Вера

— Что ты, дорогая, если бы люди падали с крыш всякий раз, как залезали на них для того, чтобы прочистить дымоход, думаю, человечество исчезло бы с лица земли вскоре после появления первых печных домов! Исчезло без следа, прямо как динозавры!
   Отец как-то загадочно улыбнулся и нежно провел тыльной стороной ладони по влажной от слез щеке девочки.
— Ну же, Веруня, что ты, в самом деле? Что за слезы? Посмотри, какой смешной ершик! А вот это гиря! Знаешь, для чего они нужны?
   Продолжая всхлипывать, девочка закрыла глаза ладошками. На ней был надет желтый сарафан цвета, едва доходивший до разбитых коленок, и забавные коричневые сандалии с округлыми носами, придававшие их обладательнице слегка неуклюжий вид.
— Веруня, я только взберусь наверх и тут же спущусь обратно! Это не займет много времени, ты даже и заметить не успеешь! Ну же, солнышко, это необходимо делать хотя бы раз в год, по-другому нельзя — труба обрастет сажей и не будет пропускать дым! Опасно!
   Девочка на мгновение убрала руки от лица и кинула быстрый взгляд на черепичную крышу небольшого двухэтажного летнего домика, напоминающего скворечник. Вера всегда была привязана к этому месту, но нынешним летом полюбила его особенно, ведь зимой не стало мамы, которая провела здесь свои последние годы.
— А что… а что если ты упадешь? Что если сломается лестница? — не прекращала всхлипывать Вера. — Пожалуйста, папочка …
— Это нужно сделать сегодня, потому что вся следующая неделя обещает быть дождливой, а если я полезу наверх в дождь, то тогда точно буду иметь все шансы свалиться и что-нибудь себе переломать.
   Вера недоверчиво посмотрела на отца. Она заметила, как заиграли желваки на его скулах — это означало, что папочка начинал терять терпение.
   Сегодня на нем были синие полинявшие джинсы, которые так нравились девочке, и плотно облегающая могучий торс белая футболка. Сильно выгоревшие на солнце волосы, белесовато-пшеничного цвета, трепал послеполуденный забияка-ветер.
— Сходи на кухню, милая, приготовь мне стаканчик лимонада со льдом, а я пока подготовлю лестницу да переобуюсь во что-нибудь более подходящее для лазанья по крышам, — мужчина весело подмигнул, после чего нагнулся и поцеловал дочь в макушку.

   Девочка поднялась по скрипучим деревянным ступенькам на крыльцо и вошла в дом. Миновав крохотное пространство прихожей, заставленное старой дурно пахнущей обувью, которое папа шутливо называл «сенями», она оказалась на кухне. В центре стоял большой обеденный стол, накрытый скатертью, на которой, впрочем, помимо стеклянного графина с лимонадом красовалось несколько жирных пятен — следы вчерашнего ужина. Простенький кухонный гарнитур, сколоченный отцом, располагался у стены напротив. На деревянную столешницу буфета, покрытую многочисленными шрамами, падал солнечный свет, игриво пробивающийся сквозь тюль кухонного окошка. Вера подошла к холодильнику и открыла нижнюю дверцу. Она переживала, что вода в формочке для льда еще не успела замерзнуть, так как была залита туда совсем недавно, но, к своей радости, в морозильнике обнаружила идеально ровные, квадратики. Вера надавила на формочку, и один из прозрачных квадратиков едва заметно подпрыгнул в своей ячейке. Очутившись на детской ладошке, кусочек льда был незамедлительно переправлен в рот. Рассасывая его, девочка прикрыла глаза от удовольствия. Поднывающие от холода зубы - ничтожная плата за незабываемое ощущение; будто в груди запорхали бабочки.
   Бросив немного льда в стакан, Вера наполнила его лимонадом из графина. Лед тут же начал подтаивать, высвобождая десятки маленьких пузырьков, которые моментально устремлялись вверх, радуясь внезапно обретенной свободе. Девочка настолько увлеклась этим действием, что когда слева от нее раздался глухой и отрывистый стук, будто чем-то ударили в стену, вздрогнула от неожиданности.
«Это просто папа приставил к стенке лестницу! А вот слышно, как он карабкается наверх… — Вера улыбнулась и вновь посмотрела на пузырящийся лимонад. — Надо отнести ему питье, пока лед совсем не растаял» — с этой мыслью она вышла обратно на залитое солнцем крыльцо.
   Мужчина сидел на крыше и задумчиво курил. Аксессуары трубочиста лежали рядом. Очевидно было, что он еще не приступал к работе.
— Я принесла лимонад! Спускайся, лед еще не растаял! — позвала его дочка, сделав ладонью «козырек» для того, чтобы солнце не слепило ее.
— Минутку, милая, сейчас вот только докурю…
   Отец затушил окурок о подошву башмака, сплюнул и начал спускаться вниз. Хлипкая деревянная лестница жалобно поскрипывала под крепким мужчиной. Вера следила за спуском с замиранием сердца — ей казалось, что лестница вот-вот развалится под отцом и тот упадет вниз. Но опасения оказались напрасными — папа благополучно спрыгнул с двух последних ступенек и, очутившись на земле, ловко перехватил стакан с лимонадом, залпом выпил и вернул стакан.
— Спасибо, милая, — произнес он, забавно растягивая слова, — Ну, пожалуй, пора и за работу приниматься.
   Размашистым движением руки мужчина вытер рот, подошел к лестнице и ухватился за нее руками. Так он замер на несколько секунд, прежде чем вскарабкаться — может быть пять или десять, опустив голову, уставившись на кончики башмаков, о чем-то размышляя.
   Вера решила вернуться в дом — отнести обратно пустой стакан. По пути ей пришла мысль вымыть грязную посуду, оставшуюся после завтрака — это помогло бы отвлечься от переживаний и дурных мыслей. Девочка включила теплую воду и принялась намыливать тарелку. Было слышно, как наверху топает отец.
«Нет, — она положила недомытую посуду в раковину, — лучше вернусь, пусть папа будет на виду — так спокойнее».
   Вера вытерла руки о сарафан и поспешила на улицу. Она обогнула дом и, выбежав на лужайку, вскинула вверх голову с прижатым ко лбу козырьком-ладонью. Но на крыше никого не было. Отцовские инструменты лежали нетронутыми на прежнем месте, старая деревянная лестница скучала, прислоненная к черепичной крыше. Где-то совсем рядом застрекотал кузнечик, вскоре — еще один.
   Сбежавшиеся на крики девочки соседи нашли ее в сарае. Она рыдала, сидя в углу, обхватив руками разбитые коленки. Сарафан местами был порван и измазан сырой землей. Крепкого телосложения мужчину в синих полинявших джинсах и белой футболке больше никто никогда не видел.