Давай кино, сапожник! главы 14-16

        Воспоминания советского сапожника               




 Глава четырнадцатая. Идиот.



    Моего оператора Бородина арестовали в родном городе на следующий день после того, как я назвал его фамилию в Киеве.
    Все обвинения в совершении диверсии, Лёня отметал одной фразой:
    - Я электрик, а не фотограф…Может, что и напутал…
    Он держался до тех пор, пока  его не спросили: за какую сумму в иностранной валюте он продался. Смутно представляя себе валюту, Лёня испугался. Все незнакомое его всегда пугало. 
    Он, как говорится, сломался. Житейская интуиция подсказала ему, что разумнее «колоться» не сразу, а по частям. На вопрос: «В какой валюте с вами расплачивались?» он сознался, что вознаграждение получал крышечками для консервации. Признался и замолчал. Лишь после того, как на него поднажали, он через два часа рассказал и о резиновых прокладках для бутылей. Больше в это день он не сказал ни слова.
    Всего в протоколы допросов были занесены признания в получении им «валютных» конфет, колбас, вермишели, овощей, фруктов, ниток №10…
Выслушивая ежедневный доклад о ходе следствия по странному делу о «чернухе», как окрестили дело в комитете, председатель областного комитета госбезопасности мрачнел  все больше.
    - Это не приемлемо! – сказал он, услышав признание о нитках номер десять.
    Присутствующие в кабинете молча закивали головами, еще не зная, какой смысл сегодня вкладывает в это слово начальник.
    - Это неприемлемо! – повторил он, обводя единомышленников проницательным
взглядом.
    Он  в сердцах бросил на стол карандаш, который до этого нервно крутил в руках.
    - Неприемлемо, чтобы какая-нибудь разведка позарилась на такого идиота…
    - Так точно, - сразу же согласился с ним докладывавший. – Он точно производит такое впечатление…
    - Что же вы возитесь с ним столько времени? –  спросил председатель.
    - Ждем, пока поумнеет…
    - Он или вы?
    Не дождавшись ответа, начальник сказал, что все свободны.
    Когда все вышли, он перевел взгляд на стоявшее в углу кабинета переходящее красное знамя победителя в соцсоревновании и нажал кнопку внутренней связи.
    - Зайди…с бумагами…, - сказал он.

 


                Глава пятнадцатая. Оперативный анализ.

    Вошедший в кабинет заместитель поздоровался и сел к столу.
    - Ты знакомился с делом о черной пленке?  – спросил хозяин кабинета у вошедшего.
    - Пришлось…
    - Твое мнение? – спросил начальник.
    - Странное оно какое-то, - ответил заместитель после паузы.
    - А конкретнее…
    - Во-первых, нам оно ничего не дает, - продолжал заместитель. – Думаю, если бы из него можно было что-нибудь выжать, нам бы его не спустили…
    - Само собой, - согласился начальник.
    - Во-вторых…Мне кажется оно вообще не наше…
    - Поясни…
    - Какая это диверсия, если в ней даже ухватиться не за что…Что у нас есть? – спросил заместитель у своего начальника.
    Начальник, привыкший задавать вопросы, а не отвечать на них, молчал.
    - Можно сказать – ничего…- не дождавшись ответа, продолжал заместитель. - Где результаты диверсии? Печатной продукции – нет. Фотографий – нет. Магнитофонных записей – нет. Кино – тоже нет…Правда, есть кинопленка, но вся черная. Если диверсанты и сняли на ней материал, компрометирующий наш строй или партию, то сами его и уничтожили… Кто теперь скажет, что там, под черным слоем?
    Начальник кивнул и, помолчав, сказал:
    - Тебе не кажется, что это больше тянет на вредительство? Испорчено около трех тысяч метров пленки…
    - Пожалуй, - согласился заместитель. – Но зачем?
    - Ты лучше ответь: черная пленка представляет опасность для нашей страны?
    - Не думаю…
    - И я думаю, что у пленки кишка тонка зариться на безопасность страны…А если так, то это вообще не наше дело…
    - А чье?
    Начальник выдержал паузу, придав этим особую значимость тому, что сейчас скажет, и произнес:
    - Это дело органов по борьбе с расхитителями народного добра …Испорчено около трех тысяч метров пленки…Это тебе не козел начихал…
    Против гриппующего козла заместителю возразить было нечего.
    «Чернушное» дело передали в областной отдел по борьбе с хищениями социалистической собственности.
    - Это не хищение, а брак в работе, - решили там. – Пусть разбирается  с этим и наказывает виновных руководство обувной фабрики…
    Бородина выпустили.
 

                Глава шестнадцатая. Допросы.

    В Киеве меня на допросах пытали.
    Пытали одними и теми же вопросами. Кто мои сообщники, на кого работаю, кто является руководителем всей диверсии? Однообразие моих ответов начало раздражать задающих вопросы. Они все чаще  повышали на меня голос, стучали по столу ладонью, а затем и кулаком.
    Прекратить допросы можно было признанием того, к чему так настойчиво подталкивали следователи. На каждом допросе они по несколько раз уточняли, где именно я познакомился с резидентом иностранной разведки, где получал от него инструкции, где мне передавали тридцать валютных серебряников, за которые я продал свою рублевую родину. Своими вопросами давали информацию для моего ответа. Спрашивая, где я познакомился с представителем зарубежной разведки, сразу же перечисляли варианты ответа: в гостинице «Интурист», в кафе «Маленький Париж», возле комиссионных магазинов или через своих друзей?
    Теперь я имел четкое представление о местах в нашем городе, где вербовкой несознательных граждан занимались иностранные шпионы. Придумал себе историю знакомства в «Маленьком Париже»  с английским туристом. Это, мол, он уговорил меня совершить эту черную диверсию.
    Признание  оставлял себе, как последний патрон в пистолете. Я решил прибегнуть к нему в крайнем случае: когда кулаком начнут бить не только по столу…
    Но до крайнего случая дело не дошло.
    На пятый день вместо допроса мне сообщили, что результаты лабораторных исследований подтвердили правдивость моих показаний. Это, действительно, не диверсия. Опыты, произведенные в лаборатории, показали, что «засветили» пленку не после того, как на нее сняли юбилейную трудовую вахту нашего города, а еще до юбилейных съемок. Поэтому это больше похоже на бракованную  пленку, чем на диверсию.
    Меня выпустили.   
    В тот же день я забрал из киностудии черную пленку и уехал домой.

 
                Продолжение следует