Семь граней черного. 18 плюс

Грань 1. Утраченные иллюзии.

Вера держалась за Посох Деда Мороза и загадывала новогоднее желание. Надежда на лучшее, постепенно угасая,  все еще теплилась в ее душе…
Они  выбрались отдохнуть все вместе – Саша, Вера и их дочка Даша. В свои десять лет она упорно продолжала верить в Деда Мороза и наконец-то уговорила родителей отправиться к нему на Родину.
Сутки в поезде – и вот они здесь, среди снега и холода, в сердце русской зимы. Струящаяся снежная белизна радует глаз, привыкший к вечному промозглому московскому смогу и январским лужам. Вместо серого, затяжного дождя, с неба плавно опускается на землю ворох снежинок, каждая из которых заботливо и неповторимо создана природой и отдана в дар людям. Как и положено зимой…
Даша ловила снежинки раскрытой ладошкой и показывала Вере самые красивые из них. А ей хотелось ловить ртом морозный воздух, пить его, делая глубокие глотки, чтобы позабытый уже вкус зимы остался на губах и проник прямо в сердце, пробуждая заветные детские воспоминания.
Вера, как маленькая, повторяла про себя заветное желание… А вдруг, сбудется? Как хочется все-таки верить в чудо!
Высокие сосны вокруг наполняли холод неуловимым хвойным ароматом, и хотелось укутаться в него и увезти с собой, как шерстяной расписной платок местной швейной мануфактуры.
А дома, по приезду в Москву, ждала слякоть и облезлая рябь травы, выступающей зелеными проплешинами в грязных полузастывших лужицах снега…
В квартире бардак… Неприготовленные ужины… Вечные домашние хлопоты… Мир, где совместно взятая ипотека держит людей вместе гораздо крепче самой распрекрасной любви…
Он говорит, что любит. Вопрос только в том, что любит?  Пьяным вминать ее в одеяла и подушки, делая не просто больно, а очень больно… Выкручивать ей руки? Хватать за горло? Устраивать длинные разговоры на кухне, глядя мутным взглядом и еле ворочая заплетающимся языком? Это он любит, - за десять лет брака она уже не раз  убедилась в правильности своих ощущений, расплачиваясь за его любовь саднящей болью во всем теле и незаживающими ранами в душе. 
Она возненавидела секс. И водку. Один вид мужчины, поднимающего рюмку, вызывал приступы паники и тошноты. Она боролась с этим, как могла. Но она мало что могла…
Правда, временами он был заботлив и нежен. Покупал ей машины под цвет сумочек. Дарил шубы и билеты на концерты, не намного уступающие по стоимости этим шубам. Мог приготовить ужин. И принести кофе в постель. Они могли говорить часами. Откровенно. И почти обо всем. Он ухаживал за ней, как верный рыцарь за своей дамой, как сейчас Андрей за Любой...  И к чему это привело? Он мог быть любимым и трезвым. Мог… Но, видимо, не так уж хотел…
На кухне трезвонил телефон. Вера сняла трубку. Надя. Ее давняя школьная подруга.
- Я больше так не могу! - трубка стонала заплаканным голосом. У Веры ёкнуло сердце. Подруга плакала редко, почти никогда. А жизнь ее и так нельзя было назвать сахарной.
- Что случилось?
- Он снова меня избил. Ребра, грудь, солнечное сплетение… руки все в синяках. Он чуть не убил меня!
- Из-за чего?
- Просто так… Как обычно.
- Ты не пробовала милицию вызвать?
- Как??? Он схватил меня, и не отпускал уже. Сотовый я у Кати в комнате спрятала. Очки новые разбил. И кричал все время – «Слепая -  так и будь слепой все время. Все равно ничего не можешь!»
- Надюш, успокойся. Всякое бывает… Это ж не первый раз. Помиритесь.
- Ненавижу его, ненавижу, ненавижу!!! Он впихнул свой бесценный «подарок» мне в зад, и драл меня как кошку. Боль адская! Я не знаю, как я выдержала все это…
- Но должен же быть какой-то выход, - Вера напряглась. Она слишком хорошо представляла то, что сейчас чувствует подруга.  -  Может, тебе пожить у родителей какое-то время? Подумать спокойно обо всем. Оформить на будущий год Катю в школу туда, устроиться на работу, хоть какую-нибудь. Не пропадешь ведь без него?
- А квартира? Семь угробленных лет? Отдать ее ему? Нет уж! Не дождется! И, к тому же, нам еще три года платить…
- Думаешь, он будет судиться, если вдруг дойдет до развода?
- Конечно! И к тому же, у него есть видео, как я кидаюсь на него с кулаками…
- Но судьи тоже не дураки совсем – ты худенькая, хрупкая… а он – боров здоровенный.
- Ты его не знаешь. Он все представит в свою пользу. Кроме тебя, все думают, что он ангел, а я – чокнутая истеричка…
- А родители твои что говорят?
- Говорят, думать нужно было, когда замуж выходила... Ты даже не представляешь, как я устала от всего этого! И деваться некуда!
- Представляю…   
И Вера представила ее жизнь. Которую знала в мельчайших подробностях из нескончаемых телефонных разговоров и бесед за чашкой чая… Жизнь, заглянув в которую, она вполне могла устыдиться своих казавшихся неразрешимыми проблем… На фоне истории школьной подруги  они казались надуманными детскими проблемками…

* * *

На часах – безвременье – по нулям. А Надя все сидит и смотрит на мигающий монитор. Буквы сливаются, а глаза слипаются… Но у нее просто нет сил оторваться от экрана.  Красивая светловолосая невеста. Взволнованный жених. Влюбленные взгляды.  Маленький озорной мальчик. Так похожий на него.
И на что она только надеялась? Глупо, как глупо было думать, что все еще может повториться. 
Она думала, что уже выплакала все слезы, которые только можно, но нет. Они катились и катились по холодным щекам горячими потоками, напоминая о том, что сердце ее еще не умерло. Оно же, живое, предательски  трепыхалось в груди  и разбиваясь на тысячи маленьких сердечек.
Она думала, что уже не сможет чувствовать ничего. Но нет. Она не просто чувствовала – она снова разрывалась на части, по швам, когда-то так бережно склеенным лучшим врачевателем всех печалей – временем. И приглушенный треск меж швов – рвалась тонкая ткань ее души, нити чувств сплетались в клубки противоречий...
Как ни старалась, она не могла поставить точку. Многоточие оказывалось сильнее…
Надя вытерла слезы. За дверью муж общался по скайпу с очередным своим другом. Она слышала смех и громкие ничего не значащие фразы. Похоже, Олег пытался поразить собеседника блеском своего остроумия. Когда они занимались последний раз любовью, она уже не помнила. Зато последний раз выяснения отношений остался в памяти надолго – ссадиной на правой щеке, ноющей болью в груди и рваной раной на губе.
Она не могла уйти от него – ипотека связала их намертво, не оставляя надежды на  мирный развод.  Им оставалось еще три года. Надежда надеялась выжить. Впрочем, потом еще три года – чтобы при продаже не платить налогов. Итого шесть. Выжить труднее – но необходимо. У нее есть дочь.
Уже несколько минут из-за двери не доносилось ни слова. Олег с ноги открыл дверь в спальню дочери, где Надя пряталась в обнимку со своим ноутбуком. Схватил ее за плечи и выволок в коридор.
- Сука, какая же ты сука – орал он на нее. И ударил наотмашь по щеке. Снова по правой.  – Посмотри на себя! В кого ты превратилась! Кожа да кости. Ты женщина или кто? У тебя и груди даже нет – одно название!
Она молчала.
- В постели бревно-бревном. Фригидная сука! – он с размаху ударил ее затылком о стену.
Надя спиной отступала в кухню. Олег следовал за ней, не прекращая орать. Она схватила с плиты сковородку и со всей силы двинула ему в плечо. Он пошатнулся. Вывернул ей руку. Схватил ее очки, лежавшие на столе, бросил на пол и прижал к полу ногой. Раздался отчетливый хруст.
- Слепая стерва! – он развернулся и вышел.
Надя стащила с вешалки пальто и выскользнула в ночной полумрак.  Без очков она боялась уходить далеко от дома - она видела лишь расплывчатые силуэты фонарей и деревьев.
Иногда из мрака выплывали редкие прохожие. Никто не обращал внимания на одиноко бредущую молодую женщину с кровоподтеком на щеке и слезами в глазах.  Ночной ветер успокаивал. Она должна была вернуться обратно. С ним в квартире ее ребенок. Их ребенок. Но только он об этом, похоже, уже не помнил. В отчаянье, она хотела позвонить подруге – но телефон остался дома. Спрятанный под подушкой, на которой спала их дочь. Оставалось только надеяться, что телефону повезет больше чем очкам…
Она вошла в квартиру.
- Нагулялась, шалава?
Она не выдержала.
- Ты уж определись, родной. Шалава или фригидная.
У него подергивались мышцы на щеке. Он схватил ее за горло и прижал к стене. Она задыхалась.
- Поговори мне еще, мразь!
Он отпустил ее. Она была готова скулить от боли и бессилия.

На следующий день она тщательно замазала синяк. Он все равно был виден. В темных очках (на улице – дождь) отвела дочь в садик. Вернулась домой. Муж уже ушел на работу. Она набрала номер подруги.

-  Вера, я больше так не могу!!!

Следующие полчаса они вместе думали, что можно сделать. И самым разумным показалось оставить все, как есть…
Она уже пробовала уезжать к родителям. Только родители, которые внесли первый взнос за квартиру и выплатили большую часть кредита, теперь не желали ничего слышать о проблемах дочери и, тем более, видеть ее  с ребенком у себя дома. К тому же, с ними жила семья ее брата. И он тоже решительно  не был настроен делить квадратные метры с кем-то еще. О чем в грубой форме и сообщил сестре.
Ей некуда было идти. Совсем некуда. Она не могла устроиться на работу – родители далеко и забирать дочь из детского сада некому, кроме нее. На больничных тоже сидеть некому. Найти такую работу, чтобы оплачивать няню и оставалось на жизнь, живя за МКАДом, в дыре под названием Ч…ое шоссе, было невозможно. Замкнутый круг.
- Может, все-таки попробовать поговорить с ним? Вызвать участкового? Неужели он не боится ничего!
- А чего ему бояться? Я пыталась в милицию заявление писать – там открытым текстом сообщили, пока не убьет – дело не заведем.  А бьет – так это дела семейные… не уголовные.
- Ну, ты хоть справки в травмпункте бери. Квартиру потом сможешь отсудить.
- Пыталась однажды. Времени потратила полдня. И ничего. Голова гудела. Губы разбиты. Ребра болели. А мне сказали – мол, чего пришла, - сама упала…
- Но должен же быть какой-то выход!
- Я его не вижу.
- Мы что-нибудь обязательно придумаем. Ты держись только!
- Угу. – Надя была готова расплакаться в трубку. Выхода действительно не было. – И самое ужасное – мне снова снится  Иванов…
Вот тут я действительная не нашлась, что ответить. Во всем этом ужасе у нее еще хватает сил на мысли о бывшем возлюбленном…
Она продолжала:
- И знаешь, во сне всё так хорошо… Просыпаться не хочется. А проснусь и ругаю себя – надо было родить в семнадцать лет от него, вырастили бы как-нибудь! А я аборт сделала… Какая же дура я была!
- Надь, сейчас легко рассуждать, а тогда, я же знаю, тебе непросто было… Да и рассуждали мы в семнадцать  несколько иначе… Не вини себя – лучше подумай, что дальше-то делать?
-  Дальше… Дочь растить дальше. И большой жирный крест на личной жизни…
-  Брось! Тебе же не пятьдесят еще… Да даже и в пятьдесят можно судьбу встретить. - Вера и сама не очень верила в то, что говорила. Но нужно было хоть как-то поддержать подругу. -  И знаешь, это слава Богу, что ты родить смогла… Дети – это главное для женщины. Я себя без Дашки не представляю просто. А мужчины…  Если это судьба, то и ребенок не помешает. Я Любе позвоню – у нее много друзей разных. Постарайся выбраться! Попрошу ее познакомить тебя  с нормальным парнем. С квартирой. Переедешь к нему – и все дела! Идет?
- Рассуждать так просто… Мне Катюшку не с кем оставить, ты же знаешь…
- Ну, на один вечер-то можно к родителям отвезти. А там дальше видно будет…
- Нужна она им.
- Слушай, ты хочешь что-то менять или нет?
- Не знаю. У меня просто нет сил. Давай завтра поговорим, а?
- Хорошо, но ты только держись, подруга! Слышишь?
- Ок.

Надя положила трубку. Она не верила, что еще может быть кому-то интересна. Да и Катюшку не с кем оставить…

* * *
Вера прекрасно понимала подругу. Ей действительно некуда было идти. А после того, как родители, приютив ее с дочкой на пару дней, собрали ее вещи и сказали возвращаться к мужу, она еще больше убедилась в том, что жизнь заранее предопределена. И выбраться из этой круговерти ей не под силу.
Квартира, купленная в ипотеку, большей частью оплачена её родителями. Которые теперь ей об этом напоминали едва ли не при каждом разговоре. Надя не работала уже больше семи лет – помочь с дочерью ей было просто некому. Найти работу, чтобы успевать отводить и забирать дочь из садика она не могла. И еще постоянные детские болезни! Муж зарабатывал тридцать тысяч – копейки по московским меркам.  С учетом ипотеки, даже по программе «молодая семья», на домашние траты оставалась ровно половина от этой суммы.
Продукты она таскала на себе. Машины у них не было. Зато была дочь, которую нужно было водить в садик и готовить к школе.  Кормить, поить и одевать.
В своей квартире с видом на вечно томящийся в пробках МКАД, она понимала, что жизнь ее проходит, утекает сквозь пальцы, растворяется в едком смоге и не предвещает никаких перемен…
Но разве кто-то говорил им в детстве, что они рождены, чтобы стать счастливыми?  Почему же все так стремятся заполучить в руки это пресловутое счастье? Может, действительно надо просто жить, каждым новым утром открывая глаза и благодаря Бога за жизнь, какой бы она ни была? Но какую нужно иметь силу духа и душу, чтобы быть благодарной за это?
Они часто говорили об этом. Думали, как странно устроен мир – когда-то они все вместе учились в школе, мечтали о любви, болтали о мальчиках и представляли яркую, красочную жизнь, которая словно радужный фейерверк будет пестреть разноцветными событиями сменяющих друг друга  дней…
А теперь года сменяли друг друга, и уже почти утрачена вера в чудо, почти исчерпаны все надежды и даже уже почти не хочется ничего хотеть. Смириться. Принять. Оплакать и отпустить. Посвятить себя детям. Не жаловаться. Стать старушками. В тридцать лет!
«Нет!!!» - Вера проснулась от собственного крика. В холодном поту. Посмотрела на часы. Три.  За окном наконец-то шел снег.
Ей снова снились кошмары. О чем они, она не могла вспомнить. Но просыпалась вот уже несколько ночей подряд с этим криком…

* * *


Когда я сказала ему, что не хочу его видеть,
он взял и выключил свет. А ты бы просто
обиделся и ушел, - вот поэтому я с ним.
Анджелина Джоли

Люба сидела в кафе и ужинала. Дома она принципиально не готовила. Ей нравилось сидеть в кафе, смакуя непременный «Мохито» и разглядывать прохожих сквозь полупрозрачные окна. За окном шел снег. А на душе царила весна… Она сидела в ожидании встречи с одним любовником, всецело погрузившись в воспоминания о другом…
С Андреем они были знакомы уже лет семь. А встретила она его на черных песках Тенерифе. В те времена на Канарские острова еще не приезжали толпы соотечественников, и, услышав русскую речь, он подошел к ней.
У нее в руках был телефон. В его руках - мольберт и цветные мелки. Пастелью он  рисовал море, и, как оказалось, весь мир в его глазах был окрашен в приглушенные, пастельные тона.
Но, несмотря на то, что в палитре его чувств не доставало ярких красок, на следующий день он  рисовал ее…  Море стало лишь фоном.
- Неужели художники в наше время могут заниматься творчеством  и отдыхать на островах? – спросила она после, сидя в одном из ресторанчиков, на набережной. – На что ты живешь?
- Хочешь, покажу тебе мои работы. И те, которые позволяют мне жить так, как нравится.
- Хочу. – А почему бы и нет? Ей недавно исполнилось двадцать три, и родители подарили ей эту путевку. Она любила путешествия, новые места и новые впечатления. Равно как и интересные знакомства, сулившие увлекательные приключения. Впрочем, и в свои неполные тридцать она не слишком сильно изменилась, что не могло ее не радовать…
После жаркого солнца, прохлада его номера освежала. Апартаменты включали в  себя две комнаты и кухню. Она расположилась на диване. «Эх, послеобеденный сон не помешал бы», - подумалось ей. Глаза слипались. А художник все никак не возвращался – готовил нечто, напоминающее «Мохито», только  собственного сочинения.   
Проснулась она оттого, что кто-то нежно целовал кожу на внутренней стороне бедер, поднимаясь выше и приближаясь к укромному местечку между ними. Любовь решила притвориться спящей.  И как далеко он зайдет?...
Он был отличным пловцом и готов был заплыть далеко, - гораздо дальше прибрежных вод, за красные буи... На самую глубину. Он готов был войти в нее. Настолько глубоко, чтобы нащупать дно. Сквозь прикрытые ресницами глаза она видела его готовность к этому. Девушка потянулась, и он легко стащил с нее полупрозрачные трусики. Он начал ласкать ее, вплетаясь в теплую расщелину, слизывая морскую соль и проникая все глубже. Его язык был умелым и ласковым. Будто морской прибой ласкал ее. Она тихонько застонала.
В ход пошли пальцы. И он сам. Медленно-медленно входил он в нее, будто проваливаясь в теплые и влажные  зыбучие пески. Он был нежен, точно океан, ластившийся к берегу и трущийся о подножия скал. Точно море, никогда не знавшее волн.  Ее тело отзывались ответным трепетом и теплом.
В те далекие двадцать с небольшим, ее чувственность еще дремала, а многочисленные сексуальные эксперименты были продиктованы скорее любопытством и симпатией, чем страстью или любовью… Но даже тогда,  в глубине души она понимала -  мерные покачивания на волнах ей приятны, но чтобы насладиться сполна - нужен шторм. Ей нужен Девятый вал, который собьет с ног, распластает по земле и накроет мощным потоком. Нахлынет, завертит и швырнет со всей своей бешеной, неистовой силы о берег, разбиваясь на тысячи брызг и заполняя все самые укромные и сокровенные впадины ее тела.   
Она наслаждалась его удовольствием. Как только он оказался в ней, она закрыла глаза – и никакая сила в мире, казалось, не смогла бы ее заставить их открыть. Но она чувствовала его дыхание на своей коже. Ощущала каждой клеточкой тепло его тела, его руки, блуждающие по ней…
Он двигался все быстрее, но вместе с тем так плавно, что она только легонько приближалась к нему в ответ. Он остановился, и она ощутила внутри теплую и вязкую субстанцию его желания. Он утих. Прижался к ней. И зашептал в ухо. Нежные слова. Много слов. Лишь изредка они складывались в фразы. А он шептал и шептал. А она слушала шум моря за окном. Ей было хорошо. Но оргазма не было. Раз от раза она только убеждалась в мысли, что  с ней что-то не так…
-  Так ты покажешь мне свои рисунки? – прошептала она ему в ответ.
-  Посмотри вокруг, - Андрей улыбнулся.
Она огляделась по сторонам. На нее смотрели раковины всевозможных цветов и размеров, в разных рамах и написанные гуашью, акварелью, маслом, простым карандашом, пастелью... Пальцами и кистью… В разных стилях и жанрах.
- И??? – она удивленно вскинула брови. – Это кто-то у тебя покупает?
Она, конечно, мало что понимала в живописи, но мысль о том, что такие картинки могут обеспечить человеку возможность путешествовать по всему миру, казалась ей абсурдной.
- А ты приглядись получше, – Андрей смотрел на нее глазами цвета моря, в которых плескались озорные брызги.
- ???
- Ты что, в зеркало на себя не смотришь?
- Смотрю. А при чем тут зеркало?
- Я  имею в  виду ниже пояса…
- Нет. А зачем?
-  Ну, ты ведь, женщина… Должна знать, как и что у тебя устроено…
- Я, вроде, насколько помню, никому ничего не должна, - Любовь смерила его насмешливым взглядом.
Он нисколько не смутился. И даже наоборот.
-  И ты что, ни разу не ласкала себя?
- А зачем? – Она снова ответила вопросом на вопрос. – У меня вообще-то для этого поклонников хватает…
Он снисходительно улыбнулся.
- И что, никто из них не просил тебя показать ему, как ты сама себя … хм… развлекаешь?
- Представь себе, что нет, - её уже начал утомлять этот разговор. Да и к тому же ей было неловко говорить на эту тему.
- А если я попрошу?
- Ну, не знаю… Давай все же поговорим о твоих картинках, - сама того не желая, девушка только подкинула ему повод вновь подтрунивать над ней.
- Если бы ты хоть иногда ласкала себя и смотрела при этом в зеркало, то наверняка заметила бы некую общность линий, объединяющую их с …
Она пригляделась. Действительно. Раковины напоминали женские вагины. И несмотря на общие черты,  каждая из них была уникальна.
Картин было много. Сомнений не было. Она одна в квартире с маньяком.
- И ты… ты… спал со всеми хозяйками этих… прекрасных раковин? - Люба хотела произнести это как можно более небрежно, но голос предательски дрожал.
   - Не я. Мой работодатель. Небедный и небезызвестный человек. Ну слабость у него такая… Приеду в Москву, передам ему картины – и снова куда-нибудь в жаркие страны… Рисовать море и камни… - он улыбнулся. – А твою «раковину» я бы хотел нарисовать  для себя. Если бы ты разрешила…
Нежный маньяк.
- Давай прямо сейчас! – будь что будет!
Она развела ноги в стороны.
- Эй, так дело не пойдет. Пойдем! – Андрей взял ее за руку и повел в ванную. Уверенными движениями нанес мыльную пену и острым лезвием принялся медленно удалять ту немногую растительность, которую она оставила перед поездкой на отдых.
- Надеюсь, это не та бритва, которой ты обычно это делаешь…
- Обычно я «это» не делаю. А это моя бритва. И ей я брею лицо, – ответил он, не отрывая лезвия от нежной кожи.
Она боялась пошевелиться. Прикосновение острого металла к самому интимному, самому укромному ее уголку, исходившая от него опасность – возбуждали ее. Его лицо было промеж ее ног. Он беззастенчиво, бесстыдно, самым наглым образом рассматривал ее, не переставая орудовать бритвой. Несомненно, сиё действо распаляло и его. И вот он уже почти освободил её плоть от последних волосков, делая её ещё более доступной, беззащитной и уязвимой. Влажным полотенцем он обтер все её впадинки так, что она осталась совсем раскрытой перед ним.  Она хотела сомкнуть ноги, но он не давал. Упиваясь ее смущением, он продолжал разглядывать ее прелести, пока по внутренней стороне её бедра не стекла маленькая, едва заметная капля влаги…
- Ну, а теперь позировать! – довольный собой, позвал он.
Тело не подчинялось ей… Это случилось впервые. Никогда она еще не хотела мужчину…
Андрей перенес Любу в комнату и  усадил на диван. Уверенным движением развел ей ноги в стороны. Она не сопротивлялась. Хотя щеки её пылали от стыда. Никто еще так откровенно и бесцеремонно ее не разглядывал. Ей  хотелось сжать колени и спрятаться от его бесстыжего взгляда, но она не шевелилась.
Он рисовал.
- А теперь погладь себя… Так… Введи пальцы внутрь. Не бойся. Это приятно. Попробуй…
Он оторвался от мольберта и взял ее руку в свою. И ласкал её её же рукой.
- А теперь сама.
Она, словно под гипнозом, втиснула в себя свои же пальцы и принялась двигаться им навстречу… только ей показалось это настолько противоестественным, что она скоро остановилась, спрыгнула на пол и пошла за одеждой.
Возбуждение угасло, оставив после себя лишь горстку теплого пепла. Девятый вал снова миновал ее.
Но встреча с ним все же пробудила в ней Женщину.

Люба ласкала себя, закрыв глаза. И какое-то новое, до сих пор не знакомое ей чувство мало-помалу вытеснило стеснение.  Ей нестерпимо захотелось, чтобы он вошел в нее,  заполнив ее пустоту упругой, сгорающей от желания плотью. Она хотела его. Не приятного тепла поцелуев, а обжигающего пекла страсти… Его голос возбуждал её еще сильнее и разжигал в глубине её существа дикое желание, которое утолить можно было лишь одним способом.
- Иди ко мне, - прошептала она.
Он снова был ласков и нежен. Посадил ее сверху. Она качалась, словно лодка на волнах. Приподнимаясь и опускаясь. Но было в этом что-то … убаюкивающее. Он прижимал к себе ее бедра, руководил ее движениями, помогал ей обрести себя.  С ним она потеряла стыд и обрела желание. Жаль только, что разбудив  в ней женщину, и разбудив ее желания, утолить их он не смог…
А она поняла, что обрекла себя на жизнь в поисках того, кто сможет утолить ее голод и ее жажду. Жажду страсти…
Как-то раз, когда они встречались уже в Москве, она пробовала склонить его к более жесткому сексу, попросила связать ее, ударить ремнем, сделать так, чтобы она кричала и умоляла его остановиться... Он ответил, что не может. Вернее, «с кем угодно, но только не с ней».
А ей оставался лишь «ванильный секс». Ведь только такой секс может быть у любящих людей. Но только ей не верилось в это. Она шла домой, и её душили слезы. «Ну почему, почему? Почему именно с ней он не может быть таким, каким он ей нужен?» …
А на следующий день он признался ей в любви и предложил выйти за него замуж… Она ответила, что слишком дорожит своей свободой.
Прошло семь лет. А он все ждал, когда же эта свобода ей наскучит… Она знала, что на тридцатилетие он подарит ей новенький «Audi А3», но замуж за него… Чтобы и дальше искать Своего Мужчину и мучиться угрызениями совести… Нет. Насмотрелась она на замужних подруг!
Люба хотела порвать с ним, но не могла. Слишком нравилось ей быть любимой и купаться в его обожании…
И подруги будут крутить у виска и обзывать ее идиоткой, беззастенчиво вешаясь на шею ее верному рыцарю. И только Вера скажет: «Не торопись, подруга. Пока ты одна – вся жизнь впереди. А стоит только отречься от себя – и останется только оглядываться назад. Или искать новых впечатлений и корить себя за это. Я-то тебя знаю. Ты не сможешь... Остановишься. И твое сердце тоже». 

* * *
И все же, она всерьез думала над его предложением... Только ей были нужны непокорные волны, а  его любовь была подобна прирученному морю … Она мечтала принять на себя Девятый вал – самую сильную и опасную из волн, почувствовать ее мощь, ее власть, не способность сопротивляться ей… И выжить в этой круговерти. Выкарабкаться. Погибнуть – и воскреснуть, словно птица Феникс…
Ну как ей объяснить ему это? Расстаться с ним никак не получалось. Любовь в его глазах заставляла ее снова и снова отвечать «да» их отношениям…
Может, согласиться выйти замуж? Действительно, сколько ещё можно ждать? Ей скоро  тридцать, - у большинства ее подруг дети уже пошли в школу, - а она все ждет чего-то, отталкивая человека, который ее любит. Да и вообще, может, ее больше никто уже так любить не будет? Что она потеряет, если согласится выйти замуж за него?
Люба шла по парку, не глядя по сторонам.
- Ой, простите, - она буквально врезалась в молодого мужчину, который выгуливал собаку и стоял к ней спиной.
- Ничего, - он повернулся и улыбнулся ей.  – Мне кажется, или я где-то Вас раньше видел?
Обычный способ завязать разговор. Но его голос заставил ее вздрогнуть. Дрогнуло и ее сердце...
Когда он улыбался, вокруг его глаз лучиками разбегались мелкие морщинки, а в остальном он ничуть не изменился. Тот же дразнящий и манящий взгляд голубых мальчишеских глаз, те же оплавленные снежинки в них. Те же светлые волосы. Чувственные губы…
Да, конечно, он видел ее раньше. Тринадцать лет назад, на вечерних концертах в ночных клубах… Только он был на сцене, а она – в темноте залов. Ей еще тогда запомнился его взгляд, обращенный к ней. Впрочем, скорее всего, он на каждую симпатичную девчонку так смотрел. Проверенным взглядом…
Игра в пинг-понг электрическими разрядами – от глаз к глазам. Слегка покровительственное выражение, сменявшееся всполохами огня и догорающие угли в них… Её зацепил этот взгляд. Иногда, вечерами, она думала о нем. Впрочем, поклонников ей и так хватало. Не хватало только стать очередной его обожательницей…
А теперь её точно прожгло насквозь. Она пропустила пылающий мячик, ненароком впустив его в свое тело. И еще. Слово за слово – и она проиграла всю партию. Где-то глубоко внутри  разгоралось пламя.
- Да, давно это было… - он потрепал своего сеттера, смирного сидевшего у его ног,  за ухом. – Я уже и гитару в руки года два не брал. А ты как, рисуешь?
- Я что, разве когда-то рисовала?.
- Ты дарила мне свой рисунок. Я его до сих пор храню…
- Ничего себе! А я и забыла уже, что когда-то и вправду любила бумагу переводить… - Люба была смущена и польщена одновременно… Неужели, он не выбросил ее «художества»?
-  Хочешь, пойдем ко мне, я покажу… если не веришь.
-  Верю,  - Люба улыбнулась старому знакомому. – А предложение посетить твою берлогу, конечно, интересное…
  На самом деле, его предложение – как удар прямо в солнечное сплетение. У нее перехватило дыхание. Вдвоем с ним, в его квартире…

* * *
Любовь переступила порог его дома. Влад провел ее по всем комнатам. Фото на компьютерном столе – у него жена и сын.
- Ты голодная?
- Да, – она уже много лет голодная…
Люба часто в мечтах представляла себе, что и как будет происходить в постели с желанным мужчиной. А происходило все совсем не так, как в ее фантазиях. На этот раз она не успела намечтать себе сценарий. И произошло все не в постели.
- Вино?
- Шампанское!
- Как дама пожелает.
- А где рисунок-то?
- Сейчас…
Он исчез в спальне и откуда-то из недр шкафа извлек рисунок птицы «Феникс», выполненный ее неумелой рукой.
- Здорово, что ты сохранил его! – в ее глазах промелькнули детские воспоминания. Размышления о жизни. О любви. О мальчишках. Далекие детские воспоминания.
- Он взял ее левую руку в свою.
- Ты не замужем?
- Нет.
- А я вот – да. Сыну двенадцатый год пошел.
- Да я уж поняла, - она скользнула взглядом по фото. – Ты обещал меня накормить. И напоить тоже  - она улыбнулась смущенно и в то же время с дерзким вызовом заглянула в его глаза.   Да так и осталась там. Кинулась в голубую озерную гладь, плескавшуюся через край, сквозь тонкую кромку плавящегося  льда...
Он стоял так близко. Пылающий шарик. Плавящийся лед. Тлеющие огоньки. Его губы. Его руки. Раскаленные угли. Всполохи желания. Снова губы.
Очнулась она, когда стоя на коленях перед ним, совершала мерные движения, продиктованные самой природой. В ушах стучал шум волн. Шум приближающегося шторма, гул надвигающейся стихии, рокот урагана…
Она стала двигаться быстрее, и его стон прервал ее движения, затихли глухие удары волн в ее ушах. Она ощущала во рту, на языке и на губах, теплые частички его жизненной силы. Он притянул ее к себе.
Звонок в дверь. Привезли суши.
- Теперь можно поесть, – Влад улыбался и озорные огоньки бешено скакали в его глазах.
- Ага, – есть ей уже совершенно расхотелось. Теперь она совершенно определенно знала, чего ей хочется больше всего.
Они выпили по бокалу шампанского. Пылающие искры мельтешили в воздухе, накаляя их тела и лишая способности мыслить. Они одновременно начали скидывать с себя одежду. Влад уложил ее прямо на пол, и вторгся в нее с такой силой, что ей стало нечем дышать. И это было только начало. Он двигался все сильнее, а она стонала и прижималась к нему, все крепче вжимаясь в него всем своим объятым пламенем естеством.
 Огненные шары, наполненные дурманом неутоленной, первобытной страсти метались от него  к ней, и обратно, с космической скоростью, в едином ритме, среди их обнаженных тел. Она обнажилась полностью. Вся как есть - перед ним. Ее душа рвалась навстречу. Ее тело двигалось все быстрее, и от этих движений все смешалось в голове.
Своим гладким и отполированным ключом, он один за другим открывал в ней запоры, замки и засовы, не ведая, что тем самым высвобождает ее демонов, долгое время томившихся взаперти. Все барьеры рушились под его яростным натиском.
Его животный напор, его порывистые движения, его объятия – это и был тот самый  Девятый вал, о котором она мечтала. Но она об этом и не думала тогда. Не могла думать. Ей мерещились пылающие костры Инквизиции и красивые, гордые женщины, заживо сгорающие в них…Статуи языческих богинь, придаваемые огню…
Распластанная под его телом, раскрытая навстречу – она тонула в нем, забыв себя и все вокруг.
И в тот миг, когда ей более всего хотелось вжаться в него, слиться с ним и не отпускать – он вынырнул из ее омута и утих, излив семя новой жизни на ее тело.  Она чувствовала опустошение и радость, смятение и умиротворенность, желание и страх… Страх зависеть от него. Страх принадлежать ему не только телом, но и душой…
Но пока он не завладел ей полностью, пока она ещё может контролировать себя. Буря в душе утихала.
- Я сейчас принесу салфетки, не волнуйся! – Влад вышел в другую комнату.
А она, закрыв глаза, принялась втирать в себя его теплую еще животворящую жидкость.  Она хотела унести с собой воспоминания о нем.
Люба понемногу приходила в себя. Это было именно то, о чем она мечтала. Но она гнала мысли прочь. С фотографии на нее смотрела его супруга. А ей хотелось насладиться этими мгновениями, этим счастливым безумием, без угрызений совести,   без горечи и ревности…
Она подумает об этом позже. Дома. Наедине с собой. В тишине своей спальни. «Я инквизитор в твоей игре» - вспомнились ей написанные им когда-то слова к одной из песен… Только это была жизнь.
- А теперь – уж точно – есть! – скомандовал Влад. -  Будем восстанавливать силы.
Люба покорно побрела за ним. Не думать не получалось.
- А у тебя с женой всегда «так»?
- Как? – он, казалось, был удивлен. А у тебя, что, обычно не так?
Ей не хотелось, чтобы он решил, будто у нее «так» вообще не было и попробовала произнести нечто нейтральное, вроде: «ну, такого давно не было». Давно - понятие растяжимое…
- Кстати, я принимаю таблетки. Так что можешь не беспокоиться на этот счет... «Можешь даже прикончить меня» – ее тянуло в пропасть его взгляда, где так легко пропасть, застряв среди таящих льдинок…
- Один раз, - думала она про себя. Всего только раз – и я исчезну из его жизни.

* * *
Она чмокнула его в уголок губ и ушла обратно в свою жизнь. Ей почти тридцать. И человек, проверенный временем и обстоятельствами, зовет ее замуж. Андрей ее любит. Любит…
Со всеми ее дурацкими привычками. Со всеми комплексами и нерешенными проблемами. Со всеми капризами, истериками и  тараканами в голове. Она нужна ему. Но... В его глазах только ласка и нежность. И ни на грамм страсти. Но разве любовь – это мало? Ведь для всех очевидно, что любовь важнее страсти -  глубже, искренне, надежнее, долговечнее и честнее. Дети должны жить в любви.
А от страсти дети рождаются, но только, как правило, вне брака, и растут без отца. Нет, не желает она своему будущему ребенку такого. Но и прожить без своей «девятой волны» она уже не могла.
И ведь она не имеет права вторгаться в его жизнь! Но, тем не менее, вторглась. И это факт. И нужно что-то делать с этим…Жаль, что жизнь пыталась убедить ее в том, что любовь и страсть вещи не совместимые.
Наиболее оптимальным ей представлялся вариант ярких вспышек на фоне размеренно-монотонного журчания волн.
Она научилась не закрывая глаз принимать в себя мужчину, но принять повороты судьбы и смотреть вперед без страха – не могла. Картинка, замечательно сложившаяся у нее в голове, на практике оказалась гораздо сложнее, чем в теории…

* * *
Его язык жадно блуждал у нее между ног, проникая в самые укромные и потайные местечки, отыскивая наиболее лакомые и сокровенные точки, недоступные и оттого  еще более желанные. Она чувствовала его сбивчивое дыхание между бедрами, и ей было стыдно и сладко. А потом мысли исчезли – остался только его язык и сладость его прикосновений.
Ее тело непроизвольно двигалось в такт его требовательному, настойчивому языку.  Он окунул палец в ее влажное и горячее лоно, и она  со стоном выгнулась навстречу.   
Единственное, чего ей хотелось в эту минуту, – чтобы он заполнил ее всю, без остатка, чтобы ощутить его внутри… впустить и не отпускать…
Его раскаленная, напряженная плоть коснулась ее пульсирующего, влекущего и дурманящего цветка. Пронзила насквозь. Приподняла ее тело. Он раскачивался в ней взад и вперед, и она раскрывалась все больше навстречу каждому новому удару. Как бутон – раскрывает лепестки навстречу солнцу.
Сильными толчками он вминал ее в подушки, одеяла и  простыни,  не думая о том, что впустив ее в свою постель, впускает и в свою жизнь…
Мысли улетучились – остался лишь древний инстинкт, тысячелетний опыт человечества, повинуясь которому они сплелись телами и слились в неистовой сексуальной схватке. Мужчина и Женщина.
Несомненно, Влад был ее Мужчиной. Ее тайным желанием… Здесь и сейчас ее желание сбывалось… Дикая, необузданная, животная страсть… Наслаждение, граничащее с болью. Кем была она для него? Что значила для него их близость? Что значила для нее? Мысли вихрем пронеслись у нее в голове и исчезли. Будто и не было их…
Он брал ее, точно голодный дикий зверь. Все глубже, сильнее и яростнее. Первобытная женщина в ней ликовала. Она познавала недоступное ей раньше наслаждение быть раскованной, бесстыдной и распутной… свободной от условностей… быть собой.
Он резко вышел и нее  и поставил на четвереньки. Крепко сжал ее бедра. И тут она ощутила его у другого отверстия. Она знала, что там ему будет тесно. И ей, скорее всего, будет больно. И все же, все животное, что было скрыто в самых глубинах ее естества, уже проснулось, и она устремилась навстречу неизведанному, доверяясь ему полностью и без остатка. 
Тело пронзила боль. И вслед за ней – волна удовольствия.  Удовольствия, которое много веков было под запретом и которого она еще не знала. Ее щеки пылали – стыдное, запретное действо будоражило ее. Его движения в ней – завораживали. Боль сменялась удовольствием, а удовольствие – болью.  Она ощущала себя языческой богиней, совершающей некий запретный ритуал.
Уходя, ей с кожей пришлось отрывать себя от его глаз, от его рук и губ…

Она заставляла себя не думать о том, что будет дальше. Но не могла. Время шло. Она ждала, что страсть ее подутихнет и ей удастся усмирить своих демонов и запереть на все замки и засовы – но пламя разгоралось все сильнее… 

Её щеки пылали. Она совершенно отрешилась от всего происходящего. Она забыла, что в кафе и кругом люди. Некоторые с любопытством смотрели на нее… Впрочем, она была настолько хороша собой, что на неё смотрели почти всегда. За последние пятнадцать лет своей жизни она уже успела привыкнуть к этому.
Из оцепенения её вывел звонок подруги. «Как всегда, кстати», - подумалось ей, прежде чем она успела ответить.


    * * *

Вера была настроена решительно. На следующий день, после разговора с Надей, она позвонила Любе.
- Привет, как жизнь?
- Не поверишь, у меня новый роман!
- С далеко идущими планами, как обычно?
- Да, да, да!!! Это фантастика! Я буквально плавлюсь в его руках…
- В руках?
- Хм…
- И кто он?
- Ты его знаешь.
- ???
- Влад. Из группы «Полнолуние». Я его встретила случайно в парке. Представляешь, он тоже на «Таганке» живет. И понеслось…
- Чувствую, нам нужно встретиться…
- Да уж, мне есть что рассказать!
- Люб, тут такое дело…  у тебя нет кого-нибудь холостого, симпатичного, без вредных привычек и материальных проблем, желающего познакомиться с не очень уже юной девушкой, с комплексами и ребенком на руках для серьезных отношений?
- Это ты сейчас про себя говоришь? – она заливисто рассмеялась.
- Не смешно. Надя. Помнишь ее? Ей срочно нужен нормальный мужчина. У ее мужа совсем крышу снесло, – и Вера вкратце поведала Любе историю Надиной семейной жизни. Если это вообще можно назвать жизнью.
 - Такое вообще бывает? – Люба не могла поверить. Она жила в другом мире. Мире больших возможностей, дорогих машин и увлекательных приключений. И даже в кошмарном сне ей не могло привидеться такое.
- Сплошь и рядом.
- Я не думаю, что кто-то захочет влезать во все это. Если только просто секс… Впрочем, мне кажется, ей вовсе не помешает развлечься и почувствовать себя очень даже сексуальной. Я б убила, если б меня бревном обозвали!
- Знаешь, такие как ее муж, ничего другого не заслуживают…

Продолжение следует...