Егэ-ге-е

    «Если в России ничего не предпринимать, то она достигнет больших успехов»

                Даниил Гранин


Китайцы о нас, русских, говорят, что «мы идём вперёд затылком». Обидное наблюдение, но я всё чаще мысленно возвращаюсь к нему и убеждаюсь: правы восточные люди в отношении нас. А так хотелось бы не согласиться и оспорить. Но, увы, оспорить не получится. Такой уж мы народ, удобный в эксплуатации для своего государства. Достаточно окунуться в неутихающие споры о формах и порядке проведения государственной (итоговой) аттестации обучающихся, освоивших общеобразовательные программы среднего (полного) общего образования (или попросту ЕГЭ), который был введён приказом Министерства образования и науки Российской Федерации от 28 ноября 2008 г. № 362 и вступил в силу 10 февраля 2009 года. В силу-то вступил, а с народом посоветоваться решили только в середине октября 2009 года, уже после того, как выпускники 2009 года прошли (а кто-то и не прошёл) через несовершенство государственной экзаменационной процедуры. Спохватившись, ответственные за это мероприятие, чиновники решили лишь в октябре 2009 года создать президентскую комиссию по совершенствованию единого государственного экзамена, для чего предложили россиянам обсудить ЕГЭ, в частности, в блоге Президента РФ. Удивительное дело: эксперимент по ЕГЭ длился с 2001 по 2008 год (кстати, стоил этот эксперимент федеральному бюджету по состоянию на 2007 год 370 миллионов долларов), и что мешало совершенствовать его ещё на этой стадии?

     Ну да ладно, пока это оставим. Обратимся к понятийному аппарату темы нашего разговора. Вспомним, что такое эксперимент. Как гласят справочники, «эксперимент - это «научно поставленный опыт, наблюдение исследуемого явления в точно учитываемых условиях, позволяющих следить за ходом явления и многократно воспроизводить его при повторении этих условий».  Насколько я понимаю, коль речь идёт о широкомасштабном эксперименте, от которого зависит судьба страны, в нём должна была быть обязательно задействована контрольная группа, без которой о результатах эксперимента судить просто невозможно. Как я поняла, анализируя печатные материалы, контрольной группы, не было, так как ежегодно условия эксперимента менялись: в 2001 году пилотных (участвующих в эксперименте) регионов было 5, в 2003 году уже 47, а в 2004  - 63. Количество подвергшихся испытаниям так называемого «эксперимента» возрастало от 30 до 700 тысяч человек.

      В 2010 году эксперимент уже перешел из категории эксперимента в число предметов повсеместного и обязательного применения, но со страниц печати и экранов телевидения профессионалы не перестают возмущаться качеством КИМов (контрольно-измерительных материалов). В связи с этим вспоминается главный принцип для обеспечения чистоты проведения тестологических сеансов Дж. Каттела – одного из тех, кто разрабатывал основы тестологии – одинаковость условий для всех испытуемых. В монографии «Композиция тестовых заданий» В.С.Аванесов соглашается с Каттелом: «Традиционный тест представляет собой метод диагностики испытуемых, в котором они отвечают на одни задания, в одинаковое время, в одинаковых условиях и с одинаковой оценкой». К ЕГЭ это отнести никак нельзя, поскольку содержание контрольного задания для каждого выпускника должно быть одинаковым!

     Но министр образования РФ 2003 года г-н В.М.Филиппов, подпав под опасное обаяние идеи, не сомневался в правильности принятых решений: « Для меня ЕГЭ - это самая замечательная вещь, которая была сделана за последнее время». А что же ему сомневаться? Ему его не сдавать, да и он-то точно знал, что результат исследования предрешен ещё задолго до его завершения. Но возникает резонный вопрос: где те критерии, по которым можно было бы судить, что ЕГЭ лучше, чем традиционная форма экзаменов? Никто и ничто меня не убедило в том, что ЕГЭ более точная педагогическая диагностика, нежели устные или письменные экзамены. Возьмём,  к примеру, ЕГЭ по иностранному языку, где налицо явные противоречия между тем, чему обязан учить учитель на уроке и тем, что проверяется на экзамене. Преподаватель на уроках делает акцент на решении таких задач, как поставить произношение, сформировать умение общаться с носителями языка, а на ЕГЭ эти навыки не востребованы. Тестами по истории и другим гуманитарным дисциплинам позволяют выявить только уровень эрудиции, но не творческие способности выпускника. Говоря о ЕГЭ других предметов,  Евгений Бунимович, заслуженный учитель РФ, пишет: «Кто сказал, что по литературе и по математике итоговый экзамен должен быть в одной форме? У каждого предмета свои цели и своя модель, спрашивать детей нужно исходя из этой модели. Проблема с ЕГЭ по литературе — просто катастрофа. Не самое главное, чтобы ученик знал четырехстопный или пятистопный ямб, гораздо важнее, чтобы он понимал, а что там в этих стихах, почему поэт написал: «Я вас любил, любовь еще, быть может...». У нас теперь уже не русский с литературой, а только русский обязательный, Толстой с Пушкиным  — по выбору. Здесь уже проблема не только в конкретном знании пушкинского стихотворения, а в том, что делает Россию Россией. Русская литература —  база нашей нравственности, морали. Как, кстати говоря, и история. Особенность российской школы в том, что она всю жизнь стояла на литературе и на математике с кругом предметов. Давайте поймем, где наши традиции». Появилось сомнение: а не возникают ли в результате введения ЕГЭ негативные моменты, влияние которых перекрывает так называемые плюсы ЕГЭ?
 
      У учителей есть методическое правило: ученик учит так, как с него спрашивают. В разговоре со старшеклассниками приходится слышать вполне прагматичное: «А мне это не понадобится на экзамене». В основе ЕГЭ лежат тесты, что достаточно опасно. Опасно тем, что сознание подростка эластично и воспринимает, использует чаще те виды информации, которые в него вкладываются. Основными недостатками тестовой проверки  являются невозможность понять насколько глубоко усвоена изучаемая тема, каков уровень овладения выпускником основными научными понятиями и терминами, навыками логического мышления, насколько он способен выстраивать причинно-следственные связи и на основе этого делать выводы, умение конкретизировать какие-либо умозаключения, доказывать правильность своих выводов, владение грамотной речью, наконец. По тестам невозможно выявить сформированность личности выпускника, а можно выявить только лишь, какое количество информации ученик смог зазубрить, выучить за время, проведенное в школе. А ведь он по завершении учёбы в школе получает документ под названием «Аттестат зрелости»!

      Под натиском наступающего широким фронтом ЕГЭ уже очевидны проблемы: наши выпускники, разучившись говорить и рассуждать на заданную тему, получат более тренированную память, но менее развитое мышление. Откуда развиться мышлению, если ЕГЭ несовместим, например, с исследовательской работой. В особенности исследовательская работа стала бессмысленной в 11 классе на обязательных для ЕГЭ предметах. Коллега Андрей Евсеев на форуме высказывает, как и многие, тревогу: «А вот с устными формами ответа – у них проблемы – косноязычие… Не умеют говорить…». А вот ещё мнение одного участника форума: «Так с ЕГЭ тыкальщики вообще говорить разучатся. Ещё несколько лет тестов и говорить смогут только на иностранном, поскольку только там навык проверяется, а по остальным предметам уже давно, 9 лет у доски не отвечают…».  Эпоха словесного оскудения наступает, в чём учителя убеждаются постоянно. В разговорах о ЕГЭ сходимся во мнении по многим вопросам. Порой, кажется, что составители КИМов со школьной программой почти не знакомы. Существует и некорректность в подборе материалов при составлении КИМов. По мнению учителей истории школьной программы недостаточно, чтобы сдать ЕГЭ по обществознанию на «4» и «5» хотя бы потому, что в школьном курсе, если это общеобразовательный класс, не изучается право и экономика, и самые провальные задания ЕГЭ для выпускников непрофильных классов именно по этим разделам. Без дополнительной подготовки ученик вряд ли сдаст ЕГЭ, поскольку там есть термины и понятия из академического права и экономики. Учитель истории г. Дмитрова Иван Фёдоров отмечает: «Когда в кодификаторе этого (2009) года появилось понятие  «арбитражный процесс», который изучается на старших курсах юридических ВУЗов, и когда разработчики КИМов повышают планку, включая задания повышенной сложности, то какой результат на экзаменах можно ждать от детей? Разработчики КИМов абсолютно оторваны от школьной практики. …Много из того, что спрашивают КИМы, нет не только в учебнике Боголюбова, Лазебниковой, но и в курсах школьной экономии и права». Хочется спросить: насколько профессиональны те, кто выдаёт свой продукт для ЕГЭ – КИМы.

      Эта ситуация напоминают интермедию Райкина: когда на вопрос его героя «Кто костюм сшил?», встали стеной производители «шедевра» и ответили «мы». И в ситуации с ЕГЭ стена по имени «мы» чувствуется монолитная, а поименно и в глаза – тут никак. А так хотелось бы спросить, непременно глядя в глаза. Сдают ребята экзамены, словно, в никуда и никому. Виктор Садовничий прав, говоря в одном из своих интервью Российской газете № 33 от 3 сентября 2003 года, «…нам надо обязательно смотреть абитуриенту в глаза. В конце концов, тесты – это не наш менталитет». Помню свой вступительный экзамен в ВУЗ по истории. Преподаватель обратил внимание не только на знания, но и на умение убедительно говорить, что очень важно для нашей профессии. Вот такой профессиональный отбор глаза в глаза.

      В одной из телепередач с участием нынешнего министра образования ему был задан хороший вопрос: «А правда, что вы никогда не работали учителем?». На что г-н Фурсенко бодренько, словно был готов к этому вопросу, как он считал, вполне остроумненько ответил: «Чтобы быть гинекологом, не обязательно быть женщиной». Вот и ответ на многие вопросы по поводу оторванности разработчиков реформы от школьной жизни. Вероятно, министру просвещения гинекологическая тема ближе.

     Директор одной из московских школ А. Тубельский, участвуя в обсуждении ЕГЭ на страницах «Учительской газеты», напомнил, «в США, где система тестов очень развита, сейчас развернулось целое движение протии стандартизации личности. Ребёнок – личность, а не товар, который маркируют штрих-кодом». Виктор Садовничий однажды поделился: «Я у одного турецкого коллеги (университет Анкары) спросил: у вас тесты приняты, и как вы к этому относитесь? Он говорит: ужас, конечно, но у нас это политическая линия, нам диктуют…». Вероятно, и нам диктуют. В своём выступлении на слушаниях в Государственной думе академик В.И. Арнольд предупредил (газета «Известия» от 06.12.2002 года): «…уровень подготовки школьников опустится гораздо ниже обычного уровня реальных училищ царского времени, а кое в чем - даже ниже уровня церковноприходских училищ. Этот план производит общее впечатление плана подготовки рабов, обслуживающих сырьевой придаток господствующих хозяев: этих рабов учат разве что основам языка хозяев, чтобы они могли понимать приказы. Не случайно подготавливаемая реформа финансируется иностранцами, давно мечтавшими избавиться от конкуренции со стороны российской науки и техники. Насколько я сумел понять планы, они сводятся в основном к снижению нашего уровня образования в средней школе до американских стандартов». А уж об американских стандартах в образовании академик Арнольд знает не понаслышке: «Чтобы составить впечатление о последних, напомню только, что комитет по подготовке школьников штата Калифорния… принял несколько лет назад решение требовать при поступлении в университеты штата следующего стандарта знаний по математике: школьники должны уметь делить 111 на 3 без компьютера. Этот уровень требований оказался для американских школьников непосильным, и вашингтонские федеральные власти (по-моему, даже сенат) потребовали отменить эти "антиконституционные" и "расистские" стандарты».

     Возникает вопрос: за что же они так сами себя? Не враги же они себе? Академик Арнольд объяснил это просто: «Все это делается не по невежеству, а, как мне объяснили мои американские коллеги, сознательно, просто по экономическим причинам: приобретение населением культуры (например, склонности читать книги) плохо влияет на покупательную способность в их обществе потребителей, и вместо того, чтобы ежедневно покупать новые стиральные машины или автомобили, испорченные культурой граждане начинают интересоваться стихами или музыкой, картинами и теоремами и не приносят хозяевам общества ожидаемого дохода.Вот к этому-то состоянию общества наши реформаторы и стремятся привести Россию, традиции которой совершенно противоположны».

     Вот «откуда есть» и почему пришел ЕГЭ на землю Русскую. В. Хлебников (директор Центра тестирования) пояснял в печати: «…принципы шкалирования учебных достижений - это американская модель», будто это то лучшее, что есть в мире. Но есть и другая информация в СМИ. Например, о том, что в Испании вообще отказались от тестовой аттестации. Профессор МГУ Владимир Елистратов вспоминает: «Мне американский историк ЦРУ рассказывал, что у американцев был план перевести китайцев на фонетическое письмо. Иероглиф скрепляет огромное количество народа, именно иероглиф спас Китай. Если бы удался перевод на фонетическое письмо, сейчас было бы двадцать пять Китаев, потому что в Китае все говорят по-разному. У нас сейчас почва из-под ног выбита. Я не верю в заговор, просто мы, как всегда, пошли по пути, который другие уже давно проделали. Мы заимствовали западную егэшную схему, на Западе она давно себя исчерпала. Там хорошо понимают, что образование, прежде всего языковое, разрушено совершенно. Запад держат на плаву элитарные вузы, которые на пушечный выстрел не подпускают все эти глупости с тестированием». Хотя, что нам Европа? Совсем не указ. Вот хотим наступить на грабли и наступим, да не один раз.

      Возвращаюсь к контрольно-измерительным материалам. Понял, предположим, выпускник, что задания КИМов некорректны, подал он апелляцию, и его результат хуже, чем мог бы быть, не получил он проходного балла. Выяснится, что прав был абитуриент, апеллируя, но зачисление в ВУЗ уже прошло, время потеряно, никуда не поступил. Жертва принесена. Должны быть среди составляющих КИМы учителя-практики, способные не пропустить некорректность или неадаптированные тексты в части «С», скажем, по обществознанию.
          
      На форуме Юрий Викторович Куликов пишет: «Кроме всего прочего, ЕГЭ плох своей безысходностью». Вот об этой безысходности и безжалостности хочу сказать подробнее, ведь не случайно за последние два года увеличилось число тех, кто недоволен отменой вступительных экзаменов в ВУЗы и введением ЕГЭ, как сообщают социологи «Левада-Центра». «Отрицательно к введению ЕГЭ относится 43% респондентов (против 36% в 2007 году), положительно – 34% (40%), показал всероссийский опрос, проведённый 21-25 мая 2008 года. Депутат Государственной Думы О. Смолин приводит и другие более близкие нам по времени данные 2009 года: «…в Российской Федерации за обязательный ЕГЭ, по опросам общественного мнения, выступает 11% населения. Против обязательного ЕГЭ и за добровольный – 54%, в т.ч. среди людей с высшим образованием 70% считают возможным только добровольный ЕГЭ. Кто это слышит? Я задавал эти вопросы 8 мая министру просвещения. Он сказал что-то такое «не надо нагонять страсти».

      Реформаторы от образования, говоря о плюсах ЕГЭ, утверждали: единый экзамен – способ избавиться от двойного экзаменационного стресса ребят. Так ли это? Министерство образования на портале в поддержку ЕГЭ организовало опрос, в ходе которого был задан вопрос: «Сокращает ли Единый экзамен стрессовые перегрузки выпускников школ?» Приведу лишь одну категорию ответов, из которой всё ясно: «Нет, так как ошибки, допущенные в ходе ЕГЭ, приведут к непоправимым последствиям в судьбе учащегося» - 73,4% . Разве это не безжалостность? Не могу забыть полные ужаса глаза выпускницы, допустившей ошибку в написании собственной фамилии в бланке регистрации. Стресс был настолько велик, что девочка в самом начале экзамена впала в прострацию, вывести из которой её и возможности-то у организаторов не было. Как сложилась судьба выпускницы-абитуриентки дальше мне неизвестно. Но ужас в её глазах уже не избыть никогда. Напомню, речь идёт о технической стороне ЕГЭ, которая не должна быть основной на экзамене, а она оттягивает на себя много сил и внимания у ребят. Но эти глаза ребят не видит «прораб ЕГЭ» Виктор Болотов. Ещё 14 октября 2003 года на III Всероссийском совещании по подведению итогов «эксперимента» он утверждал: «Исследования показали, что при сравнении психологического состояния выпускников, сдававших ЕГЭ, и выпускников, сдававших экзамены в традиционной форме, не выявляется значимых различий по стрессу». Интересно, каким способом он это выявлял, если часть выпускников пилотных регионов сдавала ЕГЭ, а другая часть сдавала традиционные экзамены? Не случайно основатель газеты «Первое сентября» Симон Львович Соловейчик больше чем кто-либо другой в нашей стране противился приходу единых тестов и стандартов в российское образование! Его знаменитая статья «Дорогая цена мнимого порядка» просто взбесила тогдашнего министра образования.

      Но сегодня мы с вами видим «цену мнимого порядка» на страницах газет и на сайтах Интернета, которые пестрят сообщениями. 30/05/2010 г. «В Воронежской области школьник повесился накануне ЕГЭ 27.05.2010 г.»: «Самоубийство 18-летнего школьника по предварительной версии связано с переживаниями по поводу неудачной сдачи пробного экзамена перед ЕГЭ, сообщает Генпрокуратура РФ»; 02.06.2010 г. «Ещё один подросток покончил с собой из-за ЕГЭ»: «Московский школьник, не сдавший ЕГЭ, покончил жизнь самоубийством. Около полуночи 16-летний подросток выбросился из окна квартиры жилого дома». Как на это отреагировали те, кто проводит реформу? В РИА «Новости» была проведена пресс-конференция под названием «ЕГЭ не повод для спекуляций». Ответ в самом названии конференции. Заведующий кафедрой психологии личности факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова Александр Асмолов считает, что «проблема подростковых суицидов одна из тяжелейших в стране. По его данным, Россия занимает третье место в мире по числу самоубийств, за последние пять лет среди несовершеннолетних произошло более семнадцати тысяч суицидов. Более того, он сообщил, что весна традиционно период обострений, которые касаются в особенности детей. Он признал, что самое простое в данной ситуации — сделать ЕГЭ козлом отпущения за все грехи общества, но не надо говорить о плохой школе, когда мы живем в больном обществе». Так что ЕГЭ, вроде, как и ни при чём. Профессор МГУ Вл. Мединский, депутат ГД (а сегодня министр культуры) однажды посоветовал: «Чтобы понять состояние дел в государстве, надо прийти на кладбище». Руководитель центра правовой и психологической помощи в экстремальных ситуациях Михаил Виноградов 07.06.2010 г. выступая на пресс-конференции, предостерегает: «Я занимаюсь экстремальными ситуациями и не согласен, что связи с самоубийствами у подростков не существует. Экзамен – это пусковой механизм к самоубийству. Необходимо создавать такую атмосферу, чтобы она не вызывала бы волны самоубийств». Виноградов предупреждает, что готовность ребенка к суициду не всегда заметна по внешним признакам. «Сейчас напряженность, связанную с ЕГЭ можно снять на уровне семьи, хотя начинать надо с Министерства образования и школы»,- подытожил эксперт. Один из граждан на форуме пишет: «Я не нагнетаю, и мне не кажется. Количество сдававших растёт, вот и количество недовольных объективно оценивающих процесс как губительный тоже. Самоубийства, как я понял, никто не отслеживает. Только то, что прорвалось в СМИ недолго обсуждают, назначая с ходу в стрелочники классного руководителя или учителя, а не ЕГЭ».

      Если присмотреться внимательно к проведению эксперимента по введению ЕГЭ, то можно увидеть нарушение прав детей и их родителей. При любых исследованиях в области социометрии и социологии необходимо добровольное согласие человека на желание подвергнуть себя данному испытанию. Тем более, что в прошедшем эксперименте исследованиям были подвергнуты несовершеннолетние дети. А родителей, как законных представителей ребят, никто не спросил! А кто же тогда решал судьбу несовершеннолетних? Оказывается, что для участия региона в эксперименте по внедрению ЕГЭ достаточно было согласия губернатора, органа управления образованием и Совета ректоров.         

      В.Хлебников (директор Центра тестирования) в одном из своих выступлений в печати заявил: “Убежден: акция, в ходе которой одинаково оценивается уровень знаний, все учащиеся поставлены в равные условия, их ответы одинаково шкалируются, - это акция правильная. Какой ценой - вот об этом, пожалуй, только и можно дискутировать”. Иными словами, типизация и стандартизация людей, превращение нашего образования в “фабрику “субъектов рынка” - дело благое, вот только денег на это приходится много тратить».

      Действительно, а что с деньгами? Ещё г-н В.Филиппов в бытность свою министром образования отвечал на этот вопрос: «На ЕГЭ мы тратим 400 миллионов рублей в год, а месячный фонд заработной платы в образовании сегодня составляет 8 миллиардов рублей. Таким образом, это 1/20 часть, или двухдневная оплата труда учителей всей страны. На основе того, как дети сдали Единый экзамен, мы спросим с директоров: почему в вашей школе хуже сдали, чем в соседней?» Обратите внимание на последнюю фразу г-на Филиппова. К ней я ещё вернусь. Тогдашнему министру образования попробовал осторожно возразить Н.Аванесов: «Сегодня министерство вкладывает значительные средства в организацию ЕГЭ. Может быть, есть смысл больше вкладывать средств не в контроль, а в то, что непосредственно обеспечивает само качество: в подготовку учителей, их зарплату, материальную базу?». По поводу учительской зарплаты могу сказать следующее: вы нигде не найдёте в официальной печати или выступлениях наших политиков конкретной цифры, характеризующей точно во что оценивает государство работу обыкновенного учителя. Везде только нечто среднее и размытое. Обозначать учительскую зарплату, вероятно, неприлично и неудобно с высоких трибун. До 2010 года классный руководитель получал за работу со своим классом 1 тысячу рублей в месяц, но с нового года за классное руководство государство теперь платит 500 рублей, хотя ответственность, объём работы и требования к ней только возрастают.

      Но возвращаюсь к ЕГЭ, простите… На страницах печати не раз встречались строки вроде: «ЕГЭ не просто итоговая аттестация, выявляющая уровень знаний, умений и навыков экзаменующихся выпускников, а системообразующее явление, влияющее на все звенья образовательного процесса, показывающее полную, комплексную и системную картину происходящего в региональной образовательной сфере». Ещё какое системообразующее! И какое влияющее! С этим трудно не согласиться. Вернёмся к фразе г-на Филиппова «На основе того, как дети сдали Единый экзамен, мы спросим с директоров: почему в вашей школе хуже сдали, чем в соседней?». И спрашивают ведь! Недавно моя коллега, учитель с многолетним стажем, умница, кандидат наук, много лет доказывавшая хорошими результатами свою профессиональную состоятельность, с грустью рассказала о том, что теперь ей доверия со стороны администрации школы нет, поскольку были дети, не сдавшие ЕГЭ по её предмету. Ни для кого не секрет, что всегда найдутся дети, которых просто невозможно научить. Отдали их в 10-й класс родители, как в камеру хранения, и успокоились на два года. А что ЕГЭ? Сдадим как-нибудь… Убеждала коллега и родителей, и учащихся о необходимости дополнительных занятий как в школе, так и дома, но не услышали её. За полгода до ЕГЭ начинает ребенок из таких предметов как физика, химия, литература, информатика выбирать те, что кажутся ему полегче. И останавливается на обществознании, рассуждая: «А чего? Всё же попроще, чем какая-то химия. Чего-нибудь придумается». А не придумалось. Оказался виноват учитель. И это ей не забыли. 9-й класс, прекрасно ею подготовленный (что показал экзамен), отдают в руки другого учителя. В итоге ЕГЭ сломал в какой-то мере жизнь учителя и не только.

      Один из директоров школ в беседе с корреспондентом «Учительской газеты» рассказал: «Ребенок три проверочные репетиционные работы по математике написал на «2». Сразу же последовал звонок в школу — с учителя потребовали объяснительную. Виноватым оказался педагог...». На эту же тему высказался директор одной из московских школ А. Тубельский:
      «… как только меня будут оценивать по результатам ЕГЭ - а я знаю, что половина из моих ребят не вытянет ЕГЭ - они пропадут. Разве работа школы состоит в этих пятерках по разным предметам? А все остальное? И разве нет опасности, что с введением ЕГЭ школы перестанут детей учить? Они будут лишь натаскивать на сдачу тестов. Я это видел в других странах. Узбекистан первый ввел ЕГЭ. До этого лишь около 40 процентов семей при подготовке в вузы брали репетиторов, а сейчас - 96 процентов…» С ним соглашается Андрей Верглинский, директор школы №18 г. Москвы: 
      «Учителя категорически нельзя ставить в зависимость от сдачи ЕГЭ. ... помимо ЕГЭ должны существовать и другие итоговые формы оценки знаний детей,… Есть и такие, кто ЕГЭ сдать в принципе не в состоянии. Значит, для них нужно простраивать возможность специальных образовательных систем и итоговой оценки по окончании школы. У нас есть ребенок, с которого сняли диагноз ДЦП, но ему трудно написать даже облегченный вариант ЕГЭ. ЕГЭ не учитывает проблемы конкретных детей, конкретные педагогические ситуации, это плохо. Надо продумывать варианты, когда такие особенные дети смогут получать аттестат. С другой стороны, как директор школы, я счастлив, что появилась возможность — не нашими руками — ставить заслуженные двойки и не выдать аттестат откровенным лентяям, которые, как бы ни бился учитель, учиться категорически не желают».

      По мнению многих учителей ЕГЭ ломает также и логику школьной жизни в 10-м и особенно в 11-м классах. Не случайно на страницах «Учительской газеты» (№ 20 от 18.05.2010 г.) в статье «Учить или натаскивать?» учителя с тревогой признаются:
     «В 11-м классе, особенно во втором полугодии, у нас процентов на семьдесят начинается натаскивание, причем связано оно не только с тем, что ребенок должен сдать ЕГЭ. Дело в том, что учителя отвечают за качество успеваемости учащихся и есть коэффициенты, которые во многом определяют и статус учителя, и отчасти его зарплату. Поэтому себе дороже заниматься творчеством и программой в чистом виде. Удобнее и разумнее натаскивать, что, конечно, с нормальным изучением предмета ничего общего не имеет». Другой учитель вторит ему:
      «А можно ли говорить о творчестве, когда на ЕГЭ такие высокие ставки — будущее ребенка? Я бы в таком формате творчеством заниматься не стал. Я беру на себя ответственность за подготовку своих учеников к экзамену, меня не устраивает выхолащивание предмета, но это, так или иначе, происходит». Как приговор звучит «выхолащивание предмета»! Явно просматривается логическая цепь явлений: Министерство образования начнёт оценивать качество работы школ по итогам сдачи ЕГЭ (а иначе, зачем всё затевалось?), чиновники региональных органов управления образованием также по итогам ЕГЭ будут оценивать работу каждого учебного заведения, желая видеть высокие тестовые баллы, тут уж директорам школ ничего не останется, как требовать от учителей-предметников учить не иначе как по тестам. Нетрудно предположить, что натаскивание расцветёт повсеместно и пышно. А это ли нам надо? Мы же понимаем, что и учить дети будут только то, что могут спросить в тестах, а то, что за рамками теста – останется невостребованным детьми. Мы просто выпустим из школы малообразованных недоучек, выученных «чему-нибудь и как-нибудь». А там и высших учебных заведений сия проблема коснётся, ведь вся эта малообразованная масса направится к ним. А из ВУЗов снова к нам, в нашу жизнь. Вот такой круговорот недоучек в нашей природе общественной. Педагоги высказывают тревогу: школа призвана не только обучать, но и воспитывать, но и это тоже выхолащивает ЕГЭ, так как школьная жизнь становится однобокой и ориентированной исключительно на ЕГЭ. Эпиктет понимал ценность воспитания, когда писал: «Из всех творений самое прекрасное – получивший прекрасное воспитание человек».
         
      Виктор Садовничий сравнил экзамен с игрой “О, счастливчик”, которая приведет к тому, что у детей будет отсутствовать целостная картина мира, которую русская образовательная система как раз давала: «…абсолютизировав ЕГЭ и тесты, “мы отучим ребят думать, в результате чего быстро потеряем талантливую верхушку - и потом уже талантливых молодых людей не найдём». А ведь «культура и образование имеют свою логику: они переделывают людей», - предупреждал нас Юрий Лотман.

      И ещё одна грустная, немаловажная деталь проблемы под названием ЕГЭ. Нарушается один из важнейших принципов педагогики – педагога отстранили от результатов его труда, а это очень влияет на отношения учитель-ученик. Есть в этом во всём очевидный элемент недоверия учителю, что отрицательно скажется на обществе в целом непременно. По словам Садовничего, на одном из конкурсов “Учитель года” финалистов спросили об отношении к ЕГЭ. “И все, кроме одной новаторски настроенной учительницы, сказали, что они против этого явления. Потому что нельзя проводить крупные эксперименты, не просчитав возможных последствий и не обсудив с профессионалами. Нельзя учителя ставить вне игры!”

     Данные ЕГЭ нельзя считать объективными и ещё по одной причине: заранее неизвестно то количество баллов, которое будет проходным по тому или другому предмету. Вот, например, в нынешнем году из 75 тысяч выпускников, сдававших ЕГЭ по иностранному языку на 100 баллов сдали только 4 человека. Проходным баллом назначили 20. Вот такой разрыв. О. Н. Смолин – зам.председателя комитета по образованию Государственной Думы в одном из выступлений 1 сентября 2009 года сказал: «Слава Богу, ЕГЭ мог стать национальной трагедией, но не стал. Сейчас объясню почему. У меня на руках находится таблица, присланная из Рособнадзора из которой следует, если бы ЕГЭ оценивался нормально, а не фиктивно, т.е. «тройка начинается с 40 баллов, у нас было бы 40% двоек по математике, у нас было бы 40% двоек по истории, у нас было бы 9 % по русскому языку и 23% двоек по литературе. Нам говорили, что ЕГЭ – градусник. Но представьте себе градусник, который применяется так: сначала вам измерили температуру, а потом измерили среднюю по больнице, а потом сказали у вас нормальная температура или ненормальная. Думаю, что все больные, по крайней мере, половина, умерли бы от такого измерения температуры». Славный выход нашли устроители ЕГЭ: сначала сдать, а уж потом объявить, почём нынче проходные баллы. Вдруг окажется в ВУЗах слишком много желающих стать студентом, или наоборот, слишком много попадут в число безработных. Как-то надо отрегулировать этот процесс. Какая уж тут объективность?
          
      Теперь об антикоррупционной составляющей ЕГЭ. А нет её, миф, как и все остальные так называемые плюсы. Вот уж воистину «Бог знает, из нависшей тучи, какая вылетит беда». Владимир Елистратов, профессор МГУ во время «круглого стола», состоявшегося в конце апреля в Дискуссионном клубе «Учительской газеты» признался: «Говорят, что ЕГЭ вводили как средство борьбы с коррупцией. В этом году у меня поступает сын, я знаю ситуацию. Степень коррупции вокруг ЕГЭ в десятки раз превосходит традиционный уровень коррупции в вузах. Таким образом, я думаю, что, если два поколения будут жить в формате ЕГЭ, самый серьезный удар будет нанесен не по речи, а по глубинным ментальным структурам». Депутат ГД РФ Смолин О.Н. сообщает:
     «…если в Москве хороший ЕГЭ по оценкам людей, которые в этом участвовали, стоил 60 тысяч рублей, то, по сообщениям журналистов, в Дагестане за счёт массовости, можно было снизить всего до 10 тысяч за хороший ЕГЭ. Поэтому коррупция просто поменяла формы и место, больше ничего… Все московские родители, которые приходили ко мне, дружно говорили: подготовить ребенка к ЕГЭ дороже, чем подготовить к обычному экзамену». Читаю, как вести с фронта:
      «В Астрахани учитель бескорыстно помогал ученикам сдавать ЕГЭ по математике»; «Ростовские учителя сдавали ЕГЭ вместо школьников»; «Итоги первого студенческого года показали – ЕГЭ не лучшая форма оценки знаний»; « Рособнадзор обнаружил канал утечки вариантов ЕГЭ по математике»; «Любовь Глебова предлагает новые жесткие меры в отношении нарушителей ЕГЭ»; «Сергей Миронов снова жестко высказывается о Едином государственном экзамене и настаивает на его альтернативе». Вот такое ЕГЭ, как «зеркало современного образования», «не только инструмент оценки качества образования, это еще и мощный стимул к его развитию». Ещё какой стимул! Только к развитию чего?!

      Корреспондент Мария Строева в беседе с Депутатом ГД РФ О.Смолиным задала вопрос: « В Австралии, например, ни одно серьёзное решение фундаментального порядка не принимается без общественного мнения. Народ сказал «нет», но его никто не слушает. Мало того, что у нас нет общественного мнения, но даже, когда оно есть, его никто не слушает. Хоть кто-нибудь наказан за это?» Депутат ответил: «Отвечаю: никто не наказан».

      Проведение ЕГЭ в школах обозначили и такую проблему: за неделю до окончания учебного года начинаются выпускные экзамены в 11-х классах, и школы, выполняющие функцию ППЭ (пункта приёма экзаменов), вынуждены в корне перестраиваться: учителя, вместо того, чтобы спокойно и чётко закончить учебный год, задействуются как организаторы, эксперты и дежурные на ЕГЭ. А свою непосредственную работу вынуждены выполнять, приглашая своих учеников учиться во вторую смену. А к концу года дети уже уставшие, мы все знаем, как трудно им работать в последние дни учебного года. Понятно, что всё это затрудняет как качественное выполнение учебного плана, так и осуществление занятости детей в дни проведения экзаменов. Вывод напрашивается один: необходимо разграничить сроки окончания учебного года и начала итоговой аттестации.

      Непонятно, как должна оплачиваться дополнительная ощутимая нагрузка учителя, оказавшегося в роли организатора ЕГЭ, да и руководителей ППЭ? В общем, всё по Ушинскому: «Этот гибельный порядок можно выразить несколькими словами: канцелярия и экономия наверху, администрация в середине, учение под ногами, а воспитание за дверьми заведения. Пока не вывернем налицо этого кафтана, вывернутого наизнанку, до тех пор ничего путного не будет». 

      Михаил Москвин-Тарханов, депутат Московской городской Думы отмечает, «что заниматься унификацией образования, чтобы упростить работу власти, это не дело. Власть в России, стране причудливой и разнообразной, всегда пыталась ввести единое прокрустово ложе для граждан, заставить всех жить по уставу. Квантовый физик и «элитный» инженер должны идти в вузы по классической схеме в части профилирующих предметов (математика, физика, химия), так же как историк, политик и философ «высокого полета» (история, литература, обществознание)». («Учительская газета» № 47 от 24.11.2009 г.).

     Смолин О.Н. задаёт вопрос и отвечает на него:  «А теперь, куда ж нам плыть и где выход? Выход предельно простой. Поскольку у нас, действительно, есть некоторое количество сторонников ЕГЭ и есть огромное количество его противников, мы предложили давным-давно очень простой закон о добровольности Единого государственного экзамена». А сегодня пока ещё ЕГЭ страшен своей обязательностью, потому что он перестраивает всю систему образования. И перестройка эта вряд ли будет прогрессивной, как того ожидают её устроители.

      А так ли уж необходимо ломать, то, что считалось не самым плохим и давало хорошие результаты? Перефразируя слова Отто фон Бисмарка, сказавшего, что в битве при Садовой во время франко-прусской войны победил прусский народный учитель. Экстраполируя эту мысль на нашу историю, можно смело сказать, что войну 1941-1945 гг. выиграл советский десятиклассник, окончивший школу в 1937-1941 гг. Сломать легко, а вот создать столь же грандиозное, что у нас было… Может, поэтому в статье А. и Д. Таевских «Ахиллесова пята» Единого ГЭ», напечатанной в журнале «Народное образование», был задан вопрос: «Или, кому-то очень надо, чтобы в России был именно такой национальный экзамен?». В унисон им Никита Михалков в одном из своих выступлений, предупреждал: «Какой будет Россия, такой будет мир и, к сожалению, это понимают лучше, чем мы, те, кто нас не любит. Россию пытаются изменить. Изменить её нельзя, а изуродовать и погубить можно, чтоб не дать нам сосредоточиться на себе самих».

      Остановиться и сосредочиться очень важно, чтобы проанализировать и понять, что же нам делать. Вечный вопрос для России. Приходит спасительная мысль о том, что образование это явление для всех, оно принадлежит обществу в целом, а значит его содержание, структуру и формы итоговой аттестации тоже должно определять всё общество, а не группа пусть и учёных людей. Нельзя, чтобы состояние образования стало результатом работы единиц.

      А пока хочется сказать по-гоголевски: «А не хотите ли понюхать некоторого словца по имени «нет»?