Наблюдатель ч. 1 гл. 16

-Давай уедем куда-нибудь на пару недель. Возьму отпуск и уедем. Давно никуда не выбирался из города. Ты можешь договориться на своей работе об отпуске?
- Могу. И куда мы поедем?
- Я бы предложил тебе Париж, или ты предпочитаешь Рим, но сама понимаешь… Как и Чёрное море, впрочем. Я знаю одно место, поставим палатку на реке, будем купаться голышом, ловить рыбу, что, впрочем, я не умею, но постараюсь научиться, и само собой…сама понимаешь, с утра до вечера. Главное, никаких забот, никакого внешнего мира, только мы вдвоём.

-Точно обещаешь – с утра до вечера? - засмеялась Галя. – Не слишком ли ты самонадеян? Если серьёзно, то есть вариант. У моей подруги родственница в деревне, она постоянно предлагает мне отдохнуть там. Там и река, и озеро, деревня заброшенная, но дом, говорит, хороший.

Дом, действительно, был хороший, просторный, и, самое главное, на окраине, река буквально под окном.  Выскочил за калитку, заросли ивняка на берегу, и песчаная отмель за ними. Купайся голышом, никто не увидит. Да и некому смотреть, в деревне большинство – старухи.  А у  тех баб, что помоложе, мужики все в столице на заработках. Вот и у хозяйки, муж, почитай, круглый год в отъезде – камины кладёт новым русским, да печи. За те деньги и отстроили дом.

Они лежали голышом под кустом ивняка, расслабленные и усталые после любовного слияния и Букин рассказывал вдруг всплывшее в памяти:
- Мне было 16 лет,  впервые приехали с родителями в село к родственникам матери, до этого летом меня выпроваживали к бабушке и дедушке тоже в село, но там я жил подолгу, были друзья, а здесь я никого не знал. Дом вот также был на берегу реки, во дворе двухэтажный сарай. На втором этаже – сеновал. Я забирался туда, пахло сеном, с тех пор люблю этот запах, валялся на сене, читал книгу. В первый же день заметил, что с сеновала виден брод через реку, за ним невидимый был луг, и женщины ходили туда  доить коров,  когда они переходили брод, то разувались и поднимали высоко платья, чтобы не замочиться. Большинство из них не носило трусов, и я, уже зная время, когда они ходили на дойку и возвращались, занимал позицию на сеновале и наблюдал. Особенно, когда они возвращались.  Захватывающее зрелище для пацана. А вечером стадо возвращалось, хозяйки встречали их так ласково, говорили как с людьми. Идиллия деревенской жизни, где она теперь? Коров то в деревне раз-два и обчелся.

- И  даже не попытался познакомиться с какой-нибудь молодой дояркой? Были ведь среди них молоденькие, наверняка.
-Были. Не попытался. Зато фантазировал, выдуманное казалось интереснее.
- Нашлась бы какая-нибудь, пожалела бы, приголубила, вернула бы тебя в реальный мир, был бы ты, может быть, совсем другой. Ты бы, наверное, и сейчас не отказался понаблюдать.
-  Сейчас? Зачем? Вот оно рядом, смотри, трогай. Самое лучшее в мире.
- Тогда потрогай меня ещё, там. Так приятно. Только без этого, я устала, буду просто фантазировать, как ты.
-Эй, я же тогда не трогал никого.
- А я буду фантазировать, когда ты меня трогаешь, только не надо глубоко.
-Знаешь, что делали мальчишки в том селе, где я проводил лето? Встречая девчонок, они спрашивали – У тебя уже оперился птенчик? И проверяли.
- Ты тоже проверял?
- Я был мальчик стеснительный, городской, но завидовал тем, кто делал это.
- Проверяешь? Оперённый?
- Ещё как. Высший класс.
-Мне нравится это слово – птенчик. У твоих друзей был хороший вкус. Нынешние обходятся без метафор.  Не против, если ты будешь называть так моё. Надо же дать им имена. Кстати, как они называли то самое?
- Пересовочки. Играть в пересовочки.
- Настоящие метафористы.
- Мы вот лежим, ласкаемся, я трогаю тебя, и у меня такое ощущение, что мы одни в мире, что я ничего не хочу другого, и что этот мир прекрасен. Скоро всё это кончится, и придётся возвращаться в мир. Неуютный, жестокий. И я хочу снова придумать, как в детстве свой, другой мир, и жить в нём с тобой.

- Не получится, милый.  Оглянись вокруг. Ты, как мальчишка.
- Ну да. Что я про коров, поля и те все заросли бурьяном. После обеда пойдём на озеро, наловим раков, и вечером будем есть раков и пить самогон.
- Такое впечатление, что основное занятие деревенской жизни – гнать и пить самогон. Бабки и те попивают. Вот тебе и твоя деревенская идиллия.
- А что им остаётся делать в такой жизни. После раков с самогоном завалимся в постель, и забудем о плохом.
- Я хотела бы с тобой на сеновале.
- Где они теперь сеновалы, кому они нужны? Где запах сена? Слушай, давай найдём косу, накосим травы, высушим, и будем спать на ней.
- Давай. Только не сейчас. Войди в меня, я хочу тебя такого. Ты сейчас тот мальчишка, а я твоя доярочка. Видишь, я тоже без трусиков.

Вечером, после самогона и раков, когда они добрались до постели, она сказала:
- За эти три дня я узнала о тебе больше, чем за три месяца.
-Разоткровенничался?
- Я почувствовала твоё детство, и многое поняла.
- Детство не бывает счастливым, детство, может, самое трудное время. Душа ещё не закрылась броней, беззащитная, всё переживается с такой остротой, болью. Я долго старался забыть его, а оно то и дело пытается выбраться из забытья.
- Оно во многом определяет нас. По твоей теории – будущее определяется прошлым. Послушай, неужели нас ждёт такое же подлое, грязное будущее, как сегодняшнее? Тогда я отказываюсь верить в твою теорию, не хочу такого будущего.
- Не знаю, мы только наблюдатели. Все мы наблюдатели. Творим что-то и наблюдаем, а что из этого вышло. Все пытаются сделать хорошее для себя, а получается плохо для всех.  Человеку в мире всегда плохо, а думающим вдвойне. Сегодня нам с тобой хорошо, не будем думать о будущем сейчас. Расскажи лучше о себе,  о своём, а то, получается, ты знаешь обо мне что-то важное, что, может, я сам не знаю, а я хочу понять тебя.

- Я другая, наверное, нет той глубины, которую ты хочешь найти. Детство обычное, да трудное, ты прав, оно трудное у всех, но по разному. Девочка как девочка была, влюблялась в мальчиков, страдала,  мечтала о принце, смешливая была, родители хохотунчиком звали, активная, пела в хоре, в самодеятельности,  в институте, помнишь, было такое движение КСП – клубы самодеятельной песни, там я тоже была. Думала, жизнь передо мной скатерти будет стлать, пока не обломала она меня. Кончила институт, распределили в НИИ, отдел информатики, расстроилась вначале, хотела сама что-то делать, а тут пиши рефераты, составляй библиографию, но там был такой чудесный коллектив, не потому, что ангелы все, начальник у нас был уникальный человек, он умел все конфликты сгладить, никаких интриг не позволял.  Вышла замуж. Муж - красавец, спортсмен, танцевал изумительно, на гитаре играл, душа любой компании, все девчонки завидовали – вот, мол, отхватила такого. Ему всё легко давалось, наверное, это и мешало ему. Считал, что жизнь для того, чтобы удовольствия ему доставлять. Когда понял, что ничего не достиг, и не достигнет уже, начал попивать. С работы ушёл, по ресторанам играл. У нас уже ребёнок был, сын. У него женщины другие появились. Вначале переживала, пыталась как-то его остановить, но всё впустую. Постепенно всё выгорело, два чужих человека в одной квартире, и уйти некуда. Решила, буду жить ради сына, он замечательный мальчик. Искать кого-то не хотела, ещё одно разочарование получить. У большинства такая жизнь, а чем я лучше. В автобусе тогда увидела тебя, глаза такие добрые, подумала, везёт же кому-то, мне бы вот с такими глазами, понимающими. Потом эта встреча случайная с тобой, не знаю, что ты тогда подумал обо мне, но я даже не раздумывала, а вдруг - вот оно, и всё. Попалась.

- А если у нас всё выгорит, любовь не вечна?
-Я свой кусочек счастья уже получила, и жалеть не буду. Понимаю, не  девочка наивная, уйдёт что-то,  но остаётся уважение, а это очень важно, привязанность какая-то, общие  интересы, в конце концов, привычка. Я чувствую, у нас есть общее, а оно никуда не денется. Ладно, давай спать, я устала сегодня. О нет, птенчик тоже хочет спать, он тоже устал. Скажи ему спокойной ночи, он сегодня натрудился.