Расстегайчик

Глава из романа "C'EST LA VIE(се-ля-ви) МАЛЕНЬКИХ ЧЕЛОВЕКОВ"


Хрена ли нам Мнёвники –
Едем в Телль-Авив!
В.С.Высоцкий

Кроме слабости к слабому полу, Сергей Семенович любил еще и вкусно покушать. Дома у него кормежка была организована из рук вон плохо, его жена го¬товить не умела, да не хотела этим заниматься, так как сама, в основном, пробавлялась сластями. Поэтому он организовал себе питание на заводе: своя рука владыка.
Обед ему готовил специально для него нанятый повар, и доставлялся в кабинет, где для этого имелся стол. В дальнейшем он планировал устроить рядом с кабинетом комнату для отдыха, какая была у его тестя в обкоме, и обедать там.
Обед, как правило, накрывали для нескольких чело¬век, однако заводских директор такой честью баловал редко и только за особые заслуги. Мне он хотел сделать исключение, но я, несмотря на неоднократные приглашения, отказалась участвовать в этих трапезах, предпочитая обычную столовую.
На обед к директору приглашались только высокие гости из столицы или городское начальство, и там под водочку с хорошей закуской решались самые неразрешимые проблемы. Если же некого подходящего не было, то он обедал один.
На заводе обед директора считался делом святым. На это время даже деловые совещания прерывались. Некоторые за глаза осуждали директора за такое сибаритство , но делали это снисходительно и только в своем кругу.
Готовил для него специально нанятый повар, пышнотелый, в розовую складочку, с тонким, как у кастрата, голоском. У него была прелестная фамилия Соловейчик, и звали его Семеном Моисеевичем. До этого он был шеф-поваром в обкомовской столовой, однако из-за страха перед происками сионистов, несмотря на то, что он был мастером высокого класса, там от его услуг отказались. Нашего директора такие происки не волновали, лишь бы готовил вкусно.
Обед приносила официантка, повар же приходил для обсуждения меню на день грядущий, а также узнать, нужно ли готовить ужин, на сколько человек. Встреча директора со своим "кормильцем" была, пожалуй, одним из важнейших моментов в распорядке дня директора.
Являлся он всегда щеголем: в накрахмаленной белой курточке и поварском колпаке сдвинутом чуть набекрень. По рассеянности или из-за подвижности кругленького брюшка у него всегда была слегка приоткрыта ширинка, за что я окрестила его Расстегайчиком.
Внешностью и манерой поведения он напоминал бравого солдата Швейка, каким я его себе представляла, такой от него исходил уют и покой. Так и казалось, что он начнет рассказывать какую-нибудь на первый взгляд абсурдную историю. Будто бы заискивая перед начальником и говоря то, что тот хотел услышать, он всегда оставался при своем и мнении.
Если повар являлся при мне, то я сразу же покидала кабинет. Поэтому я видела его всего несколько раз, но и этого хватило, чтобы он стал мне очень симпатичен. Однажды, когда я еще не успела уйти, он высказал сожаление, что я не отдаю должное его кулинарному искусству, и добавил:
- Маргариточка, если вы будете обедать, то я, специально для вас, расстегайчик спроворю с грибочками. Мой рецепт. Пальчики оближете. Приходите и отведайте, не пожалеете.
Сергей неожиданно зло отреагировал на это его высказывание:
- Ты, толстопузый, чей повар, а? Мой или Маргариточкин? Смотри у меня, бестия! Отправлю в рабочую столовку на гарниры, быстро там брюхо растрясешь. Сегодня я обойдусь без ужина, а завтра пусть будет как сегодня. Свободен!
А как только кулинар ушел, добавил в сторону закрывшейся двери:
- Жидовская морда,- и передразнил, имитируя еврейский акцент,- Расстегайчик с грибочками! Не пожалеете!
От неожиданности у меня, как говорится, челюсть отвисла. Такого я даже от него не ожидала. Когда же она, челюсть, встала на место, я сказала, не скрывая отвращения:
- Как ты…, как вы можете такое говорить. Чем вам не угодил. Он что, плохо готовит или  плохо вас обслуживают?
- Да нет. Совсем напротив. Так вкусно мне никогда не приходилось есть. И всем нравится,- ответил директор, пораженный моей вспышкой.
- Говорить о человеке плохо, потому что вам не нравится его национальность, цвет кожи, форма носа, или еще что-то – это… это…,- я волновалась, не находя подходящего слова, а не найдя закончила,- Вы ведь, наверно, и ему так говорите. Таким как вы, я даже руки не подаю.
   И я ушла, тихо прикрыв за собой дверь.
   В этот день директор мне не позвонил. На случай, если вдруг прорежется, я попросила отвечать, что я вышла. Однако еще до конца рабочего дня я почувствовала себя неважно, сказалось напряжение и волнение. Вечером мне стало совсем плохо, так что следующий день я вызвала врача и получила больничный на неделю.
 Прошло два дня,и  директор позвонил  мне, но поскольку я к телефону не подходила, ему пришлось общаться с мамой, которую я на такой случай проинструктировала соответственно.
  Справившись, кто звонит, она в подробностях рассказала и о моем повышенном давлении, о головных болях и о слабости, что, в общем-то, было очень похоже на правду. Сказав все это, она с ним мило распрощалась.
  Но на этом не закончилось: на следующий день он с шофером прислал мне  цветы,  розы, и записку с пожеланием выздоровления.
 Когда я через неделю появилась на работе, директор пригласил меня к себе и после смущенного извинения, что было на него не похоже, сказал, что ничего такого больше не повторится, но в конце добавил смущенно:
- Пойми и ты меня: он меня достал по-полной.  Будто ничего такого и не говорит и не делает, но после общения с ним у меня часто возникает желание бросить все к чертовой маме, уволиться , или, как говорят, подать в отставку. Понимаешь - он мастер, а я ....
  Я промолчала, решив, что это пустые слова, а горбатого только могила исправит. Повторилось ли нечто подобное, мне не ведомо: Соловейчика я больше не видела, поскольку директор стал общаться с ним только по телефону и преимущественно без меня.

  Завтракал директор всегда скромно и в одиночестве: кофе со свежими сливками и све¬жими, с пылу с жару, слоеные пирожками с мясом, с курагой, с яблоками. Кофе подавали сразу к его появлению в кабинете.
Обед - дело особое! На первое, как правило, готовились борщ, солянка или уха, по-особому зажаренная курица или необъятного размера отбивные из парной свинины или говядины, а также паштеты, салаты, икра черная и красная, рыба, свежие огурчики и помидорчики в разгар зимы. Откуда только все это бралось, когда в городе даже простые продукты не всегда можно было купить. Водка, коньяк, пиво и нарзан в холодильнике имелись всегда. Красиво жить не запретишь, особенно в пределах одного отдельно взятого кабинета.

  Встретила я Соловейчика только несколько лет спустя, когда уже уже перебралась в Москву и приехала в Н. проведать маму и Натали. Случилось это совершенно неожиданно: я хотела поймать такси, чтобы из центра отправиться домой. И тут подошла машина, и из нее кряхтя выбрался очень хорошо одетый, весьма упитанный и, как мне показалось, вкусно пахнущий господин. И только я собралась устроиться на его месте, как он обратился ко мне с характерным акцентом:
- Маргариточка? Я не ошибся? Здравствуйте, дорогуша.
Я была удивлена бесцеремонностью приехавшего и уже вознамерилась поставить нахала на место, но узнав нахала, сменила гнев на милость.
Несмотря на то, что за все прошедшие годы я ни разу больше с ним не встречалась, я узнала сразу и голос, и интонацию, и манеру речи, акцент и даже вспомнила, как зовут. Да и внешностью он совсем не переменился, если только сменил белую куртку повара на дорогой костюм, а поварской колпак на шляпу, которая на нем была тоже слегка набекрень.
- Здравствуйте, Семен Моисеевич.- даже имя вспомнила.-Рада вас видеть в добром здравии.
  - Дамочка, вы поедете, или так и будем стоять?- прорычал нетерпеливо таксист.
А поскольку я замялась с ответом, Семен Моисеевич, решив, что я не прочь с ним пообщаться, сказал ему, что он может ехать. Тот газанув, уехал, обозвав на прощание нас жидами пархатыми.

 Я кивнула в сторону свободной скамейки, но бывший директорский повар, рассудил иначе и сказал:
- Вы так ни разу и не отведали моей настоящей стряпни. Давайте прямо сейчас исправим это упущение.
 Я посмотрела на него с некоторым удивлением. Уж, не в гости ли он меня к себе зовет так сразу.
- В этом заведении,- он кивнул в сторону ресторана, рядом с которым мы стояли,- я в некотором роде шеф-повар. Нам здесь все устроят все в лучшем виде.
Я не стала церемониться, и мы вошли в "заведение", дверь которого перед нами почтительно открыл  швейцар в позументах и бакенбардах, похожий на отставного генерала из бывших.
  Семен Моисеевич прошел со мной через вестибюль вошел в скрытую занавеской нишу и открыл не широкую и даже незаметную дверь, за которой оказался уютный небольшой кабинет. Он позвонил, и вскоре туда, только уже через другую дверь, вошел молодой человек в поварской куртке и колпаке – белых и накрахмаленных, таких, какие когда-то носил директорский повар.
- Это мой помощник и лучший ученик. Зовут его Василий. Вася, а это мой большой друг Маргарита. Поэтому будь добр, принеси: и он что-то шепнул ему на ухо.
  - Все сделаю в лучшем виде, Семен Моисеевич.
  Пока мы дожидались Васю с заказом, радушный хозяин поведал мне, что немногим более месяца назад он овдовел, что его жена Катя была украинкой из Львова. Они были знакомы еще с войны, когда ее семья прятала его, еврейского паренька от немцев. Когда во Львов пришли наши, его взяли в армию.
Провоевав до победы без особых последствий, он после демобилизации вернулся в родной город. А поскольку из родственников у него в живых никого не осталось, то он пришел к своим спасителям, которые и в этот раз не оказали ему в приюте.
  Вернулся Вася и поставил на стол несколько небольших накрытых серебряными крышками блюд и еще что-то, а также запотевший графинчик с водкой.
Перехватив мой удивленный взгляд, хозяин, когда Вася вышел, сказал:
- Не думайте. Я не собираюсь приучать вас к пьянству. Сегодня сорок дней, как не стало моей Катюши, и я надеюсь, что вы не откажетесь помянуть ее вместе со мной.
  Мы выпили за помин души его Кати.
- А вот и расстегайчик с грибами, который я вам когда-то обещал. Помните?- сказал Семен Моисеевич, поднимая одну   крышку.
  По ходу трапезы, которая затянулась, он рассказал мне, что они с Катей полюбили друг друга, но когда собрались пожениться, то ее мама, очень добрая женщина, царствие ей небесное, дала согласие, но сказала, что во Львове им жизни не будет и посоветовала подаваться куда-нибудь в Россию. Так они и оказались в Н. где и жили все время.
  Их дочь Соня окончила консерваторию, но ей ходу не давала "пятая графа", поэтому она в настоящее время живет в Вене и, вроде бы, неплохо устроилась. А поскольку после смерти жены его здесь больше ничего не удерживает, то он решил тоже уехать, возможно, в Израиль.
Деликатность это или не желание говорить о неприятном и грустном, но он в разговоре ни разу, даже вскользь, не упомянул своего бывшего повелителя Сергея Семеновича.
  Когда мы прощались, он попросил у меня номер моего телефона. Я, конечно, дала мамин, так и не сказав, что уже живу в Москве. Через три дня, когда я уже укладывала пожитки, чтобы возвращаться домой, он позвонил. Трубку взяла мама и была очень удивлена, когда услыхала, что меня спрашивает какой-то Семен Моисеевич.
  После слов приветствия, он сказал, что хотел бы встретиться со мной еще раз, поскольку ему нужно со мной обсудить одно очень важное дело. Я признаться, была очень удивлена, поскольку никаких важных дел у меня с ним не было, и быть не могло и ответила, что вечером уезжаю в Москву, и у меня едва ли найдется время для встречи. У меня на самом деле ожидался очень напряженный день: нужно было съездить на вокзал за билетом, а потом еще я обещала Натали, зайти к ней.
 Погрустневшим голосом Семен Моисеевич ответил, что это, конечно, не телефонный разговор и даже предложил проехать со мной до Москвы, чтобы поговорить в поезде. Однако когда этот вариант я отклонила, сказав, что буду ехать не одна, ему, volens-nolens, пришлось изложить мне свое дело по телефону. А он, ни много, ни мало, предложил мне, как только закончится у него траур, выйти за него замуж, сказал, что все обдумал и уверен, что мы подойдем друг другу, и что он даже готов отказаться ехать в Израиль, если я не захочу, добавил, что можно и в другую страну, например, в Австрию, к его Сонечке
Получив столь неожиданное предложение, я не ответила  ни, да нет, пообещала обдумать, но просила особенно на меня не рассчитывать. Если я приму положительное для него решение, то обязательно сообщу, если нет, то ответа не будет.
  Будучи уверенной, что мама непременно подслушивает, я старалась говорить так, чтобы она не поняла, о чем шла речь. Как говорится: меньше будет знать – лучше будет спать.
 Как только я положила трубку, она обратилась ко мне с вопросом:
- Чего этому жидку с писклявым голоском было нужно от тебя?
- Да ты у меня, мамочка, оказывается антисемитка,- сказала я вместо ответа,- Не ожидала.
- И никакая я не антисеми…. язык сломаешь. А кто он этот твой Абраша?- не унималась она.
- Во-первых, не Абраша, а Семен Моисеевич,- спокойно поправила ее я,- а во-вторых – он мой очень хороший знакомый. На заводе вместе работали. На днях я его случайно встретила в городе. Уважаемый и очень преуспевающий человек.
- Если так, то другое дело. А чего ему от тебя нужно?
- Да так. Ничего особенного. В Москву собрался, предлагал поехать вместе, но я отказалась.

  Если честно, то я даже и не собиралась обдумывать, поскольку его предложение было для меня неприемлемо. Ни в Израиль, ни в Австрию, ни к черту на рога я уезжать не хотела.
Да и не могу я просто так выйти замуж за практически незнакомого мне человека. Кроме того, у меня же был ребенок, о котором я ему не сказала. Еще не известно, как бы он к этому отнесся. А еще, что тоже немаловажно, мне его запах не понравился: не парфюм и не профессиональный кулинарный запах, которым он пропитался, а запах его плоти. Час-полтора в кабинете ресторана – еще можно было стерпеть, но долго, всю оставшуюся жизнь… извините.
  Через полгода явышла замуж. И, казалось бы, все было забыто, и вспоминать не о чем. Как вдруг, уже, после того как я успела овдоветь и уже отгрустить, получаю заказное письмо от мамы, довольно толстое. С чего бы это вдруг. Сколько помню, она мне, если и писала, так только чтобы напомнить, что у нее деньги заканчиваются.
  Вскрытие показало, что внутри кроме письма от мамы было еще одно. По затертому конверту с иностранными марками я определила, что оно из Австралии. В конверте я обнаружила несколько цветных фотографий и письмо на двух листах, написанное бисерным, но разборчивым почерком.
По привычке, я начала с картинок, на которых увидела Соловейчика Семена Моисеевича. Эко куда его занесло. На одной - он сидел в кресле под развесистым деревом, на фоне дома с мансардой, в соломенной или матерчатой шляпе, штанах до колен и розовой рубахе на распашку, пузатенький и довольный собой. На другой - тоже был он, но в комнате, наверно, внутри того же дома, в строгом костюме, на третьей - он уже на городской улице, у входа в какое-то помещение.
  Оказалось, что поскольку в Израиле поваров, как собак нерезаных, да и стреляют там частенько, а он свое в этой жизни уже отстрелял, то решил перебраться  подальше, но туда, где русская кухня тоже в чести. Дом на фотографии – его собственный. Также, он на паях с компаньоном, владеет рестораном, который собирается выкупить полностью. На фото – он у входа в тот самый ресторан. Писал он, что Соня живет в Вене и к нему перебираться не собирается. Она там хорошо устроилась и вышла замуж. Признаюсь, я не сразу вспомнила, кто такая Соня, но ничего не имела против того, что она живет в Вене, вышла там замуж. Пусть хоть кому-то будет в этой жизни хорошо. А еще он написал, что его дом в получасе езды на автомобиле от берега Индийского океана. Автомобиль у него тоже имеется, не новый, но вполне....
 Весть об Океане, тем более моем любимом, Индийском, захватила меня сильнее всего: Жить на берегу Океана, да еще при постоянном лете. Мечта. 
  Заканчивалось письмо тем, что его давнее предложение остается в силе, и что если я приму его, то он немедленно прилетит, и мы все оформим.
 Просмотрев еще раз фотографии, я сказала сама себе:
- Почему бы и нет. Хорошая экология, постоянное лето, и он очаровашка. Очень даже очаровательная жидовская морда. Мне с ним, наверно, будет очень даже комфортно, но я туда не поеду. Они же там все вверх ногами ходят. Так что пой, Соловейчик, пой на своем зеленом континенте, в краю непуганых кенгуру и крокодилов.
Собрав все обратно в конверт, я отложила до лучших времен, которые так и не наступили.