Ветер из прошлого

Тяжелые тучи, наползавшие с юго-востока в предгорья, долго скапливались, пытаясь перебраться через неприступные горные вершины. Наконец, они достигли своей критической массы. И разразилась буря! Гроза разбушевалась не на шутку. Грохотало так, что казалось, будто бы после очередного раската горы начнут складываться и осыпаться, словно песочные замки. Молнии вспарывали брюхо огромных туч, зацепившихся за горные пики. Из разрывов лились на землю потоки воды. Стекая по склонам поросших лесом отрогов Синих гор, вода собиралась в ручьи, и, где перекатами, а где и небольшими водопадами, собирая по дороге обломки камней, упавшие ветки, прошлогоднюю листву и другие растительные остатки, катилась вниз, наполняя и без того бурную горную реку, которая, вздувшись, грозила затопить долину. Поднявшийся ветер только ухудшил положение. При ярких вспышках можно было разглядеть, как мокрые деревья, изгибаясь от его пронзительных порывов, наклонялись едва ли не до самой земли.
Одинокий всадник в промокшем плаще, остановил коня и огляделся. Дальше, шедшая до того относительно ровно тропинка, резко поднималась вверх на холм, петляя между стволами сосен, дубов и буков. Всадник слез с коня и, ведя его под уздцы, пошел пешком. Налетевший порыв ветра снова наклонил деревья. Ветка ближайшего справа дерева неожиданно хлестнула лошадь по крупу. Животное взвизгнуло и дернулось прочь, отчего его хозяин потерял равновесие и, поскользнувшись на каменистой почве, проехался на ногах. Он, наверное, упал бы, но успел ухватиться свободной рукой за ствол соседнего дерева. Ему удалось удержать узду. От резкого движения плащ путника распахнулся, и капюшон слетел с его головы. Светлые волосы незнакомца сразу же намокли и потемнели от непрекращающегося дождя. Выругавшись, он дернул уздечку на себя. Напуганное животное вздрагивало и прядало ушами от каждого громового раската, но, всё же, послушно пошло за своим седоком. Натянув капюшон, и слегка нагнув голову, прикрываясь от встречных дождевых струй, путник снова продолжил свой подъём по тропе. Лошадь покорно плелась следом.
Наконец, они поднялись на возвышенность. Здесь деревьев было меньше. Промокший плащ путника захлопал на ветру, и у него снова чуть было не слетел с головы капюшон. Придерживая его одной рукой, он попытался разглядеть открывшийся перед ним пейзаж. Сквозь пелену дождя и вспышки молний смутно просматривался противоположный берег реки – такой же крутой и поросший лесом. Синих гор, оставшихся позади, не было видно. Именно в этих горах и начиналась река, вдоль которой пролегала тропа. Река называлась Белтарайя, что значило «бурная». Это вполне соответствовало её характеру. Извиваясь между отрогами, Белтарайя пятнадцатью с половиною лигами южнее впадала в Карион, и вместе с ним несла свои воды в могучий Гарнатар, который, протянувшись на более чем тридцать сотен лиг, в конце своего пути впадал в море.
Но, то было далеко на юге.
Одинокий путник развернулся лицом по течению реки и, прикрываясь от хлещущих струй дождя, стал спускаться с вершины. Гроза, похоже, начала уходить, но дождь не прекращался.

***

На берегу реки, возвышаясь над своими соседями, стоял высокий холм, вершина которого была словно срезана взмахом меча. На этой вершине высилась одинокая сторожевая башня – изящная, стройная, сужающаяся кверху, с узкими бойницами и четырехскатной крышей. Судя по всему, башня была построена давно, но при этом нисколько не пострадала от времени. Несколько пристроек, сделанных явно в более поздние времена, лепились к основанию, немного портя общее впечатление своим несоответствующим общему стилю видом.
В нижнем помещении башни ярко пылали факелы. В большом грубо сложенном камине горел огонь. На вертеле жарился олений окорок. Двое молодых солдат хлопотали вокруг: один медленно вращал вертел, второй следил за огнём, не давая ему сильно разгораться, и время от времени проверял мясо на готовность, тыкая в него ножом.
За большим столом сидели трое.
Сержант Орвик – коренастый мужчина с седеющей бородой – сидел во главе стола, скрестив руки на груди. Несмотря на то, что он был здесь хозяином – командиром гарнизона – в его серых глазах не чувствовалось хозяйской уверенности, наоборот, в них сквозило некоторое беспокойство и неуверенность. И судя по всему, причиной этого были двое сидевших справа от него гостей. Во взглядах, которые сержант время от времени исподтишка бросал на них, читался невысказанный вопрос: «Какого чёрта им тут надо?»
Сидевший ближе к сержанту был темноволосым человеком средних лет с аристократическим лицом, украшенным орлиным носом. Тёмные глаза и узкие губы дополняли его облик. Казалось, что он только что сошёл с одного из тех портретов, которые всегда украшают гостиные и семейные галереи в замках и дворцах. На нём была тёмно-коричневая замшевая куртка. Сидел он, слегка откинувшись на спинку стула, задумчиво уставившись в огонь, и, положив правую руку на столешницу, постукивал пальцами, выбивая какой-то ритм. На безымянном пальце поблёскивал золотой перстень с агатовой печаткой.
Второй – русоволосый и зеленоглазый молодой человек – сидел, опершись на стол, сплетя пальцы рук. Он тоже постоянно поглядывал в сторону камина, но не задумчиво, а скорее с гастрономическим интересом. Аромат жарящегося мяса мог бы свести с ума любого, а парень был голоден. Причем настолько, что у него периодически урчало в животе, что заставляло его смущаться.
Гости явились сегодня на рассвете. И застали Орвика врасплох. Отдалённый пограничный гарнизон редко успевал получить предварительную информацию о подобных визитах. Вот в этот раз всё случилось, как снег на голову. И Орвик не знал, чем все это обернется, и чего ждать в дальнейшем. Он был совершенно не готов к такому повороту событий. И как себя вести – тоже не знал. Несмотря на предъявленные документы, Орвик продолжал терзаться сомнениями. О цели визита в документах не было ни слова. Всё это было очень странно.
Уже очень долго время все присутствующие молчали. Разговор явно не клеился.
Хлопнула дверь, ведущая в одно из хозяйственных помещений, и в комнату вошли ещё трое солдат в желто-зелёных куртках Егерской бригады. Они принесли две большие ковриги хлеба, завернутые в чистые белые тряпицы, несколько кругов сыра, небольшой бочонок с пивом, плоские деревянные миски, кружки и бадейку соленых огурцов. Несший бочонок споткнулся о скамейку, стоящую возле стола, и чуть не растянулся на полу, расплескав при этом пиво. Сержант нахмурился и покосился на гостей. Старший, казалось, ничего не заметил, зато младший с трудом сдерживал улыбку. Орвик вздохнул и украдкой показал неуклюжему солдату кулак.
- Радко! – позвал он одного из кухарей. – Вы скоро там?
- Готово, господин сержант, - отозвался тот. – Сейчас несём.
Остальные солдаты принялись расставлять миски и кружки, нарезать хлеб. Радко с товарищем сняли мясо с огня и, держа вертел с двух сторон, принесли его к столу и положили на большой деревянный поднос.
- Хм! Пожалуй, в такую погоду не помешает и кое-что погорячее, чем пиво, – вполголоса сказал старший из гостей и повернулся к своему другу. - Родерик, будьте так добры, принесите наши дорожные бутыли с вином. Сержант, думаю, вы не откажетесь от кружечки Тернуосского вина?
Родерик улыбнулся и вышел из комнаты через дверь, расположенную справа от камина.
Сержант взял со стола большой нож и, принялся разрезать горячее мясо на куски. Такой поворот окончательно сбил его с толку.
Вернулся Родерик, неся две четырёхгранные бутыли, оплетенные лозой. Поставив их на стол, он уселся на своё место.
Наконец сержант закончил разделку жаркого и повернулся к своим подчинённым:
- Зовите капрала и остальных.
Радко и его напарник, стоявшие рядом, желая показать своё рвение, одновременно кинулись исполнять приказ. При этом один развернулся направо, другой налево навстречу друг другу. Треснувшись лбами, они взвыли от боли. Раздался всеобщий хохот. Смеялся даже сержант. В конце концов, начали смеяться даже сами виновники веселья, держась за ушибленные лбы и вытирая слёзы.
Отсмеявшись, сержант махнул рукой:
- Ладно, повеселились, и хватит. Зовите остальных. Остынет ведь.
Этот эпизод несколько разрядил напряженную обстановку, висевшую в воздухе с самого утра.
Солдаты стали придвигать к столу скамейки и чурбаки.
- Может, подождём Хайлега? – предложил Родерик.
В это время хлопнула входная дверь, и высокий человек шагнул в помещение. С его плаща и капюшона капала вода.
- А вот и он! И как раз вовремя, - удовлетворённо улыбнулся темноволосый. – Давай быстрее Хайлег, а то ничего не достанется.
Хайлег скинул промокший плащ с капюшоном и развесил его на колышках перед камином. Он был очень высок. Ниспадающие до плеч иссиня-чёрные волосы с проседью, перехваченные на лбу кожаным ремешком, и черная борода создавали резкий контраст с ярко-голубыми глазами. Под плащом оказалась чёрная кожаная куртка, отороченная тюленьим мехом, на предплечьях нашиты узорчатые перекрещивающиеся полоски кожи. Чёрные брюки были заправлены в чёрные высокие сапоги для верховой езды, кстати, уже чистые и отмытые от грязи. Хайлег отошел к дальней стене, где возле лестницы, ведущей в верхние помещения башни, было устроено подобие цейхгауза, отстегнул от пояса меч и кинжал, оставил их там. Затем вернулся, зачерпнул деревянным черпаком воды из бочонка, стоящего у стены.
«Вот и островитянин вернулся!» - подумал Орвик и украдкой вздохнул.
- Видел что-нибудь? – спросил темноволосый. За всё время он не сменил своей несколько вальяжной позы, продолжая постукивать пальцами по столешнице.
Хайлег отхлебнул воды и отрицательно помотал головой.
- Нет!
Помолчав немного, он добавил:
- На тропе были только старые следы. А этот дождь вообще всё смыл.
Допив, он поставил черпак на место и сел за стол справа от Родерика.
Сержант снова вздохнул и повернулся к солдатам:
- Эй, вы двое. У вас что – совсем память отшибло, когда головами трескались. А ну марш!
Радко, спотыкаясь, кинулся вверх по лестнице, а его товарищ, накинув попону, через узкие сени вышел во двор. Через открывшуюся тяжёлую дверь, сделанную из окованного железом дуба, потянуло холодом и сыростью. Громыхнул гром.
- Ну, и погодка! – сказал Родерик.
- Да, уж, - согласился сержант. – Июнь нынче дождливый выдался.
- Как бы посевы у кметов не посмывало, - задумчиво сказал темноволосый.
- Думаю, не смоет. Лишний дождь на посевы - не помеха, - возразил Родерик.
- К тому же, это ненадолго - гроза уже уходит, - вставил Хайлег.
По лестнице раздались шаги и сверху, держа в руках факел, спустился Радко. За ним спускался капрал – седоусый и худощавый – и двое солдат. Через некоторое время со двора пришли ещё трое во главе с посланным за ними – промокшие насквозь. Сняв истекающие водой плащи, они развесили их перед камином.
Капрал подошёл к Орвику и тихо, так, чтобы не слышали гости, спросил:
- Может, лучше было бы оставить пару караульных наверху?
- Не нужно! - буркнул сержант. – В такую погоду вряд ли какая вражина сунется. Эй, там! – крикнул он вошедшим солдатам. - Закройте двери.
Наконец все уселись за стол. Сержант, как хозяин, сотворил короткую молитву, преломил хлеб, после чего все принялись за трапезу. Утолив первый голод, Родерик удовлетворённо улыбнулся:
- Что ж жаркое великолепное. Пожалуй, я пересмотрю свои взгляды насчёт местных приправ.
Оба повара довольно заухмылялись, а Родерик продолжал:
- Надеюсь, поделитесь секретом?
- Обязательно! – буркнул Орвик.
- Вина? – предложил Родерик.
Солдаты довольно зашумели, подставляя кружки. Вино было оценено по достоинству, но двух бутылей на пятнадцать человек было маловато. Когда вино закончилось, пришлось довольствоваться пивом.
Обстановка слегка потеплела ещё на несколько градусов. Завязался разговор.
- Мы, господин де ван Брант, все сызмальства приучены с оружием обращаться, - утверждал сержант, обращаясь к Родерику. Тернуосское вино развязало ему язык и несколько успокоило его подозрения. - Было время, когда в здешних краях и пахали с луком в одной руке и топором в другой. Хоть и было это давно, но и сейчас в дальних селениях детишки с малых лет ходят в лес белок, да куниц из луков бить, птицу стрелять. Меня самого отец брал на медведя, когда мне пятнадцать было.
- Егеря всегда были на высоте – и в бою, и на охоте. Да, что там, почти у каждого тут дед или прадед были в Егерских бригадах. Да, если бы не егеря, орки и халаэруги смяли бы полки союзников при Ферлане, - вмешался капрал. Вино придало ему храбрости, а слова молодого человека видимо задели его за живое. – Вы, господин де Ван Брант, должны бы не хуже нас знать какую роль сыграли тогда Егерские бригады. Так что ответ на ваш вопрос должен быть очевиден.
- Знаю, конечно! - ответил Родерик, немного удивлённы таким напором. – Я читал «Хроники Ферланской битвы» Виттера Сайстена. Никто здесь не собирается умалять роли Егерских бригад в той великой битве. Я только пытался пошутить насчет одного обстоятельства, свидетелем которого вы, к сожалению, не смогли быть. Кстати, мой дед тоже погиб на полях Ферлана.
- Извините, - буркнул капрал и наклонился над своей миской.
- Да, та война ещё не скоро забудется, - проговорил темноволосый. – Трудно поверить, что тогда все висело на волоске. Лагинара была практически полностью захвачена. Аламарнт в руинах. Велария в огне, Скиниата, Метигала и Моравин – с трудом сдерживают натиск. В Каптарне и Флагоре гномы дерутся за каждый камень с полчищами гоблинов. Если бы мы тогда все не объединились, то нас раздавили бы поодиночке.
- Ну, да! Вот кто бы тогда подумал, что через каких-нибудь тридцать лет все так обернется. А сейчас, я слышал, скиниатские купцы покупают лес, сплавляемый из долин Ратага, - вставил Родерик.
- Это из орочьей резервации? – спросил Орвик.
- Да! Покупают у них лес и пушнину в обмен на еду, одежду, ткани. Поговаривают, что семиградцы тоже включились в торг, - добавил Родерик. – Говорят ещё, что Горхендад даже город в одной из долин строить начал. Так, скоро совсем цивилизованными станут.
- Тьфу, нечисть! – скривился капрал.
- Поверю, почему бы и нет, - вздохнул Орвик. - Это ещё что. Вот в то, что гномы с весташами торговать начнут, я бы ни за что не поверил, если бы сам не видел на ярмарке в Кригарде года два назад гнома, торгующего ножами и тесаками, выкованными и железа, добытого на западе. Я, было, решил, что гном врёт. Начали мы с ним спорить. Ну, слово за слово, чуть не поругались. Я и пошёл к бургомистру, мол, что это за надувательство. Но, в ратуше меня заверили, что у гнома все бумаги в порядке. Оказалось, что они, то бишь, гномы уже лет шесть привозят руду с запада. Там они покупают её у весташей, или меняют на готовые изделия. Пришлось мне извинятся перед недомерком, хоть и не люблю я этого. Ну, а чтоб совсем помириться, купил я у него один из ножей. Недурственный, скажу я вам, ножичек. Можете, если хотите, сами убедиться.
С этими словами сержант взял со стола нож, которым перед этим разрезал мясо, и протянул его темноволосому. Тот повертел нож в руке. Нож и в самом деле был отменным, с прямым лезвием длиной около семи дюймов и шириной дюйма полтора, прочный и лёгкий. Темноволосый попробовал лезвие пальцем.
- Хороший нож, - сказал он, возвращая его хозяину. – Кстати, ничего в этом удивительного нет. Никто не знает запасов руды в Каптарне и Флагоре и надолго ли их ещё хватит. Может, поэтому гномам выгоднее придержать их, так сказать, в резерве. А руда с Порубежья, как вы уже имели возможность убедиться, по качеству всегда была ничем не хуже каптарнской или флагорской. К тому же весь металлургический процесс гномы выполняют сами, равно как и заточку, закалку и огранку. Качество, как видим от этого не страдает. Так что, это обычные деловые отношения и не более. Что же касается орков и гоблинов, то после войны они со своими союзниками были истощены. Если бы наши с ними отношения продолжались в том же духе, то скоро их бы совсем истребили. Думаю, им там, в резервации, не сладко жилось. Чтобы выжить они были просто вынуждены сменить образ жизни и деятельности. Вот так орки и стали лесорубами и охотниками, гоблины и весташи – рудокопами. Кто что лучше умеет, не всё ж им только воевать. Вот увидите, совсем скоро у них появятся не только города, но и собственные деньги. Так что, недолго скиниатским и семиградским купцам наживаться на меновой торговле.
- Твой альтруизм и вера во всеобщий прогресс, Фредегард, не знают границ, - сказал молчавший до сих пор Хайлег. – Но, почему-то никто не вспомнил об одной вещи. А именно о том, что и люди были истощены в той войне. Даже с гномьим подкреплением после битвы под Эрленгаром у союзных королевств было мало войск. Резервные Аламарнтские конные дивизии и Добровольческие Островные полки в этой битве уже были задействованы. И накануне Ферлана их некем было пополнить. Само собой, никто не собирается умалять той роли, которую сыграли Егерские бригады при Ферлане. Но впоследствии даже в хрониках практически не вспомнили о тех, кто пришел на помощь. Только несколько слов – опоздали, мол, пришли не вовремя. А тот позорный дележ освобожденных земель!? Скиниата так и не вернула долину Гелика и правый берег Беоны. Епископату, видите ли, привиделось, что эти земли должны быть очищены от скверны и ереси. А на самом деле все просто: чернозёмы, рудники и виноградники – вот, что их интересовало.
- Ругер Хакмутсон, - сказал вдруг капрал. – Трактат «О церковной скверне». Запрещенный на поместном соборе в Ландаргене семнадцать лет назад, как порочащий церковные устои и подрывающий основы веры, а также являющийся распространителем вымыслов и, вообще, дьявольским наветом. Автора до сих пор ищет церковная карательная служба….
- У нас на островах Лингарнаэ его никто не запрещал! – отрезал Хайлег. – После Арсинонской резни наш конунг Сеграйлис запретил проповедование и церковные службы везде, кроме портов, да и, то только для приезжих. Но никогда, ни один житель островов не будет прислушиваться к этим двуличным предателям, которые морочат людям головы, обманом сдирают с них последние гроши, читая им свои дурацкие бредни, называя это проповедями, где призывают к умеренности и аскетизму, а сами в перерывах между этими занятиями занимаются развратом и обжорством…
- Не распаляйся, Хайлег, - примирительно сказал темноволосый Фредегард. – К тому же мне кажется, что ты оскорбляешь религиозные чувства наших хозяев.
Действительно, многие из солдат с нескрываемым изумлением смотрели на островитянина. Для них его слова были ересью. Даже сержант Орвик нахмурился.
- Скажите, капрал, - сказал вдруг Родерик. – А откуда вы-то знаете о сочинениях опального Ругера Хакмутсона?
- Я был писарем в храмовой библиотеке, - неохотно ответил капрал и сделал вид, что всецело занят содержимым своей тарелки. Говорить на эту тему ему, видимо, не очень хотелось.
За столом воцарилась тишина.
В этот момент вдруг раздался стук в дверь. От неожиданности кое-кто подпрыгнул на месте, у кого-то упала ложка, кто-то поперхнулся пивом. Фредегард бросил быстрый взгляд на Родерика, потом на Хайлега.
- Что за чёрт? – прошипел Орвик, подозрительно косясь на гостей. – Прозевали, мать вашу! По местам! – рявкнул он на солдат.
Солдаты вскочили со своих мест и бросились к лестнице, где на лавках и возле стены лежало и стояло оружие. Возникла сутолока. Солдаты расхватывали луки, арбалеты, стрелы, тесаки, секиры, рогатины.
- Стойте, - Хайлег уже стоял у двери. –  Прекратите панику! Возможно это тот, которого мы ожидаем.
- Кого вы ожидаете? – рявкнул Орвик, хватая двуручную секиру, стоявшую у стены. –  Уж не самого ли Ругера Хакмутсона? Какого чёрта вы тут устроили? Это моя башня, моя служба и я отвечаю за неё и людей мне доверенных! Что ещё за тайны вы тут разводите?
- Никакой тайны нет, Орвик, - проговорил оказавшийся рядом Фредегард. – Но, вы правы. Нужно всё же быть осторожным! Хайлег!
Хайлег кивнул, вышел в сени и подошёл ближе к входной двери:
- Кого это принесло в столь поздний час, да ещё в такую погоду? – крикнул он.
- Простите за беспокойство, - раздался из-за двери спокойный голос. – Я простой торговец. Я заблудился. Не подскажете, могу ли я рассчитывать на ночлег?
Хайлег улыбнулся, щелкнул задвижкой, отодвинул тяжёлый засов и отворил дверь. За ней стоял незнакомец в мокром плаще. С его капюшона капала вода. За узду он держал мокрого дрожащего коня. Дождь не прекращался.
- Кажется, я прибыл по адресу, хоть и с опозданием. Но виной тому не я, а непогода, - произнёс он с лёгким акцентом. – Ceadmil, fraeren.
- Cead! – радостно произнёс Хайлег. – Caemm. Я уж думал, что ты не придешь.
- Я же обещал! - ответил незнакомец.
- Сержант, распорядитесь, пожалуйста, насчет лошади, - обернулся Хайлег.
Орвик мрачно кивнул и отставил в сторону свою секиру. Незнакомец незаметно усмехнулся.
- Боратек, - позвал сержант. – Отведи лошадь в конюшню.
Боратек отдал короткое копьё с поперечиной товарищам, накинул попону, вышел наружу, принял у незнакомца узду и увёл лошадь.
Незнакомец вошел внутрь. Скинул длинный промокший плащ. Он был одного роста с Хайлегом. У него были длинные серебристо-белые волосы. На треугольном лице горели большие ярко-синие миндалевидные глаза. Точный возраст незнакомца определить было невозможно. Лицо было молодым, но глаза говорили о том, что это мнение ошибочно. Ему можно было с равным успехом дать и двадцать, и сорок, и восемьдесят лет и всё равно не угадать.
Меч он носил за спиной. Там же находился и чехол с луком и стрелами. Слева на поясе висел длинный прямой нож с серебряной резной рукоятью. Отстегнув пряжку ремня, он протянул своё оружие Хайлегу.
- Куда поставить? – спросил он.
- Сейчас, - сказал Хайлег и обратился к застывшим солдатам. – Кто-нибудь! Отнесите оружие нашего гостя!
И уже шепотом добавил:
- Да, кстати! Перестаньте так пялиться!
Незнакомец повернулся к Фредегарду, Родерику и Орвику.
- Добрый вечер, господа! Приношу свои извинения за столь поздний визит.
- Знакомьтесь, - представил Хайлег. – Мой друг - Вайат Дирнхаэль. А это - граф Фредегард Валансен, его племянник виконт Родерик де Ван Брант и наш сержант Уэйн Орвик и его доблестные егеря.
Пока Вайат пожимал руки, обескураженные солдаты разоружились. Из конюшни вернулся вымокший Боратек.
Орвик был обескуражен больше других. Он явно не ожидал такого поворота событий. Наконец, он принял решение, кашлянул и сказал:
- Ну, что ж! Прошу к столу.
- Благодарю! Не откажусь, - улыбнулся Вайат Дирнхаэль. Зубы у него были мелкие и ровные.
К столу придвинули ещё один стул, поставили чистую тарелку, ложку. Дирнхаэль сел между Хайлегом и Родериком. Солдаты с удивлением поглядывали на нового гостя. Да и было чему удивляться.
Вайат Дирнхаэль был чистокровным эльфом.
Разрешение на въезд и перемещение по территории Моравина согласно Кардолайтскому эдикту было вручено сержанту Орвику, как командиру пограничного форта в запечатанном конверте ещё утром. С предписанием вскрыть конверт только вечером текущего дня. Но Орвик уже и так понял, что в конверте. За пять лет службы в приграничных гарнизонах он уже ничему не удивлялся.

***

Дагорад проснулся. Он и сам не мог понять, что его разбудило. Сон улетучился в одно мгновение, как отдернутый рукою полог занавески.
Он открыл глаза, и какое-то время просто лежал на спине, уставившись в потолок. Потом осторожно приподнялся на локте и поглядел на спящую рядом жену. Корделия спала на боку, повернув в его сторону своё красивое лицо. Золотистые волосы разметались по подушке. В её позе было что-то по-детски трогательное и беззащитное. Дагорад улыбнулся. Кое в чём ему повезло больше чем остальным венценосным особам.
В отличие от большинства подобных браков, заключаемых исключительно по политическим соображениям, они с Корделией любили друг друга. Они знали друг друга едва ли не с младенчества, частенько играя вместе с другими детьми знатных особ в детской Ланденбургского замка, пока их отцы собирались на совещания союзных королевств и княжеств. Корделия была единственной дочерью Велибора, князя Дайвата – небольшого, но довольно богатого северного княжества, которое, лепясь между отрогами Порубежья в среднем течении Леары, было ближайшим северным соседом Моравина.
Дагорад помнил её ещё маленькой рыжеволосой веснушчатой девчушкой. Однажды во время очередного сбора в Ланденбурге, играя в саду, он увидел, как какой-то не по годам рослый княжич отобрал у малышки Корделии куклу и, размахивая отобранной игрушкой, принялся бегать вокруг рыдающей девочки с воинственными воплями, дразня её и показывая ей язык. Юный Дагорад незаметно подошёл ближе и, когда шалун проносился мимо него в очередной раз с высунутым языком, подставил ему подножку. Княжич брякнулся об пол, прикусил язык и разревелся во весь голос. Сбежавшиеся няньки принялись утешать ревуна. Дагорад с достоинством подошёл к девочке и протянул ей спасённую куклу. Ему было тогда восемь лет, ей шесть.
С тех пор он стал покровительствовать юной Корделии. Всякий раз, во время королевских советов, встречаясь в детской или в парке, они играли вместе или в компании других детей. Кстати, невежливый княжич вскоре подружился с ними. Его звали Эрохар, он был сыном Эрохана, князя Лагинары – большой степной державы в устье Римары.
Так продолжалось лет пять.

А потом короли стали собираться всё реже и реже. Драгомир, отец Дагорада, отправил своего младшего сына учиться в школу при университете Ветнорты. Дагорад оказался в одном классе с Эрохаром. От него он и узнал причину размолвки между союзными королевствами. Отец не любил об этом говорить. Причиной было противостояние чародеев, веками находившихся при власти у королевских тронов, и священников новой религии, только набирающих силу. Кто-то из монархов поддерживал религиозные нововведения, кто-то возражал против усиливавшегося влияния церкви. Монаршие предпочтения отразились и на внутренней политике каждой из стран, а затем и на внешней. Кто-то даже пытался поддержать притесняемых в соседних государствах единомышленников. Противостояние постепенно перерастало в вооруженные столкновения. А затем в некоторых государствах и в гражданские войны.
На четвертый год пребывания Дагорада в Ветнорте произошли зловещие события в Арсиноне, ставшими известными впоследствии, как Арсинонская резня.

Все это время Дагорад и Корделия переписывались. Он рассказывал ей об университетских буднях, о том, как они с Эрохаром тайком взяли лодку в один из выходных и отправились вниз по Кариону, решив добраться до моря. О том, как их поймали и наказали на пять суток в университетском карцере, где им приходилось стирать одежду после таких же студентов, как и они сами, и работать на студенческой кухне. О том, как они подшучивали над профессорами во время уроков, подкладывая хлопушки под стулья преподавателей. Да и многое из других студенческих шалостей. Письма Корделии были более сдержаны. Она практически не выезжала из своего дома в Дайвате. Лишь изредка посещала какую-нибудь из своих многочисленных тётушек.
Корделия в каждом письме просила его быть осторожным и не ссориться с университетским начальством, но Дагорад со свойственной молодости беспечностью лишь отмахивался от её предостережений. О нежных чувствах между ними тогда ещё не было и речи. Для Дагорада Корделия оставалась всё той же веснушчатой девчонкой, которую нужно было постоянно защищать от драчливых сверстников.
Учёба в школе подходила к концу. На каникулы Дагорад собирался было ехать домой в Вышеград. Но выяснилось, что отец сам заедет к нему по пути в Ланденбург. Оказалось, что советы в Ланденбурге всё же решили возобновить. И причиной тому опять же были Анрсинонские события. Дагорад с трудом упросил отца взять их с Эрохаром. Драгомир хотел оставить младшего сына на время в университете, вернувшись за ним на обратном пути, но, все же, поддался на уговоры.

За окном начало светать. Дагорад, погрузившись в воспоминания, даже не заметил этого.

Он вспомнил, как был ошарашен, увидев Корделию на балу после многолетней разлуки. Рыжая веснушчатая девчонка превратилась в стройную золотоволосую красавицу. Дагорад оробел и смутился так, что поначалу даже не осмелился подойти к ней. Корделия тоже была смущена. Нескладный мальчишка стал высоким и красивым юношей. Так бы они и простояли друг напротив друга в разных концах бального зала, не заметив, что бал уже начался, если бы не Эрохар, который, заметив столбнячное состояние друга, не шепнул ему на ухо:
- Чего стоишь, как пень?! Иди и пригласи её на танец, иначе это сделают другие. Желающих много.
Действительно, многие из находящихся в зале вельмож, особенно тех, что помоложе, посматривали на юную Корделию. Встряхнувшись, Дагорад решился и быстрым шагом направился к ней, опередив по пути двух сыновей герцога Вигрема и какого-то маркиза. Подойдя, он поклонился. Корделия застенчиво улыбнулась и протянула ему руку. Они танцевали весь вечер. Дагорад был так увлечен, что даже не замечал направленных в их сторону взглядов: одобряющего – Эрохара, танцующего с какой-то княжной; насмешливого – старшего брата Дагоберта; настороженного – отца Драгомира; завистливых – других молодых людей, которым не повезло.
На другой день после бала была случайная встреча в библиотеке.
Потом прогулка на большой барке, организованная Веларийским двором, как принимающей стороной для гостей Совета.
И другие официальные мероприятия, где молодым людям удавалось увидеться и хоть немного пообщаться друг с другом. И хотя четкие правила этикета не позволяли ничего лишнего, хватало одного взгляда, брошенного на этих двоих, чтобы понять, что происходит.
Вскоре Дагорад понял, что влюблён. О чём и сообщил лучшему другу Эрохару как-то вечером.
- Так чего же ты ждёшь? – удивился тот. – Скажи ей об этом.
- Да, как-то…. Не знаю даже! Я же не знаю, что говорить!!!!
- Главное, начать! Не робей!
- Да, но…!
- Вперед!
- Но....
- Ооооох! Ладно! Я помогу!
Во время утренней церемонии торжественного закрытия совета Дагораду удалось передать своей возлюбленной записку с просьбой о встрече. Записку и план её передачи они с Эрохаром разрабатывали всю ночь. Корделия, чтобы не заметили окружающие, едва заметно кивнула.
Объяснение состоялось вечером в саду. Вспоминая об этом событии, Дагорад улыбнулся. Он краснел, бледнел и заикался. К счастью, Корделия поняла его состояние и выслушала его путаное и сбивчивое объяснение без насмешек. Да, он тоже был ей не безразличен. И причем, давно!
Радостное событие омрачало одно обстоятельство. Оказывается, её суровый батюшка Велибор уже надумал отдать дочь за какого-то барона – своего приятеля и собутыльника.
В отчаянии Дагорад бросился к отцу. Разговор был непростым. Драгомир поначалу даже возмутился. Младший сын надумал жениться раньше старшего, притом, едва доучившись в университете. Но, потом, подумав, Драгомир решил, что союз с богатым северным соседом, у которого, к тому же, это единственная дочь, сулит неплохие выгоды. К тому же, старший брат Дагоберт, прибежав на шум в покоях, и, узнав, в чём дело, был не против, чтобы младший брат женился раньше, и в свою очередь принялся уговаривать отца. Хитрость была в том, что решение уговорить отца посвататься к Велибору была идеей Дагоберта. И она сработала.
Успокоившись, взвесив все за и против, Драгомир решил действовать. И вечером, на торжественном банкете, посвященном удачному окончанию всех запланированных совещаний, дождавшись, пока Велибор немного охмелеет, подсел к нему для конфиденциального разговора.
Поначалу Велибор даже не понял о чём речь. А когда понял – рассвирепел и чуть не полез драться. Но на другой день, протрезвев, одумался и решил, что младший сын Моравинского короля – это гораздо лучший выбор для его дочери, чем забулдыга барон. К тому же, они соседи. И князь пошел извиняться за своё вчерашнее поведение.
Через полгода в Вышеграде состоялась свадьба. Дагорад очень волновался. По словам Эрохара его лицо то белело, то краснело, то покрывалось разноцветными пятнами. Дагоберт подтрунивал над младшим братом, рассказывая, что далеко на юге в лесах живет животное, которое при желании может менять свой цвет. Дагорад злился, потом снова начинал волноваться. А когда в большой торжественный зал Вышеградского замка вошла невеста, одетая по обычаю в белое с серебром, под руку с сияющим, как начищенный медный таз, папой, Дагорад от волнения стал зеленым. Потом снова покрылся разноцветными пятнами. Эрохар и Дагоберт, выполняющие роли шаферов, едва сдерживались.
Как давно это было! Теперь уже их с Корделией сыну три года.

Лежать на боку стало неудобно. Дагорад стряхнул с себя обрывки воспоминаний и осторожно, чтобы не разбудить спящую супругу, поднялся с кровати, и тихонько выскользнув из-под балдахина, вышел на балкон. Окна спальни королевского замка в Вышеграде, стоящего на скале над городом, выходили на восток. Край неба уже светлел. Прямо под балконом начинался небольшой парк с искусственными прудиками, доходящий до самой замковой стены. Вдалеке раздавался глухой шум - воды Леары, бурля на порогах, вливались в Карион.
Дагорад поёжился. После вчерашней грозы было прохладно. Он вернулся в спальню. Корделия так и не проснулась. Дагорад забрал свою одежду и вышел в соседнюю комнату. Он оделся, затем спустился вниз в свой кабинет, граничащий с библиотекой
В библиотеке он застал старого слугу Радета, который служил ещё его отцу. Старик, вытиравший пыль со стеллажей, забитых старинными фолиантами и инкунабулами, услышав шаги и скрип отворяемой двери, обернулся.
- Ваше Величество! – укоризненно произнес он, увидев в дверях молодого короля. – Что же Вы в такую рань то встали?
- Доброе утро, Радет, - улыбнулся Дагорад. – Что-то не спится. Принесёшь мне чего-нибудь перекусить?
- Конечно, ваше величество, - заторопился старик. – Сейчас мигом сгоняю на кухню.
- Погоди, - остановил его Дагорад. – Эрохар ещё не приехал?
- Никак нет, ваше величество. Ждём со дня на день.
- Если приедет сегодня – сразу веди его ко мне.
Радет кивнул и вышел. Дагорад уселся за столом в большом мягком кресле, закинул руки за голову и задумался. Взгляд его остановился на висящей на стене карте Союзных королевств и прилегающих территорий. Контуры гор, обозначенные синими лентами реки, линии границ, города-точечки – Вышеград, Ланденбург, Иланс, Ферлан, Эрлангер, Ландарген, Конгфорт, Арсинон…. И снова – Арсинон…

Он вытащил из ящика стола толстую папку с металлической защелкой. Открыл и начал перелистывать лежащие там документы.

Арсинонские события….

Дагорад хорошо помнил, как во время урока математики, как раз когда Эрохар возле доски пытался доказать какую-то теорему, в их класс вбежал запыхавшийся ректор Академии начального обучения при Университете Ветнорты. Обычно невозмутимый и спокойный профессор Капикур был непривычно взволнован, у него дёргались руки, речь была сбивчивой и несвязной.
По его словам ежегодный праздник фейерверков, проводимый по традиции в Арсиноне на берегу озера Феетшаль обернулся трагедией.

В дверь постучали. Дагорад недовольно поморщился. Кому это тоже не спится?
- Войдите, - крикнул он.
В приоткрывшуюся дверь сунулась физиономия дворецкого.
- О! – пробормотал он, протискиваясь в дверь. – Ваше Величество! Доброе утро! Прошу прощения! Мне сказали, что вы уже проснулись! Там у ворот какой-то монах. Просит его принять. Я бы не осмелился Вас беспокоить с утра, да ещё и по такому пустяковому вопросу, но он попросил передать вам это.
В протянутой руке дворецкого была небольшая круглая двусторонняя печатка из литой бронзы на плетеном тройном шнурке с кисточкой. Дагорад взял её в руки. На лицевой стороне печати на фоне раскрытой книги были изображены перо и чернильница. На реверсе – герб Моравина – скала у слияния двух рек, на скале замок, над замком в небе парит орёл.
Дагорад положил печать на стол.
- Давайте его сюда, - как можно более равнодушно сказал он.
- Слушаюсь, - кивнул дворецкий и вышел за дверь.
Едва захлопнулась дверь, как Дагорад вскочил с кресла, ударился ногой, чертыхнулся и принялся измерять шагами кабинет.
В дверь опять постучали.
- Да! - раздражённо крикнул Дагорад, пытаясь унять боль в ноге.
В открывшуюся дверь вплыл большой поднос, на котором стояла пара больших накрытых крышкам блюд, салатник, столовые приборы и кувшин, в котором что-то приятно булькало. За подносом появился пыхтящий от усердия Радет.
- Спасибо, - буркнул Дагорад.
Видя, что молодой король не в духе, старый слуга аккуратно поставил поднос на свободное место на столе и поспешил ретироваться, гадая от чего это благодушный с утра монарх вдруг стал таким букой.
«Бука» между тем продолжал ходить из угла в угол, даже не заметив его ухода.
Опять раздался стук в дверь. Дагорад тяжело вздохнул и опустился в кресло.
- Да! Входите.
Дверь открылась. Вошёл дворецкий, за ним начальник дворцовой стражи, уже в форме, выбритый и подтянутый как всегда.
- Ваше Величество! - затянул, было, дворецкий, но начальник стражи не дал ему договорить.
- Ваше Величество! - отчеканил он. – По Вашему приказу монах доставлен. Прикажете оставить охрану?
- Не нужно. Я побеседую с ним один. Идите!
- Как Вам будет угодно, - начальник стражи отдал честь, после чего открыл дверь и крикнул: - Ведите монаха!
За дверью раздались шаги и бряцание амуниции. Через порог шагнул человек в серо-коричневой монашеской рясе ордена святого Лефита. Ряса была испачкана глиной, через плечо висела потрепанная сумка. Капюшон с него был снят, являя миру длинные спутанные волосы непонятного цвета с неизменной тонзурой на макушке и запущенную бороду. Из этих зарослей на окружающих глядели кротким взором светло-карие глаза и длинный нос. Рта не было видно совсем. Из-за спины вошедшего выглядывали алебарды стражников.
- Мир вам! - непонятно к кому обращаясь, произнес монах.
- И тебе мир, странник, - ответил за всех Дагорад.
- Ну,… Мы пойдем? – как-то неуверенно спросил дворецкий.
Дагорад кивнул:
- Идите!
Едва стихли шаги в коридоре, как монах вдруг рассмеялся и дёрнул себя за волосы. Спутанная грива, борода и длинный нос упали на пол. Под ними оказалось вполне благообразное лицо ещё не старого человека.
- Ну, ты даёшь, братец! - произнес бывший «слуга божий», приглаживая аккуратно стриженные русые волосы. - Такую охрану завел – мышь не проскользнет. Я, было, сунулся боковую калитку, так и там пятеро караульных у входа. Пришлось испрашивать официальной аудиенции. А этот твой новый начальник стражи, пожалуй, с большим бы удовольствием потянул бы сейчас меня на дыбу, после чего прилюдно казнил бы, как шпиона.
- Ты тоже хорош – вырядился как пугало. Ещё бы на метле прилетел, – Дагорад вздохнул и поднялся с кресла, чтобы пожать руку старшему брату.
- Ну, извини, летать на метле я ещё не научился. Что ж, будем считать, что мы квиты, - улыбнулся Дагобер, пожимая руку младшего брата. – Итак, можешь рассказывать последние новости прямо сейчас, пока я буду завтракать. Надеюсь, у тебя найдётся второй прибор?
- Он ещё спрашивает! – хмыкнул Дагорад.
- Ты что-то не в духе! Не рад, что ли? – Дагоберт плюхнулся в кресло и придвинул к себе поднос с едой.
- Да, нет, что ты!
- Тогда в чём дело? – Дагоберт налил себе вина и отрезал кусок пряной телятины.
- Думаю, как мне теперь всем объяснить откуда ты вдруг тут взялся!
- Серьёзно? Я-то думал!
- Ладно, с этим потом! В конце концов, Радет проведет тебя через библиотеку.
- Всё как всегда! - пробурчал Дагоберт с набитым едой ртом.
- Ну, извини! Этикет обязывает!
- Поэтому я и отказался от него!
Дагорад махнул рукой. К эксцентричным выходкам его старшего брата в Вышеграде никак не могли привыкнуть. А тот не переставал удивлять.
- Как твоя поездка? – спросил он жующего Дагоберта.
- Более-менее, но детали позже.
- Но всё же?
Дагоберт прожевал, отпил из кубка.
- В библиотеку Каморина меня пустили. Кое-что мне удалось там найти. Но в залы Ташара доступ есть только у старших монахов.
- И ты туда не попал! - подытожил Дагорад.
- Обижаешь! – пожал плечами Дагоберт. Он пошарил в сумке, которую небрежно повесил на спинку кресла, и вытянул оттуда небольшую книгу и положил её на стол…
Книга, скорее тетрадь, была в потрепанном кожаном переплёте. Настолько потрепанном, что заголовок прочесть было практически невозможно – руны стерлись, цвет чернил, которыми они были написаны, идентифицировать было так же трудно.
Дагорад бережно взял её в руки. Раскрыл на первой попавшейся странице. Страницы были очень тонкими, рукописный текст был мелким. Сохранность страниц была намного лучше, чем обложки, читалось вполне приемлемо.
- Это то, что я думаю? – спросил он у Дагоберта.
- Зависит от того, что именно ты думаешь! Но если ты думаешь, что это тот самый дневник Девланарта, то да – это он!
- Но как?
- Ой, я тебя умоляю! Эти монахи наивные, как дети! Они всерьез уверены, что переписчики только тем и занимаются, что с утра до вечера корпят в читальном зале, прерываясь только на молитвы, сон и скудную трапезу. В залы Ташара я проник на четвёртый день. Предлогом было – заблудился. Так я и сказал старому смотрителю. Мы немного поболтали. У него ужасно нудное существование и он несказанно был рад случайному собеседнику. Вскоре мы подружились. Старик оказался любителем выпить иногда кружечку-другую монастырского белого вина. После пары посиделок и разговоров по душам, я тайком сделал слепок с ключа. Правда, я не знал, где искать – залы Ташара, скажу я тебе, весьма огромны. Поистине, там весьма интересное собрание, множество таких раритетов – аж дух захватывает. Как жаль, что всё это наследие человечества пылится, доступное лишь немногим!
Дагоберт отхлебнул вина и продолжил.
- В общем, искать эту тетрадь в таком огромном скоплении было всё равно, что иголку в стоге сена. Я пару раз как бы невзначай напрашивался на экскурсию по залам Ташары у своего нового знакомого, но тот всякий раз отнекивался. Помог случай. Как-то раз нас переписчиков вызвали во второй зал основной библиотеки и заставили пересортировать книги, накопившиеся от посетителей после празднества Весеннего равноденствия. Несколько книг были из залов Ташара. Видимо, кто-то из старших монахов из других монастырей что-то брал почитать на ночь. Когда сортировку закончили, я напросился помочь с развозом тележек с инвентарем по залам и с расстановкой по стеллажам. Так я и попал в Ташара – уже легально. При расстановке я смог, наконец, понять, где что стоит. Рукописных документов там много – два десятка огромных стеллажей, а то, что так и не успели разобрать, лежит в шести сундуках. Монах-распорядитель долго ковырялся в каталогах, потом сунул их мне и сказал, чтобы я сам разбирался. Бедняге было худо – всю ночь праздновал. Он так и уснул на лавке. А я был предоставлен самому себе. Чем я и воспользовался. Тетрадь оказалась в пятом сундуке, под слоем расписок, списков и прочей мишуры. Кстати, в третьем сундуке были еще кое-какие документы, касающиеся интересующей нас темы протоколы осмотра места событий. Без купюр. Мне удалось только сделать копии, я и так рисковал. Книгу я вынес только через три дня, когда вечером мой приятель решил похмелиться. Как бы там ни было, но попадаться тоже не хотелось.
- И вас даже не обыскивали?
- Обыскивали, но не очень тщательно. Когда наша смена заканчивалась, и все разъезжались по своим монастырям, перед отъездом личные вещи каждого переписчика просматривали два старших монаха. А вот личного досмотра не было. Поэтому пронести сумку под рясой – оказалось не самым гениальным, но действенным решением... Вот только прочесть этот дневник я так и не смог. Я не знаю этих рун. Так что…. – Дагоберт долил себе вина. – Когда там приезжает твой эльф?
- Фредегард уехал к истокам Белтарайи в прошлый вторник. Сегодня четверг. Дня через три-четыре, думаю, приедут. Если, все будет хорошо!
- Что-то не так?
- Кто-то нападает на поселения беженцев из Скиниаты. Две деревни сожгли, есть жертвы. А недавно напали на пограничный форт на нашем берегу Гелика. Из пятнадцати егерей – девять погибли. Остальные тяжело ранены. И как назло, Фредегард и его отряд будут как раз проезжать те места – другого пути просто нет. Хоть бы всё обошлось!
- А что известно о нападавших? Кто они?
- Судя по всему, они хорошо организованы и вооружены. Нападают или под утро, или на закате. Поначалу грешили на орков, но когда после стычки в форте рассмотрели трупы – оказалось, люди. Но кто они – не известно. Почему это делают – тоже.
- Рядом Скиниата. Не думаешь, что они оттуда?
- Скорее, наемники. Хотя, возможно, что и из Скиниаты. После гражданской войны там в этих религиозных течениях сам черт ногу сломит. Я отправил на границы усиленные отряды Пятой и Седьмой бригад. Пока это всё!
- А что магическая братия?
- Ваттрен на каждом совете требует результатов следствия по Арсинонским событиям. Вот и в этот раз. Но, кроме того, что и так всем известно, ничего нового ему не сообщили. За шесть лет следствие не продвинулось ни на шаг. Капитул теряет терпение. Не знаю, как Крайтару удается их сдерживать. Ситуация усложняется еще и тем, что в Метигале у чародеев много сторонников.
- Ну, надеюсь, что в этом дневнике найдутся ответы на многие вопросы.
- И я надеюсь! Но есть новая проблема.
- Какая?
- Лагинарские разведчики донесли, что орды кочевников на юге начинают объединяться. Но об этом лучше расскажет Эрохар. Жду его со дня на день.
- Вовремя я вернулся! – подытожил Дагоберт. – Как раз в гущу событий, как цыпленок в бульон!
- Ничего не поделаешь, Берт! – усмехнулся Дагорад. – Ты сам выбрал! После твоего внезапного отречения на меня еще год косились на каждом совете.
- Да, я и не жалуюсь! Кстати, ты отлично справляешься! – Дагоберт тоже усмехнулся. – Ладно, зови Радета! Надо привести себя в порядок. Да и устал я!
* * *