Грезы любви

ГЛАВЫ ИЗ ПОВЕСТИ " Я ЕСМЬ ЛЮБОВЬ..."
 

  Ольга Ивановна, вернувшись из Катанды, куда делала вылазку по этнографическим нуждам, присела к костру. Как дэнди лондонский, Евгений Романов, кумир гляциологии – новой науки о ледниках, протянул ей белый лист из блокнота. Это был ее портрет: глаза устремлялись к вершинам гор, волосы развевал ветер, и одна морщинка на переносице как бы указывала , каким должен путь в вечность. А на обратной странице красовалось посвящение с размашистым автографом:
Своей прекрасною рукой
Обрисовали вы покой.
Но потерял его я с вами,
Не кажется ли, ангел мой?..
Ольга Ивановна вспыхнула. А искусителю, кажется, только того и надо было. Он тут же откланялся и стал спускаться к реке.
Она с облегчением вздохнула и вдруг откинулась на траву, устремившись всем, что в ней было, в чудотворную лазурь неба. « Как мало я гляжу в него, несчастная», - запоздало заныло нечто, будто обретая там свое вечное пристанище. Она закрыла глаза и, кажется, на мгновение ушла в легкий сон. Очнувшись, потянулась за своим путевым дневником.
 Ольга Ивановна только что возвратилась с Международного симпозиума в Софии, на котором ей удалось выступить  со своей излюбленной темой « Кирилло-мефодиевская традиция в Киевской Руси».  И ее присутствие на земле казалось видимым, все ее существо витало выше. Единственным спасением от обуреваемых страстей, было уединение. Тогда постепенно могло возвратиться благостное состояние умиротворенности и сдержанного покоя.
Но тут праздник души явно затягивался. Чувства вокруг глупого сердца водили такие хороводы, что наперебой сбивали его с толку, оно то проваливалось в сладкую бездну, то среди ночи вдруг объявляло: «бодрствую!»
 А там, на всемирных аренах разгоралась битва за спасение Алтай-Саянской горной страны. Звонили колокола ХХI века: от ее судьбы зависит будущее всей цивилизации земли. Первый шаг был сделан – включение ряда регионов Горного Алтая в список всемирного и культурного наследия ЮНЕСКО. А теперь следовало прислушаться к духовно-экологическому уставу главных общеевразийских ценностей.
Давно ли Михаил Шишин был вдохновителем «зеленых», спасавших Катунь от посягательства на нее гидростроителей…. А теперь Михаил Юрьевич  – научный светило и совместно с МГУ и другими учреждениями страны, раздвигая рамки этого устава, призывал к мудрости и благоразумию: «Главными общими евразийскими ценностями жителей региона, находящими свое отражение в их национальных и культурных традициях, являются:
- ненасилие,
- нестяжательство,
- защита и преумножение национальных традиций жизни…
Нестяжательство… Совсем, как у Льва Толстого.
Проникнуться бы этим духом каждому, кто ступает на горную тропу Алтая: «Чти, путник, всякую былинку… Природа высокогорья способна облагодетельствовать тебя своими дарами, а заповедная долина напомнить   о том, что раньше в золотой век рыбы было столько, что ловили ее руками, силками и ситом. И в какой бы лесок ты не зашел, наешься ягод, каких душе угодно, и утолишь жажду из благословенных изумрудных родников и речек».
 Вспомнилось библейское: горы будут петь вам песнь и все дерева рукоплескать вам… Только не несите сюда коварные мысли о наживе, обогащении себя за счет уничтожения своих меньших братьев…
Исчез дзерен
И снежный барс,
И красный волк
Не мчится в стае.
Лишь в сумерках
Себя являет
Пугливый
Северный олень…
   Что, если отсюда, с вершины горы  Ольга Ивановна могла бы увидеть в бинокль когда-то  крадущегося снежного барса – ирбиса. Одно мгновение и воображение писателя захватывает ее дух. Вот он вытянул свое приземистое тело с острыми втяжными когтями. Насторожил голову с короткими чуть закругленными ушами. И напряг толстый опушенный хвост. В густой и мягкой шерсти дымчато-сероватой окраски переливаются тысячи солнечных алмазиков. А по всему телу от хребта разбегаются в разные стороны агатово-черные пятна.
 Здесь, на южной кромке гор – окраинной границы ареала он чувствовал себя хозяином горных угодий. А теперь в летние месяцы он забивается высоко в горы и предпочитает пребывать в альпийском поясе у границы вечных снегов…
 Старый охотник Анчи рассказывал ей, что однажды в горах Южного Алтая он, можно сказать, столкнулся с ирбисом лоб в лоб. Тот выходил из пещеры, где видно было его пристанище-логово, а незадачливый Анчи намеревался туда заглянуть, не подозревая о том, что там может находиться выводок барса. Зверь зарычал, ощетинился, гневный испуг исказил его морду, обнажив острые клыки. И тут же он сделал прыжок в сторону и завернул за выступ скалы…
  Ирбис не нападает на человека. А вот человек со своими хищническими инстинктами нещадно преследует этого свободного прекрасного зверя, и
 браконьеры отстреливают его, все больше ставя под угрозу его полное исчезновение с земли.
   Рысь, тигр бар, снежный барс  из семейства кошачьи – Felidaeзанесены в Красные книги отечества. Но эти Красные книги политы кровью млекопитающих самыми жестокими представителями человечества…
  …Там внизу, как с искорками от костра, вели разговор по-алтайски две девушки. Утром к их горному лагерю прибилась группа из Горно-Алтайского госуниверситета.  Речь шла о ней.
-Она похожа на толмача Радлова, - говорила первая.
- Не на толмача…
- А на толмачицу, - рассмеялась Ольга Ивановна над собственным неологизмом:
Я, девицы, толмачица –
Не языческая жрица…
 Девушки смутились. Разве могли они предположить, что эта странная неразговорчивая блондинка знает алтайский?   Ольга Ивановна, владевшая несколькими языками, хаживала тюркологом и в алтайскую лексику.
  Она многое бы хотела сказать. Мы уже под крышей Центрально-Азиатского континета. Здравствуй, прекрасный Белухинский массив! Все те же таинственные ущелья, над которыми взметнулись в небо вертикальные гребни. Куда ни глянь -  скалы, осыпи, морены... Она, кажется готова забежать вперед и предупредить лавины и сели: "Остановитесь! Склоны гор очень чуствительны..."
Белуха сияет в Катунском хребте,
Ее белоснежна корона.
О, ты не увидишь на свете нигде
Сапфир ледникового трона...
 
 Вечером на этом же месте кострища каждый выдавал что-то свое. Дошла очередь и до Ольги Ивановны. Настенька – ее студентка неожиданно пропела:
- Вы бы нам прочитали что-нибудь о любви… А, Ольга Ивановна…
- Творенье слабого ума?
 Однако ее коллега  Игорь Иванович, дремавший от усталости изнурительного  пути, тут же подал голос противления:
- О, не скажите! Я читаю комментарии к вашим миниатюрам на сайте «Мы пишем.Ру» в Интернете. Восторг охватывает читающих.
- А вы не боитесь, что на вас обрушится сокрушающая лавина камнепада с Алтайских гор?
- Не-е-е-т!..
 Ольга Ивановна достала из полевой сумки свой путевой дневник и, раскрыв его, встала во весь рост, как в аудитории:
 - «Грезы любви». Миниатюра.
«Она не думала, что эти безобидные провожания до дома, вылазки на природу к реке, их голубиная воркотня несут такие роковые ошибки. Она – кандидат философских наук – знаток человеческих душ сама оказалась в западне неуправляемого чувства. Так вот ты какая, Любовь! Но разве это благо?
 Все в Ней противилось этому безумному наваждению: и трезвый светлый ум, и тихое созерцание умиротворенной души, когда в любой момент ей приходилось быть вдохновенной студенткой, и по каплям, ритмично расходующее себя сердце.   Но было уже поздно – плоть совершенно выходила из повиновения. И вместо того, чтобы готовиться к лекции, обративши взор на себя, ум блуждал где-то в пределах другой кафедры, надеясь на случайную встречу с Ним. А на струнах вытянутых  жил души играли неведомые доселе ощущения глубокой печали и безутешного терзания, щемящего счастья и ликующей отрады: «Я - любима!»
 Ночь продолжала петь страдания. И все Ее существо от помутневшей головы до кончиков утонченных пальцев уже принадлежало не Ей, а какой-то посторонней необузданной страсти без всяких этических норм и правил.
 Как хочешь, так и называй: «колдовство», «магия» или «фата-моргана»… Но сверхъестественная способность образов, речи, стечения обстоятельств пока вносили в жизнь сумбур и сумятицу. Время и материя без физического воздействия на них приобретали иной искаженный вид. 
 Вместо изящной сероглазой богини-востоковеда, какую она привыкла видеть в себе,  - испитая в светских  интригах ориенталистка, у которой в глазах  уже потух благословенный огонь познания. Неужели Она  лишилась нравственного чутья, ведь Он был женат еще со студенческой скамьи?  " А что я тебе говорила?" - вспомнилось наставление матери о блудливом соблазне.
 Она не узнавала себя – слабая, безвольная, раболепная будто была захвачена врасплох: «Куда бежать?» Все смешалось: «Где ты, ангел-хранитель? Может быть это падший Люцифер пытается расстроить твою судьбу, лишить тебя чести и достоинства?»
Как же урезонить себя? Обрести сдержанные чувства?... Однажды под утро она все-таки решилась написать Ему  послание, открыв свою тайну  в стихотворении:
«Глаза закрою: вы и вы…
О, Боже, что за наважденье?
Где взять мне камни преткновенья
Остановить хоть на мгновенье
Потоки хаоса Любви…»
 На следующий день, когда Она поднималась по лестнице, чтобы передать свое трепетное послание, вдруг услышала любимый голос:
 - Простите, как Вы намерены сегодня провести свой вечер?
  Студентка по всей видимости была тронута вниманием своего преподавателя:
- Я свободна…
 «Это конец!» - опешила тайная свидетельница разговора. И благодарность, как ангел с белыми крылами, коснулась Ее мятежного существа. Она с облегчением вздохнула  и рванулась вниз, скатываясь по перилам на слабых дрожащих ногах. Блаженная свобода! Но предстояла еще борьба за выживаемость в этом легкокрылом пространстве  Ее предыдущего бытия, которое Она так бездумно предала, отвергла, словно усомнившись в лаврах своего везения, будто и не было Ее каторжного труда.
  « Боже! Я живая...» - шептала она поутру, открывая глаза, все еще не веря своему бегству из плена. Но душе   уже  всякий день были противны намеки на больной кураж, запальчивость истерзанной плоти, на все предчувствия, превращения слезных очарованных грез. Она с негодованием сбрасывала с них одежды искусителей, врываясь, как раскаянная грешница, в свои родные   коридоры благословенного храма науки  с талантами и отстающими зубрилами, наивными соучениками Ее горького жизненного опыта…»
Дочитав последние строки, Ольга Ивановна с благодарностью поклонилась слушателям, намереваясь отойти от костра. Лучше без эмоций…
Но где там…
   - А вы это про себя сочинили?
- Милая Маргарита! Иногда тайны личной жизни  полезно сделать общим достоянием…
Игорь Иванович по-медвежьи заворочался на траве:
-  Господи! Прости мне грехи и дай силы … на новые. На меня как будто рухнул обрыв со скальными породами… Я не предполагал, что есть такие чувствительные женщины. Да, много потерял тот человек, променявший свою «богиню» на неизвестно что…
Настенька даже приподнялась с надутого тюфика:
- По вашему, если студентка, то значит «неизвестно что»?
Игорь Иванович пошел на попятую, теряясь в движениях восстающей души сероглазой вещуньи:
Ах, Настена!
Вы у трона
Премудрого царя
Соломона…»
Ольга Ивановна знала, что будет болеть из-за утечки энергии «языка» возле любителей кострищ, в обозрении этих наивных душ эпохи романтизма. Но отказаться от своего благовеста не могла:
- К сожалению мы иногда теряем бдительность, расслабляемся до такой степени, что…
- Подпускаем к себе близко не того, кого надо…
Все рассмеялись…
Ольга Ивановна, боясь упустить нить разговора,
добавила к реплике Женечки:
- В нравственном богословии это называется «пленением духа». Лукавый предлагает вам чувственные ощущения – томление сердца, желание видеть очерченный образ, слышать дорогой голос…Наваждение! Иногда человек неискушенный поддается обольщениям. Вы думаете нам, как преподавателям, не приходится терпеть рядом с собой таких мучеников, «впавших в прелесть»? Да сколько угодно!
- Выходит, влюбленность – ложь?! – восставая против хладнокравного вывода выкрикнул Дима – любимец поющей группы.
- Кто имеет уши, тот слышит, - глубокомысленно произнесла противница прелюбодейных связей.
 От степени предложенных талантов и число поклонников. С одной стороны это льстило ее женскому самолюбию. С другой, отравляло жизнь. Испорченные ласками податливых легкомысленных представительниц прекрасного пола некоторые из ее воздыхателей не подозревали о сопротивлении своей избранницы. «Но почему нет?!» - восставал демонский инстинкт желаний в страстных глазах. Ей в такие минуты оставалось уповать на милость и заступление Божией Матери и ограждать себя молитвами от посягательств на честь, значительно упавшую в цене в этом мятежном веке.
 Образно говоря, ей приходилось уходить от своих «обожателей» - студентов-промокашек и аспирантов, степенных ученых мужей и только что взошедших звезд – то скачущей на коне амазонкой по долинам, то красться звериными тропами по горным кручам Тянь-Шаня, то пробиваться сквозь бадановые кедровники Алтая…
 Ее любимый погиб в научной экспедиции, спасая жизнь своему младшему сотруднику. На лагерь в Казахстане в районе реки Алматинки обрушился сель. В переводе с арабского он означает «сайль» - бурный поток. А если этот поток камнегрязевый несется с гор со скоростью ветра, то ничего живого не остается на пути. Муж старался выйти из зоны стихии, неся на себе потерявшего сознание Гришеньку Пахомова, и, уложив того в каменной пещере, отправился за спасателями…
 Они расстались навсегда. Но она часто приходит сюда в этот чужеземный грот, как в их последнее жилище, будто поджидая своего суженого в сумерках догорающего дня. Вот- вот он войдет к ней – усталый, заросший щетиной, но счастливый, как никто другой на свете, и радостно екнет сердце от его голоса:
- Олюшка! Ты дома?..