Анисим

Деревенский кузнец Иван Мартемьянович, был батей. Так его звал муж младшей дочки
Раиски - батя. Наверное потому, что родного отца у него уже не было, так как умер он
совсем молодым, от туберкулеза, в далеком нарымском крае в 1947 году. Нет, он не
воевал, он был глухонемым от рождения. И жена его, ВераПална, тоже была абсолютно
глухой, но оттого, что глухота её была приобретенной после болезни в возрасте то ли трех,
то ли пяти лет, говорила она вполне понятно.
 
Анисим Евстропович, обычный столяр, познакомился с женой своей будущей на почве
общего недостатка. Как там у них дело было, никто уже не узнает, но в результате их
совместных усилий явился на свет сынок Бориска.
Жили они в разных деревнях и разными семьями, потому как не пристало зажиточным
кержакам вроде Шайдурова Евстропия со всякой нищетой родниться.
 
"...опять же и вера у них чужая, не чистая...что за любовь такая...перемелется, мука будет"
- думал глава семейства поглядывая из под густых бровей на сына своего увечного.

Может и жалко было младшенького, да Бог не простит своеволия, потому как против отца,
против семьи пошел, с мирской девкой спутался, да ещё и дитё сладили.

- и ладно бы с кем из местных, а то нашёл себе немтырку ссыльную, - ворчал Евстроп.

Кержаки они и есть кержаки, к людям не своей веры относились с опаской. Проживали
своим укладом, в своем краю или поселении. В дом без нужды не приглашали, за руку не
здоровались, а коли случалось - отмаливали потом, дескать грех это, как будто к заразе
какой прикасались. Даже посудой мирской обзаводились на тот случай если приходилось
кормить кого то, или водички испить кто просил,  "погана" посуда у них была именно для
них, для пришлых людей. А уж ссыльных Евстроп Лукич особенно не любил. Еще отец
ему строго на строго наказывал - в их сторону даже и не смотреть,
а тут породнится - шутка ли!?

Совсем выгнать хотел Анисима, да мать в колени упала, вымолила сынка.
Но в наказание, всё же отселил Евстроп сына в подклеть, в кладовку определил.
Она рубленая, с печуркой глинобитной, а и замерзнет, - невелика беда.
Осерчал шибко, но посуду, одёжу какую нито выделил, да наказал - живи, мол, работай,
да молись, а в дом - ни шагу.
Так и жил Анисим почти семь лет в кладовке, зато и с Верой виделся. Не часто правда,
но сбегали утайкой раз, а то и два в месяц, встречались значит...

Бориска, когда подрос малость, навещал своих родственников. Отец привозил его летом и
жил он у папеньки своего в сенцах, по две-три недели в году. Но только и запонил, что запах
дерева, да большого деда с густой, седой бородищей, которого боялся и даже прятался.
Глухонемой отец звал его, но звуки "брр-рр, брр-рр", мало напоминали имя Боря...
Анисим научился произносить только "Врр" и "Брр" - Вера и Боря, и то с большим трудом.

Зима с 1946 на 47 вообще была лютая, а на севере Томской области и того пуще. Работать
надо, семье помогать надо, сын ведь там, жена любимая...начали понемногу деньги
на своё жильё собирать, да старались Евстропу на глаза не попадать, не злить. не дай Бог
выгонит Анисима, отберёт инструмент, лишит места и работы - все по миру пойдут, там
не до своего угла будет, там бы выжить. Сколько их таких в холодном Нарыме сгинуло - не
счесть. Хочешь жить - работай, вот Анисим и работал, да так работал, что остудился,
захворал, закашлял и слёг. Мать тайком поила его какими-то отварами, настоями...
Братья старшие Карп и Лука пытались как то помочь, но Евстроп зыркнул глазищами и
пресёк на корню, - нечего, мол, - "Бог всё видит, коль наказал - знать поделом, и пущщай
лежит...и  будь, что будет".
 
Кто из них сердобольнее оказался - сейчас не узнаешь, но только сказали Вере, что лежит
её любимый один-одинёшинек, да так плохо ему, что уже и вставать перестал...   
Оделась потеплее, плюнула на все осторожности и запреты, пошла в соседнюю деревню к
кержакам Шайдуровым. С утра вышла, по темну ещё.
Вернулась домой вечером, в голос ревела, но слезами не поможешь. С матерью, с Еленой
Матвеевной советовалась, да с сестрой старшей. Она хоть и сродная, да ближе и роднее у
Веры не было. Славку с Бориской в то время никто не спрашивал, малы ещё совет держать.
Порешили бабы так : - коли там не нужен, пусть хоть последние дни с любимыми поживет.
А может и на чудо надеялись, кто знает.

На следующий день впряглась ВераПална в санки большие, деревянные, с которыми по
воду на речку ходили, и на следующий день, к обеду, привезла Анисима в свою избенку с
земляным полом. И так-то было не развернуться, пятерым на двадцати метрах, а тут
больного, да ещё и лежачего привезли.
Отгородили тряпками угол, выхаживали как могли. Травами отпаивали, лекарства из
Томска-города привезли, даже собачатину варили, кормили силком, да всё зря.
В июле месяце прибрался Анисим Евстропович, царствия ему небесного, от чахотки.
Бориске сыну только-только семь лет исполнилось.
Сам помнит слабо, но что-то мать, что то бабушка-Матвеевна рассказывали.

Схоронили Анисима на обычном, на мирском кладбище. Никто из родни кержацкой ни на
похоронах, ни на поминках не был.
Говорят мать его, потом уж, когда Евстроп Лукич преставился, часто приходила на могилку,
прощенья просить...
А Матвеевна-бабушка собрала весь свой выводок и числом в пять душ, в 1953 году
уехали в город Омск, а через год на родину, на Алтай перебрались.