Серафима 65. Дополнение от сына. 2

Ещё раз вклиниваюсь в воспоминания мамы.
                Глава 89.  Не давай каши!

 Я хорошо помню громадное помещение в Чарджоу, густо заселённое  внизу на полу, а выше человеческого роста белые стены и потолок, и свет электрических лампочек. Мне 4-х летнему карапузу сделали на полу что-то вроде постельки, и я никаких неудобств не испытывал. А за пределами моей постельки во всех направлениях бесчисленные группы людей на узлах. Отец где-то на улице варил кашу на костре. И вот он несёт эту горячую кашу в кастрюльке, балансируя,  перешагивая через чьи-то ноги и узлы. А потом мама отдаёт половину этой каши каким-то дядькам. Я не знал ни о каких поляках с их Пилсудским, ни о трагическом разделе Польши в 1939 году. Я видел, что мама отдала половину каши, что на нашу семью осталось совсем мало. А вслед за этими поляками подходит ещё какой-то мужчина  лет 25-30  и тоже просит каши:
-У меня старенькая больная мать, она так просит горячей пищи. Вы не будете так добры, хоть пару ложек каши.
И я знаю, мать же ему не откажет. А что же остаётся нам?
И я кричу:
-Не давай ему каши!
-Славочка, - увещевает меня мама,- ну, посмотри, тут и нам достаточно.
-Не давай ему каши! Мне мало!
Меня долго уговаривают, но я непреклонен. Мужчина пытался меня подкупить, обещая дать взамен варенья.
-Не хочу я никакого варенья! Не давай ему каши!
Мужчина приносит на блюдечке ярко-красное варенье, мне дают попробовать. Я пробую, я давно не ел сладкого, варенье мне нравится, но насчёт каши я не уступаю.
В конце концов, взрослым как-то удалось усыпить мою бдительность и мужчина получает варенье, но так что я этого не заметил. А со мной осталось варенье.

Мама прививала во мне с детства чувство доброты, но я сразу понял невыгодность этого чувства!
Мне два с половиной года.
Кто-то из взрослых обносит меня вокруг новогодней ёлки. Я долго не говорил, и теперь взрослые восхищаются моим лепетом. Меня поочерёдно подносят к игрушкам изображающих различных зверей.
- Славочка, это кто?
-Гав, гав! – изображаю лай собачки
Затем кошка, поросёнок, петушок, но вот подходим к стрекозе. Я не знаю как изобразить трепетание прозрачных крылышек  издаю:
-Бл, бл, бл! –махаю в воздухе ручонками.
Мне дарят маленький кулечек с конфетками в виде драже. И тут же кто-то из взрослых стал проверять это самое чувство доброты:
-Славик и мне даст попробовать конфетку! Да, Славик?
Жадиной быть нехорошо, но как же мало в кулёчке этих конфеток! И потом угостишь одного, а там и другого придётся угощать, и что останется мне!
Как часто и во взрослой жизни приходится решать эту дилемму
А пока что мне очень не хочется отдавать взрослой тёте конфетку – горошинку. Вообще-то, а если ей не целую горошинку, а только половинку – но всё равно жалко. Нашёл выход из затруднительного положения:
-Так  я не перекушу!
Взрослые восхищаются моей находчивостью.
Или подарят мне интересную игрушку. И рядом какой-нибудь карапуз, мой ровесник, с завистью смотрит на мой подарок. И как же мама некстати бросает мне:
- Славочка дай же мальчику поиграть!
А я и сам не наигрался, но приходится уступить.
Наверно с тех пор не люблю делать подарки, не люблю получать подарки.
Получать потому, что после этого чувствуешь себя должником. 
Дарить потому, что надо угадать, чем можно угодить в каждом конкретном случае.
Впрочем, в былые времена лучшим подарком считалась книга.
И какой же восторг дарили мне книги подаренные мамой, изданные в виде огромных фолиантов Гоголь, Маяковский, Горький, Чехов. Радостью приобщения к прекрасному я торопился поделиться с друзьями. Книги переходили из рук в руки, растрёпывались, не возвращались. Как мало их осталось, маминых книг: «История античной литературы» Тронского, учебник психологии, юбилейное излание Пушкина.