человека, который, получив шанс, не стесняется и ставит свои условия. Так, одним из условий его был оператор Юрий Ильенко – молодой, но известный уже на международном уровне оператор-новатор, и жена Ильенко –  в качестве исполнительницы главной роли.  Киевская киностудия не могла на это пойти, так как были там штатные операторы и актёры, которым все равно надо платить деньги. А тут приходилось платить и пришлым. И всё же Параджанов настоял на своём.  Картину стал снимать его оператор.

–  Работали они сложно, с бесконечными конфликтами, –  продолжает Александр Антипенко. –  Я, тогдашний студент операторского факультета, принимал сторону Юры Ильенко и старался гасить, по возможности, все конфликты. До какого-то времени это получалось. Но потом, благодаря кляузе режиссёра по свету, оператора и его жену решено было убрать с картины. Приехал другой специалист и другая актриса, но… в это же время привезли и первый отснятый материал. Просмотр начали в передвижном, импровизированном зале, где вместо экрана использовалась простынь. Параджанов с Ильенко сидели в разных углах, насупившись, не глядя друг на друга. Однако после просмотра они, не сговариваясь, пошли друг к другу навстречу и обнялись. Они увидели материал, и поняли, что это – хорошо. У этого есть будущее. Досняли картину в прежнем составе…

- Следующая работа Параджанова, в которой я принимал участие: «Киевские фрески». Ради «Фресок» я отказался от сотрудничества с Сергеем Герасимовым в фильме «Журналист», а значит, отказался от московской прописки, и от поездок в Испанию и Францию, куда меня уже отправляли. «Я понимаю, что значит для оператора работа с таким визуальным режиссёром как Параджанов», –  сказал мне тогда Герасимов, и отпустил, благословив.

– Я давно мечтаю поставить фильм о Киеве, –  говорил в то время Параджанов. – Город уже не раз был на экране –  исторический, пейзажный, архитектурный, промышленный. Но я хочу всмотреться в душу Киева.

 – Выбрасывай всё плохое. –  Запомни, хорошее монтируется только с хорошим. Хорошее с плохим – никогда, –  выдавал на гора секреты монтажа Параджанов.

–  Снимай больше рабочих моментов,  –  говорил он Александру Антипенко, как будто догадывался, что картину закроют. И её закрыли. Ещё на стадии кинопроб.

–  Я надеялся, –  говорит оператор, –   что эти кинопробы, смонтированные Параджановым в пятнадцатиминутный фильм, станут моей дипломной работой. Но не тут-то было. Цензура предложила мне вырезать кадры с еврейским кладбищем: «Если вырежешь, получишь как оператор, звукорежиссёр, режиссёр по свету, к тому же – защитишь диплом». Я отказался. Картина нигде никогда не была показана, зато осталась такой как есть, и именно такой вы можете сейчас ей видеть.

–  А диплом, в итоге, я снял в балетном классе. Фильм «Сегодня – каждый день» полон находок, многие маститые операторы до сих пор не понимают, как сделаны там некоторые сцены. Но и он  подвергся цензуре. На этот раз меня попросили вырезать кадры, где балерина сначала греет пуант своим дыханием (давняя балетная традиция), а далее зашивает порванный пуант. Критики предлагали заменить эти сцены более политкорректными. Я отказался и оставил всё как есть.

–  Но вернёмся к Параджанову, –  продолжает Александр Антипенко. – После фильма «Тени забытых предков», мне открылся третий его лик. Появился Параджанов, остановивший кино, создавший анти-кино или стоп-кино. Кино, состоящее из неких кристаллов, которые вряд ли когда-то кому-то удастся разрушить...

Во многом, это случилось из-за разногласий с оператором Ильенко и многочисленных высказываний критики о том, что без Ильенко не было бы фильма «Тени забытых предков». Параджанов не мог с этим смириться, не хотел быть на вторых ролях, он начал искать и нашёл свой собственный путь в кинематографе.

–  Я мог бы бесконечно рассказывать об этом удивительном человеке, но наше время подходит к концу, –  с сожалением завершил свой рассказ Александр Антипенко.