Трансерфер 2-7 Контакты с иными мирами

  В номер принесли заказ, уложенный, как и просил, в пакет. Рассчитавшись и спрятав пакет в спортивную сумку, он вышел из гостиницы. У подъезда всегда стояли такси. Выбрав первое попавшее, назвал адрес. Таксист включил счётчик и поехал в сторону «Мосфильмовской».
Всю дорогу Георгий анализировал, что будет, если капитан сообщит в часть. «Если уволят, приеду учиться в школу-студию МХАТа. Не случайно судьба в лице фотографа пригласила меня сделать фото для портфолио, где все артисты МХАТа снимались. Куда же ещё? Не в аэрофлот же Новосибирска. Москва есть Москва.
 
  Возраст не ограничен. Попрошу помощи у Фролова, – выдавливал он из себя страх и раба. – На первых порах увольнительных денег хватит, чтобы снять угол». И, положившись на судьбу, успокоился. Почти спокойный, но осознавая важность встречи с храмом искусства, он почти радостный входил в здание общежития МХАТа. «Ну, здравствуй! – мысленно поздоровался он со старым зданием. – Сколько здесь жило и ходило по этим ступеням уже известных артистов? А сколько живёт сейчас? Может, и я буду».

  – Вы к кому? Ваш паспорт? – спросила женщина на вахте.
– К Фролову, в гости.
Загранпаспорт синего цвета произвёл на неё впечатление, и она любезно проводила Георгия до комнаты.
– Там Александр Яковлевич роль учит, велел никого к нему не пускать. Вот я вас и провожаю.
Постучала. Густой мужской голос ответил:
– Войдите.

  В небольшой комнате на двоих был студенческий беспорядок. На плечиках у форточки сохла белая рубашка. На столе у окна прикрытая газетой мытая посуда. На шкафу справа – гора разнокалиберных чемоданов. На спинках двух стульев громадный пиджак. Громадный молодой человек так и остался лежать на кровати слева от входа, его ноги покоились на покрывале, на спинке кровати, по причине громадности лежащего.
– Евгений Яковлевич! Это друг Геннадия. Пришёл к нему в гости. Гена предупреждал меня, чтобы я пропустила. Я паспорт проверила.
– Проходи! Гостем будешь. Меня зовут Евгений. Я здесь временно, ненадолго. Послезавтра уезжаю на съёмки. Так что кровать освобожу только завтра. Садись на его кровать, – отозвался он, не вставая и не отрываясь от книги, которую читал.

 Георгий поставил сумку на пол около кровати. В ней предательски зазвякали бутылки.
– Как зовут, и откуда будешь?
– Из военных мы! – театрально сообщил Георгий, не называя звания и места, где служит. Уже научили. Потоптался на месте, не решаясь сесть на кровать.
– Молодец! Ты не смущайся, садись на кровать. Тесно у нас, стульев лишних нет. –
  Евгений отложил книгу и принял сидячее положение, с интересом глядя на Георгия. – Уважаю военных! Кстати, у меня вот роль про солдата-инвалида. Ты встречал таких больших инвалидов? Расскажи, как они себя ведут?
– Не встречал. Таких больших в авиацию не берут, а инвалидов не бывает. Либо спишут по ненадобности, либо сам оплошает, разобьётся... Инвалидов не бывает, – входя в роль бывалого служаки, придумывал ответы Георгий.
– А!.. Понял. Спектакль разыгрываешь? Не расскажешь? Военная тайна. Ну, ничего, у меня уже что-то получается. А что там у тебя звякает?

  – В гости же пришёл. По-русски – выпить и закусить с другом, – сменил роль Георгий.
– Это верно, по-русски! – оживился Евгений, поднимаясь и садясь к столу. Когда он встал, голова его касалась лампочки. Ростом он был под два метра.
– Геннадий придёт поздно. Не раньше чем через два часа. Часов в девять. А может, позже. Так что давай, доставай свои гостинцы, служивый. Начнём, а там и он подоспеет.

  Он сдёрнул газету с двух тарелок и нескольких стаканов, перевернул их. Убрал свой широкоплечий пиджак на свою кровать. Георгий быстро выставил на стол коньяк, шампанское и выложил все закуски.
– Выпивка и закуска, как в ресторане.
– Я в ресторане и брал.
– В каком? – открывая коньяк, спросил Евгений.
– В гостинице «Москва»!

 – Ишь ты! Да ты у нас иностранец! Из Польши, что ли? Мне Геннадий рассказывал о тебе вчера, что ты тоже мог бы у нас, в школе-студии МХАТа, учиться. Но родители выбрали для тебя другую дорогу – военную. Сожалеешь?
– Я сам выбрал! – спокойно, без сожаления, возразил Георгий. На сегодня ему уже хватит самобичевания. – Наливай!
– Тогда за знакомство! Это правильно, что сам, и наверно лучше. Ты вот с коньяком и за границей, а Гена, мой и твой друг, ещё студент-выпускник. И за границей не был. А я два года назад окончил школу-студию МХАТа, во втором фильме снимаюсь, но в «Мосфильмовской» гостинице, как всегда, нет свободных мест. Снимать номер, как ты в гостинице «Москва», – не для нас.

  Выпили, закусили лимоном.
– Как в лучших домах Лондона. Извини, я поем, с утра роль учу! Как тебе моя первая роль в кино «Коммунист»?
Георгию стало стыдно. Он так инее вспомнил, кто этот великан, о роли которого в этом фильме был наслышан. Он   не видел фильм,    не читал рецензий на него,  . И, естественно, не узнал самого Евгения Урбанского.
– В нашем Доме офицеров я, видно, пропустил показ. Прости, я не узнал тебя. Но слышал отзывы: роль сыграна монументально. Поздравляю! – вспомнил он услышанные краем уха отзывы. – У нас там закрытый гарнизон. Варимся в своём соку.

  – Ничего. Но ты же, вроде, в самодеятельности с Геной играл. Не интересуешься кино? – обиделся он.
– В клубе смотрим, что привезут. А в польских кинотеатрах – все с увлечением смотрят лёгкую эротику с Бриджит Бардо и что-то подобное. Вот недавно смотрел фильм «Парижанка» с её участием.
– Ну и как?
– Богато! Красиво! Весь фильм о страстных тайных похождения героини с португальским генералом ВВС, который выкрал её прямо с парижского бала на своём самолёте. Самолёты и аэродромы – превосходные!

  – Да! Развращаетесь вы там.
– Там с этим – свободно.
– Что,  вам и связь с польками позволительна?
– Конечно, нет. Узнают – высылка в Союз за 24 часа. Но на «забавы» ходим, тайно.
– Что это?
– Это современные танцы в их деревенском клубе, недалеко от аэродрома. Некоторые наши смельчаки там «снимают» девочек. На танцах: купишь букетик цветов и подваливаешь – перешёл он на авиационную терминологию – к танцующей паре. Даришь букет приглянувшейся девушке, а вторая девушка – отваливает. Ты танцуешь её дальше, и… как договоришься. Комнаты здесь же, наверху в клубе.
 
  Рискованно, но ходят парни звеньями, как на боевые полёты, по 2–3 человека. Пока один «танцует» на высоте и не вернётся, остальные пьют наливку, пиво, танцуют, закусывают. Барражируют, охраняют, значит, всё, как в боевом полёте. Поляки отличные кулинары. У них лангет размером вот с эту большую тарелку, и зелени много к нему дают. Если патруль – поляки предупредят. Все успеют уйти запасным выходом. На этом все зарабатывают. И у них парней мало, погибли, а красивых девчат много. Как и в Союзе.

 – Вот и я снимаюсь сейчас в фильме о солдате-инвалиде и девушках. Девчата у нас жалостливые.
За едой, выпивкой и непринуждённой беседой время прошло быстро, незаметно выпили всю бутылку. Пришёл Геннадий, и Георгий засобирался в магазин за питьём.
– Мне коньяка не надо. Мне «Каберне», – предупредил Геннадий.
– Есть! Только расскажи, где тут у вас что, чтобы не заблудиться.

 – Ты, лейтенант, сиди и разговаривай с другом. Всё равно мне с тобой идти. Ты ведь не знаешь, где что. А я быстро возьму всё, что надо, и мне, и Геннадию, и на похмелье.
– На похмелье оставим шампанское! – остановил аппетиты друга Геннадий.
Георгий протянул Евгению деньги, и он ушёл. Встреча продлилась далеко за полночь. Вспомнили о школе. Разговоры об учёбе в студии носили специфичный,  творческий характер, и вскоре Евгений и Геннадий замкнулись на своих текущих театральных и съёмочных проблемах. Георгий выбрал момент и, раскланявшись, вышел на магистраль, поймал такси и добрался до постели.

  Случайная встреча с известным молодым актёром Евгением Урбанским вызывала трепет от реализации его мысленных намерений приобщения к театральной среде. Приобщения к иному миру, к иному пульсу времени, к участию в неведомых событиях, меняющих облик страны и качество жизни. Судьба приобщала Георгия к этим потокам времени. Для чего? Он ощутил силу этого непрерывного потока и неповторимость мгновения жизни. Значит, так надо.

  На следующий день, выспавшись, он позвонил школьной подруге Людмиле. С нею он не виделся с окончания школы, с выпускного бала. Георгий помнил её страстные поцелуи желания и свою постыдную неудачу. Ущемлённое достоинство требовало реабилитации в её глазах. Теперь он имел опыт. Волнения юношеской влюблённости ещё не забылись, и он пригласил её в ресторан пообедать и загладить свою вину подарком.
 Она очень удивилась, но согласилась, когда он назвал место встречи. Договорились о встрече у входа в гостиницу, на углу пешеходного перехода. Его она узнала.   А он не сдержал удивления, обернувшись на знакомый низкий голос и акающий московский говорок. Перед ним стояла располневшая женщина, в вязаной кофте, явно страдающая одышкой и старше своих лет.
 
  В его памяти она была модной, красивой девушкой с красивой фигурой, в отличие от её очень полной матери. «Что делает время! Прошло-то всего пять лет! – сверлила его мысль разочарования.
– П…п… Привет! – зазаикался он. – Ты очень похожа на свою мать! – выпалил он неуместный комплимент. – Прости, я не-не-не заметил тебя! – заменил он слово «не узнал» на более примирительное «не заметил».
– Привет! Признайся уж – не заметить меня невозможно. Не узнал. Меня никто не узнаёт. Я не обижаюсь. А ты подрос и стал красивее, и бирюзовый костюм стильный,  – говорила она, словно мама с сыном.

 – Пойдём пообедаем! – не зная, о чём говорить, предложил он. И махнул рукой в сторону входа в ресторан гостиницы «Москва».
– Туда? Здесь нас не пустят.
– Пустят. Я живу в этой гостинице, здесь остановился!
– Да-а-а! – удивилась она и оживилась. – Тогда пойдём! Я ещё в нём не была! – многозначительно сказала она. – Это я после родов так располнела, – оправдывалась она, расставляя все точки над «и», памятуя о его школьных любовных страданиях по ней.
 – Поздравляю! Ты замужем? И кто у тебя?
– Дочь! Ей год уже. Муж – известный футболист, – не называя фамилии, сообщила она.

 Георгий прикинул: его неудачный опыт ухаживаний был гораздо раньше. Давняя душевная тревога ответственности за последствия выпускного легкомыслия растворилась, заменив её неестественным весельем. Эту тревогу посеяла  мать Людмилы. Она, при встрече с его матерью в Новосибирске, через год после выпускного бала, зная о страстном увлечении Георгия её дочерью, многозначительно сообщила, что у Людмилы родилась дочь в Москве. Мать передала разговор Георгию, и тот встревожился. Он не собирался увиливать, но решил расставить все точки над «и» при первой же возможности. И вот теперь все точки над «и» встали на свои места.

  Пройдя с нею в ресторан по гостевой карте, они сели за свободный столик. Он заказал обед с шампанским, поговорили на дежурные темы. В промежутке между блюдами Георгий сходил в номер и вручил ей привезённый подарок – нейлоновую блузку. Вспоминать было нечего, да и не хотелось. Она чего-то подождала, но видя, что разговор не ладится, засобиралась. Проводив её до выхода из ресторана, они распрощались без обязательств, понимая, что навсегда.
 
 В номере он пришёл в себя от неожиданности увиденного и обрёл способность рассуждать трезво. Облегчённо вздохнув, он осознал, что юношеская любовь лишь брожение гормона и мираж. Нейлоновая модная блузка будет впору разве что только её дочери, когда та подрастёт. Как сложно всё устроено в жизни.
Мысли о невестах и о поиске второй половинки окончательно улетучились, как пар над дождевыми лужами в Москве. Предполагаемые невесты отпадали, как осенние листья, одна за другой. А которые сами плыли в руки, те были не в его гармонии.   

  Двери судьбы, в которые он ломился, оказались закрыты. Приоткрытыми остались двери судьбы к той девушке, которая понравилась ему с первого взгляда. Это Мария, но её необъяснимое недоступное поведение говорило о какой-то душевной травме, и тревожить её было бессовестно.
 Неожиданная встреча с нею через год, в полку, на другом конце света, в другой стране, придала поиску невесты мистический оттенок и судьбоносное значение. Имя, как у матери, и день рождения один, как у матери. Она, как и мама, служит в армии. Намёков судьбы больше чем достаточно. Знакомство, начавшееся с сильного впечатления и закончившееся тогда ничем, теперь по-другому высветило проблему.

  Ему стало ясно, что это не земная задача, а задача пересечения путей двух судеб, объединённых гармонией Космоса. Именно к Марии вела его судьба. А её «Гуляй, Вася!» говорило, что она ещё в пути к пересечению дорог их судеб. Надо мысленно выстраивать эту встречу и ждать. И это только пробуждало в нём упорство и терпение. Похоже, в этом вопросе лёд тронулся.