Речь Ворошилова на 200-летии МГУ

Торжества 200-летия МГУ открылись 7 мая 1955 года у входа в главное здание на Ленинских горах. Вместе с дружинниками я дежурил на ступенях парадного подъезда. У нас – красные повязки на рукавах, на груди - значки с изображением нового здания. Внизу цифра 200, а по бокам надпись: «Московский университет».
Поздравить приехали артисты Малого театра Яблочкина, Турчанинова, Рыжова, Светловидов, какой-то генерал-лейтенант, партийно-советские работники. И ни одного представителя ЦК партии и правительства. Никто из вождей не прибыл на юбилей, как и на открытие новых зданий МГУ в 1953 году.
Было очень прохладно, дул крепкий ровный ветер. Перед началом фоторепортёры газет сделали снимок – ректор в окружении студентов. Но многих из них я не видел ранее. Зрительная память у меня хорошая. Иван Георгиевич мило улыбался, не зная, что его окружили в основном молодчики в штатском, изображавшие студентов. Мне стало обидно, ведь ректор пользуется непререкаемым авторитетом в университете и научном мире. К чему эта комедия? Люди в штатском явно перестарались, исполняя приказ не допустить волнений и провокаций.

Когда академик Петровский начал говорить, порывы ветра усилились, и его речь стал заглушать хрип микрофона. Затем грянул град. Горошины стали хлестать лысину Ивана Георгиевича. Один из молодчиков тут же раскрыл над ним зонт. Митинг свернули. Вечером 7 мая в Большом театре прошло торжественное заседание в честь 200-летия и концерт.
А орден Трудового Красного Знамени вручили в июне, почти через два месяца после юбилея. Это тоже говорило об отношении к МГУ. Я как дружинник дежурил в Актовом зале, на балюстраде с правой стороны. Там, где Юля совершила памятный проход с Димой. Далеко не все получили пригасительные. Большинство слушали трансляцию торжества по радио.
Оглядывая зал, я увидел, как все начали аплодировать. Смотрю на сцену и вижу седого старичка, который, словно заблудившись, случайно вышел сюда. Его трудно было узнать, так как вместо маршальского мундира на нём штатский костюм. Иван Георгиевич Петровский с радушной улыбкой подошёл к нему, пожал руку.
- Да здравствует Климент Ефремович Ворошилов! – запоздало прокричал кто-то в микрофон. И тут аплодисменты усилились, так как сидящие в зале услышали, кто прибыл на торжество. Я подошёл ближе и удивился, какой он маленький, невзрачный, неказистый – наш легендарный маршал. Жиденькие седые волосы, дряблая кожа, на щеках – нездоровый румянец. Ему 74 года. Теперь он – председатель Президиума Верховного Совета СССР. Потому и в штатском костюме.
Начав большую речь, Ворошилов неотрывно смотрел в текст. Чтение давалось ему с трудом. Он путался в причастиях, заглатывал окончания слов. В конце, не выдержав нахлынувших чувств, он оторвался от бумаги и стал говорить своими словами. Но лучше бы он этого не делал.
Пожелав Московскому университету и впредь идти в авангарде передовой науки, он добавил несуразицу о том, что надо засылать головные дозоры даже дальше этого авангарда. Подняв обе руки, он попытался изобразить эти дозоры, которые представлялись ему в виде неких кавалеристов. Но, поняв, что его занесло, он махнул рукой, как саблей. И победно глянул в зал, разразившийся добрым смехом и аплодисментами.
Из-за событий на философском факультете, а, может, и других неизвестных мне причин, университет наградили лишь орденом Трудового Красного Знамени, хотя все ожидали второго ордена Ленина. Когда Ворошилов вручал его ректору, а потом вместе с Петровским прикреплял орден к знамени университета, аплодисменты были жиденькими.
Во время концерта я увидел Светлану Голобородько. Она тоже заметила меня и поднялась на балюстраду. Всё такая же эффектная стройная. Начали говорить у окна. О «кавалерийском» заскоке Ворошилова она сказала: «А дедушка - в маразме». Я оглянулся, не услышал ли эти слова человек в штатском у соседнего окна. Тронув её за плечо, я сказал, чтобы она была осторожней, и показал на него глазами.
- Ах, да, - усмехнулась она, глянув на мою повязку, - ты ведь следишь за порядком, а я могу подвести тебя.
- Нет, я беспокоюсь за тебя, ты ведь неслучайно попала сюда?
- Да, я в студкоме.
- Но, говоря так, ты можешь погореть.
- Ты прав, спасибо. Ладно, как у тебя с Юлей?
- Всё так же, - сказал я и удивился, что она запомнила имя.
Видя, что молодчик не спускает с нас глаз, она предложила выйти в фойе.
- Дожили, - вздохнула она, встав у мраморной колонны фойе, - у себя в университете нельзя слова сказать. У вас ведь кого-то исключили из партии?
- К сожалению, да. А как ты узнала?
- Вся Москва говорит.
Я назвал фамилии исключённых и уволенных.
- И у нас, на филологическом, собрания кончились выговорами - Светлане Козловой и двум другим.
- Университет всегда был в оппозиции. Вспомни, сколько декабристов выросло здесь, а потом были поэт Полежаев, отправленный в солдаты, Герцен, Грановский…
- Я писала курсовую о Полежаеве, знаю, какие репрессии были тогда.
- А помнишь об отставках профессоров в 1911 году?
- Конечно, тогда сто человек покинули университет, но нынешние профессора в отставку не подадут. Они запуганы докладом Жданова, борьбой с космополитизмом, «Марксизмом и вопросами языкознания».
- Кстати, вам, филологам, принадлежит особая заслуга в пропаганде этой работы Сталина.
- Не больше, чем философам, – парировала она. - А ты так изменился.
- Да ну уж. Но, прости, мне надо на свой пост.
- Иди, а я поеду домой, ждём гостей, надо подготовиться. Давай, как-нибудь встретимся, нам есть, о чём поговорить.
Я кивнул головой, и мы расстались. Только потом спохватился, что я не дал ей телефона и не взял её номера. Думал, ещё увидимся, но это была последняя встреча с «девочкой из приличной семьи», как её называл Саша Сухарев.
Приветствия гостей и артистов прошли без эксцессов. Беспорядков и провокаций, которых опасались компетентные органы, не произошло. Всё было настолько чинно, официозно, что невольно вспомнились торжества 100-летия университета.

В 1855 году всё происходило в январе, в Татьянин день. На юбилей съехались выпускники разных лет со всех концов России, от Прибалтики до Сибири. Торжества проходили три дня. 25 января Актовый зал на Моховой был переполнен. Теснота была ужасная, даже писатель Тургенев, приехавший в дворянском мундире, стоял в дверях вместе со студентами.
«Проконсула Кавказа» генерала Ермолова встретили овацией и с трудом усадили в первом ряду. Уезжая, генерал пошутил: «На второе столетие не приеду». Зато вместо знаменитого генерала на 200-летии присутствовал маршал, которого встретили не овацией, а вежливыми аплодисментами.
В последний день, 14 января 1855 г., университет устроил бесплатный обед для всех студентов, обучавшихся тогда. Их рассадили в столовых, за-лах факультетов по группам и курсам. Пиршество кончилось ночью и про-должилось в ближайших трактирах, кабаках. Никаких беспорядков, драк не произошло.

На 200-летии МГУ ректорат устроил прием, но без студентов.
А 250-летие МГУ впервые в новое время отмечалось в январе 2005 года. Впрочем, Татьянин день возродился раньше. Студенты стали регулярно отмечать его 25 января. Готовились к 250-летию заблаговременно. Указ о подготовке к юбилею В.Путин подписал в 2000 г. Была проведена международная научная конференция, открыта новая, 16-я по счёту библиотека МГУ, оборудованная по последнему слову техники, выпущены юбилейные марка, серебряная монета и особый нагрудный знак. Отдельно от всех регалий оказалась «Звезда Московского университета», которая вручается самым заслуженным деятелям науки. Медовуха лилась рекой. Но вряд ли её попробовали все. Ведь тогда в МГУ стало 40 тысяч студентов и аспирантов, почти 14 тысяч докторов, кандидатов наук и научных сотрудников 30 факультетов. До чего разросся университет! Напомню, что в 1955 году в нём было лишь 12 факультетов.
Главное торжество прошло в Большом Кремлёвском дворце. Пригласили более пяти тысяч человек, но сотни их не попали на юбилей. Из-за строгостей с контролем, когда каждого ощупывали с головы до ног, у Кутафьей башни образовалась огромная очередь, некоторые пожилые профессора, не вынесли унижения, усложненного долгим стоянием на ветру и морозе. Ричард Косолапов, потеряв перчатку, очень замёрз.

Выпускники МГУ из Германии, Чехии, Словакии, Польши, других стран бывшего соцлагеря уехали от Кремля прямо на автобусах, на которых прибыли. Об этом я узнал из Интернета, радио и газет.
Не смогли попасть на юбилей Альма-матер и тысячи выпускников МГУ, живущие в Москве и приехавшие со всех концов бывшего СССР. Дворец съездов был заполнен членами правительства, сенаторами Совета Федерации, депутатами Госдумы и прочими чиновниками, не имевшими никакого отношения к университету. Грандиозный юбилей был омрачен перестраховкой спецслужб и чинопочитанием. А отъезд зарубежных гостей вылился в скандал международного уровня.