Цари и атаманы - историческая необходимость

               
               
                КАЗАЧЬЕ ВОССТАНИЕ

На  вопрос, что это было,  ответ может быть только один - это было вооруженное казачье восстание, первое и единственное на Дону, против московской администрации, восстание вассала против суверена, колонии против метрополии, окраины против центра и т.д. Перечисление этих и подобных диалектических пар размывает четкость формулировки, но представляется мне необходимым, так как в этом восстании определенно присутствуют элементы указанных и не названных непримиримых или, по крайней мере, враждующих противоположностей. В мою задачу не входило досканально разобраться в этой проблеме: безусловным и самым важным в ней является одно – война между казаками и правительственными войсками
 Здесь называются только объекты восстания, но отнюдь не все, так как оно носило еще и яркие черты войны внутренней, межказачьей, и в этом смысле гражданской в узком локальном смысле.. Ведь против восставших действовали не только правительственные войска, вместе с ними подавить бунт пытались (и не безуспешно!) соединения тоже казаков, но не согласных с восставшими и поддерживающих московитов.  Если относительно состава и структуры государственных войск вопросов не возникает (все мобилизованные и призванные по законам государства), то с казачеством вопросов более, чем достаточно: был ли однородным состав противоборствующих сил  в начавшейся гражданской войне, и если нет, то по каким признакам и условиям делилось казачество, каково количественное соотношение разных групп и объединений среди восставших и воевавших против них и т.д.
Среди восставших казаков, конечно, присутствовали и другие слои донского населения и сочувствовавшие им представители соседних народов и социальных групп. Это прежде всего так называемее «новопришлые», то есть сравнительно недавно появившиеся на Дону беглецы из метрополии: крестьяне и разного рода посадские люди. Они еще не стали казаками, но мечтали об этом, и возвращение в метрополию было для них «смерти подобно».Разумеется, это был самый многочисленный и активный контингент приставших к восстанию людей. Об их количестве судить трудно, но надо иметь ввиду. что у коренных казаков было свое представление о том, сколько лет надо прожить «новопришлому» на Дону, чтобы считаться казаком. Оно выражено в старинной казачьей формуле «с  Дона выдачи нет» и содержит признание и утверждение, что всякий появившийся на Дону для постоянного проживания на нем является законным гражданином Дона. То есть казаком!? И да, и нет. Казачество считало, что  в глазах  московских властей он должен был принадлежать к числу казакоов. И его участие в казачьих делах не требует разделения на пришлых и старожилов, ведь почти все они пришлые и были когда-то новопришлыми. Но у московской власти мнение было другим.  Она к числу новопришлых, подлежащих возвращению в Московию, относило всех, проживших на Дону 8 и менее лет: «И которые казаки у них на Дону жили лет по 8-ми  и тех высылают в Русь, бив батогами» (Б.В., док.11 – выписка из дел Посольского приказа, стр. 122).Это состояние дел, примерно, на 1703 г. Это вызывало возмущение у казаков, считавших такой счет незаконным и потому не обязательным для исполнения, потому что  тогда среди казаков было нормой считать проживших на Дону 8 лет безусловными  казаками.
Так что для  того, чтобы отнести восстание к казачьему бессмысленно искать подтверждения в  безнадежных теперь уже количественных расчетах. Для этого достаточно решений казачьего круга в Черкасске, которые происходили в ходе всего восстания и которые никогда не квалифицировали его как какое-нибудь крестьянское, бурлацкое или запорожское, несмотря на то что все представители этих сословий в  восстании присутствовали. И, конечно же, не более как незначительная вспомогательная сила.
Что касается разделения казачества в ходе восстания на  враждующие и даже воюющие друг с другом части, то и в этом вопросе окончательной ясности получить не удается и, уверен, никогда не удастся. Факт остается фактом – разделение было, оно носило масштабный характер, поскольку успех сопутствовал то одной, то другой стороне. Можно лишь предположить, что на разных этапах восстания количественное соотношение тех, кто «за» и тех, кто «против», менялось. С включением в ход восстания правительственных войск соотношение сил окончательно изменилось в пользу репрессивных соединений.
О социальной структуре казачества в восставшей и противоборствующей частях можно судить лишь, ориентируясь на общие соображения, как это делали предшествующие исследователи: восстала беднота, сопротивлялась старшина. В какой-то мере это, вероятно, действительно было так, но только именно «в какой-то мере». Ведь и  восставших казаков организовывали и возглавляли атаманы преимущественно из старшин. В этой проблеме надо учитывать не только и не столько материальный и социальный статус восставших и их противников, но главным образом и мотивы идеологические, нравственные, религиозные и даже традиционно семейные. И в анализе этой стороны проблемы очень важными являются «прелесные письма» восставших и вообще вся письменная документация тех событий.
Выше  уже были приведены все аргументы того, что идеологическим знаменем восстания была борьба за старую веру против никонианских религиозных новшеств, активно и с беспощадной жестокостью насаждавшихся московской властью. И в этом смысле война, ведомая восставшими была религиозной и идеологической: между никонианами и староверами, между   новым инородным и исконно  русским,  между западничеством и славянофильством. Религиозное  противостояние Дона и Москвы было унаследовано еще с 70 -80-х годов, когда по указке из Москвы с безапиляционным упорством промосковская часть казачества искореняла на Дону все проявления старой веры. Полностью задушить ее тогда не удалось, и в подавляющей части казачества остались и отцовское верование, и ненависть к ее душителям. И теперь вожди и организаторы восстания воспользовались  этим народным настроем, чтобы поднять массы на активное военное сопротивление царской власти.
К этому глобальному настрою, объединявшему почти все слои населения, примешивались и другие составляющие негативного отношения казачества к царю. Среди них в первую очередь – поругание Москвой старых донских обычаев и вольностей (невыдача беглых, свобода освоения новых земель, захват Москвой Азова и образование губернаторства, насильственные переселения казаков, запрет свободной рыбной ловли и самостоятельных «разборок» с соседями и др.),  далее – столичные безобразия в нравственном плане и, наконец, возмущения от насильственного включения казаков в московские воинские части для ведение чуждых и ненужных казакам войн. В общем, антимосковский негатив вырос в мощный клубок ненависти, спаянный самым  всеобщим и святым – поруганной старой верой.Но эта ненависть была все же не настолько всеобъемлющей, чтобы казачество вовсе утеряло представление о своих корнях и лишилось святого уважения к ним. 
             Речь идет о восприятии казаками Московской Руси как изначальной. главной своей Отчизне, которую можно все таки приструнить за неподобающее поведение, но никак не предать и бросить. Эта позиция была сохранена подавляющим числом восставших, и лишь  незначительная их часть «отважилась»  на крайнюю меру – предательство Родины и потом даже непрерывные войны против нее и своих бывших соотечественников (так называемые некрасовцы и иже с ними). Впрочем сам основной вождь восстания, Булавин, был готов совершить и это злодеяние, и совершил бы его несомненно, если бы не обстоятельства, покончившие с ним и сделавшие из него не предателя Родины, а народного героя – «убили злодеи радетеля за народное счастье»!  И первыми, подавшими знак всем, стали некрасовцы, готовившиеся к бегству в Турцию, которые пишут письмо в Черкасск со словами порицания казаков за убийство Булавина. От этого потом в русской и донской истории потекли за рубеж и воевали против Родины такие борцы за идеологию  как  казаки, примкнувшие к атаману Краснову  в Гражданскую и Отечественную войны, и власовцы – в Отечественную.               
               
                НЕИЗБЕЖНОЕ И СЛУЧАЙНОЕ

Географическое положение, специфика исторического развития и ментальность  русского народа  предопределили и специфические особенности его государственного становления в рассматриваемый период перехода от царства к империи. О том, как и с чем Россия пришла к этому периодуЛ.А.Тихомиров сказал так (цитирую в современном правописании):
«Россия, стертая с лица  земли татарами, восстала в необычайной силе, почти чудесной, и не знавшей себе равной. Основами этого величия, основами спасения России, оказались православная вера и единоличная власть царя. Эти две силы Россия свято чтила, как свой палладиум, как источник своего бытия, как основу своего долга и даже какой-то своей мировой миссии. Россия тех времен, подводя свои итоги, сознала себя третьим Римом, наследницей миссии Рима и Византии…» (Тихомиров,1992, стр.282).
Смысл этой двуединой силы стоял в том, что она не была выборной, не была ответственной перед народной волей,  а проистекала от  воли Божьей, признаваемой и принимаемой над собой народом. Если народ исповедует православие, то он верит и понимает, что все устроение мира проистекает от Бога. И если земная власть получила благословение от Православной церкви на царство, то народ принимает и безусловно подчиняется этой власти. И  это создает несокрушимое единство народа и власти над ним. То есть ту самую силу, которая так чудесно возродила Россию после татаро-монгольского ига.
А в чем же смысл той миссии, которую приписал себе русский народ? Похоже, что народ и сам не был в состоянии четко ответить на этот сакраментальный вопрос. Обратимся к Л.А.Тихомирову:
«В чем же эта миссия, в чем смысл существования страны, избравшей себе руководительство Божие за высшый закон, чудесно возвышенной из праха на необычайную, неожиданную высоту?» -Задает сам себе вопрос автор и отвечает: «В России было очевидно поразительное противоречие: она глубоко верила в свои основы, имея явное доказательство их спасительной силы. Она считала себя выше всех народов, третьим Римом, после которого уже не будет четвертого. И однако малейшее наблюдение показывало русскому человеку полное несоответствие его наличной культурной силы с этим идеальным величием…Русские были крайне отсталы, но они не были неспособными, а готовность к самокритике и самоосуждению составляет даже черту Русского характера. И вот у нас является стремление к просвещению» (там же, стр.283 – 284).
 Добавлю, и не только к просвещению. Народное и верховное самосознание отдает также себе отчет в необходимости усовешенствования всей государственной системы  И эти стимулы, стремления и осознания претворяются в действие. И весь XVII век после Смутного времени свидетельствует об этом. При царе Михаиле Федоровиче Романове начинается устроение Московской Руси
Прежде всего надо было позаботиться о мире. Для этого уже в первые годы царствования заключаются мирные договоры сначала со Швецией, потом с Польшей, мир с которой был прерван военными событиями 1632 -1634 гг. Но главные усилия – на восстановление и развитие  пришедшего в упадок хозяйства и укрепление централизации власти: наведение порядка в воеводствах, выборность старост. Для этого  потребовалось также широкое внедрение в практику приглашений в Россию на службу иностранцев и не только в военной сфере, но и в гражданской: железоделательный завод в Туле, специалисты в других сферах, организация немецкой слободы  «Кукуй» в Москве, приглашение крупного ученого Адама Олеария. Начинает издаваться первая русская газета «Вестовые письма».
Но просвещение путем простого копирования при недостатках предшествующего развития неизбежно приводит к  отрицательным результатам. Они могут и несут разный характер от простого искажения копируемого до (при его чрезмерности) неприятия и отторжения народом. Точно так же дело обстоит и с попытками реорганизовать государственные структуры. Страна далека от покоя, она «вздрючена» переменами и народными волнениями, так как почти все происходит через «пень-колоду». Все эти факторы особенно наглядно проявились уже при царствовании Алексея Михайловича.
При этом «тишайшем» властителе была проведена уйма реорганизаций государственных структур и порядков. Одно  его «Уложение» 1648-49 гг. с последующей серией дополнений составило фундаментальный свод или кодекс законодательных норм, существенно изменивших старые порядки в стране, вследствие которых основной опорой государственной власти стали средние классы – дворяне и посадские люди разных уровней и принадлежности. А основной экономической силой государства – закабаленное крестьянство. И эти преобразования  не только улучшали  государственную структуру, но порождали в народе и неудовольствия, и  сопротивление.
Была проведена Воинская реформа по подобию западных стран (помимо стрельцов и дворянской конницы – специализированные полки: солдатские, драгунские, рейтарские, гусарский), Монетная реформа, создано множество новых приказов (министерств), введены новые и повышены некоторые старые пошлины, запрещены переходы крестьян и посадских людей на новые места и т.д.
Первым создателем русского флота следует считать Алексея Михайловича, так как именно при нем и по его инициативе началось строительство крупных судов на Волге для торговли с прикаспийскими странами. И им же в 1667г. был построен первый российский многопалубный парусник под названием «Орел», который, однако, в 1669 г. был сожжен бандой Разина.
В 1671 г. состоялось посещение  царской семьей театрального представления. В Москве при нем  уже  функционировал балет, и исполнялась итальянская светская музыка.
Но наиболее значимыми,  исторически исключительными и для России судьбоносными стали следующие события, произошедшие при Алексее Михайловиче и, разумеется, не без его участия и влияния.. Это объединение  в 1654 г. России и Украины, просуществовавшее  более   300 лет и  так преступно прерванное  в 1991 г новой российской смутой. При нем же и  его отце Михаиле Федоровиче произошло и окончательное закрепление и присоединение к России Нижнего Урала (Яицкие казаки), Сибири и Дальнего Востока с образованием городов: Красноярск – 1628, Якутск – 1632, Олекминск – 1635, Нижне-Колымск – 1644, Охотск – 1647, Симбирск – 1648, Чита – 1653, Нерчинск – 1658, Иркутск – 1661, Селенгинск – 1666 и др.
Таким образом,  за  деяниями этих двух русских царей должно признать самую выдающуюся роль в формировании нашего Отечества – никто более из царствующих на Руси  особ не достигал таких выдающихся успехов, а Россия  не возвышалась на большую высоту и величие, так как из сравнительно небольшого государства под названием Московская Русь Родина наша  приобрела очертания, почти соответствующие нынешним, если даже не большие – Украины-то уже нет!
Но эти почти фантастические результаты  государственного роста уже в царствование Алексея Михайловича (апогей  успехов!) начинают сначала сопровождаться, а потом и замещаться кризисными явлениями. В самодержавии явно обнаруживаются подтачивающие его противоречия.
Вот далеко не полный список событий, омрачивших правление «Тишайшего»:
1648 – Соляной бунт;
1650 – восстание в Новгороде, закончившееся, однако, без кровопролития;
1654 – начало церковного раскола;
1654-1667  - война с Польшей:
1660-1661 – крупные поражения русской армии в войне с Польшей;
1662 – Медный бунт;
1667 – закрепление раскола решениями Церковного Собора
1667-1671 – Разинщина;
1668-1676 – подавление бунта соловецких монахов-староверов.
Самым исторически значимым событием, по моему мнению, явился церковный раскол, в ходе которого в 1667 г. на Соборе был утвержден приоритет светской (то есть царской) власти над духовной (церковной). Это был важнейший документ, юридически обеспечивающий непререкаемое главенство в государстве одного лица – царя. Религия, ее духовность и ее моральные нормы  утрачивали свое верховное значение, формирующее душу и нравственность народа и власти. Это  для царя открывало путь к  абсолютной власти, пользуясь которой он мог уже творить не только то, что заповедано Богом (и могло быть проконтролировано патриархом!), но все, что он захочет сам. По-существу, с этого момента в России началось осуществляться строительство империи во главе с императором – обладателем абсолютной власти. Достигнув своего апогея в царствование Алексея Михайловича, Российская государственность в этой же точке порождает и зерно своей погибели – отказ от приоритета духовности в государстве.
 Всякая  живая действующая система стремится к совершенству и могуществу для создания и обеспечения гарантии своего существования. Для этого ей необходимо располагать достаточным источником энергии, физическим и духовным ресурсом для построения элементов системы управления и функционирования и соответствующим жизненным пространством. В приложении к государству как системе эти элементы системы  соответствуют: энергия -  материальным ресурсам в виде природных объектов (земли, реки, леса, ископаемые и т.д.), физический и духовный  ресурс – жизнедеятельные и талантливые люди, пространство – достаточная территория.
В XVII веке Россия вступила в такую фазу своего развития, когда все эти факторы и элементы с объективной и неизбежной необходимостью направляли ее дальнейшее существование в сторону формирования великого и мощного государства имперского типа. В этом и состоял объективный исторический ход развития нашего Отечества. Полагаю, что все остальное в виде конкретных природных явлений, частных проявлений социальных коллизий,  личных особенностей и поступков отдельных личностей, в том числе ставших историческими, все это может быть случайным, хаотическим и порой даже противоречащим историческому ходу событий, повернуть вспять или принципиально изменить который все эти частные и случайные факторы  уже не могут.
Явление казачества в российской истории относится к категории не случайных, а закономерных факторов ее развития. В качестве существенной социальной силы оно формируется (в основной своей массе) именно в период подготовки государства к его превращению из числа заштатных  княжеств сначала в самодержавное царство, а затем из последнего в великую империю. И на разных стадиях этого сложного процесса казачеству отводится историей весьма разная роль от разведчика окружающих территорий, через активного колонизатора этих территорий до пограничного буфера – от полностью свободного элемента до части государственной машины. И при этом внутренняя структура, идеология и самооценка. казачества меняется в ходе исторического процесса, несколько похожего для них на притчу о блудном сыне: вышли из системы, покуралесили и вернулись, правда, не самостоятельно, как сын, а отеческой силой.
Естественная и непременная противоречивость формирования государства и его  структурообразующих элементов обязательно приводит к непрерывному процессу появления в народе людей сильных, волевых и самодостаточных, не попавших однако по месту своего ирождения в число относительно благополучных и привилегированных структур, в элиту, то есть принадлежащих к низшим классам общества. Одним из самых простых и массовых способов устранения этой, по мнению таких индивидуумов,  несправедливости являлся выход из унижающей их достоинство и самооценку среды путем бегства в иные места, где они находили достойное для себя существование. Этим самым привлекательным местом «вожделенного рая» в XV! – XVII веках было Дикое Поле, находящееся за южными пределами Руси – в Донщине. Там люди жили по своим, установленными ими самими законам: в полной свободе и равенстве. И в руководители  себе сами же выбирали тех, кто был способен и кто им нравился, причем – на короткое время, чтобы не зазнавался и чтобы был послушным избравшему его коллективу. Другая часть таких вольнолюбивых беглецов, объединившись в воинские соединения, отправлялась еще далее – на восток в дикие и малонаселенные места Сибири.
Так метрополия, то есть центр формирующегося государства стихийно и автоматически создавал и преобразовывал   свою специфическую периферию. И как всякое явление, этот процесс был противоречив: с одной стороны, он вызывал недовольство представителей эксплуатирующего класса метрополии, лишающегося рабочей силы, с другой, он  был полезен и самому теряющему рабсилу классу, и метрополии в целом, так как обеспечивал государству возможность его более эффективной защиты от внешних врагов и перспективу собственной внешней экспансии. И на первых порах этого исторического процесса превалировал, несомненно, положительный фактор такого взаимодействия центра и окраины. Недаром же, несмотря на недовольство господствующих классов (боярство и дворянство) и внешних врагов, царская власть неизменно поощряла свою демократическую и независимую от нее казачью периферию. Между  центром и окраиной на длительное время установились почти гармоничные отношения. Центр мирился с недостатками от потери своих выдающихся (он даже и не подозревал о том, что это действительно незаурядные его члены) соотечественников, не совал свой нос в их жизнь в их далекой окраине и благосклонно принимал от них новые земли и разборки с агрессивными соседями.  А окраина тем временем жила трудной военной, но совершенно свободной, даже вольной жизнью и не без удовольствия  принимала  царские подачки, лишь в своем  далеком воображении признавая ни к чему не обязывающее главенство и начальствование центра. Это был странный, но очень эффективный симбиоз  центра и окраины, когда они были по существу юридически полностью независимы, но этнически и культурологически прочно  связаны. Это был совсем уж социологически  немыслимый  симбиоз автократии и демократии. И, тем не менее, симбиоз этот был кровным и неразрывным.
Но все-таки главная сила и главные механизмы, определяющие  и  движущие развитие государства,  находились в центре, а не на окраине, и от того, каков он, этот центр, зависило  будущее и государства, и окраины,  конечно, с ее помощью и сопротивлением.
Ситуация требовала совершенствования государства, и мы видели, что этот  процесс протекал крайне противоречиво: наряду с несомненным общественным прогрессом все более нарастали и внутренние несообразности от неумелой реализации принципа автократии в форме самодержавия. В ней случайный фактор, связанный с индивидуальными  свойствами личности, осуществляющей этот принцип, то есть  царской личности, становится столь значительным, что может даже превзойти объективный фактор необходимости тех или иных преобразований. Так личность Петра, совершенно ненормальная,  даже дефективная и патологическая, сыграла  трагическую роль в российской истории на самой ответственной стадии превращения самодержавного царства в империю. Еще раз сошлюсь на уничижительную характеристику Л.Н.Толстым этого несчастья русской истории:
  «С Петра I начинаются особенно близкие и понятные ужасы русской истории. Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живыми в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует».
                Начавшись при первых Романовых так гармонично и с минимумом  личностных негативных явлений, эта стадия уже при Алексее Михайловиче стала испытывать серьезные помехи в своем развитии.  При Петре эти помехи  обрели гипертрофированный и чуть ли ни системный характер, что, конечно, вылилось не в остановку империализации государства, а в крайне болезненные и уродливые формы ее сопроводившие. Это и искоренение огромных масс русского народа, и исковерканные формы его менталитета, и кретинизм копирования западных внешних признаков цивилизованности, и почти полный духовный отрыв  дворянства от народа, и расправа с православной церковностью,  и многое другое. Но главное мне видится в таком отстранении церкви от государства, которое в конце концов по существу подорвало основы религиозности сначала у монарха, а затем и у всего народа. С расколом и официальным признанием главенства в государстве светской власти, то есть с момента фактического ее превращения из монархически самодержавной в абсолютную начался и распад  духовных основ самого государства. То великое единство православия и самодержавия, которое  обусловило становление российской государственности, перестало существовать. И начался долгий и мучительный процесс сначала внутреннего  духовного вырождения, а затем и внешнего физического. А в нашем контексте это проявилось в   первом и единственном восстании донского казачества против метрополии – не хватило у царя ума и гибкости ввести казачество в государственные структуры мягко и безболезненно, что было неизбежной исторической необходимостью. Да и не было уже такой духовной основы: власть подобна антихристовой, казачество  –  в старой христианской вере. 
  Но в неуклонном ходе исторического процесса по развитию и совершенствованию государственной машины не могло далее казачество оставаться вне государственных структур метрополии и жить при своей демократической форме внутренного устройства. Оно непременно должно было быть встроенным в единую государственную систему царства-империи: «…деяния казаков от появления их на берегах Дона…до конца первого десятилетия XVIII века заключают… собственную историю Донского войска. С этого же времени донцы начинают постоянно ратовать в составе российских войск, и собственная история их кончилась» (выделено мной –Ю.М.; Сухоруков, 2005, кн. III, стр.77,.).
 В этом последнем процессе главным фактором противоречия между центром и окраиной стал социальный фактор – несоединимость абсолютизма имперской власти с автономией и демократией Всевеликого Войска Донского. Именно потому  был так бессмысленно и беспричинно казнен последний свободно выбранный казачий атаман, что олицетворял он в глазах царя ненавистное и неприемлемое своеволие  народа, абсолютно недопустимое при абсолютной власти царя – императора.
Но так ли уж недопустимо сосуществование абсолютизма автократии и демократизма народа?. Мое глубокое убеждение -  вполне допустимы!  Но при известных и существенных ограничениях. Соотношения этих двух форм социального устройства должны подчиняться вертикальной иерархии: верховная власть – автократична, самая  низкая – относительно демократична. Что, собственно, и было явлено впоследствие  в структуре Всевеликого Войска Донского и в устройстве российского Земства. Для государств такого  типа как Россия, то есть обширных территориально, многонациональных и многоконфессиальных, с пестрым этническим и историко-географическим разнообразием, словом, крайне больших и сложных структурно и содержательно такая форма усторойства является наиболее предпочтительной.  Но при одном условии:  возвращение православия в качестве определяющей и руководящей духовной ценности  на свое место – в духовный мир народа-устроителя государства и его монарха.
Несоблюдение этого генерального условия и стало причиной падения и Войска Донского, и российского Земства,  и самой Российской Империи.  Как, впрочем, и всех остальных монархических и социалистических империй. Станет причиной падения и империй иного толка – так называемой экономической глоболизации,  или «масонской закулисы», или еще какого-нибудь  иного  «демократического» изыска.
Всемирный кризис веры, сдача своих позиций всеми мировыми религиями (беснующиеся исламисты – еще более уродливая форма деградации веры, чем просто неверие) и торжество атеизма, триумфально шествующего по планете в обнимку с так называемой демократией, вовсе не внушают оптимизма в перспективах человечества. Более того – прямо порождают ассоциации с Апокалипсисом. И то, и другое (атеизм и псевдодемократия)– весьма недоброкачественные ценности, и даже более того – вовсе никакие они не ценности, а  самые элементарные пороки, приверженность к которым обязательно приводит к беде. Потому что они не содержат установок, уберегающих нас от зла. И потому что в них вообще нет таких понятий как  добро и зло. Разумеется, это мое мнение, и оно относится к системам, а не отдельным личностям.
Говорят: религии существуют тысячелетия, но совсем не уберегли народы от бедствий, следовательно они  бесполезны. Так ведь бедствия и злодейства совершались не потому, что религии существовали и способствовали этому, а потому что народы  не следовали религиозным установкам, что действовали не по настоянию религий, а вопреки им, потому что у совершающих зло не было в душе религиозного сознания, не было у них в сердце Бога. И что же мы видим теперь, когда человечество вовсе расстается и с теми слабыми зачатками веры, которые были в нем ранее? Частное зло, частные и локальные войны приобретают всемирный характер (когда там начнется Третья Мировая?), во всеобщее зло вовлекается вся планета. И даже она начинает страдать от всеобщего зла, отвечая на него катастрофами всепланетного масштаба..
А демократия? Увы, этот цветок недолговечен, он отцветает быстро. и на его месте из него возникает зловещий плод. И все потому, что мы все не равны изначально, истинная демократия недостижима и принимает черты призрачного правдоподобия.
Действие сил неравенства людей не мгновенны, они постепенно расслаивают любое изначально равно перемешанное общество. И если в этом ограниченном по объему обществе принята форма всеобщего общественного равенства, то поначалу она может реализоваться как действующий инструмент демократии: всеобщее,  равное и тайное голосование, которым избираются органы управления обществом и принимаются правила, которыми руководствуется все его члоены и избранная власть. Но в ходе реализации этих законов и развития общества  неуклонно под действием сил физического, биологического, психического, нравственного и всех иных неравенств происходит непременное расслоение общества с образованием элит разного сорта и содержания. И заботясь о своем потомстве элиты как более приспособленные к условиям существования в данном обществе, начинают приспосабливать общество к теперь уже расслоенному коллективу для сохранения элитных условий для себя,  своих потомков и своего дела. Ранее в истории человечества первобытные демократии всегда сменялись автократическими правлениями. И  возрожденная и сохраненная по форме демократия в новейшее время непременно перестает быть ею по сути. Меняются и законы,  и условия голосования таким образом, что элиты все более рафинируются, а низы все более оболваниваются. Умные элиты обеспечивают низам и все видимые нормы демократии (будто бы именно они, эти народные низы, управляют всем в обществе!), и сносную материальную  жизнь – это обеспечивает им устойчивое и бесконечно пролонгированное элитное существование, а низам вечную «американскую мечту» разбогатеть и самому стать членом элиты. Разумеется, для поддержания этой мечты в вечном состоянии горения обязательно время от времени кое-кому либо случайно, либо действительно по заслугам удается ее осуществить  в подтверждение незыблимости принципа «истинной демократии», от которой уж ничего по сути и не остается.
А что касается истинной демократии без кавычек, то и о ней ничего положительного сказать нельзя, потому что при ней  все определяющее «большинство» всегда было, есть и будет далеко не лучшим элементом  общества – хороших, умных, талантливых и совестливых всегда меньше, чем всех остальных. Так что, ориентируясь на мнение и голосование большинства, общество может избирать отнюдь не лучший путь своего развития и  не самых лучших своих представителей как и принимать или не достаточно продуманные или  дурацкие правила и законы.  Ну а уж когда демократия побратается с атеизмом, тут все, как я полагаю,  придет к окончательному развалу и завершению.
Донские события, изложенные выше, в системе развивающегося общественного процесса заняли место на стадии, переходной от стихийной народной демократии, через условную демократию расслаивающегося общества к насильственно внедренной автократии. В момент, когда царь отменил свободные выборы Войскового атамана они, эти выборы, были уже, хоть и свободными, но не совсем демократичными, потому что казачья среда была уже сильно расслоена. И ее элита, «домовитые» казаки и старшина, похоже, прочно держала в своих руках управление всем Войском Донским. Все еще продолжая ориентироваться и на мнение казачьих низов. В разных ситуациях и в разные моменты между одними и другими соблюдался некий баланс интересов. С фактическим назначением московской администрацией Войскового атамана демократичность казачества сместилась в низы общества на уровень станиц и хуторов Этим было осуществлено введение Всевеликого Войска Донского в государственную структуру Московского царства. И это был закономерный исторически необходимый акт окончательного присоединения донских казаков  к России.