В гостях у экопоселенцев

Сорваться, и отправиться куда-нибудь, вынашивая в себе какой-то приблизительный план, как тот, что возник у меня, в самом конце той зимы: для того, чтоб завершить свои творческие дела, - вдохнуть в них, наконец-то, всю свою творческую мощь, – мне потребовалось пожить в каком-то заброшенном поселении. «Необходимо, на сэкономленные средства, приобрести в маленьком селе какую-нибудь полусгнившую развалюху, чтоб сменив обстановку мегаполиса на сугубо сельскую, грохнутся о нее, всеми гранями своего творческого начала», - вдохновлял я себя на этот подвиг, прикидывая в уме, как это все будет замечательно выглядеть в реальности.
 План, сам по себе, не казался мне сложным для реализации. Схожих планов в моей голове всегда роится превеликое множество, большая часть из которых, сгорает в топке ежедневной суеты сует, так и не дождавшись своего воплощения. Об этих пустоцветах, я, даже, и не вспоминаю потом. Некоторые, все же, развиваются во мне, совершенствуются, созревают в количестве плодов, достаточных для ситного пропитания моего творчества.
 Экономический кризис захлестнул всю страну высокой волной безработицы, сделав городскую среду обитания весьма неуютной. Мне еще очень свезло: я аккумулировал некоторые средства.
Теперь предстояло сыскать подходящее поселение в самой непосредственной близости от города, чтоб не прозевать тот удачный момент, когда экономика пойдет на подъем, и вернуться назад.
 Схожая жизнь, называется - «дауншифтинг», - то есть: отказ от карьеры и больших доходов, ради простой жизни на земле.
У меня имелся некоторый опыт выживания в заброшенном селе, в Сумской области, небольшие честные сбережения и естественное желание закончить первый роман о своем сельском опыте.
 Перед поездкой, я прочесал Интернет, - выйдя на страничку экопоселения Ромашки, - я, тут же, загорелся жгучим желанием, поскорее отправиться на поиски собственного жилья.
 Как добираться в это село, я не нашел в блогосфере, но, поскольку, это была, все та же, Киевская область и Мироновский район, - то, на мой взгляд, Ромашки, должны существовать в пределах достижения маршрутного автобуса.
 Я купил географическую карту, чтоб мысленно проследить свой маршрут: но – к моему  неудовольствию, - села, с таким экологически чистым названием, в искомом районе, я не обнаружил.
На интернет-странице, оговорюсь,  имелись некоторые фотографические снимки, сделанные в этом поселении, так что в его существовании, сомневаться не приходилось.
 Я решил отправиться наобум, а еще точнее, доверившись своему наитию.
 …В первый день поисков, мне удалось добраться только до районной, Мироновки. На автостанции я, неожиданно для себя обнаружил (узнал у водителей маршрутных такси), что село, с таким благозвучным названием, находится в соседнем, Рокитнянском районе. Это значило: необходимо возвращаться в Кагарлык, с которого, можно, пересев в автобус, добраться до этого села.
 Уже в электричке меня снова переубедили: что существует еще одно село, с таким красивым названием, - маленькое и совсем заброшенное, - как раз то, которое мне надо, - оно-то и находится в том, таки, Мироновском районе. Собеседник, быстро набросал мне подробный план подъездных путей.
На следующий день, я отправился, на электричке, в Кагарлик.
 Путешествуя все эти дни по железной дороге, в маршрутных такси, я повстречал много разных людей. О чем-то переговаривался с ними. Чем дальше я убывал от столицы, тем проще становились люди, непосредственнее и доступнее для моего понимания.
 Брошенные на произвол судьбы, они, получив в дороге статус пассажира, тянулись ко мне со своими проблемами, обнажая, их социальные корни. В непринужденной обстановке, я узнавал об их чаяниях и отчаяниях.
 Я снова окунался в провинциальную жизнь, и мне казалось, что я стою на правильном пути. Пока бушует этот кризис, я постараюсь завершить свой многогранный роман, чтоб, потом, вернуться в столицу, уже, после того, как завершаться все треволнения.
 Пассажиры говорили все больше о политике (на начало следующего года, намечались выборы президента). Мнение этих людей, - я знал по опыту своего сельского выживания, - ничего не значило, поскольку как такового быть не могло, априори, а было решение тех, кто делал выбор за них, за кого эти люди должны будут проголосовать.
 Во мне не существовало иллюзий, поэтому я не вникал в этот спор, старался только слушать, и запоминать.
…Вот, напротив, приютился какой-то неказистый мужичонка с помятым лицом алкаша, который, в эту раннюю пору, находился уже под шефе.
 - Ты знаеш, шо такэ АКМ? – задевает меня, странным вопросом.
Я отвечаю уклончиво:
- Догадываюсь. 
 - А, шо такэ «нэправэльна пуля»? – спросил пьяница.
 - Со смещенным центром? – переспрашиваю. Я понял, что попал в аналог махновской контрразведки. Так прощупывают тех, которые кажутся подозрительными. 
 - Скоко калибров в АК? – продолжал он, свой допрос.
 Меня спасает полустанок «Кагарлык». Потратив еще полчаса на поездку, я попадаю в этот сугубо провинциальный городишко, с тем же названием.
 Жду еще часа с два автобуса возле большого озера, и, наконец-то, усаживаюсь в рейсовый автобус, и к полудню достигаю города Ржищева, в котором, ближе к вечеру, в самом центре, сажусь в маршрутное такси, которое везет меня, в неведомые мне, Ромашки.
 Несколько часов в пути, заставляет меня по новому оценить «правильность» своего выбора. Только изредка маршрутка пересекает какие-то полудремотные сёла.
 За окном, тянутся родные поля, перемеженные балками и оврагами; просторные и тихие, покорно ждущие семян, пашни.
 Над черною землею, над бывшими колхозными полями, грязно-серой хламидой, висит неприглядное мартовское небо...
 Начинают сгущаться сумерки.
Вот… водитель тормозит возле развилки.
 - Оцэ и йе: твойи Ромашки, – сказал шофер, открывая дверь.
 Никаких Ромашек я сразу не обнаружил, только указатель - «Ромашки», - и серую корку, покрошенного с боков, асфальта, который вел куда-то в кусты, обозначая направление.
 Приближающийся вечер, заставлял меня торопиться, чтоб поскорее, засветло, отыскать хоть какой-то кров над головой. На календаре, в аккурат – 8 марта 2009 года, - по советскому летоисчислению: «Международный Женский день».
 Через километр мелькнули, в просветах, крыши первых хат. Это была относительная видимость человеческого жилья.
 Надо отдать должное предкам: они умели строить жилье из любого подручного материала. Достойных лесов, - визуально, - вокруг не наблюдалось; хаты казались мне маленькими, чем-то напоминающие избушки охотников-промысловиков, которые встречались на моем жизненном пути в глухой тайге.
 Первая же попавшаяся хатынка, в зарослях молодого подлеска, с приметным огородом, куда меня привел по кустам машинный след, оказалась жилищем экопоселенца.
 Жилище было выстроено над глубоким оврагом, служащим одновременно сельской улицей, если смотреть со стороны дворика.
 Ступая по насыпанному вокруг белому песку, я заметил, сложенное из кирпича, «жертвенное огнище»; огород, оказался, обустроен какими-то рукотворными валами.
 Жилище было незапертым внутри, пахнущее глиной, что красноречиво указывало на то, что давно не отапливаемое.
Это, естественно, не добавило мне особого энтузиазма, хотя, на первый взгляд, я подумал, что здесь можно остановиться на ночлег.
 Дальше, я отправился искать обитаемые хаты.
В центре села я наткнулся еще на подобное обиталище, обрисованное таинственными знаками.
Похоже, что, его тоже, облюбовали себе экопоселенцы.
 Через несколько метров, от меня попытался скрыться какой-то местный обитатель. Стояло некоторых усилий, чтоб догнать его.
 Поздоровавшись с аборигеном Ромашек, спрашиваю:
 - У вас живут еще экопоселенцы?
 - Воны, почты вси порозьийхалысь, - сказал он, почесывая свой затылок. – Осталысь, тилькы: Андрий, да Пэтро. Андрий, живэ - на початку сэла. А, Пэтро, зи свойею жынкою, дали, як пойты циею дорогою. – Он указывает мне направление, по которому я должен пойти, чтоб найти Петра, если не дождусь Андрея, который часто, - по его словам, - отлучается отсюда.
 Я тороплюсь той же дорогой назад, поднимаюсь крутым склоном наверх… И снова попадаю к хате Андрея, - к той самой, в которой намереваюсь переночевать.
Для меня, это значило, что Андрея в Ромашках нет, следовательно: свежий машинный след, который привел меня к его жилищу, указывает на то, что он куда-то отъехал.
 Я снова спускаюсь по крутому склону вниз, и отправляюсь на поиски жилища другого экопоселенца - Петра.
 Он встречает меня возле своей хаты, которая больше чем остальные здесь, похожая на человеческое жилье.
Своим видом, Петр смахивает, на блаженного инока. Чуть выше среднего роста, строен, я б даже сказал: он имеет приятную наружность средневекового русича: с копной светлых овсяных волос, перевязанных белой повязкой, которая делает одухотворенный лик, схожим на былинного волхва. Голубые глаза смотрят на мир: примерно и добродушно.
 Этот мой, прежде всего, неожиданный визит, несколько нарушал его семейную идиллию, внеся в нее известный дискомфорт. Что заставляло его вести себя несколько насторожено, по отношению ко мне. В его хате, за моей спиной, постоянно ощущалось какое-то оживление: я заметил молодую женщину и ребенка-девочку.
 Всего в нескольких словах, я быстро объясняю: кто я таков, и чего ищу у его пенат.
 Скоро, его взгляд теплеет, он даже выводит меня на свой «огород», - скорее всего пространство, - где он, среди трав и дикоросов, закапывает весною зерна, чтоб осенью собрать урожай.
 Потом он ведет меня назад по селу, до хаты Андрея. Я должен буду задержаться в ней на ночь, чтоб утром, - часов в одиннадцать, - вернуться на трассу, чтоб отправиться назад, в Киев.
 Петр семенит впереди меня, быстро перебирая ногами, только босые пятки сверкают в сумерках. По дороге, он поведал, что ходит так всегда, с тех пор как поселился здесь, в 2004 году.
 Он сообщает мне, что:
 - Андрей, видимо, уехал с друзьями, и, похоже, вернется только к полуночи. Но, ежели, не вернется, то – не беда. Я смогу продержаться, в его хате, до утра. Есть печка, и небольшой запас дровишек.
 …Он уходит, - я остаюсь один, в темной хате, с низким потолком и крошечными окошками, на подоконниках, которых, лежат высушенные травы, в виде каких-то инсталляций.
 В хате витает сильный запах глины, от которого, в темноте, возникает ощущение сырой ямы.
 Чтоб успокоить себя, я зажигаю свечу, и ставлю ее на обнаруженное пианино. В углу вижу сундук, засланный старым покрывалом; расписанные мелками стены, которые, слой за слоем, покрывались свежей глиной.
«Магическими символами» испещрены все стены, которые похожи чем-то, на детские рисунки, на асфальте. Печь, занимающая треть комнаты, очевидно, служит поселенцу жестким ложем.
 Разложить огонь мне не удалось, поскольку я не обучен был растапливать печи без поддувала. Пугливое пламя не желало разгораться на сырых поленьях, которые отчаянно шипели, дымили и совсем не выделяли никакого тепла.
 Забрался в верхней одежде на холодную печь, окутавшись рядниной (сняв ее из деревянного сундука); достал наушники, вставил их в телефон, и попытался поймать хоть какую-нибудь музыкальную радиоволну, - но все радиостанции молчали, отдалившись, от меня, змеиным шипением. Постарался уснуть, чтоб скорее скоротать долгую ночь - этот кошмар черной дыры, в которую превратилась вся хата.
За окнами, в это время, стало совсем черно. 
 Всеми фибрами, всем естеством, я почувствовал, что больше никогда – в обозримом будущем, - не поселюсь вдали от столицы. Захотелось, чтоб поскорее  закончилась эта глупая ночь, когда я снова смогу спрятаться в каменных джунглях цивилизации. Страха не было никакого, - было ощущения бесконечной пустоты пространства!
 В полночь меня разбудил гул подъезжающей машины. Послышались человеческие голоса, вспыхнул яркий электрический свет. Молодые заросшие люди приятной, одухотворенной внешности, заполнили собою все пространство избы. В тесной хате, они казались большой человеческой толпой (на самом деле, было только четверо: три парня и одна девушка).
 Когда им навстречу, с печи, поднялся завернутый в кокон человек, кто-то из них озадачился вопросом:
 - Кто таков, будете?
 - Да, вот… Явился к вам, собственной персоной, чтоб выяснить… - Перечислил, спрашивающему, все свои пожелания. - Нашел, - говорю, - в Интернете ваше поселение, и решился на этот кратковременный, но дружественный визит.
 Мои слова, похоже, нашли понимание в сердцах молодых людей; они смягчилась лицами.
 - Потом разберемся, - сказал молодой человек, очевидно хозяин жилья. – Можете, пока, располагать нашей гостеприимностью.
 Молодые люди, побродив по хате, полезли в подземелье, которое копал Андрей прямо под печью (вот почему, пространство вокруг его обиталища, было засыпано белым песком).
 …Скоро молодежь, на ночь глядя, отправилась в Киев...
 Андрей, быстро растопив печку, - поскольку дрова уже к тому времени подсохли, да и опыт помогал ему, - согрел свое жилище (очаг, очевидно, сложил сам, как на душу легло).
 - Утро вечера мудренее, - сказал Андрей. - Будем отдыхать. Мы только что приехали с Черкасской области. Там существуют такие же поселения. Это были мои друзья. Утром поговорим на эту тему, а сейчас – спать!
 Утром, как только забрезжил свет в окошке, я поднялся, чтоб осмотреться. Времени до одиннадцати часов у меня было не занимать. Я привык вставать по-деревенски очень рано, в пять, а то и в четыре часа. Сходил на соседнюю фазенду, все еще прицениваясь, представляя как бы жил в ней, если бы мне продали. Все заросло кругом, как в джунглях, настоящих, деревенских. Пахло талой водой, - и весной.
 Я сходил с Андреем за водой, после чего он показывал мне свой огород, рассказывая, для чего служат, те, насыпные валы, на его огороде. В них, оказывается, он прикапывал землею разный мусор, который будет служить компостом.
 Мы просмотрели снятую, операторами СТБ программу об этом поселении. Это была работа профессионалов: чистая, контрастная… Чего не скажешь о его любительских съемках.
 - Мое кино, пока что уступает им по качеству, - догадался Андрей. – Но я, как мне кажется, на правильном пути.
 В фильмах телевизионщиков, прежде всего, рассказывалось о том, как некий парень, получивший хорошее образование, бросил работу в Киеве, которая приносила баснословные прибыли, - миллионы!!! – и отправился жить в заброшенное село. Экстрасенсы, которые должны были узнать это, соревновались между собою, кто ближе всего приблизится к истине.
 - Ну, не миллионы, - поправлял работников телевидения поселенец, - это сильно сказано. Просто, хорошую работу, приносящую приличный доход, позволявшую мне безбедно проживать в столице. Я, впрочем, и здесь, через Интернет, занимаюсь маркетингом, помогая фирмам находить рынки сбыта. Это дает возможность, поддерживать какой-то уровень жизни. Молоко - стоит дешево; хлеб я, тоже, покупаю в магазинах.
 Мы еще поговорили об экопоселениях, о проблемах его поселенцев.
 Оказывается, предыдущее поколения молодых декаденствующих людей, тоже искали новые формы гармоничного проживания в природе, по учению того же Порфирия Корнеевича Иванова или Шри Ауробиндо. Когда-то, я даже ездил даже в Москву, искал выезда в Ауровиль, пока на долгое время не осел в заброшенном селе, где много лет выращивал клубнику на продажу. Опыт выживания, в этих условиях, у меня был достаточно солидный.
 - Сейчас мы следуем учению Анастасии, - сказал Андрей.
 Он подробно объяснил суть этого учения, которое ничем не отличалось от тех, которые доминировали в свое время, и очень воодушевляли нас, тогдашних экопоселенцев. Я знал многих людей, которые находили в этом смысл своей жизни. Это были достаточно образованные люди, обладающие большими познаниями, которые, отдохнув душой и телом на природе, воспитывали  детей и возвращались жить в свои городские квартиры. Петро, - по словам Андрея, - был отличным врачом, - и его жена, тоже имеет высшее образование.
 В мое время, рядом со мной жили люди закончившие факультеты МГУ – юридический и физико-математический...
Количество индивидуумов, способных повторить этот трудный путь самосовершенствования, отнюдь, не уменьшилась.
 - Как сейчас попадают в эту систему? – Задаю вопрос.
 - По-разному, - отвечает он. – Девушка Камила, которая жила со мной весь этот год, попала сюда из Киргизии, через Австрию, где проживала несколько лет, пела в опере, а потом, приехав в Киев к своей сестре, скоро перебралась к нам. Каждый человек ищет свой путь восхождения. Всем этим людям, по большому счету, стало тесно в мире людей, в мире денег и ложных человеческих ценностей. Они приобретают здесь новых друзей, живо общаясь между собою. У нас большие связи на всей территории бывшего Советского Союза.
 - А что местные? Не досаждают? Много ли здесь алкашей? – Задаю животрепещущие вопросы, интересующие меня.
 - Да, нет, не много, но есть, - отвечает поселенец. – Попробовали, было, покачать свои права, но мы их быстро урезонили. Вроде, теперь, ведут себя спокойно. К тому же Петро, он, практически, безобидный человек.
 - Божий человек, если судить по Толстому. Сестра Андрея Болконского, опекалась такими людьми, - догадался я, перечитывая знаменитый роман.
 Мы зашли на мою страничку, на одном из литературных сайтов.
 …Перед самым моим отбытием, неожиданно, явился Петр со своей женой Ольгой, и пятилетней дочуркой.
Дочурка была самим воплощением их красивой трепетной любви этих духовных людей. Ради нее, стоило бросить карьеру и друзей, чтоб пожить здесь, в естественных условиях выживания.
 Теперь, в дневном свете, я смог подробнее, рассмотреть их лица. Они потрясали воображение своим естественным видом, очевидно души этих экопоселенцев, отразились на их лицах. Какая-то тонкая былинная красота была разлита в них, искрилась с открытых голубых глаз. Вся семья находились ближе к природе, чем к людям: чистые, светлые, одухотворенные лики, хоть иконы с них рисуй. Я читал их, как открытую книгу, в которой рассказывается о том, что мы потеряли навсегда, запутавшись в цепкой паутине сложных социальных отношений, пройдя все стадии метаморфоз - расслоений, - усложняя и без того сложные отношения между собой. Они были воплощением того естественного мира, который мы потеряли навсегда. Они вернулись туда, чтоб жить в любви ко всему живому…
 …Напоследок, Петр протягивает мне сверточек со снедью. Я не могу ему отказать, насколько естественным выглядит его желание сделать человеку добро, лишив этого, я, уверен, сделаю ему очень больно. Я вижу насквозь эту жизнь, - эта пища скудная, рассчитанная на минимальное количество калорий, необходимая дневная норма для поддержания духа в теле, - остальное додаст дух земли - Природа. Я жил этой жизнью долгие годы, и не мог отказать ему в том, чтоб он, лишний раз, проявил свою доброту.
 Уходя по дороге, я долго ощущал на себе их взгляд, полный человеческого участия и достоинства. Смог размотать сверток, только оказавшись на остановке, где еще полчаса вынужден был ожидать проходящее маршрутное такси, чтоб добраться, прямиком, на Киев (оказалось, что можно добраться и так). В свертке оказались два пресных пшеничных коржа, - выпеченные прямо в золе, - и вкусные сушки, из диких яблонь и груш.

 2010