1 курс. 11 глава. Второй семестр

11 часть Второй семестр
Четырнадцать дней для меня превратились в одно мгновение, и настала пора возвращаться. Печальный путь в Тулу, гладкие курсанты прибывали в «родные» пенаты. Радость от встречи друг с другом немедленно сменялась печалью от предчувствий продолжения службы. Через несколько дней все домашние пирожки и булочки были выведены из молодых организмов, путем неустанных кроссов и прочей гадости, от отпуска остались лишь смутные воспоминания. В первое время меня не покидало ощущение, что я опять на КМБ и ужас этот является бесконечным, но, в конце концов, приобретенный опыт первого полугода службы навел в голове и теле порядок, тем более, что чувствовалось начало весны. В чем заключаются признаки оживления природы на гражданке? Ослабление морозов, начинающие блестеть глаза девочек, проталины, и запах, о этот весенний запах, который я даже не берусь описать! Какой главный признак наступления весны в ТВАИУ? Правильно – общеучилищная тревога. Как всегда неожиданно она объявлялась с 5 по 8 марта, как день работника пищевой промышленности или день торговли, в первое воскресенье первого месяца весны и так было все 5 лет моего славного обучения. Часов в 6 нас «неожиданно» поднимали звонком дежурного по училищу, все выбегали и выстраивались на плацу, а затем, стройными колоннами, отправлялись в учебный центр, естественно пёхом. Там организовывались оборонительные сооружения в снегу, короткий обед из полевой кухни и обратно на зимние квартиры и того получалось пройти в день километров сорок. Испытание непростое для любого курса, а уж для первого тем более. Итак, вечером нас строго настрого предупредили о тревоге, курсанты догадались лечь в кровати одетыми, без ремней и обуви, а сержанты предпочли не заметить этого нарушения. Минут за 10 до объявления тревоги нас подняли. Мы двигались по курсу в полумраке (дабы не обнаружить себя начальству), строго по часовой стрелке. Быстро получили оружие и, как только прозвучал сигнал, пулей выскочили на плац! Пожалуй, в этот раз Юрий Михайлович несколько перестраховался, мы, уже стоя в строю, наблюдали, как остальные курсы мечутся в своих казармах, получая оружие и выбегая на построение. Изумленные курсанты наблюдали, как шестая рота стояла на месте сбора , готовясь ринуться в бой! Училищное начальство только ухмыльнулось и развело руками: «Ну что поделаешь, Архипов он и в Африке Архипов…». Путь до места дислокации был тяжел, он окончательно выветрил из нас остатки домашнего тепла. По прибытию в учебный центр мы были уже совершенно точно курсантами второго полугодия, как будто бы в документах проставили виртуальную печать.  Часа два наш курс проковырялся в снегу, изображая рытье окопов, обед и ещё более непростой путь «домой». На обратном пути поразили пятикурсники. Они шли в ботиночках и только с противогазами, при этом мирно беседовали, но, в общем, строй не нарушали, прогулка! Дело в том, что в последние полгода выпускники работали над дипломом, оружие и повседневную форму у них к тому времени забирали. И-эх! Скорей бы уже стать такими же…На сем первая тревога успешно завершилась.
В общем, то второе полугодие было чуть легче первого, я узнал некоторые хитрости и особенности службы. Стало легче, хотя давление сержантов и офицеров ещё было велико. Командиром первого отделения был у нас второкурсник сержант Кузнецов. Парень хороший, но периодически хотелось его убить, особенно по утрам, когда он своим громким высоким надтреснутым голосом орал громче всех: «Третий взвод подъем!». Какой же он тогда казался скотиной! Хотя мы тоже не отличались человечностью, по отношению к сержантам. Запомнился эпизод с Кузиной шапкой (в простонародье мы его называли «сандаль губастый» уж больно губищи у него были по-детски пухлыми и большими). Так вот, мне отец в отпуске подогнал новую красивую военную шапку-ушанку, а у  Кузнецова этот головной убор был сильно потрепанный, похожий на мохнатый блин. Уходя в увольнение, сандаль забирал мою шапку (мне то город не светил) и отдавал «с царского плеча», свой ужас. Как только небольшая, но ладная фигура нашего сержанта (между прочим, отличника боевой, политической и физической подготовки) скрывалась в проеме дверей, начиналось веселье с его «блином». Чего только мы с ней не делали и в футбол играли, и сапоги полировали, и дурачились, изображая утреннюю истерику Кузи! Сволочи…А парень то был хороший.
Запомнилось ещё несколько случаев, обозначавших переход в новое качество уже не новичков. Первый курс в городе называли «кожаные затылки» из-за стрижки «жестокий полубокс». Это когда полностью выбривался загривок и оставалось немного волос на темечке вместе с коротким условным чубчиком. Право на скобку (контур на шее) получали второкурсники и особо отличившиеся первокурсники, прям как орден. Первыми в нашем взводе, кроме сержантов, это право получили Федька Сенькив (он же отец Федор) и Олежек Вахромеев (просто отец). К слову неофициальное звание «отец» обозначало то, что тебе что-то не досталось, как бы ты отец-кормилец и все отдал семье. К примеру: «Ребята, а где хлеб?», - ответ: «Ну, Петруха, ты сегодня отец!». Вахромеев частенько попадал в такие неприятные ситуации, и теперь он по жизни оставался «батя» или «отец». Так вот мы всем взводом провожали отличившихся, где они должны были в городе оформить почетную скобку! Томительное ожидание «награжденных» и вот, наконец, они появились. Но, что это? На их шеях красовались абсолютные скобки с прямыми углами! Так неправильно и некрасиво, углы, по эстетическим соображениям, должны быть тупыми! Хохот стоял невероятный и долго ещё наших героев называли «короли скобок».  Впрочем прессинг командования несколько ослабел, мы в какой то мере научились службе и руководители начали нам в некоторых вопросах доверять. Исключения было два: сержант Сибирёв по причине гадкого внутреннего мира и курсант Шихов. Последний являлся уникумом, он был собирательным образом человека, абсолютно не предназначенного для службы. Во-первых, москвич, что само по себе уже являлось жутким недостатком, в физическом плане слабак (ну как я), но он не прогрессировал совсем (впрочем, как и горячо мною любимый Самир, в учебе Игорь Шихов лавров не снискал (как многие), не отличался он и аккуратностью и дисциплиной. Он единственный на курсе, к которому прикрепили его товарищей, которые отвечали за его внешний вид!   Игорек, к сожалению, тормозом являлся до конца 5 курса. Вечно какой-то неухоженный, бровки домиком, необщительный, одно слово чмо. Да и сложно отметить его положительные человеческие качества, он забился внутрь себя на первом курсе, так и не вышел до офицерских погон, что в армейской среде делать категорически нельзя. Шихов вечно ворчал, огрызался и пресекал все попытки подружиться и открыть душу, я с трудом представляю, что ему пришлось пережить за годы обучения. Любопытно, что его к нам перевели из командного Училища Верховного совета (верховка), самого элитного их всех заведений сухопутных войск, альма-матер будущих генералов и маршалов. Да простит меня Игорь, но это мои впечатления, возможно я не прав, но если я в нем чего-то не понял, значит он не сумел донести. При всем при этом его сильно никто не гнобил, потому что ребята были хорошие.
Наступило время летней сессии…Из экзаменов больше всех запомнилась физика и вот почему, хотя сегодня многие из моих товарищей утверждают, что это испытание мы проходили в конце второго курса, но я буду придерживаться своей хронологии. Наши курсовые офицеры как могли помогали нам на экзаменах, в силу ответственности за нашу успеваемость. Дело происходило по отработанной схеме, начальник курса отвлекал разговорами преподавателя, а в это время офицеры носили шпаргалки нерадивым курсантам, но это действо относилось лишь к тем, кто заслужил данной преференции своей службой, я, естественно, к этой категории не принадлежал. Зато к таким ребятам относился мой друг, новоиспеченный младший сержант Андрюха Фатеев, громыхало со станции «Весенней», певец, бабник и балагур огромного роста. Гигант тоскливо сидел со своим билетом прекрасно понимая, что карьера физика ему не удалась и призрак «пылинки» («пылинка», условное наименование тех пяти дней, которые отнимались от летнего отпуска для пересдачи) всё явственнее проступал на горизонте. Бравый капитан Максимчук («левое плечо вперед марш») никак не мог допустить, чтобы его выдвиженец так бесславно провалился. Он тихо подгреб к Фатику и, пока Архипов заливался соловьем перед карликом Гринюком, спросил: «Фатеев, как дела?». А то было не видно! Обладатель мужской харизмы сидел за партой и напоминал ротвейлера, которого налупил хозяин за сожранные тапки. «Понятно…Какой вопрос?» . – шепотом произнес наш взводный. Андрюха тайком показал билет, Максимчук внимательно прочитал, кивнул головой и вышел из кабинета. А жизнь то у Фатея налаживалась, он даже позволил себе улыбнуться и расправить свои богатырские плечи, друзья, девочки и портвейн отодвинули в сознании образ унылой «пылинки». Максимчук вышел в соседний класс, где курсанты ожидали вызова на экзамен и только Владик Соустов трудился в поте лица, решая задачи тех, кто уже находился на эшафоте. Влад – это уникум, из простой семьи,  закончил оружейный техникум с красным дипломом и поступил в училище. Человек невероятного ума, не зубрила, всего постигал своим интеллектом. Пожалуй, он был лучшим на курсе, иногда, правда, выпивал, но исключительно во внеслужебное время. Скромный, на сержантские должности не рвался и в помощи никому не отказывал, если бы не раздрай Союза, был бы в больших чинах.
Командование быстро оценило его способности и поэтому он экзамены сдавал в последних рядах, а до этого помогал товарищам. Итак, Максимчук прискакал к Соустову и доложил  о проблемах Фатика. В это время Андрюха с нетерпением ожидал помощи. Наконец дверь приоткрылась, туда просочился наш капитан, подошел к Фатею и уставился на него своим пронзительным взглядом не произнося ни слова. Прошло еще пара минут, ни звука, в голове у Андрюхи друзья, подружки и пирушки постепенно удалялись и настроение портилось на глазах, Максимчук смущенно произнес: «Забыл», - и опять вышел из кабинета. Вот тут у сержанта началась настоящая тихая истерика, замаячила реальная перспектива полного фиаско, тут уж и слезы могут навернуться! Хвала небесам капитан вернулся через несколько минут и все же принес моему другу счастливую весточку!
Случилось на физике ещё одно происшествие. У меня есть друг Валерка Наумов, коренной туляк, добрый и беззлобный малый, мой близкий товарищ до сих пор. После десятого класса ему не удалось поступить в артуху сразу, и он целый год  работал в училище официантом в столовой (была такая практика). На следующий год Валерка был зачислен в нашу славную шестую роту. Не знаю почему, но Наумов (в народе «заяц») жутко трясся перед физикой, я так понимаю, что вместо подготовки к экзамену, он мечтал об отпуске (как многие), в котором ему предстояло сочетаться законным браком с возлюбленной Ириной Поповой. С трудами и скрипом и помощью командиров Валера сдал физику! Радости не было придела! Зайчик вернулся в класс и несколько сверху поглядывал на ребят, которым лишь только предстояло испытание. Делать нечего и Наумов, обладая талантами художника, принялся разрисовывать скабрёзными рисунками учебник физики. Основным героем, конечно, стал преподаватель Гринюк. В училище про него ходила слава полового гиганта, с таким то количеством дочек, что и нашло свое отражение в Валериных комиксах. Картинки были смешными и похожими, «Зайчик» еще и в некоторых надписях выразил свое отношение к сданной в утиль великой науке! Спустя какое то время, Валеру забрали на хоз. работы, учебник он успешно забыл на столе…Тем временем на экзамене разгорелся научный спор и Гринюк потребовал принести хрестоматию. И надо же такому случиться, что ему принесли первую попавшуюся, по законам трагикомедии, учебник попался Наумовский. «Ой, что это такое?», - заинтересовался творчеством физик. «Как интересно!, А чей это?», - Гринюк начал листать книжицу. На свою беду Валера был аккуратистом и поэтому подписал учебник каллиграфическим подчерком. «А, Наумов!», - обрадовался карла: «Что я ему там поставил в ведомость? Тройку? Нееет, такому таланту надо оценку исправить!». Загвоздка состояла в том, что никаких исправлений в ведомости не допускалось, это был документ государственной важности, поэтому нашему «художнику» просто объявили…трое суток ареста! Насколько я знаю, благодаря стараниям заступника в виде Шурея Игнатова, Валерке срок скостили, и свадьба состоялась вовремя. Излагая Валеркин случай, я был уверен, что именно это было в истории самое смешное, но оказался не прав, самое смешное случилось буквально несколько месяцев назад. Летом мы гостили у Валерки на даче и уже ночью, когда наступила пора неспешного чаепития на веранде, под рюмочку благородного напитка, я поделился тем, что пишу воспоминания о годах учебы. Наумов заинтересовался, тут я и выдал свое видение этой истории, все смеялись над Валеркиным просчетом, а он как-то нахмурился и выдал мне не литературную фразу, которая обозначала в переводи: «Что ты врешь то?». Учитывая то, что он является очень добрым человеком, услышать от него такое большая редкость. Чем больше он распалялся и пыхтел, тем громче все смеялись, вплоть до истерики под столом. Когда обстановка успокоилась, я его попросил изложить свою версию происшествия, клятвенно пообещав, что она тоже обретет место в моем повествовании. Валерка сказал, что он действительно писал в учебнике надписи, но там были исключительно благодарственные фразы в адрес Гринюка, родного училища и физики. На вопрос: «А за что тебя арестовали то?», - последовал ответ: «За порчу военного имущества!». К Валеркиному удивлению здесь уже под стол упали все. Оставляю выбор за читателем, кому какая версия понравилась, ту пускай и примет за истину, лично мне моя больше по душе.
Итак, летние испытания подошли к концу,  я провел несколько дней на «пылинке», успев даже недолго побыть на Валеркиной свадьбе, а потом уехал в свой первый летний отпуск, который длился 25 дней. Перед отправкой первым делом мы, на совершенно законных основаниях, соорудили скобочки и пришили две сопли на рукав (курсовки), всё! Теперь можно было не прятать стыдливо левый рукав и гордо показывать, что пошел второй год службы. Можно сказать, что за год солдатами мы точно стали, за самый тяжелый год всего обучения.