35. Рыболовлевы
Михаил Анатольевич, выведя сестру из себя, наоборот, мгновенно успокоился. Воздев руки вверх, он сладко потянулся. Но, вспомнив о погибшей жене, сник и накоротке всплакнул.
О сестре подумал, что зря обидел одинокую старую женщину.
Михаил Анатольевич пошёл в кухню мириться.
Мельком взглянув на брата, Марта Анатольевна спросила:
- Плачешь?
- Валюху жалко, - ответил старик.
- Ага, конечно, жалко. Но ты прости, какого чёрта ей было нужно через железную дорогу шкандыбать?
- Да, как же не идти? Через железку - магазин для ветеранов. Там хоть и торгуют просроченным товаром, зато цены бросовые, - размазывая по щекам слёзы, промямлил Михаил Анатольевич.
- Не гонялись бы за дешевизною… да, что теперь говорить, не воротишь! Как же она так?
- Кто знает? Говорят – слишком близко подошла к поезду, её ветром затянуло под колёса, голову - чик и нету-у-у!
- Страх-то какой! Ну, брось, не плач. Слезами горю не поможешь. Надо дальше как-то жить. Для начала сходи, вымойся, а то воняешь, как не знаю кто. Потом кушать будем.
- Начинается!
Михаил Анатольевич поднял глаза к потолку, но в ванную, всё же, пошёл.
Мылся он очень долго. Марте Анатольевне пришлось даже поторопить его.
- Эй, чего там застрял? Кто воду будет экономить? Пушкин?
Брат вышел сразу, будто стоял за дверью одетый.
- Хочешь, дом покажу? – предложила Марта Анатольевна.
- Может перекусим сначала?
- Успеется.
- Вот же…
- Чего?
- Ничего. Веди, показывай.
Марта Анатольевна не успокоилась, пока не провела брата по всем помещениям, включая подвал. Брату всё понравилось, но больше всего подвал, где стоял токарный деревообрабатывающий станок.
- Хороша машина! Эта штука завсегда пригодится, - произнёс он с нескрываемым восхищением. – Повезло тебе с зятем, сестра. Лёшка – мужик хозяйственный, не то, что раздолбай Андрей. Ох, не люблю его и Гальку твою тоже не люблю. Зловредная баба!
- Можно подумать, Валька твоя святая была.
У Михаила Анатольевича затряслись плечи, и он опять заплакал. Следом пустила слезу Марта Анатольевна.
- Да, Марта, большой у тебя дом! – сквозь слёзы проговорил Михаил Анатольевич. – Жить бы в нём, да жить, да уж немного нам осталось.
- Ага, дом ог-ро-мен-ный, - говорила Марта Анатольевна, всхлипывая через слог, - а вот куда тебя положить, прямо не знаю. Все комнаты расписаны. Можно было бы в комнате Дениса, внучка моего, да вдруг он явится с женой и ребёнком?! С них станется. Постелю-ка я тебе в подвале, в мастерской, рядом со станком, раз он тебе так понравился. А что: там тепло, и никто мешать не будет. Годится?
- Всё равно, лишь бы не на улице,- ответил Михаил Анатольевич.
Определившись с местом, сели, наконец, обедать. Марта Анатольевна налила тарелку борща. Но, как только брат потянулся за хлебом, она сказала:
- Стоп! А ну-ка, руки покажи!
- Так мылся же!
- Ничего не знаю. Ходил, станок трогал. Всё сказала: грязными руками есть не дам! В этом доме все гигиену соблюдают, и ты будь любезен соответствовать.
Кряхтя и что-то бурча себе под нос, Михаил Анатольевич зашаркал в ванную.
Марта Анатольевна загрустила. Она вдруг поняла, что с братом ей не ужиться. Он либо сам не выдержит, уедет, либо она прогонит.
Выходит, напрасно мечтала - с помощью брата подкрасить крышу старой избы, обрезать кусты чёрной смородины, пересадить клубнику, да мало ли дел в огороде! Выходит, останутся несбыточными её мечты о вечерних посиделках вдвоём с братом после напряжённого трудового дня, о прогулках по свежему воздуху перед сном. Значит, рухнули её планы - излечить брата от всех недугов путём подбора лекарств и трав, имея главной целью доказать себе и другим, что, как медик, она ещё чего-то стоит, после чего, по идее, к ней должны были бы вновь потянуться люди-пациенты.
- Зря Мишку позвала. Ничего с ним не получится, - решила Марта Анатольевна.
Михаил Анатольевич вернулся с перекошенным от злости лицом. Показав ладони, крикнул:
- На, смотри - чистые. Теперь могу пожрать?
Не известно, кто внушил Марте Анатольевне, что, если человек нервничает, то он не прав. Но ничто её так не успокаивало, как вид человека, доведённого ею до бешенства.
- Остынь, недотёпа, - нарочито ласково произнесла Марта Анатольевна слово, которым в далёком детстве дразнила брата.
Выдержать такое унижение старик не мог. Он уселся за стол и трясущимися губами, произнёс:
- Налей водки! Выпить хочется!
- Щас, разбежалась, - улыбнулась Марта Анатольевна и объяснила брату, что этот дом, в отличие от «гадюшника» в Сергиево-Посаде, не забегаловка и что здесь не наливают, и, если он «припёрся» алкашировать, то:
- Вот тебе Бог, а вот порог!
Живот Михаила Анатольевича как-то странно, отдельно от остального тела, затрясся, подобно студню, лицо почернело.
- Идиот! Дурачина! – звонко стукнул он себя ладонью по лбу. – Ведь знал, что так будет и приехал! Чёрт чудной!
- Запомни: в нашем доме не чертыхаются! Ага!
- Задолбала своим долбаным домом! Ты… ты…
- Ну, что «ты, ты»?
- Ну, тебя. Пойду ляжу.
- Иди, Мишенька, «ляж» и не забудь учебник русского языка прихватить. Деревня!
- Тьфу на тебя! – сухо сплюнул Михаил Анатольевич и засеменил вниз по лестнице в подвал.
Пяти минут не прошло, как Марта Анатольевна позвала:
- Миша, иди кушать, борщ стынет!
Снизу ответили:
- Иди ты со своим борщом! Знаешь куда?
- Только и умеешь, что ругаться. Ага! Умного ведь ничего не скажешь.
- Замучила! – откликнулся Михаил Анатольевич. – В молодости мучила и теперь житья не даёшь! Ты думаешь, почему я уехал в Сергиев Посад?
- Ой, да сто раз уже слышала!
- А ты ещё послушай, может дойдёт до тебя. Из-за тебя уехал! Ты ведь, как жандарм, всех девок моих отвадила: та - рожей не вышла, эта – нищенка, другая – шалава. Ёлочки точёные, уж, как мне нравилась м-м-м… как её? … забыл… из Софьино... или Подосинок?
- Из Софьино, Любка Жигалиха.
- Во-во, Софьино! Любашу так ославила, что она за километр стала меня обходить, а я ведь, ей-Богу, жениться хотел.
- Любил бы по-настоящему, не стал бы меня слушать. Нечего с больной головы на здоровую перекладывать.
- Тьфу ты! Разве тебе докажешь! – с внутренним стоном произнёс Михаил Анатольевич и затих.
Продолжение - http://www.proza.ru/2014/03/13/1554
Свидетельство о публикации №214031201563