Цари и атаманы - герои и злодеи-2

                Никита Голый
Проявил себя очень способным руководителем., Сначала он вместе с Драным участвовал в разгроме  Сумского полка. Попытка Голого прорваться на соединение с Некрасовым не удалась. Путь ему перекрыл В.Долгорукий.  После этого он действовал, собирая сторонников, на Северском Донце. В его воззваниях содержится специфический акцент, ему присущий, а именно, обращение только к черни (и против бояр!), в которой он видит единственную силу, способную бороться за старую веру:
 «А нам до черни дела нет. Нам дело до бояр и каторые неправду делают. А вы голотьва   и вся идите изо всех городов конные и пешие, нагие и босые, идите не опасайтеся:   будут вам кони и ружье и платье и денежное жалованье. А мы стали за  старую веру  и за дом пресвятые богородицы и за вас за всю чернь, и чтобы нам не впасть в  ельнинскою веру».  (Б.В., док. 248, стр..466). 
Уходя от преследования ВДолгорукого на восток, 27-го  сентября на Дону у  станицы Донецкой он фактически пленил  полк полковника Билса, проявив смекалку и военную хитрость. Был захвачен большой обоз с провиантом, направлявшися в Азов. Но  4-го ноября в сражении с В.Долгоруким войско Голого в составе 4000 человек было разгромлено и фактичеки полностью уничтожено. Сам Н.Голый бежал, и после трехмесячного скитания по  донским степям был пойман 8 февраля 1709 г. казаками  станицы Митякинской.


                Лука Хохлач
В марте 1708 г.поднимает восстание на Хопре, рассылая «прелестные» письма по Медведице и Бузулуку с призывом собираться в Пристанском городке. Вот цитата из одного из них: «…собрались все  вкупе с запорожскими казаками, з Белогороцкой ордою, с калмыки и с татары и с гребенскими и с терскими и с яицкими казаками истребить иноземцев и прибыльщиков» (Б.В, док.237., стр.451 – 452). По приезде Булавина в городок  Хохлач  во главе отряда в 100 человек отправляется в Тамбов « для отгону государевых драгунских лошадей» (Б.В., док.29, стр. 169), что успешно и выполнил, сведя 3000 лошадей.
!6-го апреля 1708 г. отряд Хохлача в составе 500 человек терпит поражение от подполковника Рыкмана на реке Битюк. 28-го апреля новое поражение отряда Хохлача (1500 человек).Остатки хохлачевого отряда соединяются с отрядом Некрасова и терпят поражение от калмыков. Потом Хохлач довольно успешно действовал на Волге, и даже взял Камышенку, а после неудачного боя под Саратовом  ушел на Дон. В конце июня Хохлач объявляется в Черкасске, где  6-го июля участвует в штурме Азова.
Разгромленные под Азовом остатки повстанческих сил  вернулись в Черкасск. Среди них оказался и Лука Хохлач.  Якобы был арестован, по другим данным его убили свои же.

                Игнатий Некрасов
Пожалуй, самая известная личность из соратников Булавина. Но прославился он не своими воинскими сражениями на стороне восставших донцов, а организацией коллективного бегства донских казаков-староверов из России под крыло турецкого султана и многовековым существованием в Туретчине землячества казаков–некрасовцев.
Имя его впервые появляется в исторических документах, относящихся к Булавинскому восстанию, в период взятия восставшими Черкасска. Здесь он вместе с С.Драным  (вслед за самим вождем восстания) является главной фигурой восставших. Упоминается он как  человек, осуществивший арест Войскового атамана  Л.Максимова и старшин и доставку их из Черкасска в Рыковскую станицу к Булавину, где последним была устроена порка арестованных. Присутствовал Некрасов и на самой казни атамана и старшин в качестве главного.
На следующий день после казни Игнатий «просился  у него Кондрашки з голутьбою для добычи на море на морских струшках» (Б.В., док.66., стр.239). Но ему было уготовано иное: 13-го  мая выйти с войском на Хопер против царских полков (по другим данным – на Волгу)
В конце июня Некрасов вместе с Хохлачем терпят поражение у города Саратов от калмыков. По данным В.Долгорукого, Некрасов якобы участвует и в штурме Азова. Но это вероятная ошибка, так как уже в конце июля тот же Долгорукий сообщает царю о  взятии Некрасовым Царицына. А в доношении от 4-го августа он приводит уже, по-видимому, достоверные данные о нахождении И.Некрасова на Дону около Паншина и Голубого. Стремление его соединиться с Голым было пресечено войском В.Долгорукого. 5-го августа подтвердились сведения о взятии Некрасовым совместно с  Иваном Павловым Царицына и  прибытии  первого в Паншин. Здесь он организовал сбор большого войска. К нему присоединяются другие отряды повстанцев во главе с атаманами Иваном Павловым, Сергеем Беспалым, Иваном Лоскутом (одним из убийц  князя Ю.В.Долгорукова).
В середине  августа после разгрома, вернее, сдачи без боя  крупного войскового соединения восставших,  дислоцированного в станице Есауловской, и потеряв возможность объединения со сдавшимся войском,  вся воинская  некрасовская армада  с семьями и  домашним скарбом, переправившись через Дон,  ушла на Кубань. И в последующие месяцы очень многие казаки вместе с семьями уходили вслед за И.Некрасовым на Кубань.
Таким образом, о всех представителях верхушки восставших казаков можно уверенно сказать, что особыми полководческими талантами они не обладали. Вождям восстания  досталась практически одна победа в военном сражении. Это был разгром Сумского полка, осуществленный объединенными силами казаков под руководством  Драного, Голого и Беспалого. Движение Булавинской армады в сторону Черкасска и овладение им  не сопровождались военными сражениями. Победа Голого над полком Билса – это тоже не сражение, а хитрый обманный прием над простоватым военоначальником. Остальные успехи – взятие плохо вооруженных городков на Волге – Царицына (Некрасов, Павлов), Камышенки (Хохлач). В основном же это были поражения, которых произошло  значительно больше, чем побед: Закотный (18 октября 1707 г., Булавин),  Битюк и Курлак (16 и 28 апреля 1708 г., Хохлач), , Тор (30 июня, Драный),  Азов (6 июля, Хохлач), Решетов (4 ноября, Голый) и др. И еще были сдачи в плен без  боя на милость победителей  в Есаулове (середина августа, атаманы Чекунов, Кобыльский, Беляев) и просто бегство даже не с поля боя, а с Дона от станицы Голубой на Кубань (середина августа, Некрасов, Павлов, Беспалый, Лоскут).
Из всех названных вождей и руководителей восстания один Семен Драный пал  на поле боя. Кондратий Булавин и Лука Хохлач были убиты казаками, противниками восстания.. Никита Голый схвачен и казнен. Сдавшиеся  в плен менее значительные руководители Савелий Чекунов, Семен Кобыльский и Беляев казнены. Конечно, такая судьба каждого, по-видимому,  нисколько не характеризует их нравственный облик, но, тем не менее,  как-то перекликается с их военными успехами-неуспехами и поведением в критических ситуациях: каждый получил более или менее то, что из этого поведения вытекало. Таковы были обстоятельства, ими самими созданные.               
По-видимому, в войне казаков с царскими войсками к категории морали следует отнести и отношение победителей к побежденным. Об этом можно привести следующие примеры из сохранившихся исторических документов.
28 октября казаки станицы Алексеевской  учинили над одним из отрядов князя Ю.В.Долгорукого следующее: «…в полуночное время … на двор взъехали и побрав капитана и войсковые старшины и писаря посадя в телеги, а порутчика да 2-у человек…казаков…которые присланы были от господина полковника князя Юрья Долгорукова с указам х капитану об розыске пришлых…повезли с двора тою ж ночью неведомо куды…А они де ( спасшиеся допрашиваемые писари – Ю.М.)  с товарыщи с солдаты, з 10-ю человеки, от того страха взяв ружья свои фузеи и шпаги и сумы розбежались» (Б.В., док.19, стр.148).
Взбунтовавшиеся казаки Семикаракорской станицы учинили казнь офицеров одного из отрядов Ю.В.Долгорукого: «…капитана и порутчика и казака…побили до смерти. А…салдаты …держали недели с 3. и держав отпустили…» (Б.В., док. 22, стр. 155).
Аналогичным образом поступили и казаки Федосеевской и Акишевской станицы  с  офицерами отрядов, посланных  Ю.Долгоруким для розыска новопришлых (Б.В., док.24, стр.158).
О булавинском войске при движении его к Черкасску: «…те припасы перерубили  и пожгли и к себе побрали и надзирателей танбовцев,  которым те леса беречь приказаны,  сослали, а иных и с  собой взяли» (Б.В., док.53, стр.226).
После разгрома Сумского полка Драным, Беспалым и Голым: над пленными учинили: «…они де воры собрав их в круг говорили им, которые похотят с ними ворами итить и тем де кони ружье и платье отдано будет. А которые итить  с ними не похотят, и тех де в воду посажают, а иных перевешают. И они де Трофим  (раненый сотник Сумского полка – Ю.М.) с товарыщи и все сумского полку козаки…единогласно сказали…они де с ними итти не хотят…   И после де того  ж дни они воры их Трофима с товарыщи и казаков всех от себя отпустили» (Б.В., док.82, стр.262 – 263).         
Поведение атамана Голого при его победе над полком Билса: «И ево полковника и офицеров взяв перевязали и посадили в реку Дон…А салдат де, которые с ним Бильсом были, собрали к себе в таборы и всех ограбили и поговаривают посадить в воду. А иные де козаки говорят, чтоб тех солдат пустить живых» (Б.В., док.145., стр339). И далее: «…все сказывают бутто вор Голой по станицам казаков и салдат роспустил» (Б.В., док148, стр.343)
Обращает на себя внимание, сколь разным было отношение казачьих руководителей к плененным государевым людям разного ранга. Офицерство, как правило, подлежало убиению либо отсечением головы, либо «сажанием в воду», то есть утоплением. А вот нижние чины.не вызывали у них такого гнева. Их обычно, разоружив и обобрав, отпускали.
Такой тест на гуманность абсолютно не выдерживают царские вельможи и полководцы. Вот некоторые примеры:
В.В.Долгорукий: «А которые государь воры взяты на бою 143 человека, в том числе старых казаков 23 человека, а достальные все розных городов сходцы, и я государь по дороге к Пристанскому велел поставить 20 виселиц и буду их вешать 17-го числа. А некоторых из них несколько человек четвертовать и по кольям ростыкать» (Б.В.,док.67, стр.240).
 «И видя они воры, что им в том городе не отсидеться, того ж дни выслали ко мне с повинною. И …целовали крест и святое евангилие, что им быть вашему величеству в верности.…
И я пущих воров и завотчиков взял с собою 10 человек,  а атамана их походного да двух старцов раскольщиков четвертовали и поставили на колье, а  других переказнили и перевешали круг того городка и поставили висилицы на плотах и, перевешав ,пустили по Дону. Всего кажнено больше 200-т человек» (Б.В., док.139, стр.327). 
Полковник Кропотов: «Сего месяца (августа – Ю.М.) 4 дня по указу в.-г. леп гвардии господин маеор князь Долгорукой воров-изменников булавинцов 40 человек в Черкаском повесил. И вора Буловина голову и руки и ноги побили на колья» (Б.В., док.124, стр.313).               
Подполковник Рыкман: «…ездил  я сам в воровские их жилища з драгуны и поймали в лесу таких же воров 8 человек…И ис тех воров …6 человек велел перевешать» (Б.В., док.135, стр.323).
Князь  П.А.Хованский: «…августа ж в 8 день пришли они…к воровскому козачьему Перекопскому городку…
…тот городок взяли и людей порубили и многоих в полон побрали, так ж лошадей и скота побрали многое ж число. И тот Перекопской городок разорили и выжгли весь до основания…» (Б.В., док.136, стр. 324).
Сведений о бесчинствах государевых людей много больше и они много безобразнее и отвратительней: не только сплошное разорение и выжигание, не только убийства, но пытки и убийства по  извращенности,  чудовищности и беспредельности – на высшем европейском уровне. Поистине, человеческая жестокость и изобретательнсть не знали границ. А как могло быть иначе при таком царе-звере, царе-кровопийце, царе-палаче. Ближайшее окружение царя старалось походить на него, и он это очень поощрял и даже насильственно насаждал. Какая уж тут мораль, какая нравственность!  Посмотрим повнимательнее на главных  исполнителей царской  воли.

                Юрий Владимирович Долгорукий
Был послан для выселения с Дона новопришлых людей и их семей в прежние места жительства в Московию. Состав отряда: 12 офицеров, 80 солдат, 20 денщиков, всего 112 человек.(Б.В., док.19, стр.146). Из Черкасска Ю.В.Долгорукий отправил на Дон, Хопер, Бузулук и Медведицу офицеров и солдат при них общим числом 45 человек. У полковника осталось 67 человек.
 В Черкасске Ю.Долгорукому отказали в розыске, и он не стал настаивать, согласившись с атаманом. Вполне гуманно поступал он и с женами новопришлых людей, которые были на службе  в царских войсках в это время в Польше – их он оставлял на месте до возвращения  мужей со службы и до царского указа, как с ними поступить (Б.В., док.9, стр.117).
Но, когда  им были получены сведения об очень малом числе пришлых людей, сысканных в Бузулуке и Медведице, он потребовал провести там же новый розыск. Этим самым  он проявил и недоверие (вполне обоснованное, так как новопришлые в большинстве своем разбегались и прятались по лесам) к казакам, укрывающим у себя новопришлых, и настойчивость в достижении поставленной цели. И ничего более.
Но его поведение в связи с многочисленными предупреждениями  о готовящимся на него покушении удивляет  неадекватной реакцией. То ли он был безгранично  уверен в себе, в  своих  офицерах и солдатах и в несерьезности предупреждений; то ли не допускал мысли о действительной возможности покушения со стороны казаков; то ли положился на волю провидения;  то ли  впал в прострацию от одолевшего его страха. Но дальновидности, подозрительности, осторожности и интуитивного предчувствия он не проявил нисколько. Очень странная и, сказал бы,  какая-то   младенческая беспечность и обреченность сказалась во всем его поведении – черты натуры, абсолютно не свойственные военному  человеку, да еще в таком высоком звании. И эта его беззащитность и обреченность при отсутствии документальных доказательств каких-то иных  его поступков  - волевых, жестоких  или хотя бы жестких вызывают скорее чувство жалости и сочувствия к этому человеку, невольно сыгравшему печальную роль: его убийство стало детанатором  в последующих трагических событиях на Дону.
Но вот в отписке К.Булавина запорожскому кошевому К.Гордеенке Ю.Долгорукий предстает в ином облике: «…полковник князь Юрья Долгорукой…наши старшины…с товарыщи чинили по нашим козачьим городкам не против ево в. г. указу, не так как повелено, и городки наши многия розорили и пожгли. А нашу братью казаков многих пытали и кнутом били и носы и губы резали напрасно, и жон и девиц брали на постели насильно и чинили над ними всякое ругательство, а детей наших младенцев по деревьям вешали за ноги» (Б.В., док.243, стр. 457 -458).
В письме кубанским казакам, своим старообрядческим единоверцам,  Булавин пишет несколько иное: «…прислали…к нам на реку полковника князя Юрья Долгорукова…чтоб …всю реку разорить. И стали была бороды и усы брить, также и веру христианскую переменить, и пустынников, которые живут в пустыне ради имени господни, и хотели была христианскую веру  ввесть в елинскую веру.
…многие станицы огнем выжгли и многих старожилых казаков кнутом били, губы и носы резали и младенцов по деревьям вешали, также женска пола и девичья брали к себе для блудного помыщления на постели, часовни все со светынею выжгли» (Б.В., док.246, стр. 461).
Трудно оценить, что здесь правда, а что вымысел. Но все же создается впечатление, что зверства  Ю.Долгорукого в этих документах если не навраны, то очень сильно преувеличены из  естественных для К.Булавина мотивов – попыток оправдать свое поведение убийцы. Не мог же он прямо и прилюдно  рассказать о том, что убил князя из опасений за свою судьбу и жизнь. Ведь у Ю.Долгорукого было прямое поручение царя найти виновников бахмутских событий и наказать их. Поэтому приведенные выдержки из булавинских посланий в большей мере работают  на характеристику самого Булавина, чем Долгорукого.
             
                Василий Владимирович Долгорукий
В  письме на  шутку  царя относительно убийства  Булавиным его брата Василий  пишет: «..ваше величество опасаешься, чтобы я к Булавину за ево ко мне дружбу понаровки какой не учинил; истинно государь доношу вашему величеству сколько возможно за ево к себе дружбу платить ему буду» (Б.В., док.49, стр.218) – вот такой «юмор» позволяли себе владыки относительно «понаровки», то есть поблажки убийце брата Василия Владимировича. По грамоте из Посольского приказа Войску Донскому В.В.Долгорукий назначается над всеми войсками « быть  вышним командиром…и вам  быть ему во всем послушным» (Б.В., док, 50, стр.219). В.В.Долгорукий требует от захвативших власть и просящих «отпущения вин своих» булавинцев прислать к нему  «для верности» знатных старшин и казаков – надо полагать, в заложники?               
«Изволишь государь писать, которые казаки к воровству не пристали, а хотя которые и пристали да с повинною пришлют, чтобы мне с ними ласково поступать, и чтоб я им не мстил смерти брата своего, и чтоб  им тем пущего чего не учинить .И я государь на сие доношу вашему величеству: приехав я на Воронеж, и которые казаки 143 человека взял на бою господин Бахметев и по  розыску надлежали они смертной казни и хотел государь их я вершить, и майя 16-го числа получил я от всего донского войска отписку с покорением вин их, которую послал до вашего величества. И тем вышеписанным винным казакам смертной казни не учинил для такова случая до вашего государева указу. И мне государь какая то польза, что смерть брата своего мстить. Я государь желаю того, дай бог, чтобы они тебе в. г. вину свою принесли без великих кровей» (Б. В., док.74, стр.248).
Жалуется царевичу, питая к нему добрые чувства,  на  бездельников-царедворцев, отлынивающих от службы при великой нужде в людях  в  этом походе против восставших казаков (Б.В., док.76, стр.250 – 251).    
Разуверяет царя  в покорности казаков: «А что государь писали они отписки до вашего величества с покорением, и то государь все воровством своим поступали обманом, и явно государь вовровство свое оказали над сумским полковником…» (Б.В., док. 84, стр. 266). А на Дон пишет письма с обвинениями казаков во лжи и для их прщения и оправдания требует прислать к нему «своевольцев» Семена Драного, Беспалого и Никиту Голого, виновников гибели Сумского полка и его полковника.
Хвалится перед царем: «По нынешнему государь воровскому замешению здешний край до моево приезда гараздо был в великой шатости, и есть ли б я к здешним городам не пришел, то б и от своих было великое бедство. А теперь, слава богу, вашего величества приходом ратных людей оные городы стали лутче. И против сего государь доношения моего требую от вашего величества указу» (Б.В., док.91, стр.273). И 25 июня 1708-го года оправдывается о своем замедлении отсутствием  подвод (там же, док.96, стр.280). 28 июня уверяет царя: «пойду завтрашнего числа» (там же, док.99. стр282), а 30-го пишет Ф.Шидловскому: «А я походом своим позадержался» (там же, док.101, стр.285).
2-го июля снова оправдывается перед царем о своем промедлении: «И затем государь по се число я не пошел, для того что собирался с провиянтом и с подводами.
…Сего ж часа и минуты получил я письмо от брегодира Шидловского. Пишет, что вор Драной, собрався с войски, пришел к Тору и стал обозом. И я сего числа и минуты пошел поход к Шидловскому в соединение» (там же. док104, стр287 – 288). Как и следовало ожидать, к баталии с Драным Долгорукий не успел, справились без него. 14-го он узнает о событиях у Азова и в Черкасске, и по сему поводу пишет царю: «А я …пошел с поспешением к Черкаскому…Прошу государь милости, посланного моего прикажи ко мне отправить неумедля с указом, что повелит ваше величество мне делать» (там же, док.111, стр.296).
15-го июля  снова пишет царю не по делам своим, а по соображениям и по сведениям от других: «А я пошел к Черкаскому для лутчаго укрепления казаков. Вашему величеству извесно какие они шаткие люди, и нынешней атаман, какова он состояния (текст в цитатах здесь и далее выделен мной – Ю.М.).
…все изменили сплошь. И ежели…ныне над ними чего указом вашего величества не будет учинено, то конечно и впредь от них тово ж ждать….Как в Черкаском и во всех станицах первые люди все сплошь воровству причасны.
…И я государь доношу вашему величеству, конечно под такой случай надобно определение с ними зделать, чтоб и впредь им нельзя не токмо делать и мыслить, но и вольность у них убавить». ( И здесь же не забывает порадеть о своем приближенном доносчике-подхалиме, который): «Зело государь много работы к вашему величеству Василья Фролова. И ныне он со мною и о всех ворах доносит вашему величеству не маня, прямым сердцем» (там же, док113, стр.298 – 299).
  В этом последнем признании содержится очень интересная и показательная информация. Долгорукий  еще не видел и не общался с новоизбранным Войсковым атаманом И.Г.Зерщиковым, но он уже имеет о нем категорическое суждение – ненадежный, шаткий человек! Откуда оно у него? Чем и кем продиктована такая предвзятость? Похоже, что ответ содержится в этом же отрывке из письма – Василий Фролов. По крайней мере, это один из возможных источников «просвещения» Василия Долгорукого. И он, этот источник, был, несомненно из тех, кто считал, что  Зерщиков – враг, московский ненавистник, потворщик староверов и новопришлых. Почему именно эти черты личности Ильи Григорьевича «описывал и расцвечивал» Вася Фролов в глазах и ушах Долгорукого? Да потому что  сам Вася был из другого круга, из семьи (сын) знаменитого Фрола Минаева, многократного войскового атамана, гонителя староверов, преданного поклонника московской власти и любимца Петра I-го («Минаич»). Могли ли два семейства, Минаевых (а потом Фроловых) и Зерщиковых, живущих в одной станице, принадлежащих к враждующим сообществам старшин, быть дружественными? Едва ли, скорее наоборот: вражда кланов это и вражда семейств и отдельных их представителей. Так что Вася Фролов, будучи доносчиком, не мог не донести  обожаемому царскому вельможе всю свою антипатию к главе враждебного клана, да еще избранного Войсковым атаманом.  Потому в глазах командующего царскими войсками на Дону и плох, и враждебен, и ненадежен этот новый атаман, которого надо не только  опасаться, а  лучше убрать вовсе. И, кстати, передать,  мягко подсказать   между делом все это самому его величеству. Пусть и он проникнется этими знаниями и опасениями.
    Как известно (см. выше),  при подходе В.В.Долгорукого к Таганрогу (Троицкому) он потребовал от И.Г.Зерщикова выдать ему всех «завотчиков и смутянов». Зерщиков этого не сделал, и Долгорукий пишет об этом царю: «…оне против того ко мне писали…что тех воров ко мне весть через степь опасно воровских людей, чтоб не отбили, а…отдадут их мне как я приду кЧеркаскому…А другие казаки, которые с Васильем Фроловым в Азове были и зело вашему величеству верны, сказывают, что у них намеренье такое, что тех воров не отдавать…И я…говорил… чтоб в Черкаском не только воров и завотчиков, чтоб всех их мне отдали, чтоб впредь не отрыгнулось…Доношу вашему величеству, Василей Фролов так вашему величеству служит, что лутче того быть невозможно. Истинно государь удивительно, что из естово народу такой правдивой и верной человек. Так же и все, которые при нем, зело изрядные люди и работают вашему величеству как лутче быть невозможно…Губернатор Толстой ко мне писал, чтобы мне их милостью вашего величества наградить за их службу и родение. И мне государь дать им нечево, для того что денег со мною с Москвы ничего не отпущено.» (Б.В., док.114, стр.300, 302). В этом послании четко прописаны позиции как самого Долгорукого, так и нового Войскового атамана Зерщикова: первый всех бы их, не лижущих ему задницу казаков, ликвидировал, второй – всеми доступными уловками спас бы их от наказания и смерти или хотя бы оттянул это в надежде найти выход.
  Встреча В.В.Долгорукого с И.Г.Зерщиковым произошла 26 июля близ Черкасска. Атаману пришлось пережить крайне унизительную процедуру поклонения и просьбы о прощении. Все это с подробностями  описыват Долгорукий в письме царю, подчеркивая, что атаман и старшины, его сопровождающие, сами признали свою вину в воровстве. И свое отношение к этому он выразил так: «А …чтобы выбрать атамана человека доброго, и ручатца по них невозможно. Самому о том вашему величеству известно и без нынешней причины, какова  они состояния...  А жестоко государь поступить  мне с ними было невозможно, для того что все сплошь ровны в воровстве, разве было за их воровство всех сплошь рубить. И тово мне делать без вашего величества невозможно…» (там же, док.116, стр. 304). Здесь уже вполне определенно высказана мысль о том, как следует поступать с виновниками казачьего бунта – рубить их. А чтобы усугубить в глазах царя вину Зерщикова, он приводит версию его поведения при аресте бывшего Войскового атамана. Согласно этой версии, противоречащей свидетельству очевидца Андрея Шилкова (Б.В., док.66, стр.238), Зерщиков якобы причастен к аресту и отправке старшин и атамана на расправу  к Булавину.  Это явная сознательная или неосознанная ложь князя,  либо кем-то ему рассказанная, либо им самим придуманная  . Назвав всех казаков равными в воровстве и приводя вину  (на самом деле вовсе не существующую) Зерщикова, он тем самым как бы и подтверждает равенство  Зерщикова  в его виновности с другими казаками благодаря именно этой его мнимой вине. То есть фактически невольно обнажает полную невиновность вновь избранного казаками Войскового атамана, так как иной вины, кроме мнимой, за ним не числилось.  И все таки его вранье достигает цели, потому что никто не хотел разбираться в таких  психологических тонкостях, так как им была нужна любая версия, содержащая обвинение И.Г.Зерщикова в преступной враждебности к царскому режиму.
    Такая интрига  В.В.Долгорукого приводит его к желанной цели: он получает от царя распоряжение арестовать И.Г.Зерщикова. Но это распоряжение застает его уже вне Черкасска, чем  лишает его такой вожделенной возможности. И хитрый царедворец придумывает «удачный» ход: вежливо пригласить к себе Войскового атамана  «…для лутчего способу, и  в том бы показал вашему величеству службу и радение. И я чаю, что он будет. А как будет и я ево не озлобя возьму с собою и дам ему такую причину, что он не признает, и прошед по Дону возьму ево с собой…И я для того не так жестака поступаю, что невозможно…» (Б.В., док.132, стр.320). Вот уж поистине иезуитская и подлая интрига – в духе царского двора
    И в событиях у станицы Есауловской князь В.В.Долгорукий наконец получает возможность проявить свои низменные намерения и желания со всей полнотой. Расправа над правыми и неправыми состоялась с такой невиданной жестокостью, что, несомненно, потрясла весь Дон и надолго, если не навсегда,  осталась в памяти потомков ( см. выше и Б.В., док.139, стр. 327). Вот таким был один из  «героев» подавления булавинского бунта. Его личность наиболее полно освещена историей, потому что ему в отличие от многих других досталось прожить долго, высоко и низко.
    После рассмотренных нами событий он принял участие  в Полтавской битве.. За заслуги на  военном поприще В.В.Долгорукий получил чин генерал-поручика  и удостоен ордена Святого Андрея Первозванного. Будучи сначала обласканным царем, в конце его царствования попал в опалу, поддержав царевича Алексея,  был лишен орденов и сослан в Казань. Екатерина I вернула его из ссылки и возвратила ордена. При императрице Анне Иоанновне Долгорукий вновь был сослан, на этот раз в Соловецкий монастырь, откуда его вернула взошедшая на престол Елизавета Петровна. Она  вернула князю все его награды и назначила президентом Военной коллегии. Скончался В.В.Долгорукий в звании фельдмаршала. Яркая  судьба, но не дай Бог быть ему подобным.
    Заслуживает внимания нравственный облик и судьба  другого персонажа, связанного с В.В.Долгоруким. Это упомянутый выше Василий Фролов, который заслужил доносами и рекомендациями  Долгорукого и Толстого симпатию Петра I. Этим способом своего карьерного обустройства он пользовался и в дальнейшем. Например, в 1717 г. для утверждения его Войсковым атаманом он «срочно обратился к Александру Меньшикову, прося того похлопотать перед государем об утверждении его на атаманском посту. «Алексашка», которому Василий Фролович прислал донского скакуна и в дальнейшем ежегодно одаривал царского фаворита лошадьми, помог: 18 января 1718 года Петр I утвердил Василия Фролова в атаманском звании» (Донские казачьи атаманы, 2006, стр.86).  Вообще же  эта донская фамилия  прославилась  настолько долгим и тяжким для казаков правлением, что на Фроловых  «в 1738 году  жаловались старшины…и просили о назначении атаманом кого-либо помимо Фроловых» (там же, стр.85).

                Иван Андреевич Толстой 
  По началу восстания первые письма азовского губернатора И.А.Толстого царю и начальникам окружающих земель чисто информативны. С апреля 1708 г. в них появляется тревога за судьбу Азова и Троицкого (Таганрога) и просьба о присылки в Азов «ратных людей». 10-го мая в письме Изюмскому полковнику Ф.В.Шидловскому И.Толстой сетует об их  неприсылке и упрекает Ф.Шидловского в промедлении и настаивает на необходимости «поспешать» (Б.В., док.64, стр.236 -237).
  15-го мая отправляет царю подробнейшее письмо (там же, док.64, стр.237 – 239) об избрании Булавина Войсковым атаманом и о деталях его деятельности в Черкасске. В нем, в частности, приводятся очень важные сведения о том, что арест и доставку прежнего руководства Войска Донского осуществил И.Некрасов, а не И.Зерщиков (по данным очевидца казака Шилкова). В очередном письме (5 июня)  царю губернатора он сообщает об отгоне конских табунов от Черкасска к Азову  группой казаков, в числе которых был и Василий Фролов (Б.В., док.80, стр.258 – 259)..
    В следующем письме  Толстой сообщает, что Булавин грозится (8-го июня) напасть на Азов, требует вернуть ему конские табуны и угнавших их казаков и что его покаянным письмам верить нельзя (там же, док.83. стр.264 – 265). Оппозиционные черкасские казаки 13-го июня информируют Толстого о  плачевном состоянии дел у булавинцев в Черкасске.  Толстой  докладывает  о готовности булавинцев бежать на Кубань,  и о готовности  оппозиционных казаков немедленно выдать Булавина по приходе к Черкасску хотя бы одного государева полка.
   Иван Андреевич подробно описывает обстоятельства разгрома булавинцев под Азовом 6-го июля 1708 г., как ему доложил об этом его товарищ стольник воевода Степан Киреев. То есть – ни малейшей попытки приписать этот успех себе! Так же бесстрастно и без «симпатий-антипатий» описывает детали перемены власти и гибели Булавина в Черкасске со слов И.Г.Зерщикова – нового Войскового атамана. Со слов В.В.Долгорукого, у Толстого с черкасскими казаками начались противоречия по поводу отказа черкассцев (читай – И.Г.Зерщикова!) прислать ему захваченных ими приспешников Булавина. Опять же со слов Долгорукого, Толстой якобы просит его наградить «за их службу и радение» Василия Фролова с товарищами. А сам И.А.Толстой  свое отношение к происшедшим событиям описывает так: «И есть ли в Черкаском и в иных станицах донские казаки явятца  противны, и при помощи божии будем над ними чинить промысл с общаго согласия и оное воровство искоренять» (Б.В., док. 115, стр. 303).
    Вместе с В.В.Долгоруким И.А.Толстой прибыл к Черкасску 30 июля. Толстой пишет царю: «И согласясь з господином маеором Долгоруким стали у самого Черкаского, и донские государь казаки являются покорны, токмо под сомнением вашего величества гнева за вины свои. И мы их обнадежили вашего величества милостию» (там же, док.117, стр.306). Как просто и даже доброжелательно излагает Иван Андреевич покорность и покаяние тех, кто счел себя виноватым  за булавинские злодеяния. 
  В эпистолярном наследии И.А.Толстого содержится весьма  любопытное описание обстоятельств участия в гибели Булавина некоторых казаков, поехавших в Москву с повинной: «поехали из Рыковской станицы Степан Ананьин, Карп Казанкин, которые были при Булавине; Степан – есаулом в Черкаском, а Карп посылан от Булавина в коннице атаманом под Азов. И как у Азова их побили и он Карп, приехав в Черкаской, зговорясь с Степаном Ананьиным и рыковцами, и согласясь с черкаскими старшинами с Ыльею Зерщиковым, с Васильем Познеевым, с Тимофеем Соколовым, с Ываном Юдушкиным и со всеми тумами и черкаскими казаками, вора Булавина хотели, поймав, отвесть к вашему величеству И в той поимке оному вору какая случилась смерть…А оные государь Ананьин и Казанкин сначала весьма служили Булавину, а окончали добром они ж…А есть ли бы государь Карп Казанкин не поспешил от Азова в Черкаской и, согласясь с Степаном Ананьиным и с рыковцы, на того вора Булавина черкаским казакам помочи не учинили, и черкаским бы казакам одним окончить того воровства и вора искоренить было невозможно, понеже их было малолюдно…А Степан Ананьин и до приезду в Черкаской Карпа Казанкина того вора поймать умышлял с черкаскими казаками и тайно оного караулил, чтоб ис Черкаского не ушел» (там же, док.120, стр.308 – 309).Повтор, стр 84
В этом послании от 5-го августа 1708 г.четко просматривается желание автора выгородить  перед царем особенно двух казаков за их участие и действия в заговоре против Булавина, Ананьина и Казанкина. И это несморя на их явную и тяжкую предшествующую вину: один непосредственно служил у Булавина есаулом, то есть конкретно выполнял все его воровскик акции, другой командовал конницей  при штурме Азова. С другой стороны, самый главный черкасский старшина и наверняка главный заговорщик против Булавина, то есть И.Г.Зерщиков,  да еще бывший при нем куренным атаманом Черкасска, такой заботы о себе не удостаивается. Почему? Вижу здесь две возможные причины: первая – И.А.Толстой печется о виноватых для смягчения их участи, потому что  он верит в их искреннее исправление, а у Зерщикова он не находит никакой вины и потому  по мнению Толстого он не нуждается в поддержке;  вторая – виноватые ему просто симпатичны,  а  Зерщиков – неприятен и подозрителен.
Какая из версий предпочтительней? Полагаю, что первая, потому что И.А.Толстому, похоже, вообще свойственно было заботиться о тех людях, которые заслуживали этого своей ему службой и не возводить никакую напраслину на тех, кто зла не совершал. Так, например, он поступает и с другим есаулом Булавина – Тимофеем Соколовым: «…Тимофей Соколов… будучи в Черкаском при оном воре Булавине есаулом, служил вашему величеству радетельно, и чинил в Азов ко мне всякие ведомости про их воровские злые замыслы…Прошу милости, чтоб за ту ево верность наградить ево вашего величества милостью» (Б.В., док.162, стр.359 – 360). Не применул он подчеркнуть и особую роль Василия Фролова. Но  во всех рассмотренных мною документах он нигде и никогда не сказал ни единого слова о каких либо непорядочных или противоправных поступках И.Г.Зерщикова и других казаков, лишь, может быть, умалчивал о заслугах последнего, приписывая их все  угодным ему людям.
Таким образом, личность этого царского вельможи во всей этой истории заслуживает скорее нейтральной оценки или даже похвалы, чем осуждения:  честен, сколько это было возможно (даже принимал сторону восставших стрельцов), порядочен, толковый руководитель. Не нажил себе высоких связей и богатства, так как после сдачи Азова туркам в 1711 г., лишившись работы, остался жить здесь же, на Дону, где и скончался в 1713 г.            

                Федор Владимирович Шидловский.
 Этот представитель московской  знати был весьма противоречивой личностью, и в соответствие со своей натурой сыгравший противоречивую роль в донских событиях. Изначально он был Шиловым.  Его отец Владимир Шилов – полковник московских стрельцов. Потом, появившись в украинных местах Малороссии, Федор Шилов стал Шидловским, по-видимому, соблазнившись аристократизмом и приписав себя к польскому шляхетству. (Б.В, док.5, стр.88 – 92). Став Изюмским полковником, а потом и возвысившись до бригадира, он очень рьяно включился в борьбу с донскими казаками за безраздельное владение верховьями Донца с бахмутскими солеварнями (там же, док.5, стр.92 – 106).  В конце XVII  столетия эти земли были яблоком раздора между донскими казаками и малороссами – каждая сторона считала именно себя их законным владельцем. С начала XVIII столетия  московское провительство занимает сторону малороссов, и всячески поддерживает в них их притязание на  спорные земли.
 Булавинская акция в 1705 и 1706 гг. довела конфликт почти до военного столкновения, и сделала Булавина чуть ли ни личным врагом Шидловского. Поэтому непосредственное участие Федора Владимировича в подавлении Булавинского восстания как бы давала ему в руки карт-бланш для справедливого возмездия. Однако Изюмский полковник вовсе не спешил на поле брани, ссылаясь на ненадежность своих людей, на их недостаток и даже на полную их безоружность (там же, док.59, стр.232).    Азовский губернатор в течение всего апреля посылает ему письма с просьбой поторопиться к Азову для отражения ожидаемого нападения на Азов булавинцев: «…конечно надобно к Азову и к Троецкому с полками поспешать» (там же, док.64, стр.236 – 237), а Шидловский   отсиживается   в это время и позднее в ожидании подкрепления от полковника Бахметьева и пишет последнему якобы для поспешания, будучи и так в преизбытке полков: «И сего майя в 3 день з брегадою моею с харьковским, с ахтырским и с сумским полками и с чугуевскими донскими казаками и с калмыками я собрався стою Изюмского полку на черте под Маяками…Извольте с с войском своим ко мне итить в совокупление с поспешением, чтоб  за нескорым совокуплением нашим в учиненью сукурсу в походе нашем под Азов не учинилось медления, а ему б вору Булавину не было в ево намерении большаго разширения.    И паки вашей милости объявляю, походом своим к  комоникацыю к нам не изволите умедлить, чтоб он вор не  пришел в больший комфус своево  воровского войска и дабы чего  не учинил Азову и Таганрогу»  (там же, док. 61, стр.234). Это великолепный образец пустословия, затмевающего ничегонеделание, создающего видимость деятельного намерения, но прикрывающего сознательное уклонение от исполнения своего долга. Вот такой он Петровский выкормыш, «птенец гнезда Петрова».
Он таки дождался времени, когда ему уже не было необходимости идти к Азову. Но уклониться от сражения ему все же не удалось. Правда, он принял в нем участие не самостоятельно, а в числе других полководцев: Г.Кропотова и А.Ушакова. Это произошло 3 июля 1708 г.под городком Тором, когда соединенными силами государевых полков были разгромлены войска Драного и  Беспалого, фактически сами вышедшие на государевы соединения.
   Дальнейшее участие Ф.В.Шидловского в подавлении восстания на Дону состояло по поручению В.В.Долгорукого в  истреблении восставших станиц, так как в военных операциях Федор Владимирович, по-видимому,  не очень преуспел, что было отмечено В.В.Долгоруким:  «А нашего войска со мною было меньше полуторы тысячи, да Шидловской с своею конницею (вашему величеству извесно каковы черкасы)» (Б.В., док.139, стр.327). Между тем сам Шидловский, похоже, был о себе иного мнения и это мнение высказывал другим, в частности, своему покровителю А.Меньшикову. Вот образец разного видения одного и того же события: В.В.Долгорукий ранее в том же письме так описывает дело у станицы Есауловской: «И те вышеписанные воры сели в осаду, и покорения вашему величеству не принесли. И я  драгунам велел спешитца, также и плавною казакам велел приступить …И я с драгунами пошел к тому городку и воры стреляли по нас и мы по них, зело государь драгуны отвагою шли да не мошно было ворватца. Однако ж государь против их у нас побито малое число, а из них побито больше 50 человек и раненых много ж…. И видя они воры, что им в том  городе не отсидеться, того ж дни выслали ко мне с повинною. И настала ночь и на другой день целовали крест и святое евангилие, что им быть вашему величеству в верности, так ж как и в Черкаском» (там же, док.139, стр.327).
 В описании Ф.В.Шидловского все выглядит иначе: «…маеор князь Долгоруков не допущаюче их в комоникацию, покиня обоз и пехоту, обще с нами с конницею пришли к тому вышепомянутому местечку…И оные воры надеясь от него вора Некрасова к себе помочи в покорство притти не восхотели и учинили с нами из города ис пушек и из мелкого ружья жестокий бой. И во время того приступу многих их воров побили. И на другой день видя они воры отважной наш приступ, и что оному вору Некрасову в помочь притти к ним невозможно, милостию божию и счастием монаршим, оные изменники здалися…Во время того приступу с нашой стороны ранено и побито близь 50 человек…» (там .же, док.141, стр332).
Итак, представленные здесь картины отличаются руководством и составом осаждающих (Долгорукий без Шидловского и Долгорукий при Шидловском, спешенные и конные), временем повинной и числом жертв. Правда, из сравнения этих двух взглядов на одно событие нельзя сделать заключения о том, чья точка зрения соответствует истине, поэтому речь может идти только о разнице мнений, лишь имея ввиду, что одно из них ложное. Но в каждом из них главенствует докладывающий.
  Для формирования  взгляда на личность Шидловского небесполезно напомнить о том, что  при исполнении им  «почетного  дела экзекуции»  Федор Владимирович не забывал радеть о дорогом его сердцу: «Ныне слышу, что азовский губернатор, ложно являя свою службу,…в ту речку Багмут интересуется, чтоб ему там заводить соляные заводы. Вашой княжой светлости подлинно есть извесно, что на той речке Багмуте соляные заводы заведены были полчанами моими, а донские казаки полчан моих разграбили и разорили и тою речкою Багмутом….завладели насильно…А в прошлом 707-м году послан…указ ко князю Юрью Володимеровичю…Велено ему…про грабеж… розыскать. И за смертным ево убивством от них донских казаков, по тому указу о тех речках и соляных заводах указу не учинено. А понеже на той речке Багмуте соляным заводам початок взят от полчан моих…и когда та донская либерия минется, ежели воля вашой княжой светлости будет, прикажите ко мне прислать указ…изнову те соляные заводы завесть. А ему губернатору…в чюжие труды, интересоваться не надлежит. Прошу вашу княжую светлость, прикажи государь…чтоб тем речкам быть во владенье по прежнему Изюмского полку… И  он бы  губернатор в те соляные заводы не интересовался…» (Б.В., док.131, стр.318 – 319). Дело в том, что эти соляные заводы приносили очень существенный доход от производства и продажи соли. И это дело шло у Шидловского весьма успешно. Недаром же при обсуждении прблемы будущего Бахмутских заводов князь Г.И.Волконский заметил: «А ежели оным заводам быть, то способнея других надлежит быть под присмотром господина брегадира Шидловского» (там же, док.147, стр.343).
     Завершая обзор деятельности этой личности, сошлюсь на его характеристику, основанную на более обширных матералах. Она не то, чтобы не противоречит изложенной выше информации, а наоборот,  дополняя и углубляя ее, прекрасно иллюстрирует моральный облик очередного «птенца гнезда Петрова»:
     «Фёдор Шидловский на Слобожанщине владел 6 деревнями с подданными, имел в Харькове большое подворье с множеством построек, был хозяином кожевенных, винных, стекольного заводов, владел мельницами, тысячами голов скота, имел 5 имений на Курщине, где находились настоящие крепостные…Фёдора Шидловского погубила жадность. Он постоянно жаловался царю на свою «бедность» и царь присылал ему жалованные грамоты на земли, деревни и слободы. Когда на Слобожанщине незанятых земель не стало, Шидловский обратил своё внимание на Волынь. С согласия князя А. Меньшикова прихватил земли на польской стороне. Это вызвало возмущение поляков, жалоба их дошла до Петра I. Незаконные действия генерала могли привести к военному конфликту. По приказу царя генерала Шидловского 23 апреля 1711 г. арестовали … и отослали для суда в г. Яворь на Волыни. В письме к Апраксину царь писал - «понеже сей плут Шидловский зело богат, покажи верность и труд свой, чтоб деньги, пожитки его и заводы не пропали, но все чрез верных людей описать, и движимые возьми к себе в удобные хранилища, а недвижимые до разорения не допусти». (С.И.Татаринов, 2012 г.: http://rudocs.exdat.com/docs/index-392395.html).
                За эти дела Ф,Шидловскому грозила смертная казнь, но царь его помиловал, а награбленное все же не вернул ему. Скончался очередной наш «герой» в 1719 г. отнюдь не в почете и не в наворованном  богатстве, а приживалом у родственников.

                Лукьян Максимович Максимов.
    Первое упоминание этого имени в исторических хрониках относится к ноябрю 1687 г. в связи с походом Войска Донского на Азов. В этом походе есаулами при атамане Фроле Минаеве  и полковнике Кирее Матвееве были Илья  Григорьев (Зерщиков) и Лукьян Максимов, по-видимому, еше сравнительно молодые люди. В 1692 г. Л.Максимов – атаман зимнего посольства в Москву.  Следующий раз  Лукьян Максимов всплывает в документах уже в качестве Войскового атамана в 1700 г., то есть всего через 13 лет после первого упоминания.  И сразу же, как следует из данных (Донские казачьи атаманы, 2006),  весьма щедро награждается Петром I; «Пожаловал великий государь царь и великий князь Петр Алексеевич всеа  великия и малыя и белыя России самодержец Зимовой станицы войскового атамана Лукиана Максимова сим ковшом в нынешнем 1700 году маия в 24 день» (ДКА, 2005, стр.78).  Награда состояла из серебряных ковшей и наградной сабли. В цитированной книге отмечается и участие Л.Максимова в Петровских походах на Азов, в которых по существу приняло участие практически все воинское  казачество Дона. 
Начиная с этого года и с этого события, Лукьян МаксимовичМаксимов постоянно избирается в Войсковые атаманы: 1700, 1703, 1705, 1706, 1707, 1708. Это было удобно и казакам, и Москве. Причина разъясняется в очередном царском документе поощрительно-наградного характера (цитирую с купюрами):
    «Пожаловали донских атаманов и казаков, войскового атамана Лукьяна Максимова и все войско Донское, велели за многие их верные службы, а особливо которую учинили в прошлом 1705 году в возмущение астраханское, на вечную им и детям их и сродником их славу, дать сию нашу....милостивую жалованную грамоту…
…для того (что) …служили…
…во всех крымских и азовских и иных многих воинских походах были до отпуска, и будучи в тех походах, чинили многие  над неприятелем поиски; а которые из донских и иных запольных рек казаки, забыв страх Божий и к нам, великому государю, свое обещание и заповеди…церкви, и явились в расколе и иных противностях, и тех они по верной своей к нам…службе, казнили смертью и ни до какова злова намерения тех возмутителей не допустили, а иных, ради подлинного розыску, переловя, присылали к нам…
…за которую их воинскую службу…сверх обыкновенного годового денежного и хлебного жалованья…посылается…жалованья денег двадцать тысяч Рублев…
Да для предбудущих лет на память…пожаловали мы…войсковым атаманом…пернач серебряной с каменьем золочен, бунчук с яблоком, с доскою и с трубкою серебряною золоченую, знамя   большое, писанное на камке золотом …атаманам и казакам шесть знамен камчатых, писанных золотом и серебром станичных…сию нашу…милостивую жалованную грамоту им, донским атаманам и казакам  и всему войску Донскому, дать повелели, усмотря те их вышеписанные многие верные и усердно радетельные службы…» (Сухоруков, 2005,, стр.152 -
    Можно сказать, блистательная судьба и карьера! Царем обласкан, казаками избираем. Между тем, уже и во время этих царских щедрот  Москвой совершаются такие распоряжения и действия, которые не только не могут нравиться каждому жителю Дона и в том числе Войсковому атаману, но и воспринимаются вовсе как просто невозможные для исполнения. Это  и указы о запрете казакам ловить рыбу в Дону там, где они жили и ловили ее испокон, это и морока с переселением городков на правительственные дороги к Азову, это и бахмутские разборки с малороссами, в которых Москва неизменно поддерживает украинские претензии. И это, наконец, совсем уж неприемлемое: запрет в 1706 г. занимать пустующие земли,  принимать на Дону  беглых (а ведь все они изначально беглые!) и сыск их с карательными репрессиями в 1707 г. А ведь Дон потому и казачья вольница, что «с Дона выдачи нет». Выходит – конец Дону!?  Даже столь обласканный Войсковой атаман не смог смириться с подобными притеснениями бесчестием. Охватившее его раздражение началось много раньше.
   Л.Максимов посылает на Бахмут  подходящего человека, Кондратия Булавина, и велит ему в 1705 г. разорить хохлацкие солеварни.  Прибывшего на разборки этого криминального случая московского дьяка Горчакова  Кондратий сначала арестовывает (по черкасскому велению) а потом  «не солоно хлебавшим»  отправляет домой. И  этот  конфликт  становится  уже не местным, а государственным.
    И вот грянул 1707 год, а с ним на Дону появляется  карательный отряд во главе с князем  Ю.В.Долгоруким.  Отряд небольшой, но с большими полномочиями: сыскать беглых по всему Дону, отправить их назад в Россию, разобраться в бахмутском своевольстве  и, разумеется, наказать виновных. Надо сказать, что такая строгая мера была принята Москвой после неоднократных попыток навести в этой сфере порядок путем присылки на Дон менее внушительных и категорических комиссий, а также поручений самим донцам осуществить волю Москвы. Подобные акции успеха не имели. Но Петр Алексеевич не был бы Петром I и к тому же Великим, если бы он ни довел это дело до конца.
    Отряд Ю.В.Долгорукого прибыл В Черкасск 2-го сентября  1707 г. и захотел было осуществить царскую волю, начиная с Донской столицы. Но царский любимец с поддержкой войскового круга сказал решительное «нет» И царский посланник не посмел противиться воле казаков. Более того, атмосфера в Черкасске была столь напряженной, что на кругах велись речи не только о неповиновении Долгорукому, но даже о его убийстве.
    Нельзя сказать, когда и у кого первого возникла идея расправиться с князем и его отрядом и тем самым грубо и дерзко сорвать царский карательный план Но совершенно очевидно, что ее реализацию готовил Войсковой атаман и ближайшее его старшинское окружение:  Ефрем Петров, Абросим Савельев, Никита Саломата, Иван Машлыченков и др.   А наиболее подходящей кандидатурой для  осуществления  замысла стал Кондратий Булавин, которого Лукьян Максимов вел еще, по меньшей мере, с 1705 г. Это засвидетельствовано многими участниками событий, имена которых сохранились в исторических документах: Л.Карташ, А.Семерников, Н.Романов, Н.Ремез, К.Оттаганов и др
  До этого момента Лукьяна Максимова можно воспринимать как в некотором роде народного героя: ведь как-никак, а действительно преданный Дону казак,  храбрый воин, талантливый руководитель, многократно избиравшийся казаками, возвысившийся вдруг до мстителя за попранные народные права. Но далее…что за методы борьбы и мести ! Какой-то бесчестный заговор для подлого убийства и еще более бесчестное поведение по отношению к назначенному на это дело человеку, бесчестная двойная игра: предать  восставший народ и по-прежнему служить  царю – в общем предельно низкое нравственное падение, перечеркивающее все прежние заслуги. И как будто два совершенно разных человека по разные стороны антиправительственного заговора – таков оказался Лукьян Максимович Максимов.
   И далее выясняется, что перерождение этого человека началось, по-вилимому, значительно раньше, что, быть может,  он и вовсе не был таким, каким  кажется по внешним проявлениям  его «добулавинской» биографии. И действительно, по свидетельству казаков, бежавших из Черкасска во время взятия его Булавиным, последний на Войсковом круге говорил, имея ввиду Л.Максимова и Е.Петрова:  «И в кругу сказал ему войсковому атаману и старшинам причину к вине ту, бутто в новопоселенные по Дону и по иным тамошним рекам городки новопришлых с Руси людей принимали они изо взятков…» (Б.В., док.81, стр. 261).
   В отписке К.Булавина донским атаманам и казакам дается объяснение того, почему было решено снять с должности Войскового атамана Л.Максимова и некоторых старшин: «…за ними атаманом и старшинами многие к нам неправды и разорение и всякие нестерпимые налоги: которая ево в. г. присылаетца к нам Войску годовое денежное и хлебное жалованье, так же и за астраханскую службу 20000 руб., так же и нынешнем 1708-м году присланное ж ево в. г. с стольником Матвеем Колычевым 10000 руб., и того присланного ево в. г. денежного жалованья нам они старшины в дуван ничего не давали. Да они ж неправые старшины Лукьян Максимов с товарыщи… с Руси людей многое число принимали и о заимке юртов без нашего войскового ведома письма многие давали, и за те письма многие к себе взятки брали…И они неправые старшины Лукьян Максимов с товарыщи не одних прошлых с Руси всяких чинов людей, многое число  и старожилых казаков…всех неволею в Русь выслали, и  в  воду ради своих взятков сажали, и по деревьям за ноги вешали, женска полу и девичья, так ж и младенцов меж колод давили, и всякое ругательство над нашими женами и детьми чинили ,и  городки многие огнем выжгли а пожитки наши они старшины на себя отбирали» (Б.В., док. 239. стр. 452 – 453).
  Вот тебе и народный герой, вот тебе и защитник «интересов трудящихся» - обыкновенный и пошлый хапуга, взяточник,  жулик и вор в современном понимании! И еще убийца своих же православных людей, чем-то не понравившихся царю. Есть все основания принимать эти слова К.А.Булавина на веру как вполне справедливые, так как  результатом этой деятельности Л.Максимова и Е.Петрова столо весьма солидное (по тем местам и временам!) богатство. Еще раз сошлюсь на исторический документ: «…Лукьян Максимов отослал пожиток в Троецкое капитану Симакову три шубы собольи, 20 стаканов серебряных, 4 кружки серебряные, 4 ковша серебряных жалованных, 10 ложек серебряных, 4 чашки серебряных. В расспросе им Ефрем Петров сказал, что он положил пожитки свои в Азов у архимандрита 4 шубы одна соболья, другая рысья, 2 лисьих, 15 лисиц… Кафтан, пара соболей, шапка соболья  с жемчугами и чтобы пожитки Лукьяна и Ефремовы прислать к ним в Черкасский без утайки немедленно…» (Лебедев,1934, № 6, стр.89).  Здесь речь идет о сваре, разыгравшейся  между  Черкасском и Азовом по поводу барахла, принадлежащего свергнутому и казненному атаману Л.Максимову и старшине Е.Петрову и требуемому К.Булавиным, тоже, как видим, не лишенного презренного меркантильного интереса.  Этот проклятый интерес – одно из самых  зловредных человеческих качеств, был и остается  чуть ли ни основным движущим мотивом человеческой истории и в том числе ее «героических страниц». А подтверждением расправ Лукьяна Максимова над староверами и над теми, кто не угодил царю,  может служить царская грамота, выдержки из которой приведены выше.
   Таким образом,  очевидно, сколь падким был на материальное обогощение   Лукьян Максимов, как он старался приумножить его не только в виде взяток и воровства от своих подданных, но и от самого царя. Но заслужить их от царя означало ему понравиться, а понравиться такому царю, как Петр Алексеевич,  можно было только  путем лести, подхалимства и безусловного рьяного исполнения всяких его и в том числе сумасбродных и безнравственных желаний. Того, кто удостаивался чести быть обласканным Петром, можно смело и безоговорочно относить  именно к этому  кругу людей. Безусловно, безнравственных. Вот по всем этим фактическим данным и вытекающим из них соображениям  Лукьяна Максимовича Максимова, хоть и многократного донского атамана, все же следует причислить к людям отрицательного толка, сыгравшего в истории Дона  крайне негативную роль.