хроника 17 Эпилог

Х Р О Н И К А    N  17.
         Пламя ворочалось, словно маленький рыжий медвежонок, разбуженный странными звуками раздающимися вне уютной берлоги, которые тревожили и возбуждали новое чувство - любопытство. Оно трогало  лапками кирпичную кладку топки, оно лизало стены своим горячим языком, но это не позволяло ему познать что-то, понять и успокоиться. Одновременно огонь являлся мудрым таинственным существом, снисходительно на меня  поглядывающим через смотровое окошко, зазывающим в миры  страшные и.... притягательные. Я очень полюбил смотреть на огонь после ночей проведенных у костра, невдалеке от озера, после смешных и грустных историй услышанных возле него, может быть простых, но изгоняющих уныние и непостижимым образом примиряющих нас с  действительностью.
         Но сегодня, сейчас, действительность - это то, что происходит с моим разумом или душой - я не могу определить с чем именно. Просто НЕЧТО стремится покинуть тело, оставив его за вахтенным столом, и совершить путешествие в НЕИЗВЕСТНОЕ. Я уже готов к этому: взгляд, загипнотизированный шевелением огненного малыша, или  взором древнего мистического дракона, улавливает очертание дверного проема, слух впитывает скрип петель, и я, вовлеченный в странную игру неведомо кем и когда придуманную, но время от времени происходящую почти со всеми, оказываюсь в мире воображаемом, около костра, с собеседником мне уже знакомым, но от этого ничуть не более понятном. Сейчас - он желанный и, может быть, даже необходимый собеседник.
      -   Ты знаешь, - говорю я, любуясь цветущим папоротником,  который показывал мне несколько розовых бутонов, каждый с пивную кружку величиной. - Ты знаешь, - повторяю я, надеясь, что сидящий рядом ответит утвердительно, но он не делает этого и мне приходится продолжать. - Чем больше я хочу познать что-то, чем больше познаю, тем меньше остается надежды, что это может принести счастье...
      -  Ну и что? - тихо произносит он.
      -  Как?! Как ну и что! Счастье - это то, к чему стремится каждый человек, неужели ты этого не понимаешь?
      -  Нет, - коротко отвечает знакомый голос и нельзя понять: то ли признается в невежестве, то ли убеждает в ошибочности моего утверждения.
      -  Я знаю, что ты опытный спорщик и любишь провоцировать, поэтому оставим тему общечеловеческую. Очень не хочется сегодня окунаться в какие-то философские или прочие диспуты... Объясни только одну вещь, хорошо?
      -  Попробую.
      -   Я помню, что иногда, особенно в детстве, я был счастлив. Мне страшно хотелось стать умнее, повидать, как можно больше, познакомиться с разными людьми... Но чем больше я общаюсь сейчас, тем чаще хочется остаться в одиночестве, чем больше узнаю, тем неинтереснее это занятие, а чем больше вижу, тем несовершеннее кажется все то, что раньше вызывало восторг. Скажи, если сможешь, - только коротко и доходчиво, почему?
      -  Не скажу, - раздается в ответ, и мне начинает надоедать однообразие этой игры.
      -  Раньше ты был более многословен.
      -  А ты более спокоен и поэтому восприимчив.
      -  То есть дело во мне?
      -  Да.
      -  Хорошо. Я не буду пытаться получить ответы от своего внутреннего голоса. Воображение - это всего лишь воображение и не более... Вряд ли разговор с ним может принести пользу в реальности. Но от этого почему-то становится невообразимо скучнее и тоскливее.
      -  Ты прав.
      -  О, Господи, в чем?
      -  В том, что без меня - скучнее. Ведь мою роль в твоей беспутной жизни можно сравнить разве только с органом зрения. Да и то, смотришь ли ты глазами или они закрыты, я все равно присутствую рядом. Объясню, поправлю, придумаю и дополню. Я расширяю твой кругозор, твою способность познавания, наполняю смыслом бессмысленность, гармонией - дисгармонию, позволяю почувствовать самого себя чем-то или кем-то иным, не тем, что ты есть на самом деле. Со мной не скучно, если есть силы не зацикливаться на одном понятом и понятном, если ты еще способен двигаться по тропе воображения, а не семенить ногами, сам для себя отсчитывая сколько осталось либо позади, либо в стороне от твоего пути... Я ответил на все вопросы?
      -  Нет. Просто, как всегда отмазался, и дал пищу для размышления, то есть практически работу самому себе... Мне кажется, что именно ты меня используешь, потому что... потому что... Черт! Да тебе просто скучно!.. Вот ты и заставляешь меня совершать глупости, необдуманные поступки, выплескиваешь эмоции... Да, можно сказать, что ты ответил на мой вопрос, но из него вытекает гораздо более важный - кто ты?
      -  Знаешь, Антошенька, - он впервые назвал меня ласкательно, что еще сильнее подогрело только что народившееся подозрение, - к сожалению, я сам подпитываю твой интерес к всякого рода фантастическим боевикам, но не нужно, пожалуйста, доходить до ярко выраженной паранойи. Увидел бы ты сейчас себя со стороны - глазки аж светятся, губки сжаты - ну как же, обнаружил врага человечества! Теперь есть смысл бороться, а значит жить, есть на кого перевалить вину за собственную несуразность. Как вы любите биться за светлое будущее, словно надеетесь оправдаться за собственное темное настоящее, которое, кстати, кроме вас самих, темным никто не считает... Нет, Антончик, я то как раз всего лишь часть тебя и не более. И если что-то и заставляет тебя жить так, как не хочется, то только ты сам. Не веришь мне - спроси у разума или души, поинтересуйся у чувств, если способен, конечно. Ведь они не могут принимать привычных тебе человеческих очертаний, а без этого ты не в состоянии задавать вопросы. Эх, царек природы - величественный и самонадеянный тупица и к тому же пьяница...
      -  Ты полегче, полегче! - я даже  растерялся от такого незаслуженного оскорбления. - Все-таки и себя обзываешь. Лучше скажи мне, расширитель кругозора, поведай тайну с твоей подачи засевшей занозой в моем измученном и давно требующим просветлительных паров разуме: а есть ли в действительности иные измерения, другие миры, существа, способные мыслить, ну и так далее? Есть ли все то, о чем вы, внутренние, нашептываете нам, внешним, самоуверенным и пьющим и можно ли это проверить?
      -  Конечно, есть. Естественно, можно. Но это действительно скучно. Это чужое, Антон, там не за что зацепиться даже воображению, ибо необходима подготовка, способность перестраивать, перекраивать все видимое и осязаемое под , как это ни прискорбно, стереотипы.
      -  Я так и знал! Я был уверен, что ничего этого нет. Слова и только слова, ни к чему не обязывающие и никуда не приводящие. Вы, батенька, обманщик и плутишка, вот что я вам скажу!
      -  Ну зачем же так. Пойдем... - он “махнул” рукой и мы “пошли”.
         Липкие, скользкие, отвратительные  звуки юркали у нас под ногами в абсолютной тишине, изредка отрыгивая чем-то лиловым. Жирные пещеры подпрыгивали до ближайшего к ним небосвода, снимая с плешивых голов хилые горы, слизывали кусочки янтарной твердыни, а потом, тут же приземлившись, справляли естественные надобности у ближайшей корявой гаммы. Извилины главенствующего разума, на первый взгляд более похожие на восьмиметровый лабиринт, ярко высвечивались деградацией и пошлостью, но едва касались взгляда второго, как тут же становились милыми, добрыми и интеллектуальными. Дергающиеся блики бились о монолитный эфир, плевались и, раскрывая черные пасти, проглатывали сами себя, после чего постепенно исчезали в ближайшей непробиваемой темноте, принимающей это как должное...
        Мир, куда привел меня собеседник, навевал тоску, уныние и не располагал к длительным прогулкам. Но при всей своей убогости, он был куда приятнее и разнообразнее второго инопространства, где мы вскоре оказались.
         Серость этого измерения от горизонта до горизонта заполняли белые иголочки с тупой методичностью падающие сверху вниз. Они обладали каким-то сверхразумом позволяющим им сыпаться почти ровным слоем и чрезмерным презрением к порхающим над самой землей колючкам, летающим хаотично. Вверх иголки не поднимались, и зачем все это происходило, я не понял.
         Ничего интересного не наблюдалось и в третьем, и в четвертом инопространстве, так что вскоре я поймал себя на мысли, что хочу вернуться назад, к костру и папоротнику. Внутренний голос  успел ухватиться за эту мысль и, перелетев через валявшееся прямо по курсу мгновение, мы снова очутились там, где находились до путешествия.
      -  Ну как, ты удовлетворен? - спросил собеседник.
      -  Да, действительно скучно. Наш мир несоизмеримо интереснее и многообразнее. Ты меня убедил, но не совсем... Здесь, сейчас мне приятно и интересно, хотя место нереально - его нет в действительности, но как хорошо и спокойно! Может быть, ты специально провел нас по самым убогим и дальним тропам?
      -  Тебе здесь хорошо по самой простой причине о которой ты вне всякого сомнения догадываешься, но хочешь, чтобы кто-нибудь другой подтвердил это. В данном случае я. Хорошо, слушай. Костер, папоротник, полянка - это мир ТВОЕГО воображения. Не говори, что он наш общий, нет. Мне подвластно перемещение в любое инопространство, в будущее и настоящее. Я брожу по всей непознанной вселенной и купаюсь в лучах звезд, которые никогда не будут доступны вашей цивилизации, но ты - ты! - посылая меня туда, потом производишь тщательный отбор, защищаясь подобным образом от того, что не в состоянии понять. Мы - одно целое, но в то же время совершенно разные.
      -  Сегодня очень странная встреча и мне кажется, что ты грустишь больше чем я. Неужели есть то, что не подвластно воображению?
      -  Есть.
      -  Что?!
      -  Реальность. Вот ты, после каждого запоя призываешь меня на помощь, читаешь мудрые книжки, фантастические романы, где я чувствую себя вольготно и привычно. Но проходит время и перед тобой снова возникает бутылочка свежего бархатистого пива, с которой необходимо снять пробочку, что ты делаешь давно наработанным движением, потом подносишь ее к губам и пьешь... пьешь... медленно, смакуя и наслаждаясь. И даже не представляешь, чтобы я мог отдать только за то, чтобы хоть раз попробовать этот напиток. Тебе не нужно его придумывать, не нужен я - ты просто открываешь и смакуешь. А если под рукой оказывается вяленая рыбка... Боже! Я даже не могу ни с чем сравнить такую картину, которую наблюдаю из дальнего темного угла твоего сознания. И страшно завидую. Но ты меня не поймешь, молодой спившийся циник, потому что не способен на это...
         Мой собеседник закрыл воображаемыми ладонями лицо, и воображаемые слезы потекли по придуманным щекам, но так натурально, что сам я едва не прослезился.
      -  Не огорчайся, - прошептал я, протянув свою руку, но она прошла сквозь пустоту, - мы обязательно что-нибудь придумаем. Мы - друзья, да и кому, как не тебе знать, что из любого положения есть выход. И почему обязательно пиво? Есть еще чай, кофе, вино, много-много чего, что ты, конечно же, когда-нибудь попробуешь. Я тебе обещаю.
      -  Правда? - робко переспросил он.
      -  Клянусь! - громко подтвердил я и в знак заключения договора, своей ладонью пожал его крепкую, но почему-то влажную длань, на что внутренний голос рассмеялся не своим, но очень знакомым смехом...
         ... Дениска Михин, мой старший по смене, упав на одно колено и держась обеими руками за вахтенный стол, ржал, словно жеребец увидевший свою любимую кобылу. Высокая степень его просветленности в буквальном смысле чувствовалась в полутора метрах, ибо нежный запах “Абсолюта” наполнял  помещение котельной, перебивая даже въевшиеся в стены и потолок мазутные ароматы.
         Узрев, что я разглядываю его осмысленным взором, он попытался взмахнуть руками, но брыкнулся на спину, увлекая за собой металлическую пепельницу, и рассмеялся с удвоенной силой, заставив меня, все еще находившегося под впечатлением только что произошедших событий, слегка поволноваться за его душевное и умственное здоровье. Отсмеявшись, Денис встал, принял свой обычный невозмутимый и по-хипповски респектабельный вид, еле заметно вздохнул, после чего  присел на краешек любимого вертящегося  стула. В течении минуты мы сосредоточенно молчали, очевидно, что-то обдумывая, а после Денис, скосив на меня взгляд, спросил:
      -  Антон, ты ее долго держать будешь или может лучше откупорить и присугубить?
         Только за его словами я обратил внимание на то, что правой рукой крепко, до белизны в костяшках, сжимаю уже потеплевшую, но от этого не менее привлекательную бутылочку пива с мужиком в красном кафтане на этикетке. Погладив ребром ладони лоб между бровей, я всерьез задумался: а не извлечено ли это произведение искусств из небытия силой моего разгулявшегося воображения? Но напарник (слава Богу!), как всегда спокойно и рассудительно развеял эти крамольные мысли.
      -  Вхожу я, значит, в котельную, - тут он не удержался от улыбки, - смотрю, ты вроде как медитируешь. Сам понимаешь: каждому - свое, но на всякий случай здороваюсь, что ты, естественно, полностью игнорируешь, по причине сознательного отсутствия. Что тут поделаешь - пошел переоделся. Спускаюсь вниз, а в сумочке у меня кое-что, - он поднял палец вверх, - имеется. Осмотрел котельную, вроде все нормально, только в топке немного нагорает. Сажусь рядом с тобой и спрашиваю: как, мол, дела? Ты упорно молчишь - тебя нет. Тоскливо мне стало, дай, думаю, с тоски пивка попью. Вынимаю его, ставлю на стол, наклоняюсь, чтобы сумочку расстегнуть и тут ты орешь во всю глотку что-то типа “клянусь” и мертвой хваткой вцепляешься в бутылку. Сегодня и так день безумно веселый, а тут... -Денис снова захлебывается в смехе, но ненадолго. -Нет, Антоха, я так понимаю - ты достиг самых высших ступеней самопознания, если даже в полной прострации сразу же выхватываешь и удерживаешь основное и любимое в реальности. Даже  Бодхидхарма не смог бы похвастаться, что витал в таких небесах озарения. Мне это нравится. Давай, открывай...
         Приставив краешек пробки к открытому ящику стола, я резко ударил по ней ладонью, и пивко взбурлило, серебристая пена полезла из горлышка с такой быстротой, что я еле успел поднести бутылку к губам. Божественный напиток, ибо хмель на Руси в стародавние времена был не только растением из которого кое-что приготавливается, но и Хмелем - богом, которому поклонялись, которого любили и уважали.
        Сознание, очищенное от туманных и тревожных ассоциаций, голосом воображения впитывало в себя те самые “просветительные пары” о которых мы уже упоминали около костра, с нежным и приятным удовлетворением. Я снова становился самим собой, не разорванным на кусочки, а единым целым и меня вновь окружали милые и знакомые до мелочей очертания пусть мнимого, но настоящего.
         Утолив жажду телесную и потребность духовную, я передал оставшиеся грамм двести Дениске и, блаженно впитав свежего воздуха, спросил:
      -  Который час не знаешь?
      -  Где-то половина первого, - ответил напарник между двумя глотками. - Ночи, разумеется. Я слегка задержался, не обижаешься, надеюсь?
      -  Не болтай глупостей. Рассказывай, что за веселый день был.
      -  О! Прихожу я вчера с работы, - Денис чередует слово и дело, то есть рассказ изредка прерывается, - когда напарник отпивает свежего “Степана Разина” . - И звоню Директору - он мне кайфовые записи квартирника СашБаша  обещал. А у него дома один паренек сидит. Ты его не знаешь - некто Казус. Скажу тебе честно, Казус - это настоящий казус, человек полностью живущий в своем мире. Договариваемся мы с Директором, что сегодня, - он посмотрел на часы,  - то есть вчера уже, встречаемся мы с этим самым Казусом на пересечении дорог возле “Академической” и едем ко мне слушать записи, поскольку сам Директор куда-то уезжает - он у нас теперь деловым стал. Выхожу я, значит, из метро, подхожу к перекрестку и вижу, что ты думаешь? - Денис хитро и пьяно поглядывает на меня, допивая пиво.
      -  Что?
      -  Стоит Казус, держит под мышкой пакет. Но стоит он ровно посередине пересечения дорог, словно регулировщик. Машины его объезжают, водилы пальцем у виска крутят, а он знай себе, по сторонам поглядывает, и меня высматривает. Ну я, понятное дело, на дорогу выбегать не стал - рукой помахал. Казус заметил, но не сразу правда, и не взирая на светофор легким прогулочным шагом ко мне направился. Несколько машин затормозили, я думал сейчас морды бить будут, но нет, один только вылез, посмотрел на братка, рукой махнул и уехал. Ну, приехали ко мне - литр купили, там девчонки подошли, ребята из Москвы приехали... Лежим, водоньку пьем, Сашку слушаем. Потом всякие случаи вспоминать стали... Да! Москвичи с собой еще несколько банок принесли да бутылку “Абсолюта”. И вот, часов в одиннадцать, Казус встает и очень серьезно спрашивает: ребята, “ЧК” ночью работает? Мы сначала не поняли, посмеялись, мол, хоть сейчас и не социализм, но “ЧК” всегда работает. Казус молча одевается и выходит. Я в затылке почесал и понял, что он про кафе около Московского вокзала спрашивал. Ну и заодно вспоминаю, что на работу надо идти. Быстренько собираюсь, выскакиваю и перед “Электросилой” Казуса догоняю. Ты куда, говорю, пошел? У меня дома кофе есть. Нет, - отвечает, - я в “ЧК” хочу попить, и дальше топает. Так ночь уже на дворе - говорю. Ничего - отвечает, - я тогда пешочком прогуляюсь... Так и не удалось его убедить... Ты поесть чего-нибудь брал?
      -  А как же. Картошка с тушенкой и огурчики соленые. Нам как раз  хватит.
      -  А выпить?
      -  Нет, Денис. Я уже неделю ничего не пью.
      -  Вот! Вот в чем твоя главная ошибка на сегодняшний день! Но хорошо, что у тебя есть товарищи, которые... - он наклонился к сумке, - которые обо всем позаботятся. Как ты относишься к бутылочке “Лимонной”?
      -  Как я отношусь к “Лимонной”?.. - я задумался. - Знаешь что, Денис, я к ней прекрасно отношусь.
      -  Ну и славно! Давай-ка, разогревай свою картошечку, а я пока здесь все приготовлю, - и он выставил на стол семьсот пятьдесят.
      -  Сейчас все будет. - Я встал и пошел в мастерскую.
         “Да, - думал я, помешивая картошку с тушенкой в сковородке, - я обязательно доживу до глубокой старости. Я конечно же буду посещать все

инопространства и измерения доступными моему воображению путями, но  лишь после того, как найду способ проносить с собой литровую фляжку, подаренную мне Глюком на День ангела, и никогда не забуду наполнить ее благородным и просветительным напитком. И, возможно, где-нибудь на распутье пространств повстречаю знакомых, друзей или единомышленников... Не знаю, но может быть это и есть Счастье?”

               





                Э П И Л О Г.


         В двадцать вторую ночь первого месяца зимы, Родительская купель журнала для Одиночек в составе пяти человек, собралась на празднование четвертой годовщины со дня основания. На почетном месте - в центре стола, лежали пять вышедших номеров - Азъ, Буки, Веди, Глас и Добро, а чуть в стороне два последних, спаренные - Есть Жизнь.
         За те четыре года, что минули с памятной, самой длинной ночи в году, многое, очень многое изменилось вокруг нас, составляющих и оформляющих журнал, но более всего, конечно, внутри, в душе, или в сознании - как вам будет угодно.
         По традиции был накрыт стол на пять персон - гостей в этом году не приглашали, решив  ограничиться собственным обществом, и посему атмосфера оставалась спокойной, благоприятной и даже несколько скучной.
      -  Двадцать один человек у нас печатался, господа, не включая нас, - сухим, официальным тоном уточнил Андрей, закончив подсчеты.
      -  Наврал, наверное, как всегда. - Игорь протянул руку за листком. - Дай-ка посмотрю...
         Андрей, ничуть не обидевшись, отдал требуемое и, выстроив в один ряд фужеры, налил шампанского. Их тут же разобрали и, взяв на изготовку, устремили взгляды на Игоря - обычно первый тост принадлежал ему. Игорь, почувствовав всеобщее внимание, отложил бумажку, поднял фужер и, скромно опустив глаза, сказал:
      -  Короче, мужики, мы не на приеме... Давайте просто - за журнал.
         Все выпили.
         Лениво откусывая шоколадку с наполнителем, Фотограф спросил:
      -  А у нас ничего посущественнее нет?
         Тележник, он же Трагик и Комик (просьба не путать с гомиком) в одном лице, словно спохватившись, полез под стол и достал на свет бутылку “Старого капитана”. Крепости в нем имелось градусов сорок пять.
      -  Дайте рюмки что ли. Или стаканы. - Тележник свинтил пробку.
         Выпили снова, но теперь уже с видимым удовольствием и менее серьезными лицами. В закуску пошел поджаренный картофель с сардельками и квашеная капуста.
      -  Ты там ошибочку допустил, - сказал Игорь. - Про двадцать второго автора забыл. Про Антона...
         Вдруг ни с того ни с сего засмеялся Художник.
      -  Ты чего? - взгляды Родительской купели устремились на него.
      -  Да тут мысль крамольная закралась, - он приподнял рюмку, и в нее булькнули грамм семьдесят пять. - Кто из вас последний видел Антона? - вопрос, как говорится, был задан на засыпку, поэтому без глотка “капитана” никак не обошлось.
      -  Да мы, наверное, - неуверенно произнес Игорь. - По-моему, когда “Кочегарские хроники” приносил.
      -  А ты уверен, что это он их приносил? - на переходном этапе, к более расширенному восприятию, Фотограф очень любил задавать вопросы.
      -  Нет, конечно! - облегченно воскликнул Игорь. - Не могу я просто быть уверенным в этом!..
      -  Я тоже, - подтвердил Андрей. - Я, например, давно сомневаюсь: есть ли он на самом деле...
      -  Но роман же кто-то принес? - настаивал Фотограф.
      -  А кто его знает... - подумав, возразил Игорь и взялся наливать. - Может мы сами с Андрюхой настолько глубоко уходили из реальности, что и писали его, и печатали, а возвратившись, все забыли... Может такое быть, а, Андрей?
      -  Может. Еще как может, - уверенно ответил тот и выпил.
      -  Если б я не знал его лично, то решил бы, что вы - дураки. Оба. - Заключил Тележник.
      -  А ты сам-то кто? - уставился  на него Игорь. - Ты вот когда последний раз его видел?
      -  Не помню... - честно признался Тележник.
      -  Вот то-то же... - победоносно расправил плечи Игорь. - Может мы все... здесь собравшиеся... - он обвел купель руками, - общались с ним где-то в другом пространстве и времени... Мне, например, такая версия ближе всего, душевнее...
      -  Это почему же? - не унимался Фотограф.
      -  Давайте я сначала налью, а потом объясню.
      -  Давай, - согласилась купель.
         Налили, выпили, закусили.
      -  Ну? - Фотограф, жуя, смотрел на Игоря.
      -  А все очень просто... На самом деле так, как написано в “хрониках” ничего не было. Поэтому и душевнее.
      -  То есть? - мы просто опешили.
      -  Без, то есть. Все не так было...
         Тут рассмеялся Тележник.
      -  Это тебе просто немного обидно, что он вас с Андрюхой так обставил!..
      -  Нет, - возразили мы с Игорем. - Дело не в этом.
      -  А в чем же тогда? - Тележник улыбался. - Как вы хоронили Великого кочегара написал? Написал. Как с Мишкой встретился, отметил? Отметил. Как с Дениской бухали, упомянул? Упомянул. И про вас тоже...
      -  Да не было никакого Великого кочегара, - как-то печально вставил Игорь и повторил, - Не было...
      -  А откуда ты знаешь? - Тележник не успокаивался. - Может он вообще весь мир, включая нас с вами, видел совсем в ином измерении? Может его сознание от нашего в корне отличается, а?
      -  Я думаю, - сказал Андрей, - что мы за эти четыре года не то, что сроднились и срослись, а уже стали чем-то единым целым и неделимым... И то, что происходит с  одним из нас, отражается на других, состоящих в купели. И даже если мы думаем, что для нас не было Антона... или же наоборот - был, то почему бы в конце концов не оставить все так, как есть?
      -  И  то верно. - Художник, по обыкновению достав блокнот и карандаши, что-то рисовал, но при этом оставался в разговоре. - Мы же прекрасно знаем - если возник вопрос, то в ближайшее время будет и ответ - все зависит от того, насколько сильно мы хотим получить его.
      -  А не выпить ли нам за это? - Игорь с радостью взялся за бутылку.
      -  Конечно, выпить, - на пороге стоял Иван, держа под мышкой пакет.
      -  Здорово, браток.  - Купель оживилась и налила гостю штрафную, как полагается.
      -  Как нашел нас? - уточнил Тележник.
      -  Ну... - Иван пригладил волосы и приподнял рюмку. - Все, что происходит здесь, каким-то образом попало туда, - он указал вверх, имея в виду, очевидно, небо, - а я как раз там прогуливался... - он улыбнулся и выпил. Просто и с достоинством.
      -  Слушай, Иван, подскажи ответ, - попросила купель.
      -  Конечно, подскажу. - Иван закусывал весьма основательно.
      -  Молви: есть ли Антон Комиссаров на самом деле или нет?
         Иван отложил вилку и вытер губы салфеткой.
      -  Чего спросили, на самом деле, - усмехнулся он. - Я не знаю, есть ли я в этом мире, а вы про Антона...
      -  Ну, хоть подсказку какую-нибудь можешь дать?
         Иван хитро прищурился и показал на Художника.
      -  Он может.
         Наши взоры переместились в противоположную сторону. Художник, изумленный, оторвался от рисования.
      -  Я?!!
      -  Да, ты. Покажи ребятам, что у тебя там в папке лежит. - Иван взял инициативу в свои руки и вылил в рюмки остатки “капитана”.
      -  Но откуда?.. - Художник восторженно смотрел на Ивана.
      -  Все, что происходит здесь, попало туда, - снова палец вверх. - А я там гуляю...
      -  Ну не томи душу! - мы мысленно и устно умоляли Художника.
      -  У нас там как с топливом? - спросил Художник, держа одну руку в планшетке, что вечно таскал с собой.
      -  Да там все нормально, - ответил Тележник, указывая на пару литров “Абсолюта” и парочку клубничного ликера вкупе с джином. Без тоника.
      -  Все, как надо, - подтвердил Фотограф, переводя пленку в фотоаппарате.
      -  Вот, - Художник достал конверт, - хотел сюрприз сделать, но Иван разгадал... - он веером высыпал на стол нечто вроде карт, но больше размером и весьма экстравагантными картинками.
      -  И что же это? - Тележник потянулся к картам, но Художник предостерегающе накрыл их папкой.
      -  Спокойно, - сказал он. - Это карты Таро...
         Стыдно признаться, но до недавнего времени нам о них даже слышать не приходилось.
      -  Настоящие? - изумились мы.
      -  Настоящих карт Таро не бывает. Сейчас не бывает, - поправился он. Вообще-то в Европу они пришли где-то в четырнадцатом веке из Испании, но уже в несколько искаженном варианте. А это, - он приподнял папку, - я рисовал сам. Восемь лет на них медитировал...
      -  Это те по которым Судьбу предсказывают? - высказал предположение Андрей.
      -  Как, интересно, карты могут предсказывать Судьбу? - засомневался Игорь. - Предсказывает Судьбу человек, который их раскладывает. И то в силу того, что может знать или видеть о том, кому гадает, верно? - последнее адресовалось Художнику.
      -  Не знаю, - ответил Художник, - я чужими судьбами не занимаюсь. Мне своя гораздо интереснее. Но суть не в этом. - он быстро сложил карты в колоду и стал  раскладывать их в каком-то безумном, но красивом порядке, попутно комментируя свои действия. - Обычно делают так, я имею в виду эти двадцать два аркана,  называемых еще главными... “Фокусника” ставят к “Безумному”, “Царицу” к “Дню Суда”, “Искушение” к “Звезде”, “Истину” или “Справедливость” к “Дьяволу”, “Колесо Фортуны” к “Смерти”, “Жрицу” к “Миру”, “Царя” к “Солнцу”, “Первосвященника” к “Башне”, а “Силу” к  “Повешенному”. Но на самом деле, если дополнить сюда остальные, - он достал точно такие же карты, но с другими рисунками, - и разложить, как  полагается, то получается чушь полнейшая, которую трактовать можно, как угодно. Поэтому я сделал вывод, что подходить к ним надо субъективно, отбросив все слухи и домыслы касательно карт Таро...
         Мы обалдевающе смотрели на разложенные карты и, честно говоря, становилось просто жутко. Весь имеющийся в наличии хмель, как рукой сняло.
      -  Я здесь без полстакана не разберусь, - сказал Игорь, без отрыва смотревший на карты.
      -  И я, - Андрей откупорил “Абсолют” и дрожащей рукой наполнил все пять фужеров до краев.
      -  Ну-с, кто первый попробует? - Художник пригубил свой фужер и отставил.
      -  Что? - спросил Тележник.
      -   Разложить их на свое усмотрение. - Художник расчистил место на столе. - Руководствуясь внутренним голосом, чутьем, интуицией, разумом - чем угодно... Кто? - он снова смешал карты. - Первый раз, обычно, оказывается весьма результативным.
      -   Слушай, ты, по-моему, втягиваешь нас в какую-то игру. - Высказал свои опасения Фотограф.
       Художник развел руками.
       - Я ж никого не заставляю...
       -  А их можно вдвоем раскладывать, по очереди, а? - В глазах Игоря вспыхнул огонек, что не предвещало ничего хорошего.
       - Почему бы и нет. - Иван глядел на нас как бы со стороны, попивая маленькими глотками водку. - Попробуйте, коли вас Судьба свела. Может и получится... что-нибудь.
        Несколько минут стояла напряженная тишина - даже можно было услышать биение сердец. Затем Игорь, вытерев капли пота со лба, взял колоду и разделил ее на три части. В одну сторону он отложил двадцать два главных аркана, в другую пятьдесят две карты похожих на преферансные, а в третью  вошли рыцарь жезла, рыцарь чаши, рыцарь меча и рыцарь пентакля. Потом перемешал поочередно все три колоды.
         Андрей взял в руки большую стопку и смешал с четырьмя рыцарями, а из двадцати двух вытащил карту “Безумного” и отложил. Таким образом, снова получилось три стопки, но в третьей была только одна карта.
          Игорь посмотрел на Андрея и удовлетворительно кивнул, мол, пожалуй ты прав. Сделав по глотку, они переглянулись, словно обменялись мысленными фразами, и Игорь выдернул из средней части карту номер двадцать один - “Мир”. Чему-то улыбнувшись он положил ее на стол.
          - Хороший ход, - сказал Иван. - Многообещающий.
          Андрей долго и завороженно смотрел на карту, попутно отпивая “Абсолют”, и на его лице блуждала то нерешительность, усиленная сомнениями, то озабоченность, делавшая глаза печальными и глубокими, то жесткая ухмылка легкой судорогой искажала скулы.
          Рука тянулась то к одной стопке, то к другой, но останавливалась, замирала, словно не хотела подчиняться своему диктатору. Всеобщее напряжение стало столь великим, что, казалось, будто здесь, сейчас, должно решиться и воплотиться в жизнь нечто имеющее прямое отношение к судьбам присутствующих - то, что тонкими нитями знаний витает в эфире человечества.
          Наконец, опрокинув остатки из фужера в рот, Андрей твердой рукой взял колоду главных арканов и вытащил оттуда карту. Не глядя на ее рисунок поднес к уже лежавшей на столе и, резко перевернув, положил справа. Это был “Фокусник”.
           Вздох то ли облегчения,  то ли удовлетворения вихрем, пронесся над столом и снова стало тихо.
            Теперь Игорь завладел картами и, перебросив их из рук в руки, нечаянно выронил одну. Она вспорхнула и упала возле карты, что отложил Андрей - “Безумного”. Медленно, будто неразорвавшуюся мину, он поднял ее, но под “Фокусника” положил именно “Безумного”, а не ту, что упала - почему-то ему она показалась более подходящей.
       Далее, поочередно передавая колоду,  они выложили вокруг карты “Мир” треугольник из главных арканов и теперь уже метали за треугольником квадрат из пятидесяти шести оставшихся карт.
        Со стороны это походило на азартную, имеющую баснословные ставки игру. Во всяком случае, любой посторонний человек подумал бы именно так.
        Потные разгоряченные лица, дрожащие руки, пульсирующие жилки на шеях и шуршание карт, в звенящей тишине, мельтешение картинок и цифр...
         Ставки больше, чем жизнь. Жизнь меньше, чем бессмертие. Путь, пролегающий через неведомое. Бездорожье, заполненное фантомами бессознательного. Смерть, следующая по пятам, но не пугающая устрашающей усмешкой, а только наблюдающая, выжидающая, скрученная, как пружина...
         Но не успели они положить в правый верхний угол последнюю карту - охраняющую, как двинулась вниз реальность, словно смытая набежавшей волной Пустоты. И размазались на проекции силуэты, тени, краски и тона. И вырос вдруг неимоверной длины коридор. И не осталось никаких сомнений и мысленных образов. Только темный и мрачный коридор уходящий в...

        ...Каменные стены темного свода, в котором мы оказались, уходили далеко вверх, сужаясь в одной точке. Если, конечно, это было не обманом зрения. Пол, освещаемый изнутри, переливался неяркими узорами, высвечивая непонятные знаки, символы, иероглифы. Словно хотел предупредить о чем-то.
          В каждой из четырех стен, располагалось по одной двери, которые  открывались, и закрывались почти беззвучно, с еле слышимым вздохом ветра, проскальзывающим между створок.
        - Ты что-нибудь понимаешь? - Андрей, озираясь по сторонам, прислушался. Но если и раздавались какие-нибудь звуки, то совершенно незнакомые.
        - Не-а! Но, кажется, надо отсюда линять.
        - Через дверь?
        - А бес его знает через что. Попробуем.
        Дверь справа едва заметно колыхнулась.
        - Давай бегом! - Андрей первым бросился к ней.
         Едва они проскочили, как дверь, противно взвизгнув, захлопнулась, чуть не отбив Игорю задницу, и... исчезла.
          Мы опять оказались в том же самом месте, но теперь здесь было на одну дверь меньше.
          - У меня что-то голова заболела. - Игорь потер виски.
          - Алкоголь выходит, а добавить нечего. Надо срочно рвать когти.
          - Может быть, попробуем в разные двери? Ты в одну, а я в другую?
          - В смысле?
          - А ты видишь в этом какой-нибудь смысл?
          - Нет.
          - И я нет. Давай!
           Сразу же после этих слов две двери дружелюбно распахнулись, чем мы не преминули воспользоваться. И, конечно же, оказались в исходной точке. Правда дверь осталась одна.
           - Тебе не кажется, что над нами кто-то издевается?
           -Нет, не кажется. Я в этом уверен. Интересно, что надо этому, как бы помягче выразиться, хозяину?
           - Напротив, он, похоже, чересчур гостеприимен. Может нам нужно изучить все, что начертано на полу, найти необходимый знак и воскликнуть нечто вроде “Сим-сим, откройся?”
           - Тебе это надо?
           - Мне - нет. Я сюда не за знаниями пришел.
           - Я также. Интересно, кто устраивает все эти фокусы?
           - Конечно, Фокусник, - голос раздавался из-за двери, которая тут же растаяла. В нестерпимо ярком свете, густым потоком льющимся из осиротевшего проема, четко вырисовывался темный силуэт мужика в цилиндре, смокинге, и красных казацких шароварах. - Счастлив представиться. Одинокие путники, приходящие сюда, жаждут либо знания, либо смерти. - Пояснил он. -Чего же хотите вы?
            - Уважаемый, - мы переглянулись, - мы просто оттягиваемся. - Мы спим, а какого черта нас занесло сюда - не знаем. Покажи, пожалуйста, где можно опохмелиться и мы пошли.
            - Ну, так бы сразу и сказали! - Фокусник взмахнул рукой и стены начали медленно таять. Послышалось птичье пение, смех и далекие отголоски грома. - Счастливо отдохнуть! - услышали мы на прощание и очутились в маленьком ухоженном садике перед летним домиком.
             Вдоль дорожки усыпанной гравием, ровными грядками тянулись к небесам гигантские маки, почти касаясь ярко-красными бутонами, свисающие грозди винограда, за которыми аппетитно желтели яблоки. На крыльце домика стояла дородная женщина бальзаковского возраста и что-то помешивала ложкой в чашке.
            - По делу будете, или праздно гуляете? - вместо приветствия спросила она.
            - По делу, - ответил Андрей.
            - Праздно, - вторил ему Игорь.
            - Отличный ответ, - похвалила хозяйка. - Жажду желаете утолить или перекусите сначала?
            - Нет! - воскликнули мы в один голос. - Сперва жажду.
           - Беленьким или красненьким?
           Мы задумались.
           -Наверное беленьким, - неуверенно изрек Игорь.
            - Хорошо. А что такое самогонный аппарат знаете?
           - А как же!
           - А вот и не знаете, - она вдруг нахмурила брови. - Потому что знание - это тайное, сокровенное. Есть он жертвенный камень, соединяющий вас, страждущих, с древним богом Вакхом. И относиться к процессу изготовления влаги небесной нужно с подобающим трепетом и уважением. Но почтение в ваших очах затуманенных я читаю, поэтому дозволяю в виде благосклонности сил высших, взять с собой сосуд священный до краев наполненный... - Тут она извлекла из комода, стоявшего на крыльце, литровую бутылку и протянула нам. - И ступайте себе с миром и добротой, ибо в храме этом никто долго находиться не может.
            - Почему? - Андрей удивленно поднял брови.
           - Сопьется, - лаконично ответила хозяйка. - И станет лишь удобрением к почве, а не паломником в мир реальности.
           - А как же вы?
           - Я- Жрица этого храма и тайна моя принадлежит богам. Ступайте с миром... Вот возьмите еще пирожков с яблоками...
           После ее слов дом вместе с маками, виноградниками и яблонями стал медленно удаляться. Нет, мы не сделали ни шагу, но не прошло и двух минут, как оказались в совершенно другом месте, около огромного дуба, уходящего кроной высоко вверх. Под ним сидела милая дама с красным носом.
         - Принесли? - шепотом спросила она.
        - Чего? - Игорь спрятал бутылку за спину.
        - Нет, ребята, так не пойдет. Надо чтоб по справедливости было. Давайте я на троих разолью, - вдруг предложила она, доставая весы.
        - Игорюха, дама все-таки. Может ей надо... - задумчиво произнес Андрей. - Но наливать мы сами будем.
        На весах уже покоились три стакана. Андрей профессиональным жестом плеснул в каждый на четыре пальца в высоту, полюбовался, и, разломив пирог, протянул треть незнакомке.
         - Ну что, за знакомство?
         - Поставь стакан-то, - неожиданно брякнула леди, взглядом оценивая налитое. - У тебя на восемнадцать грамм больше, чем у меня, а у него, - она кивнула на Игоря, - на двадцать больше, чем у тебя.
         - Да кто вы такая, милая сударыня?! - психанул Андрей. - Я уже десять лет в компаниях разливаю!..
         - Я - Справедливость.
         - А-а... Ну тогда понятно.  Что ж, мисс Справедливость, банкуйте.
          Леди взяла бутылку, поколдовала, и поставила перед Андреем стакан наполненный на три пальца, перед Игорем на три с половиной, а себе взяла полный. Мы раскрыли рты от удивления.
           - Справедливость заключается не в том, чтобы каждому одинаково, - поучительно произнесла дама, в один глоток опорожнив свой стакан, - а в том, чтобы каждому по необходимой потребности. И учтите на будущее - если банкующий налил себе хоть на грамм меньше, чем кому-либо - значит он не уважает продукт ,который усугубляет. Пирожок ты ,кстати, тоже неверно разделил - себе нужно было большую часть оставить. Вон посмотри, какой ты худенький... На кусочек. - И Справедливость протянула  ему несколько крошек.
      -  Жри сама, - грубо ответил Андрюха и с обиды вылил весь самогон себе в рот. Игорь последовал его примеру.
      -  Отдай бутылку и мы пошли.
      -  Сейчас, отолью себе немножечко. По справедливости.
      -  Ну и вредная же баба, - Игорь прожевал остаток пирога, оглядываясь туда, где Справедливость громко распевала пьяную песню. - Треть бутылки оставила...
      -  Давай по глоточку?
      -  Держи...
         Отхлебнув самогончика, и закусив украденным Игорем яблоком из сада Жрицы, мы почувствовали успокоение, и легкое блаженство взмахнуло своим серебряным крылышком над нашими головами.
      -  Андрей, тебе хорошо? - Игорь шел, прикрыв глаза и чему-то улыбался.
      -  Да-а...
      -  Ты - Король!
      -  И ты - Король. А она, - Андрюха указал на бутылку, - Королева. Смотри, - он толкнул Игоря в бок, - бар какой-то.
      -  Да ну!
      -  Точно говорю. Кабак.
      -  Зайдем, пивка бахнем.
      -  Обязательно!
         Но возникший из ниоткуда бар был почему-то закрыт.
      -  Эй, есть кто живой?
      -  Хозяева, пить хотим! - Игорь постучал ладонью по стеклянной двери, за которой, словно реагируя на голос, вспыхнуло несколько электрических светильников и появился старикан с трясущейся седой головой. Громко шаркая тапочками по полу, он чуть ли не вприпрыжку подбежал к двери.
      -  Ребятушки, милые, как я рад вас видеть и слышать!.. - по дряблым щекам дедули, огибая посиневшие губы, ручьем лились слезы. - Скажите еще что-нибудь, а?
      -  Старик, ты сначала нас впусти, пивом угости, а там мы, глядишь, и песенку споем...
      -  И станцуем!
      -  Я не могу вас впустить, - бармен опустил свой сизый нос. - Я бы рад, но... не могу.
      -  Это еще почему?
      -  Я - Отшельник, ребятушки. Рак - одиночка... Вот как-то раз возжелал, чтобы было у меня много-много спиртного и никто бы мне не мешал им наслаждаться, а желание мое возьми и исполнись. Попал я в этот бар единственным властелином и хозяином и вот хожу из угла в угол и пинаю полные бутылки, поскольку пустых здесь не бывает - почему-то сами наполняются. И никто сюда войти не может, а я не могу выйти. Тут ребята подъезжали, пытались бульдозером дверь пробить, да только трактор изуродовали, а стеклу хоть бы что!.. Плохо мне, мальчики, очень плохо - выпить не с кем, все один да один...
      -  А чего пьешь-то, дед?
      -  Раньше все коньячок пятизвездочный, да “Солнечный берег” употреблял, а теперь здоровьем слаб стал, так в основном наливочку “Полная луна” вкушаю.
         Андрей с Игорем грустно вздохнули. Да, бар посреди пути был великим искушением, но, как и всякий соблазн, он отводил от истинной цели и ничего не давал. И путешественники, скрипя зубами, прошли и это.
      -  Отец, - угрюмо глядя на дверь, спросил Игорь, - где тут можно хоть чего-нибудь взять?
      -  А вы сходите к Фортуне, она в “Колеснице” работает.
      -  Где?
      -  Ну, в аптеке. Спросите чего-нибудь, да скажите, чтобы навестила меня, старого, поговорила бы...
      -  А зачем нам аптека?
      -  Ну как же! Снотворного возьмете или еще чего. А если все-таки спиртного очень захотите,  то в четырех днях пути, около Башни, где Повешенные болтаются,  ресторан новый построили, - Умеренность. Там за один час можно пятьдесят грамм водки выпить. Но чтобы в нем посидеть, необходимо большую внутреннюю силу иметь, ибо кто сутки не отсидит, тех Дьявол забирает, а кто выдержит - к Первосвященнику попадают, цикл великий выслушивать. Я бы туда ходить не советовал, потому что Умеренность - первый шаг к Смерти, добровольный. А она баба вредная и глупая. С ней до Судного дня лучше не встречаться...
         Пока Отшельник нес  эту ахинею, мир вокруг расплывался, изменял  контуры, будто неведомый пьяный художник огромной кистью наносил грязно-фиолетовые мазки на неудавшуюся картину, пока на полотне не остались Игорь, Андрей, и два плавающих в вакууме совершенно безумных глаза. Странное инопространство, чуждое и непонятное, растекалось по поверхности сознания и рассыпалось на биллионы частиц. И чем больше сгущались фиолетовые сумерки, тем сильнее звенела пустота, тем явственней слышался чей-то смех.
      -  Мир вам, люди - темная человеческая фигура приближалась к нам, а в ее руке сверкал металлическим блеском предмет, напоминающий...
      -  Антон! - Андрюха бросился навстречу человеку. - Антошка, браток! Как мы рады тебя видеть, ты даже не представляешь!
      -  Ну почему же. Я тоже рад. - Антон свинтил с сияющей фляжки пробку. - Эту встречу необходимо отметить. Вы в первый раз путешествуете?
      -  Да  мы не путешествуем, Антоха, - Игорь крепко обнял героя “Кочегарских хроник”, - мы просто спим.
      -  Сон - самое лучшее путешествие, но главное - его запомнить. Давайте выпьем за нас, по-солдатски. Ведь я говорил вам, что мы непременно встретимся...
         И мы втроем весело рассмеялись, после чего, конечно же...

К О Н  Е Ц.