Два друга

Семен и Давид впервые встретились в седьмом классе. Одноклассники недолюбливали Семена за такие его вопросы, ответ на которые вызывал всеобщий смех. Давида же не полюбили сначала как новичка, потом – как друга Семена. С тех пор они так и остались на всю жизнь в изоляции. Семен был белобрысым, Давид, понятно, – черным, за что его  еще больше не любили. Сначала Давид испытывал от этого боль, но после некоторого общения с Семеном боль сменилась сискренним сочувствием к окружающим.

Давид окончил школу с золотой медалью. Семену в этом острой необходимости не было, и на их внутренних отношениях это никак не отразилось. Потом оба поступили на физфак столичного университета, по окончании которого Семен поехал вслед за Давидом – в Пущино.

Через два года Давид познакомился с лаборанткой Светой, для которой дорога в большую науку была закрыта «неправильной» биографией родителей. Да Света и не рвалась в большую науку: ее научных знаний хватило бы не на одну диссертацию, к "корочкам" же она относилась так же равнодушно, как к светскому обществу. И вообще она жила своим миром. Но однажды в этот спокойный мир ворвался Давид и забрал ее к себе. Все произошло так стремительно, что на третий день Семен был приглашен в свидетели и за свадебным столом посажен по правую руку от Давида.

Радующийся за друга, но предчувствующий неладное, Семен подумал, что их дружбе с Давидом пришел конец. Однако опасения оказались напрасными: слишком далеко они оба продвинулись в понимании механизмов человеческих душ. Да и Света тоже оказалась вытолкнутой из среды. Так что их полку прибыло, и даже в свадебное путешествие по Западной Двине на взятых на прокат надувшых лодках они отправились втроем.

Несмотря на естественную тягу к прекрасному полу, Семен воспринял жену друга как родную сестру – без малейших поползновений. Света так же легко ответила тем же. Опасность взрыва была решена раз и навсегда без тени сомнения у всех троих...

За два года Света родила двух черноволосых пацанят...

Не буду описывать будничную жизнь наших героев: работу, заботы, досуг и даже разговоры о более совершенной жизни – там было все правильно, а потому и не интересно. Наше же любопытство направлено лишь на больную точку – на личную жизнь Семена.

Таких лаборанток – да и не лаборанток, – как Света, во всем научном городке больше не было. Не было их и в прошлой жизни Семена. К тому же дружба с Давидом сделала его капризно-разборчивым., хотя его требования к любимой женщине были до примитивности просты: чтобы она была и своим человеком, и понимающим его так, как понимали друг друга они с Давидом. Пожалуй, каждая десятая женщина способна быть своим человеком, но... без взаимопонимания до конца, а преданная собака не способна умолить истинное одиночество.
Гораздо реже встречались Семену, казалось бы, и понимающие женщины. Но сквозь их нередко большое интеллектуальное и эстетическое развитие светилась сконцентрированность на себе: побольше взять от жизни. Взять, взять, взять... Но такие люди не могут быть своими до конца.

Увы, об обществах, где люди собирались бы на основе какого-то духовного родства, ничего не известно. Только по частностям: любители науки, любители искусства, любители развлечений, любители трепа... А полноценную семью можно построить лишь с одной женщиной, с которой было бы интересно общение во всем или хотя бы в очень многом. Жизнь, построенная, скажем, только на общем интересе потанцевать, бессмысленна, все такие попытки кончаются развалом семьи через год-два. В результате: или ни дома, ни детей, или чужой дом и чужие дети. Пустота, ау!..

"Да, но ведь все как-то выходят из этого положения! – Ну, это их дело, каждый сходит с ума по-своему. А я вообще не хочу сходить с ума!.."

В таких бескомпромиссных поисках прошло еще лет десять.

Все эти годы каждую субботу Семен проводил в семье Давида. Дети, Саша и Алеша, воспринимали Семена родным и любимым дядей. Поэтому каждая суббота была для всех сумасшедшим праздником, тем более что по давней договоренности каждая суббота не должна была быть похожей на все предыдущие. Изощрялись все, кто как мог.

Начиналась суббота с приходом Семена и завтрака. Самая интересная игра, или как бы игра, начиналась уже за завтраком. Это была игра в Мечту. Если читатель предположит, что игра сводилась к безудержному фантазированию, то он окажется далеко от истины. Каждая игра состояла из трех частей. Сначала надо было высказать мечту. Но не простую, а золотую: во-первых, она должна быть никому не известной; во-вторых, она должна быть в принципе реализуемой, а в-третьих, она должна быть реализована и стать наградой ее творцам! Конечно, взрослые слегка хитрили: предлагали игры не известные детям, но известные им самим. Но от этой лжи все были только в выигрыше.

Игра прерывалась только на два часа – дабы дети не думали, что вся жизнь состоит только из удовольствий, хотя бы и серьезных. В это время все должны были заниматься какими-то делами нужными, нередко неинтересными. Конечно, в процессе такой работы можно было и пошутить, и посмеяться, а то и песни попеть. Но дело есть дело – оно требует большой ответственности. Конечно, иногда на Сашу и Алешу то хандра нападет, то вспыхнет сильное непредвиденное желание заняться чем-то более приятным. Тут-то и приходила на помощь палочка-выручалочка: "Будете плохо себя вести, в следующую субботу дядя Семен не придет!" Повторять угрозу не приходилось...

А по завершении "серьезных дел" дом опять наполнялся то смехом, то спорами, то разными чудесами. Но в самый, казалось бы, интересный или веселый момент на лицо Семена ложилась тень печали. Давид и Света догадывались о ее причине: прожить жизнь без семьи – трудно, хотя и терпимо, но прожить ее, не оставив наследника, частицы самого себя как символа вечности это уже кошмар, особенно для физически здорового человека. Догадывались и утешали, хотя понимали, что это абсолютно не помогает. Догадывались и страдали за самого близкого им человека. И потому они тоже приняли участие в поисках невесты для Семена.

Искренне и глубоко сочувствуя беде друга, Давид и Света старались ограничить проявление своей нежности друг к другу при Семене. Но от взгляда Семена это не ускользало: он был из того же теста...

Ограждая близких людей от тяжести своей ноши, Семен постепенно закрыл форточку для своей откровенности на больную тему, все пережигая в себе. Но психическая машина – штука сложная и далеко не всегда управляемая. Все чаще в играх с детьми он уходил в себя, что стали замечать даже дети.

Беда стала незаметно проникать во все щели.
– Господи, неужели нет выхода из этого тупика?! – спрашивал себя Давид. – В науке и технике люди творят поистине чудеса, а тут... вроде бы все есть и... ничего нельзя поделать. И даже мы, докопавшиеся, казалось бы, до причины причин.
– А чего это ты пытаешься отвечать за "мы"? У тебя-то все в порядке. Это у Семена беда, и потому он слабее тебя.
– Но ты же друг, и тот из двух, над которым не каплет. Где же тогда твой интеллект, за которым ты всю жизнь гонялся и который не знаешь, на что употребить? На худой конец, где же твое чувство истинного друга? Может оно тебе что-то подскажет?..

Давид даже покраснел – как будто он был в чем-то виноват. Он еще раз вернулся к теме интеллекта и чувству, и...

Дети играли на улице. Давид и Света стояли у окна. Теперь и они увидели своих детей глазами Семена. Давид взял Свету за руки и гладя ей в глаза сказал: "Свет, роди Семену ребенка". Света нисколько не удивилась словам мужа, хотя впервые услышала от него эту мысль. Она только прижалась к груди Давида, лицом к окну.

– ...Здравствуйте, домочадцы! – пробасил Семен, переступая порог. – Ну, что нового у нас будет сегодня?
– О, сегодня будет совсем необычный день. Мне одолжили надувнушку, но, к сожалению, она только трехместная. Мы бросили жребий – Света остается дома. Так что прошу любить и жаловать.

Семен взглянул на Свету: она была такой же ласковой и приветливой, как всегда.

1999