Сказы деда Савватея. Как родная меня мать провожал

КАК РОДНАЯ МЕНЯ МАТЬ ПРОВОЖАЛА...

   Ученики выпускного класса записывали уже домашнее задание, когда резко, надтреснуто, прямо возле двери раздался звон школьного колокольчика. Видимо тётя Паша, где остановилась, там и принялась звонить.
 - Так! Все встали! Урок окончен! – проговорила, не отрывая глаз от журнала учительница.
    Захлопали крышки парт, все торопились быстрее покинуть школу. Завтра воскресенье, выходной!
   Таня, подперев голову рукой, неподвижно сидела на своём месте, ожидая, когда класс опустеет. Она сегодня дежурная, спешить не приходится. Вытерев доску, полила цветы и уже домывала пол, когда в дверь заглянула техничка:
 - Ну что, Татьяна, в клуб на репетицию пойдём, поглядим что там, да как?
   Девушка утвердительно кивнула и, накинув пальтишко, стала спускаться по лестнице, вслед за тётей Пашей.
   В клубе, который был прямо через дорогу от школы, полным ходом шла репетиция праздничного концерта ко дню Красной Армии и Военно-Морского флота.
   Тихо, не привлекая внимание, пройдя вдоль сидений поближе к сцене, Таня и её спутница уселись в первом ряду. Под руководством учительницы пения Валентины Петровны, готовилась постановка музыкального номера «Как родная меня мать провожала». На сцене толпились одноклассники Тани, а учительница рассказывала им, что песня эта написана была сорок пять лет тому назад, в тысяча девятьсот девятнадцатом году, Демьяном Бедным и что костюмы должны соответствовать времени. «Бабы» в длинных юбках, лаптях и платках, а мужики - в малахаях с бородами и усами из льняной пакли. Главный герой - солдат Ваня, с вещмешком через плечо.
   Запевали трое, а остальные хором, подхватывали припев. Когда уж совсем было собрались петь, выяснилось, что одна из солисток не пришла. Что делать? И тут кто-то громко сказал:
 - А вон, Танька Пряхина сидит! Пусть встанет и споёт.
   Таня засмущалась. Честно говоря она очень-очень хотела участвовать, но её никогда не приглашали.
 - Пряхина! Поднимайся на сцену! - и когда, робея, девушка встала рядом со всеми, учительница спросила,- слова-то хоть знаешь?
 - Кто ж их не знает - то!
   Стали петь и тут выяснилось, кто-то фальшивит, да так отчётливо!
 - Не пойму пока кто всё портит, а ну-ка, ещё раз, сначала.
   Прозвучал проигрыш на баяне и все грянули:
 - Стоп! Кажется поняла! Пряхина! У тебя отсутствует музыкальный слух, напрочь!- с досадой сказала учительница,- иди, садись в зал!
   Таня, зажав рот рукой, как будто слова песни сами, вылетев, могли всех ещё раз ошарашить, стараясь не показать своего состояния, быстро спустилась по ступенькам в зал и ринулась к выходу. Тётя Паша засеменила вслед за нею. В фойе она догнала плачущую девушку:
 - Ты, что? Ты, что? Успокойся! Не всем быть артистками. Ну не твоё это! Зато вышиваешь, вон как красиво, не каждому дано. Хозяйка из тебя получится справная, а это нужнее в жизни будет, поверь!
   Девушка, ничего не говоря выскочила из клуба и направилась в интернат, где проживала в учебное время, ввиду того, что дом её находился в десяти километрах от райцентра. Добираться было тяжело, транспорт ходил только случайный. В осеннюю распутицу и весенний паводок, домой не ездила, безвылазно находясь в школе-интернате. Вот зимой, другое дело! Сейчас середина февраля, ещё недельку - другую можно на лыжах, а уж потом, после половодью, когда дорога подсохнет, на велосипеде.
   Таня быстро собрала в отцов, ещё фронтовой вещмешок, бельё, чтобы дома постирать. С ним удобнее, чем с сумкой. На спину - и вперёд! Сунула туда же пару учебников и, получив в чулане, у завхоза свои лыжи и палки, вышла во двор. Снег искрился под лучами уже по-весеннему яркого, до рези в глазах, солнца, да и в спину припекало:
 - Тяжеленько будет идти, взмокну,- подумала огорчённо Таня,- ну ничего, часа через два стемнеет, попрохладнее будет.
   Путь предстоял не лёгкий, но это не пугало. Чтобы срезать километра два-три, Таня всегда ходила буграми, по краю оврагов, недалеко от леса. Потом съезжала с косогора к замёрзшей реке, а уж там, взобравшись на горку, огородами, до задней калитки своего дома.
   Размашисто орудуя лыжными палками,с хрустом проминая ледяную корочку, наст, ещё не отойдя от инцидента, произошедшего в клубе, Таня пустилась в путь. В голове всё крутилась фраза, сказанная Валентиной Петровной:
 - Отсутствует музыкальный слух!
 - Убогая я какая-то, не как все! Папка с мамой, вон как красиво поют за столом в праздник, прям заслушаешься, а я-то в кого такая?
   Погода, меж тем, стала портиться, небо заволокло какой-то пеленой. Временами ветер бросал жменьками снежную крупку в лицо Тани, аж дыхание перехватывало.
 - Уж лучше бы солнце светило, чем так, как бы с пути не сбиться, если метель разойдётся не на шутку, - заволновалась Таня.
   Сумрак тем временем постепенно сгущался, ветер усиливался. Одно радовало, большая часть пути пройдена.
 - Осталось каких-то два километра и буду дома,- улыбнувшись этой отрадной мысли, подумалось девушке. И как раз в этот момент, плоская, уже привычная равнина исчезла из-под лыж и Таня, взмахнув в воздухе палками, кубарем покатилась куда-то вниз. Она упала навзничь, ощутив резкую боль в запястье левой руки. Мешок за спиной втянул её в глубокий снег. Как жук, упавший на спину, не в состоянии была перевернуться. Лыжи, прикрученные к валенкам, торчали в разные стороны. Ноги чудом не переломала, спасли валенки, которые держали форму. Отряхнув с лица снег, постанывая, Таня огляделась и поняла, что лежит на дне неглубокого  овражка, но и из него не просто будет выбраться. Вещмешок притягивал, не позволяя встать. Попробовала перевернуться на бок и попытаться, не поломав лыжи, в «раскорячку» встать на колени. С грехом пополам это получилось. Ползком собрала лыжные палки и уж потом, с усилием, поднялась. Превозмогая боль, Таня кое-как разогнула спину, опираясь на одну руку и не успев, как следуев, как следует выпрямиться, вдруг ощутила беспокойство. Как - будто кто-то ещё присутствовал рядом, сверлил затылок своим пронзительным, тяжёлым взглядом:
 - Только этого мне не хватало!- с ужасом подумала девушка,- кто это?
   Она осторожно, доверяя своему чутью, наклонившись вперёд, медленно повернула голову, поглядев через плечо.
   Буквально над ней, на краю оврага, стоял матёрый волк!
   По телу прошёл озноб, потом резко бросило в жар и, щекоча кожу медленно к пояснице, вниз скатились струйки пота. Липкий страх опутал, замотал, как в паутинный кокон, руки и ноги стали будто ватные.
 - Ну, вот и конец мне!- сглотнув сухой, царапающий горло ком, с безнадёжностью подумала Таня.
   Волк стоял в стойке, готовый к прыжку. Хвост, как маятник часов, равномерно качался туда- сюда, видимо зверь раздумывал, как половчее прыгнуть. Лапы широко и надёжно расставлены, для лучшего упора. Шерсть взъерошена и густо забита снегом. На Таню оценивающе, как на жертву, смотрели два злых прищуренных глаза. Но страшнее всего ей показалась пасть, с оскаленными клыками. Из неё раздавалось глухое угрожающее рычание.
   Девушка стояла, выпрямившись, лицом к зверю. С лыжами на ногах она была абсолютно беспомощна, а наклониться и снять нельзя, надо держать волка всё время в поле зрения. Безнадёжное положение!
 - А через неделю мне шестнадцать,- пробежала отрешённо мысль. Будто это и не о ней вовсе, а о ком-то, кто еще поживёт, пожалуй.
   Волк в нетерпении переступил лапами. Его нос при этом вздёрнулся, верхняя губа приподнялась, открыв оскал хищных, влажных от тягучей, густой слюны зубов.
   Таня глубоко, прерывисто вздохнула и резко выдохнула, со всхлипом.
 - Как родная меня мать провожала-а!- вдруг, не узнавая своего голоса, неожиданно для себя выкрикнула слова песни Таня,- тут и вся моя родня набежала-а! И - эх!
   Волк оторопел, растерянно замерев с открытой пастью.
 - Ох, куда ты паренёк, ох, куда ты-ы!- выкрикнула в морду зверю Таня,- не ходил бы ты, Ванёк, во солдаты-ы!- вставив два, трясущиеся от волнения, пальца в рот, Таня свистнула онемевшими от страха губами. Звук получился протяжный и противный.
   Волк затряс головой.
   Понимая весь ужас своего положения, девушка, набрав в лёгкие побольше воздуха, так что их просто разрывало до боли, сделав на лыжах шаг вперёд по овражку, резко воткнула палки в снег и гаркнула, прямо в открытую пасть, с новой силой:
 - По неволи ль ты идёшь, аль с охото-о-й? Ваня, Ваня, пропадёшь не за что ты!
   При этом окрестности огласил залихватский свист.
   В глазах волка появилось недоумение, он стал трясти головой, как будто не желая больше это слушать и, неожиданно для Тани, стал отступать, пятясь назад.
   В душе у девушки появился кураж, ей хотелось нахлестать зверя и так находящегося в испуганном смятении, по морде! И она выкрикнула, что есть мочи:
 - В Красной Армии штыки, чай найдутся- а! Без тебя большевики обойдутся- а!
   Овражек огласило раскатистое:
- И-и - эх! Эх! Эх!- и пронзительный свист.
   В этот момент Таня почувствовала себя на краю гибели, бойцом, стоящим перед врагом. Пощады не будет!
 - Я же не безмолвная овца, которую привели на убой,- пронеслось в голове. И перед неминуемой смертью, она кидает в оскаленную пасть, в эту ненавистную морду, слова песни:
 - Мать тоскуя по тебе поседела-а! Эвон в поле и в избе сколько дела-а!
   Волк, вдруг обезумев от ужаса, Таниной смелости и напора, сделал несколько шагов назад и развернувшись всем туловищем бросился прочь в сторону леса, а свист догонял его и поддавал прыти. Вскоре он уже нёсся, без оглядки, поджав хвост, как побитая собака. Быстро перебирая лапами исчез из виду, скрывшись совсем в полумраке надвигающегося вечера и снежной круговерти.
 - Если б были все такие ротозеи-и!- прошелестела губами не в состоянии остановить песню Таня,- что б осталось от Москвы, от Расеи-и,- слёзы не переставая текли и текли по щекам её. Она ещё не осознала, что опасность отступила.
   Подобрав варежки, машинально отряхнув их, она, боком ставя лыжи, поднялась по склону овражка и там, на верху, утерев нос, поправив вещмешок и вложив больную кисть руки в запах пальто, между пуговицами, медленно стала съезжать с горки к реке, видя уже зажжённый свет в окнах родного дома.
   Родителям о встрече с хищником решила не рассказывать. Всё окончилось благополучно, зачем же их волновать?
   Возле порога, освободившись от надоевших лыж, Таня отряхнула снег и вошла в дом. От печи метнулась мама:
 - Доченька! Чаво  ж ты нас так пугаишь, нешто можно? На улице - то, глянь-кась, темень!
 - Всё хорошо, всё хорошо мама, только вот упала и руку подвернула, болит, пап,- крикнула в комнату,- погляди-ка, что с рукою.
   Осмотрев и ощупав, отец, служивший в войну санитаром на передовой, сказал, что видимо вывих запястья и наложил тугую повязку.
 - Милая штучка, что болит ручка, кушать-то можно, а работать - нельзя,- поцеловав дочь, шутливой присказкой решила подбодрить её мама.
   Потом семья мирно ужинала и накалывая на вилку румяную жареную картошку, похрустывая солёным огурцом, Таня ощущала отрадное чувство покоя и приятности, какое может быть только в родных стенах и в окружении любимых людей.
 - К празднику готовитесь?- неожиданно спросил отец,- я, как ветеран, приглашён. Ты-то выступаешь, дочка?
- Нет,- потупилась Таня,- у меня оказывается нет музыкального слуха.
 - Что, медведь на ухо наступил, как говориться?- пошутил отец.
 - Скорее волк!- тихо произнесла Таня, но отец услышал эту фразу и живо возразил:
 - Ну уж нет! Волк за плохое пение скорее уши отгрызёт певцу такому. У них, у волков, прекрасный, тонкий слух. Да и сами попеть любят. Наблюдал, да не раз, как морду вверх задерут, глаза прикроют и самозабвенно поют, рулады выводят. Так-то вот!                Лёжа в своей мягкой постели, возле тёплой печки, Таня размышляла о том,что с нею произошло.Случай этот и её собственный поступок, просто в голове не укладывались.
 - Да,- подумала Таня,- точно слуха у меня нет, напугала я волка своим пением,поди до смерти!Наверное до сих пор в себя не пришёл,- и удовлетворённо хмыкнув, тихо промурлыкала себе под нос,- как родная меня мать провожала- а!...