Маршрутка

- На следующей остановите, пожалуйста.

Всегда терпеть не могла фразочку " На остановке остановите".  Это же все равно, что сказать "В туалете помочитесь" или "В парилке попарьтесь". Понимаю, водитель маршрутки останавливает лишь по требованию, но все равно звучит ужасно глупо. Поэтому я каждый раз изощрялась, выдумывая все новые заменители слову "остановка". 

Водитель и ухом не повел. Еще одна вещь, которая бесила меня в маршрутках. А вдруг он меня не услышал и сейчас поедет себе дальше?

Зато я почти физически ощутила, как расслабился мой сосед. Очередной скромник, которому рот раскрыть - как болото вброд перейти. Даже почувствовала гордость, что я не такая.
 
И вот приближался родимый дом. Я готовилась встать, но шофер все не сбавлял скорость. Неужели и вправду глухой попался?

- Остановите, пожалуйста! - повторила на этот раз громко, сосед аж вздрогнул.
Хоть бы хны. "Газель" все ехала и ехала; миновав остановку, помчалась дальше. Он что, издевается?

-Эй! Машину остановите! - сосед опомнился; маршрутка, казалось, лишь ускоряла ход.

- Да вы что, не слышите? Остановитесь же, наконец! - крикнула тетка с заднего сиденья: полная, с двумя огромными сумками.

Парень в кожаной куртке, до того дремавший на месте, которое я называю "передайте, пожалуйста", повернулся к водителю и тронул его за плечо. Темный силуэт зашевелился; я увидела, как повернулся водитель, парень быстро обмяк и вновь уселся. Стало не по себе от его опустевшего взгляда.

- Да он маньяк! - продолжала орать дама на заднем сидении. - Сумасшедший! Ты куда гонишь, а?

Я повернулась к окну и с тоской проводила взглядом серую девятиэтажку с пристроенным магазином. Помнится, я купила там свои первые сигареты. Точнее, их купил мне дворовой хулиган, живший этажом ниже. После этого я влюбилась в него.

- Так, уважаемый,  - сидевший справа усатый мужик поднялся и с явно недружелюбными намерениями направился к шоферу. - Ты сейчас либо остановишь свою тачку, либо...

Маршрутку резко тряхнуло, и усач потерял равновесие. Тетка с сумками успела его удержать; охая, она зачем-то ощупала шею и голову мужика, точно пытаясь определить,  успел ли он получить сотрясение, не коснувшись пола.

- Да я сейчас полицию вызову! - она помахала кулаком в сторону водительского затылка.

- Мы в заложниках? - жалобно спросила девушка, держащая за руку древнюю бабулю. Та, казалось, совсем ничего не соображала и хлопала глазами, как старая кукла, которую раскачивают вверх-вниз.

Мой сосед явно нервничал. Глядя перед собой, он левой рукой загибал пальцы правой назад, каждый в отдельности, а затем резко отпускал их. Его почти по-женски точеное лицо было белым, как пепел.

- Да вы что, еще не поняли? - пробормотал он.

- Что водитель глухой? - поинтересовалась я.

- Что мы в ад едем. Водитель - дьявол.

Острое дежавю пронзило мозг, и с каким-то странным спокойствием я вспомнила, что он прав.

Как иронично. Вместо лодки через реку Стикс нас везет микроавтобус ГАЗ. Неудивительно, что мы не заметили собственной смерти. Все настолько обыденно.

Судя по лицам остальных пассажиров, они тоже начали вспоминать.

- За что?.. - жалобно протянула тетка на заднем сидении.

Это как в тюрьме. Вокруг все сплошь невиновны, как писал Стивен Кинг. И про бревно и сучок не забудем.

- За что меня в ад? - уже более настойчиво принялась вопрошать она. - Аа? Да у меня трое детей! Маме восемьдесят лет, я ее полжизни на горбу возила! Одна за всю семью пашу, муж алкаш ни хрена денег в семью не носит, а теперь еще и в ад меня? Да? Да?!

Она уже встала, подбоченясь, готовясь к бою.

- Разоралась тут! - проворчал усатый, видимо, забыв, кто спас его от сотрясения. Впрочем, после смерти оно, наверное, уже не опасно, хоть лбом стену пробей. - А я, по-твоему, заслужил? Работал на стройке тридцать лет, сраных таджиков нюхал, а на меня сверху гадили! Ни премии ни разу не дали, ни доброго слова не сказали, а все только гадили, гадили! И уж они-то, гады эти, в рай попадут, и там кому-нибудь нужному приплатят, чтобы на небеса проскочить! Твари!

- Да от тебя спиртом за версту воняет! - пошла в отпор тетка. - Небось пьяную драку устроил, убил кого и сам окочурился!

Тут она расхохоталась, будто в нашей ситуации было хоть что-то веселое. Хотя я люблю людей, которые везде ищут хорошие стороны.

Они продолжили перепалку; не хотелось слушать. Полезла в сумку за наушниками, но их там не оказалось. Теперь это точно ад.

- Я про него в интернете читал, - тихо сказал мой сосед. - Пьяный бригадир, задел кирпичи краном. Двое рабочих погибло. А он потом в камере во время следствия от инфаркта подох.

- Ясно, - чего-то подобного я и ожидала, все-таки в ад едем. - А у тебя что было?

Он смутился.

- Да... ничего особенного.

- Колись, - я поддела его локтем. - Ты наркоман? Ха-ха, смешно, что я сказала колись.

Он передернулся.

- Ладно... я покончил с собой.

- Понятно. Самоубийцы попадают в ад, хотя это несправедливо, по-моему. А почему покончил с собой?

- Я сделал... кое-что гадкое. Что нельзя делать. А потом хотел еще раз.

- Убийство?

- Нет, - резко сказал он. - Не убивал я никого.

- А что тогда? Обокрал?

- Нет.

Я махнула рукой. Ладно, не хочет говорить - его дело.

Сладкая парочка продолжала препираться. Невыносимо слушать... я зажала уши ладонями и принялась раскачиваться взад-вперед. Затем закрыла глаза.
Сколько мы так ехали? Вечность?

Моего плеча что-то коснулось. Открыв глаза и повернувшись, я увидела соседа. Он уснул у меня на плече.

Как младенец, подумалось мне. Невинное дитя.

В горле застряла горечь от этой мысли. Мы ведь были детьми... все были. И я была. Могла все по-другому сделать, все было впереди.

Почему мы все так изгадили?

Я не плохая...

- Все думают, что они не плохие, - парень в кожанке будто обращался в пустоту. - Мы не плохие, но почему-то нас наказывают.

- Может, если мы поймем, что мы плохие, то нас отпустят? - предположила я. - Ну там, раскаяние и все дела.

- Ты пробовала? По мне, так это лицемерие. Никто никогда не раскаивается.
 
- По себе судишь?

Этот парень почему-то вызывал у меня неприязнь.

- Ну, типа, - он откинулся на спинку кресла и мечтательно закатил глаза. - Я как вспомню то, за что сюда загремел... Повторил бы еще раз. И еще раз...

Маньяк какой-то. Интересно, почему маньяков привлекают к уголовной ответственности? То есть не то чтобы я не хотела, чтобы их наказывали, но это априори психически больные люди, да? Они ведь не могут быть нормальными. Кто додумается назвать нормальным человека, который убивает удовольствия, забавы ради? Наверное, их просто невозможно вылечить... Можно только убить.

- Сука ты, достала меня! - усач схватил монтировку и кинул в тетку. Та заревела белугой.

- Да прекратят они или нет! - не выдержала девушка, сидящая рядом с бабкой. - Сделайте с ними уже хоть что-нибудь! - обратилась она к водителю. - Достали!

- После смерти друг друга нашли, - усмехнулся неприятный типчик. - Романтика!

И откуда эта охота врезать ему меж зубов?..

Маршрутка начала замедляться. Темный силуэт зашевелился; водитель повернул голову к нам.

В его глазах я видела свои страдания.

- Посмотри в свои сумки, - сказал он мгновенно затихнувшей тетке. Та покорно, не отрывая от него взгляда, прошла к заднему сидению и расстегнула молнию на одной из авосек. Ее лицо потемнело.

- Что там? - прошептал проснувшийся сосед.

- Не вижу, - мой голос вдруг задрожал. - Не знаю, что там, - мне стало дурно, я отвернулась и закрыла глаза.

Еще один звук расстегивающейся молнии. Тишина. Крик усача:

- Ах ты мразь! Мразь! Убийца!

Плач женщины, плач, похожий на волчий вой, на предсмертные стоны животного.
Вопль девушки. Она кричит, и я кричу. Слезы бьют из глаз. Из ее глаз. Из моих глаз.

- Мразь! Чертова мразь!

Я зажимаю уши, чтобы не слышать, как родители орут друг на друга.

Раскачиваюсь взад-вперед, сидя на полу.

- Да чтоб ты сдохла, корова жирная! И выродки твои сдохли! Пошла на...!

Отец наотмашь бьет мать по лицу. Прячусь в шкафу и вижу сквозь створки, как он, пошатываясь спьяну, выходит из дома в рабочем комбинезоне. Мне пять лет. Помню только усы.

- Детка? Деточка... ты где? Иди к маме...

Мать пытается утрамбовать тельце брата в сумке. Рука торчит, и она со слезами пытается сломать. Хруст костей. Во второй авоське кусочки сестры. Вонь. Выбегаю в коридор, она мчится ко мне с окровавленным ножом. Спотыкается, ударяется об угол комода. Бегу прочь. Мне пять с половиной.

Серая девятиэтажка. Тетя сжимает за руку, видя бледного женоподобного мужчину. Тот пожирает взглядом, улыбается. Мне восемь. Никогда не подходи к этому дяде. Но я подхожу. Он дает мне конфету. Смотрит. Дрожит и ломает пальцы. Уходит.

- Покурить хочешь? - такой взрослый, красивый, в кожанке. Мне пятнадцать - конечно, хочу. Идем в подвал.

- Да хватит ломаться, - прижимает к полу. Больно.

- Ух, я бы это еще разок повторил...

Молчу.

Вижу его каждый день. Мне восемнадцать.

- Ты ничего не докажешь. Ничего, шлюшка.

Бросаюсь на него. Бью ножом. Надеюсь, ты в аду, сволочь.

Слышу сирену.  Люди вокруг кричат.

- ...Приехали, - сообщил водитель.

В автобус зашли люди в белых халатах. Один из них держал наготове шприц.

- Ну как вела себя? Не буянила?

- Нормально, - водитель махнул рукой. - Бывало и хуже.

Значит, это не ад, а всего лишь психушка. Меня везли в дурку. Я облегченно вздохнула. Не накажут... в тюрьму не попала, и в ад не попаду,  раз сумасшедшая.

Белые халаты окружили меня, взяли под руки и повели на свет. Один вопрос еще мучил меня.

- А что с моей соседкой? По палате?

- С бабкой? Да она ж умерла.

Оставалось понадеяться, что не я убила ее. Я не плохая.