Цари и атаманы - исторические личности

                ИСТОРИЧЕСКИЕ ЛИЧНОСТИ

Как ни  пытается человечество деяниями и устами своих выдающихся и заурядных представителей  воплотить в жизнь и изобразить в пропагандистском официозе принцип социального равенства людей все эти попытки негодны по определению, так как структурированное и иерархичное людское общество в принципе не может быть равным.  Это очень многомерная структура, и разные составляющие его элементы призваны выполнять разные функции: простые и сложные, управленческие и исполнительские, основные и второстепенные и т. д. Поэтому  положение и возможности отдельной личности в таком обществе изначально предопределено местом его нахождения в той или иной социальной структуре. И лишь  биологические особенности личности способны преодолеть социальные барьеры и переместить ее почти в любую точку социальной машины общества на место почти любой ее детали: вверх, вниз, вправо и влево. Говорю «почти», потому что в некоторых обществах существуют некоторые законы, которые навсегда запрещают некоторые социальные перемещения в них отдельных личностей. Например, родившись в одной стране, в некоторой другой нельзя стать,  допустим, президентом или, даже в собственной стране, не будучи принцем крови, нельзя стать государем и т. д.
Природа мудра и поэтому она все же предоставила людям возможность почти всегда преодолевать людские условности, даруя отдельным своим представителям исключительные способности. Именно через них она, эта мудрая природа,  осуществляет  преодоление коснеющих традиций и тем самым влияет на  исторический ход развития общества. А личности, наделенные  такими возможностями осуществлять историю,  становятся историческими.
Но, похоже, что у природы хватает мудрости лишь на довольно примитивный способ развития, а именно, через так называемый принцип «проб и ошибок». Вероятный фактор божественного предначертания находится в области, недоступной научным методам анализа, поэтому мной не рассматривается! Исторический же ход развития человеческого общества протекает столь криволинейно и столь изобилует тупиками, что представляется  как процесс самостоятельный,  стихийный и не одухотворенный какой-то высшей силой. А исторические личности в зависимости от того, куда они завели ситуацию, определяются обществами либо в герои, либо в злодеи. И на этом пути, пути оценки исторической значимости тех или иных событий и роли в них тех или иных исторических личностей,  у самих обществ тоже не хватает ума и дальнозоркости, чтобы правильно «расставить все по местам». Похоже, что здесь, как и во всех деяниях людей, сказывается  наше неумение правильно пользоваться дарованной нам свободой воли.
В эту оценку почти всегда вмешиваются  корыстные мотивы оценщиков, будь то отдельно взятая личность или какая-нибудь  социальная структура. А корысть состоит в отстаивании и защите интересов той  или иной социальной структуры или даже всего общества того или иного государства в противоположность другой структуре или иному государству. Чтобы избежать этого прискорбного факта, мне представляется, что во всех подобных случаях при оценке исторических событий и личностей следовало бы исходить из одного критерия, содержащегося  в морали и нравственности, основанных на «вечных ценностях». Наиболее полно и завершенно они сформулированы мировыми религиями и прежде всего и полнее всего,  как мне представляется,  в христианстве. Именно этим  критерием я  и намерен пользоваться при оценке рассмотренных в настоящем исследовании событий и личностей. И никакая так называемая «историческая необходимость», с моей точки зрения, не оправдывает нарушение этого принципа оценки  событий и личностей с религиозной позиции. Во имя чего бы  ни совершалось такое нарушение, его необходимо  подвергнуть безусловному осуждению
Между тем, и в исторической литературе, и в народной молве до сих пор присутствуют  вопиющие искажения и поругание исторической правды во имя ложных позиций, которые, помимо просто своей неправды, пропагандируя ее, продолжают играть роль факторов, растлевающих  божественную нравственность и тем самым поощряющих народ на ее дальнейшее попрание. Чего стоит, например, повсеместное распевание разинских «подвигов» и пребывание его в народных героях не только в дремучих «народных» массах, но и в литературных и иных художественных произведениях известных и уважаемых писателей! А ведь это просто узколобый бандит безмерного масштаба, совершивший столько и таких кровавых преступлений, от числа и содержания которых  сердце леденеет в груди. И воспевая его, мы тем самым принимаем и благословляем эти его злодеяния. Справедливо и правильно ли это? Подобным же образом действуют и историки применительно к оценке роли в судьбах людей тех или иных исторических личностей.
Возвращаясь к рассмотренной нами истории, обратимся к главным ее действующим лицам – царям  и атаманам. Это, прежде всего, как я думаю,  Алексей Михайлович и Петр Алексеевич  Романовы, с одной стороны, и Кондратий Афанасьевич Булавин и Илья Григорьевич Зерщиков, с другой.
Несмотря на крайне беспокойное время царствования Алексея Михайловича и его трагическую ошибку в провоцировании церковного раскола, присвоенное ему народом имя Тишайшего все же более или менее правомерно благодаря его высоким духовным качествам  религиозного человека.
Облик этого русского царя наиболее полно и ярко освещен историками С.Платоновым и Б.Башиловым (цитирую по: Башилов) «Достоинства царя Алексея с немалым восторгом описывали лица, вовсе от него независимые, - именно далекие от царя и Москвы иностранцы. Один из них, например, сказал, что Алексей Михайлович «такой государь, какого бы желали иметь все христианские народы, но не имеют» (Рейтенфельс). Другой ставил царя «на ряду с добрейшими и мудрейшими государями» (Коллинс). Третий отзывался, что «Царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями: и он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют перед ним» (Лизек). Четвертый отметил, что при неограниченной власти своей « …Царь Алексей не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь…» (Мейерберг).
Он был одним из самых образованных людей московского общества того времени: следы его разносторонней начитанности, библейской, церковной и светской разбросаны во всех его произведениях…
…исходя из религиозно-нравственных оснований, Алексей Михайлович имел ясное и твердое понятие о происхождении и значении царской власти в Московском государстве, как власти богоустановленной и назначенной для того, чтобы «рассуждать людей вправду» и «беспомощным помогать»…
…Религиозным чувством он был проникнут весь… Его главным духовным интересом было спасение души…
…Религия для него была не только обрядом, но и высокой нравственной дисциплиной.
…Его религиозное сознание шло несомненно дальше обряда: он был философ-моралист; и его философское мировоззрение было строго-религиозным. Ко всему окружающему он относился с высоты религиозной морали, и эта мораль, исходя из светлой, мягкой и доброй души царя, была не сухим кодексом отвлеченных нравственных правил, …а звучала мягким, прочувствованным, любящим словом, сказывалась полным ясного житейского смысла теплым отношением к . Склонность к размышлению, вместе с добродушием и мягкостью природы, выработали в Алексее Михайловиче замечательную для того времени тонкость чувств, поэтому и его мораль выказывалась иногда поразительно хорошо, тепло и симпатично, особенно тогда, когда ему приходилось кого-нибудь утешать…
…На бедную, еще слабую средствами Русь при Алексее Михайловиче обстоятельства наложили столько государственных задач, поставили столько вопросов, требовавших немедленного ответа, что невольно удивляешься исторической содержательности царствования царя Алексея Михайловича…
   Кроме внутренних вопросов назрел и внешний политический вопрос, исторически очень важный – вопрос о Малороссии. С ее присоединением начался процесс присоединения к Руси отпавших от нее областей, и присоединение Малороссии был первый шаг со стороны Москвы в деле ее исторической миссии, к тому же шаг удачный. До сих пор Литва и Польша играли в отношении Руси наступательную роль; с этих пор она переходит к Москве…Только признанием за Московским государством способности к исторической жизни и развитию можно объяснить общие причины этого явления. Это был здоровый организм, имевший свои истрические традиции и упорно преследовавший сотнями лет свои цели… (Платонов)
…На  Западе при Алексее Михайловиче был разбит вековечный главный враг Московской Руси – Польша; на востоке передовые отряды русских мореходов уже оказались в Америке (Башилов).
…Москва пропиливала окно в Европу, тщательно и мудро отметая все национально и принципиально неприемлемое, технически ненужное и морально опасное. Петр, с его эпилиптической нетерпимостью, рубанул это «окно» так, что расшатались все скрепы нации (П.Ковалевский)» .
 Что касается главного греха Алексея Михайловича – его поддержки никонианских церковных реформ, то к его оправданию может служить тот факт, что кроме подавления восстания старообрядчески настроенных монахов Соловецкого монастыря, особых насильственных акций со стороны светской власти против старообрядцев при нем фактически не предпринималось. Здесь уместно вспомнить, что, как замечает Б.Башилов: « …Алексей Михайлович видимо разделяет мысли несогласных с Никоном и терпевших от него подневольных постников и молитвенников. Нельзя силою заставить Богу веровать – это по всей видимости убеждение самого Алексея Михайловича»
 
             Кровавые преследования староверов в государственном масштабе  начались уже после смерти «Тишайшего» при его приемниках. И самым ярким и запоминающимся из них стал сын его Петр Алексеевич, названный Первым и Великим. Но величие его наиболее всего проявилось в порочности его натуры. В этом  он не знал более превосходивших  его царственных предшественников и последователей. Об этой его особенности откровеннее  всех сказал Лев Николаевич Толстой:
«С Петра І начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории…» (см. выше в разделе «Герои и злодеи», Петр Алексеевич Романов)..   
Лучше не скажешь! Этим, пожалуй, можно и ограничиться, учитывая  вышеизложенные сведения об этой личности. Словом – образец исторической личности самого отрицательного свойства, несмотря на ряд успешных моментов в развитии государства Российского. В наших внутренних делах он оставил самое пагубное наследство: порочное престолонаследие, разделение народа на несовместимые классы, пример  для повторения  скоропалительных и кровавых реформаций (революций) и неискоренимое «чужебесие».
Как ни были различны эти две исторические фигуры,  их руками осуществлялся исторический процесс развития нашего Отечества, неизбежный как предначертание – распространение,  укрепление и обращение России  в Великую Империю. И всякие внешние и внутренние попытки противостоять этому были обречены и потому бессмысленны. Особенно  это касается внутренних противодействий, и в частности – сопротивления казачества его вовлечению в государственную систему. В этом ракурсе и необходимо оценивать деятельность других, многими рангами ниже, исторических личностей – донских атаманов. Они олицетворяют на рассмотренном этапе истории состояние и падение роли самостийного демократического фактора в развитии Российского государства.
В личности и действиях Кондратия Афанасьевича Булавина ярким и ложно  истолкованным (героизация) фактором отразилась обреченность и бессмысленность  грубого военного сопротивления неизбежному историческому процессу. Может быть, следовало бы  сказать – сопротивления его жестоким и неразумным формам?!  Может быть, но это мало меняет суть дела, так как нисколько не уменьшает число понесенных на этом пути  напрасных и безвинных жертв. И нравственные, и интеллектуальные качества, и поведение этой исторической личности никак не выдвигают и не вытягивают ее на  народно- героическую роль, ибо сыграл ее атаман Булавин  скорее  злодейски, чем героически – и глупо, и бездарно, и безнравственно. Тут решительно нечем восхищаться и нечему подражать. Это исторический негатив, бросить который в укор следует не только ее главному действующему лицу, но и  царской власти.
Во всем облике Ильи Григорьевича Зерщикова и сыгранной им роли в этой исторической драме представлен урок  трагически несправедливой судьбы личности, попытавшейся подправить движение исторического катка, мнущего человеческие судьбы, на путь, менее кровавый и более соответствующий христианскому миропониманию. Он видел, как мне представляется,  неизбежность и принимал необходимость вовлечения казачества  в государственную монархическую систему, но верил и надеялся на то, что это можно осуществить без крутой ломки казачьего самоустройства и без крайних кровавых эксцессов – постепенно, примером  и убеждением, как это, вероятно,  следовало из его религиозных представлений. И он действительно, как никто более, стоял за свой народ, за его благополучие и сохранность. Но личность эта, хоть и вполне историческая,  отнюдь не героическая – в нем больше от христиански смиренного праведника, чем от героя. Хотя в яркой мужественности при  спасении казаков от наказания даже, может быть, вполне заслуженного, ему не откажешь. И уж, конечно, в нем совсем нет ничего злодейского, как это долго, настойчиво, бездоказательно  навязывается  некоторыми исследователями и представителями  художественной  литературы.
Трагический финал последнего свободно выбранного казаками верховного руководителя являет собой пример символического  завершения собственной истории донской казачьей республики – ее независимости, свободы и своеобразной самобытности. Отныне формирование высшей власти в республике переходило от народа к монарху. И этот переход  был продемонстрирован со всей дикой жестокостью и вандализмом, невзирая на личную невиновность и заслуги жертвы перед своим народом, а именно благодаря этим ее качествам. Актом его казни было публично продемонстрирована необратимость исторического процесса и  наступление  новой эпохи господства над казачьим своеволием иной более высокой силы – царской власти. Это было торжество монархического абсолютизма над народной демократией. И в этом смысле мы вправе рассматривать личность  Ильи Григорьевича Зерщикова как  символ  жертвы, принесенной в знак  неотвратимости исторического процесса. Именно он был наиболее подходящей фигурой для этого грязного, но, увы, по-видимому,  необходимого царю дела. 
Складывающийся абсолютизм монархической власти  совершил второю из самых значимых акций на своем  пути к собственному финалу: первая – устранение самовластия церкви и ее поругание, то есть, по существу, отказ от религиозности, вторая – полное попрание народовластия. Далее на этом пути абсолютную монархию ждала долгая (двухсотлетняя) и неизбежная агония приближения к собственной гибели в беспределе безбожия и  безгласия.
Жестокая несправедливость в оценке  личности Зерщикова и его роли в донской смуте вполне сравнима с бессмысленной жестокостью его наказания. Но если наказание  необратимо, то совершенно незаслуженные обвинения  могут и должны быть с него сняты. Надеюсь, что выполненное мной исследование с этой задачей  справилось, и теперь остается ждать, когда оно преодолеет и историческую инерцию ложного негатива вокруг личности И.Г.Зерщикова. Быть может, этому будет способствовать и начавшееся восстановление  православной церкви, и возрождение в народном сознании христианской религиозности на смену ложным социальным заблуждениям и цинизму неверия. И пусть при этом никого не смущает сложность и противоречивость этого процесса.
Ведь как порой несправедливо делаются выводы о моральном облике  верующих и атеистов на основании поведения каких-нибудь одного-двух их представителей. Бывает, встретился  кому-то верующий негодяй, и тот начинает  думать, что все они эти верующие такие.  Или встретился  ему высоконравственный атеист, и он полагает, что значит и религия здесь совсем не причем – можно быть нравственным и без нее. Да, конечно, можно встретить  атеиста, верного «вечным моральным ценностям», но ведь этот неверующий порой даже и не  подозревает, что ценности эти, ставши вечными, подарены ему именно религией! Ведь сам атеизм в принципе бездуховен, потому что зиждется на холодном и мертвом материализме. Ему, атеизму,  неоткуда взять такие понятия как любовь, верность, милосердие, справедливость – это все от Бога, а не от атомов, молекул и материальных силовых полей. И именно потому общественное безбожие в конечном итоге приводит народы и социальные структуры к неизбежному финалу – растлению и распаду. А высоконравственный атеист, если в нем нравственность выше атеизма, по существу и является одухотворенным, то есть верующим, только по исковерканности своего сознания не понимающим  этого. Это, конечно, грех, но не самый страшный, потому что самый страшный – это потеря нравственности, даже если ты верующий – худшего быть не может. Особенно в приложении не к отдельной личности, а к обществу в виде социальных систем и государств. И еще, конечно, к проповедуемой ими идеологии.
Религия и привнесенная ею в нас мораль  это единственное, что очеловечивает животное, превращая его в Homo sapiens. Попытки и успешное избавление от религии и прописанных ею моральных законов возвращает человека в животное состояние. Как печально, что это осуществляется в ряде современных человеческих сообществ  под видом борьбы за права человека, хотя на самом деле происходит обратное – утрата человеческих качеств и особенностей. Таких, например, как признание однополых браков, узаконивание педофилии в непрерывном снижении возраста половой вседозволенности и так называемой половой  грамотности, отсутствие цензуры на публичное бесстыдство, сквернословие  и насилие, стирание границ между добром и злом в идеологиях и в искусстве, признание искусством бессмысленные и оскорбительные для человеческой совести выходки и предметы и т.д.