В мире один человек. Глава 18

– Надя! – Сушкин дотронулся до плеча сестры. – Ты знаешь, что я сейчас подумал о Коломейцеве!?.
Надя обернулась к нему и по её глазам Сушкин увидел, что мысли о Коломейцеве всё это время не оставляли её. Она смотрела на него и ожидала, что он скажет, во взгляде её было что-то напряжённое и даже что-то неуверенное, как бы наталкивающее на подозрение о запоздалом раскаянии. Во всяком случае лицо её вдруг сделалось необыкновенно серьёзно, как может стать серьёзным лицо человека, когда его оскорбят или он подумает что-нибудь чрезвычайно тяжёлое и значительное, способное в один миг разрушить всю весёлость и лёгкость настроения. Да и в лице самого Сушкина читались такая озабоченность, такое волнение, глаза его за стёклами очков так странно, возбуждённо блестели, что сразу тот человек, к которому он обратился бы со своей фразой, кто бы он ни был, почувствовал бы тревогу в нём и сам бы испытал на себе то же самое чувство, передавшееся бы ему, ибо бывают такие чувства, что сами передаются от одного человека к другому даже без слов и без красноречивых жестов – например, это чувство опасности, распространяющееся, допустим, у животных с поразительной быстротой, когда испуг одного существа сразу передаётся по цепи другим, пока всеми не овладеет; у людей часто случается так же, хотя люди и более организованные существа.
– Я подумал, что ему сейчас очень плохо… и он жестоко страдает!.. Он ведь такой человек, Надя!.. Он не остановится ни перед чем!.. Я уверен, у меня такое ощущение… ты знаешь – меня ознобом бьёт при мысли об этом!.. у меня такое чувство, словно Коломейцев сейчас на шею петлю надевает!.. Или думает об этом, об этой самой петле, понимаешь!?.
Надю всю передёрнуло – это сразу обозначилось и на её лице и в движении плеч.
– Да, мне тоже так кажется… – тихо произнесла она шелестящим, не своим голосом. – Он способен на это… на это же… это же мистика какая-то!..
– Так вот в этом-то всё и дело!.. – воскликнул Сушкин. –  Мне сначала тоже показалось, что этого не может быть, но потом меня как бы поразила мысль, я подумал – а почему не может быть!?. Почему не может быть!?. Наконец, всё может быть! И не такие вещи случаются!.. Он ушёл явно расстроен, явно не в себе! Он всё что угодно может сделать с собой!.. – он остановился и вдруг добавил потише, но слова эти особенно сильное впечатление произвели на него самого и на Надю. – Ты ведь и вправду  о б и д е л а  его!.. Ты очень сильно его  о б и д е л а,  о с к о р б и л а!.. А он… человек… ты знаешь, какой это человек!?.
 – Да, знаю, – Надя отвела взгляд в сторону и закусила нижнюю губу; Катя, сидящая поодаль, внимательно наблюдала за разговором брата и сестры, но не вставляла в него ни слова.
– Представь себе обстановку!.. Он приходит к себе домой, входит в свою комнатушку, которая давит его своими малыми размерами, ничем не может заняться, думает только об од-ном!.. А о чём он может думать – это уже сама можешь без труда представить! Он вобьёт себе в голову какую-нибудь чертовщину, как это с ним уже бывало, – как-то он мне вскользь упоминал, да я не придал этому значения!.. Ему очень плохо сейчас, я это остро чувствую… я представляю себя в его положении и… словом, – Сушкин не мог подобрать нужных слов для выражения охвативших его чувств и потому речь его была несколько отрывиста и бессвязна. – Словом, он жестоко мучается, понимаешь ты?!. Он сейчас там один, нет возле него никого, кто мог бы ему помочь!.. – Внезапно его осенило одной мыслью, он умолк, секунду-другую думал, затем решительно встал с дивана. – Я еду туда, к нему!.. Возможно, я смогу ему чем-то помочь, возможно, ничего ещё не было, а мне только кажется!.. Но всё может произойти – мне это теперь ясно, как день!..
– Да, правильно, поезжай! – поддержала Надя уже строго и сдержанно – но заметно было её внутреннее волнение и взгляд, обращённый к брату, как бы говорил: «Я виновата, конечно, но разве мы можем знать все последствия… разве можем?.. Но тут, тут и не только я виновата, тут все виноваты!..»
– Может быть, я ещё успею…» – с этими словами Сушкин вышел из комнаты. Несколько минут ему хватило, чтобы быть готовым покинуть квартиру и уйти в город, где ему нужен был сейчас один-единственный человек, жизнь которого казалась ему висящей на волоске.
– Куда ушёл Вася?.. – спросила удивлённая Марья Павловна, вышедшая из кухни. – Куда ему понадобилось идти так поздно?..
– К Коломейцеву… – обрывисто ответила Надя.
– К Коломейцеву?.. – с ещё большим удивлением произнесла Марья Павловна.
– К Коломейцеву, – повторила Надя.
– Зачем?.. – спросила Марья Павловна уже более спокойно.
– Ему показалось, что Коломейцев в это самое время думает о самоубийстве, вот Вася и поспешил… не знаю уж как сказать – на помощь или… Коломейцев-то он с комплексом, о него всего можно ждать!.. Вышло, что я его сегодня о б и д е л а  и  о с к о р б и л а!..
– А разве нет?..
– Он, возможно, ради какой-нибудь теории не побоялся бы человека зарезать, но в то же время, раздавив какую-нибудь бессознательную букашку, обрёк бы себя на жесточайшие душевные мучения!..
– Это что-то невообразимое, по-моему! – высказала своё мнение Катя.
– Человека зарезать не так просто! – заметила Марья Павловна.
– А по-моему нет ничего легче для отдельных людей, чем зарезать человека, – в задумчивости произнесла Надя.
– Ага!.. Так значит, этот отдельный человек – Толя Коломейцев?.. Как ты можешь о других так говорить и подозревать в другом столько  жестокости!.. Толя Коломейцев – человек мягкий…
– Вот потому-то роль садиста и убийцы для такого больше подходит… Все очень мягкие с виду – внутри настоящие злодеи. Они компенсируют внутренней жестокостью внешнюю мягкость!.. Это давно известный факт!..
– Я приглядывалась как-то к этому Коломейцеву, – заговорила Катя. – Мне показалось, что он себе на уме, мнительный и хитрый… Но рассуждает он необычно, всё ставит с ног на голову…
– Это он умеет!.. Он думает любым способом прослыть оригинальным и своеобразным… Если он и кончит когда-нибудь самоубийством, то не от какой-нибудь видимой причины, как это бывает у людей, а  сущей ерунды!.. Ему придёт в голову какая-нибудь оригинальная идея, которая будет удивительно совпадать с идеей самоубийства – и ему придёт конец! Он убьёт себя с радостью превеликой и внушит себе, что умирает как герой он будет любоваться одной только мыслью о том, что вот он пренебрегает с лёгкостью тем, чем другие не могут пренебречь и за что цепляются!.. Всё-таки это смешной и наивный человек и, честное слово, мне его даже жаль и особенно жаль в эту минуту!.. Да и навряд ли он решится на самоубийство! Он трус! И если кончит самоубийством, то только из трусости, из какого-нибудь нелепого страха!.. В сущности, это слабый, очень слабый человек… нервный и слабый, который себе самому ни в чём не посмеет признаться!.. И ничего он не достигнет в своей жизни; препятствий очень много в жизни и эти препятствия можно преодолеть, но не с таким комплексом, как у него! Он для себя всё хочет, а для себя… что такое для себя?!. Человек всё преодолевает, если хочет что-то для других!.. Для себя он и пальцем не шевельнёт!.. Лично мне, так, если бы я что-то и сделала, то только с мыслью, что кому-то пригодится! А что такое – для себя!?. Для себя может только идиот из шкуры вылезать, потому что он идиот и для него его плоть, его я – всё, главное в этом мире!.. Коломейцев не идиот, ему в уме не откажешь, он для себя не сможет, хоть наивно и думает, что сможет…
Надя, Марья Павловна и Катя уже были на кухне и стояли, глядя друг на друга, ничем не занятые определённо. По виду Марьи Павловны можно было сказать точно, что в эту минуту её больше всего занимает личность и судьба Коломейцева, а слова Нади заставляют задумываться; лицо её было несколько насупленным, но она не возражала Наде, хотя сказать ей, видимо, было что. Катя первая, сложив на груди руки, села на стул, спиной к окну, занавешенному шторой. Глядя на лицо её, трудно было что-нибудь определить относительно её внутреннего состояния, но показалось, что она с интересом слушала свою подругу.
– Этот Коломейцев напоминает мне чем-то моего Виктора, – сказала Катя, когда Надя за-молчала. – У Виктора много эгоизма, этим он мне и не нравится…
– Ха!.. Вот уж два разных, совершенно разных человека – твой Виктор и этот Коломейцев!.. – возразила Надя, чему-то загадочно улыбнувшись. – Виктор – сама простота, хотя и не наивность!.. Да, да, так может быть, – простота, но не наивность!.. Коломейцев, хоть и не прост, но в душе наивен, наивен именно тем, что слишком непрост – это, по-моему, самое смешное место во всей истории!.. Простые люди вызывают сочувствие, симпатию, а такие, как Коломейцев, сложные и запутанные, но наивные – жалость и сожаление!.. Таким людям трудно помочь, почти невозможно! Такой человек и слушать будет тебя внимательно, а на самом деле в это время будет думать про себя: «Чёрт бы побрал таких советчиков!..»
– Ты сказала, что Виктор прост? А что ты имела в виду?.. – вставила Катя, имея в лице что-то озабоченное.
– Конечно, он прост! А как же ещё назвать всё то, что я вижу!.. Да и вид-то один у него каков, у Виктора!.. С виду даже кажется неотёсан, грубоват… Внутри у него какая-то угрюмость, временами молчит, молчит, и слова не добьёшься, а то вдруг с пылом, с воодушевлением начнёт говорить и, знаешь, даже любопытные мысли высказывает!..
– Какие уж там любопытные! – отмахнулась Катя. – Ничего кроме вздора не добьёшься!.. Он ворчун недобрый! Правильно, есть в нём эта угрюмость, подчас он даже меня  пугает этой угрюмостью!.. Временами я вообще представления не имею, что у него в голове. Говорит одно, я вижу – в голове другое!..
– И то, слишком прямо поступает – и выдаёт себя с головой, но наивности всё же нету, нету такой едкой щепетильности, как у Коломейцева! Самоубийством наверное не кончит…
– Именно не кончит, сам быстрее убьёт кого-нибудь. Это-то и вызывает опасение!.. Я ведь почему так восприняла его удар?.. Не потому, что больно стало или обидно или унизительно!.. Совсем  не потому!..
– А почему?..
– Дело всё в том, как он ударил, как посмотрел, каким взглядом! Какое чувство!.. Это всё имеет большое значение!..
– Да, это, конечно, всё имеет значение! – согласилась Надя. – Иногда чувство в человеке даёт о себе знать очень сильно… или гнев, или неприязнь, или зависть!..
– А я почувствовала острую ненависть!..
– От любви это у него, говорят же, что любовь и ненависть сопутствуют! Хотела великой любви и добилась! Именно любя, в припадке бешеной любви Отелло задушил Дездемону!.. Так же и Виктор ударил тебя любя!..
– Надеюсь, дальше этого не пойдёт!.. Любовь уже слишком далеко зашла, как бы не пере-шла в месть!.. З а любовь ведь мстят!.. Сначала любят – и кто их просит, дураков! – а потом мстят!..
– Не надо быть глухой тетерей, тогда и мстить не будут…
– Вот тебе легко рассуждать, а попался бы тебе такой же, вроде Виктора, там все твои рассуждения ничего бы не стоили!.. Но ещё будет у тебя возможность  убедиться в этом на собственном опыте; надеюсь, не собираешься сидеть всю жизнь в девках!?.
– Можно и в девках посидеть…
– Шутишь!
– Нет, почему же…
– Говори!.. Сейчас только так рассуждаешь! – произнесла Марья Павловна, но не очень уверенным тоном; она, судя по её виду всё это время думала о чём-то своём, но в этом месте вдруг вставила своё замечание, чем удивила обеих подруг – те переглянулись.
– Эта тема в данный момент меня не волнует! – несколько раздражительно ответила Надя. – Кто в восемнадцать лет боится упустить своё –  пусть спешит, а мы посмотрим, как они будут себе шеи ломать!..
– Ты, наверное, имеешь и меня в виду? – спокойно спросила Катя. – Я теперь вижу, что глупо поступила… И зачем мне было связываться с Виктором?.. – последнее произнесла она не то с сожалением, не то с тайной горечью.
– Ничего, ещё помиритесь, – сказала Марья Павловна. –  всё ещё впереди у вас…
– Нет, не буду я с ним мириться!..
– Помиритесь…
– Надоело мне всё это!..
– Всякое в жизни бывает, не расходятся же по каждому пустяку?..
– Да как же?.. Терпеть, значит, что ли?.. Так выходит по-вашему?..
– А по-моему, тут должен каждый сам решать! – сказала рассудительно Надя. – И в таких делах советовать не нужно, чем меньше советов и советчиков – тем лучше! Люди вообще всегда столько советов дадут и таких советов, что им просто невозможно следовать!.. Каждый считает себя компетентным давать советы – а это ошибка, заблуждение, потому что каждый и в своих-то вопросах не может разобраться!.. Не слушай, Катя, ничьих советов, а делай так, как самой ка-жется нужным!.. Если бы люди чаще прислушивались к голосу собственного рассудка и собственной совести и поменьше, раскрывши рот, смотрели бы, что скажут окружающие, было бы меньше на свете глупости и зла!..
– О! Это уж точно! – согласилась Катя. – Я думаю, чего больше не хочу сейчас?.. Да этих проклятых советов, нравоучений, поучений, мудрствований насчёт всяких житейских опытов! По-этому и к родителям никакого желания не имею идти… сейчас по крайней мере!.. Надо самой всё обдумать получше, прийти как-то в себя… А там и пойду, к родителям… Ты ведь знаешь, ка-кие у меня родители – папочка и мамочка!.. Сначала они отговаривали меня выходить замуж за Виктора, теперь будут отговаривать от этого шага, но под конец смирятся и ещё будут рады, скажут: «Доченька, у тебя всё ещё впереди – и очень хорошо ты поступила, что порвала с этим хамом Виктором!..»
– Из этого можно сделать некоторые выводы! – усмехнулась Надя, но усмешка эта не была лёгкая или беззаботная, казалось по её виду, что её гнетёт что-то недоброе и неотступное, лежащее глубоко внутри.
Некоторое время царило молчание, каждый обдумывал что-то своё, – но уж таково значение общества, что человек нет-нет да и скажет что-нибудь, на что-нибудь наберётся духу, если кто-то находится рядом. Если рядом сидит человек всё совершенно понимающий – с ним всего легче, меньше шансов остаться непонятым, к тому же всегда можно изложить правильно мысль наиболее волнующую в данный момент и подать её другому человеку наиболее доходчиво, а заодно и самому поразмыслить вслух, что бывает очень важно и ценно временами, ибо мысль часто рождается внезапно, посреди самого разговора, какой-нибудь пустой, ничего не значащей фразы… первой заговорила на этот раз Катя, при этом она имела такой вид, точно хотела сообщить что-то важное и сокровенное, да так сразу не могла, – в таких случаях люди ухватывают больную тему или проблему не по средине, потому что посредине – будет уж слишком тяжело для первого раза, а с краю, так сказать с боку припёку.
– Видишь ли, – неуверенно начала она, коротко посматривая на подругу, – в последнее время у нас отношения с Виктором стали хуже… раньше как-то было не так… А теперь вот и ударил, несильно, правда, но с каким чувством!.. Так можно ударить врага, и уж только не из любви, как ты говоришь!.. И мне кажется, он не любит меня – и тяготится мною… И в последнее время пару раз сказал мне – «Ты, – говорит, – совсем не такая была раньше! Если бы я, – говорит, – знал раньше, что ты из себя представляешь!..»
– Он такое тебе сказал? – пришла в удивление Надя. – Ты мне этого не говорила что-то…
– Я тогда просто этому особого значения не придала – не всегда же придаёшь значение всякому слову… а вот сейчас вспомнила, что было это… Может быть, он ненавидит меня, а? – она посмотрела на Надю вопросительно.
– Ненавидит?.. Уж я не знаю… Неужели дело так далеко зашло?!. И за что же он может тебя ненавидеть?!.
– А тут уж я  не знаю, не могу ничего придумать… но мне кажется, что в нём есть это ненавидящее…
– Вообще-то ты недалека от истины… То, что было сегодня на моих глазах, мне показа-лось таким диким и ненужным!.. Можно было подумать, что вы это всё придумали от скуки… У меня такое впечатление, что у вас только и возникают ссоры, когда я прихожу к вам…
– По каждому пустяку – придирки! Он словно ищет любой повод!.. И ударил-то меня, когда я сказала, чтобы не кричал на меня. «Я, – говорит, – не то что кричать, я и ударить могу!» И вижу по глазам, что может ударить и что хочется даже ударить. Я говорю: «Нет, не ударишь, по-тому что это плохо может кончиться!..» «А вот, – говорит, – и ударю, смотри!..» Подошёл и ударил, негодяй какой!.. По щеке, наотмашь!.. Я говорю: «Чего так несильно? Мог бы и сильнее!..» Каких мне это сил стоило, можешь представить… Смотрит так на меня некоторое время – и вижу, внутри жесток и холоден. «Ну, – думаю, – нечего от тебя больше ждать!» Оделась и ушла – и думать больше не желаю о нём, и не думала бы, да только сам мне всё думается, из головы не выходит… Другая бы на моём месте плюнула бы в один момент, а я ещё и думаю о нём, об этаком!.. Эгоист чёрствый!.. Такой – дождёшься – убьёт и в землю закопает!.. Это уже не сегодня надо было прекратить, а раньше, да только я всё время думала, что это временно, что пройдёт, изменится он!.. Нет, я его что-то не понимаю! Если он ненавидит меня, то за что?.. А если это не ненависть, а что-нибудь другое, то что?..
– Мне и с самого начала показалось, говоря между нами – чего уж тут таить, – что вы странная и неподходящая друг другу пара, – сказала вдруг Надя, долгим взглядом посмотрев в глаза Кате – та тоже не отводила от неё своего немигающего взгляда. – Да и вообще, тебе, Катя, надо бы учиться дальше, а тут муж, семейная жизнь… совсем не то… Это ведь никуда не уйдёт… А будет ребёнок, что тогда?..
– Это всё так, – помолчав и подумав, отозвалась Катя, – я ведь и об этом думала… Не знаю, ничего не знаю, – прибавила она с какой-то усталостью, отвела в сторону взгляд и была похожа в этот момент на бедное и несчастное существо, несовладавшее с тем великим множеством вопросов, которое задаёт человеку жизнь.
– Тема не из приятных – для тебя, но не избежишь!.. Тоже надо обдумывать, решать!.. И каждый должен решать сам за себя, тут ни от кого помощи ждать не приходится… Жизнь – она с каждым годом, чувствую, всё сложней становится – и для каждого человека в отдельности и для всех, в мировом масштабе… Хотя нельзя сказать, что и в прошлые века люди чувствовали себя легче. Тоже искали смысл в жизни, тоже гибли…
– Вот и сейчас гибнут, – усмехнулась Катя невесело.
– Гибнут ещё как… И некому руку протянуть!.. Гибнут даже те, на кого и не подумаешь! Внешне живут благополучно, даже, посмотришь на них, с виду веселы, оптимизма – хоть отбавляй!.. А внутри у них такое творится!.. Такое, что и!.. Плохие дела в этом отношении, а человеку отдельному надо как-то жить, куда-то надо силы свои девать!.. А как ему жить, куда душевные силы девать – этого никто не знает, мир ведь тоже из отдельных людей состоит, из маленьких людей!.. Хотя нет, почему это маленьких? Не маленьких, а просто из людей, которые должны думать сами за себя!.. ты должна думать, я, наши родители, все должны думать!..
– Да, было бы о чём думать, – вздохнула Катя и на секунду в лице её мелькнуло что-то до ужаса мученическое и страдальческое. – Но по-моему, это самое думание людей и губит, это самое думание!.. Взять хотя бы детей – мы ведь все были детьми, – как дети легко живут, легче, чем взрослые!.. Так бы прямо возвратилась в детство и была девочкой!..
– Люди гибнут не от того, что много думают, а от бездумья!.. Бездумье их губит!..
– Сами себя губят люди, – сказала Катя и чему-то улыбнулась сама, верно, в этот момент не осознавая, чему улыбается. – Женщины, женщины! – добавила она вдруг зачем-то. – Всегда вы были бесправны, и сейчас бесправны, только видимость равноправия!.. Ударил же меня Виктор, значит, в глубине души считает меня ниже себя!.. Говорят – эмансипация, равноправие! Всё одни слова!.. Били женщин и будут бить!..
– Нет, я не согласна с тобой в корне, – возразила Надя. – Женщин бить не будут, когда общество будет более справедливое и сознательное!.. И в сущности, всё от самих женщин зависит… Сложный вопрос, один из многих важных вопросов… А ты что думаешь по этому поводу, мама? – неожиданно обратилась она к Марье Павловне.
– Что я могу думать по этому вопросу?.. – ожила Марья Павловна, как бы придя в себя. – Эти вопросы вас увлекают, а я уже об этом давно не думаю… Да и вы поживите с моё – тоже перестанете думать, у каждой будет семья, дети – в голове мысли будут другие, о том, как бы полезное для семьи сделать, как бы детей в чём не обидеть, – а о себе уже, поверьте, меньше будете думать…
– тебя отец когда-нибудь бил?..
Марья Павловна даже с укором посмотрела на дочь, как бы поймав её на предосудительном, но сразу вместе с тем взгляд её изменился, на губах появилась едва заметная улыбка.
– Никогда даже пальцем не тронул за всю жизнь… Это ведь зависит ещё от того, как женщина себя поставит… Отец у меня всегда был со мной уважителен, спокоен… Я ему никогда не давала повода к ссоре, только когда он бывал чем-нибудь огорчён или расстроен, всегда старалась относиться к нему внимательно, проявлять заботу… Мужчины это любят и сразу отходят… А когда муж бьёт жену – значит, жена того стоит, значит мужа своего не понимает, не может успокоить его души… Жена должна иметь тактику свою, а современные жёны суются в пекло, сами не зная, что их ожидает в будущем, с мужьями грубы… ну как после этого мужчины будут их любить и уважать, а уж о том, чтобы муж ещё и преклонялся перед своей женой – и речи нет!.. Всё оттого, что ума нет, вернее, ум-то есть, да не в ту сторону, вот поэтому и браки нынче недолговечные, многие расходятся, плохо живут!.. А дальше и совсем хуже будет!..
– Вот так и выходит, Катюша, – шутливо сказала Надя, – что Виктор тебя не зря ударил!.. Плохая ты ещё жена, опыта маловато, не знаешь мужской психологии, а ведь пора бы узнать!..
– Мужская психология тут ни при чём! Тут психология одного человека – Виктора!.. Вот его-то я действительно не знаю и не знала!.. Вначале он мне другим показался, покладистым и добрым... главное, что добрым… На это и клюнула. Да ошиблась, не на доброту вышла. Лицемерил Виктор, сумел себя с хорошей стороны показать!.. Он с самого начала показался мне не очень надёжным, да я подумала, что это мне только временно кажется… а это на самом деле и подтвердилось. Как в пословице – чем дальше в лес, тем больше дров!.. Характер начал свой проявлять через разные мелочи, а потом я убедилась, что он деспотичен, не сразу, но убедилась… И всё равно, рано или поздно, этому житью-бытью пришёл бы конец! Целую жизнь – десять, двадцать, тридцать, сорок лет, а то и больше – жить под таким гнётом турецким!?. Нет, это выше моих сил!..
– А жить-то всё равно с кем-нибудь придётся, – с иронией сказала Марья Петровна. – И у каждого мужчины свои недостатки, но надо их прощать, не замечать, или как-то исправлять, если имеешь на него влияние…
– По-моему, это очень трудно – жить всю жизнь с одним человеком, – задумчиво произнесла Надя и во взгляде её показалось что-то безнадёжное и тяжёлое.
– Трудно, а надо жить, – ответила Марья Павловна.
– Надо… надо… А это своего рода надругательство над душой, скажу я вам – когда каким-либо образом два человека связаны друг с другом на протяжении всей жизни… Эта связанность в чём-то противоестественна и насильственна… Вот сейчас упрёки в обществе – что, мол, не могут супруги долго жить вместе, сходятся и расходятся, опять сходятся и опять расходятся!.. А тут надо самый корень проблемы выявить – а это и не по силам!.. Потому и ругают, удивляются и долго ещё не поймут, что такое с человеком происходит!.. А тут именно с  ч е л о в е к о м  происходит!.. Человек-то, может быть, куда сложнее и многообразнее, куда богаче, чем его до сих пор представляли! Его всё время пытались в какие-то рамки втиснуть и были рады, если этих рамок он не покидал! А как только начинают давать о себе знать разные отклонения – тут прямо целая трагедия, целая катастрофа, начинают бить в набат и говорят одно заученное слово – п л о х о! Всему, говорят,  к о н е ц! Мы, говорят, переживаем  п о с л е д н и е  д н и!.. А так ли это!?. Да дело, может, только в том, что человек  и щ е т  себя,  н а й т и  себя пытается! И обязательно придёт он к какому-нибудь решению, обязательно найдёт какой-нибудь выход, только не надо ему мешать!.. То, что происходит сейчас в обществе – закономерность… А дальше – будет больше!.. Можно закрывать на это глаза, но от этого легче никому не станет!.. Если раньше мужчине, этому неотёсанному мужику, мужлану, нужна была женщина, баба, а той, соответственно, мужик, то теперь мужчине мало, если перед ним просто женщина, а женщине мало, если перед ней мужчина!.. Теперь человеку нужен человек – во-первых! Теперь, мужчина то или женщина – не важно, это на второй план выходит, на последний! А что остаётся? Ч е л о в е к!.. Ч е л о в е к  остаётся!.. А  ч е л о в е к у  и нужен  ч е л о в е к!.. И эту нужду его, может быть, в целую жизнь не удовлетворишь!  Тут уже настоящая жажда по  ч е л о в е к у, тут уже особая потребность, диктуемая более высшими запросами и более высшим развитием!.. А этой потребности стараются не замечать, да и не понимают пока, что есть такая потребность!.. Общественное мнение рассуждает по-старому: «Муж и жена – одна сатана и должны жить вместе до гробовой доски!» Ну, ясно, что это идёт против естества, ясно, что это произвол и надругательство!.. Даже совершенно чуждые по духу и характеру люди могут иметь общих детей, одну семью, но это уже вопросы продолжения человеческого рода – и не надо эти вопросы путать с другими и закрывать глаза на то, что  ч е л о в е к - то нуждается в  ч е л о в е к е!.. И неужто   ч е л о в е к  может  и с п о р т и т ь  себя, если он найдёт в массе человеческого многообразия, которое его окружает, что-либо душеспасительное себе, что-либо родственное, близкое и понятное?!. И неужели человек виноват, если всё живое в нём, всё истинно  ч е л о в е ч е с к о е  противится насилию, противится предрассудку, какому-то устаревшему закону и порядку, заведённому ещё с тех самых пор, когда надо было всех держать в повиновении и были хозяева и рабы!?. Я, например, понимаю тех людей, которые не могут жить долго с каким-нибудь человеком! Да и с какой стати взяли вдруг, что двое людей должны уединяться от всего общества и жить вместе друг с другом, с какой стати взяли, что это  н у ж н о  и даже  н е о б х о д и м о?!. Это обман и благодаря этому обману вокруг мы видим сплошь постные лица несчастных и разочарованных, не знающих, куда подевалось их счастье!.. И по-моему, даже невозможно всю жизнь жить с одним человеком, какой бы он ни был хороший, потому что это самообман, надругательство над душой и многое чего ещё, это и лицемерие и ханжество, и подлость, это и лень душевная и просто какое-то хамство!.. Вокруг столько людей, столько лиц, любопытных характеров – а жизнь человеческая коротка и человек не узнает и тысячной доли человечества! Это, по-моему, главное несчастье человека! Живя в обществе, он чужой в этом обществе, он не знает членов этого общества!.. Но это уже такой, нелепый для обывателя вопрос, такой сумасшедший вопрос!..
Надя остановилась, точно ей пришло в голову, что она зашла в своих рассуждениях слишком далеко и её, может быть, понимают очень смутно, – так человек посреди душевного своего излияния может одёрнуть себя, когда ему придёт в голову, что он говорит совсем не то, что нужно, и что он забрёл в слишком отдалённую от реальности область. Человек даже может смешаться, уйти мыслями очень далеко, вспомнить детство, родную деревню или торжественный момент из своей жизни, когда он переживал свой триумф. На него с удивлением будут смотреть, ожидая, когда он продолжит, а он улыбнётся без всякого смущения, скажет: «Пожалуй, не надо об этом говорить…», может распрощаться и уйти, оставив вас в глубочайшем недоумении… Сейчас Надя замолчала и у неё в лице было нечто такое, что навело бы вас на мысль о переменчивости и непостоянстве человеческой души, возможности которой сколь велики, столь и кратковременны, ибо душа живёт по своим законам – и эти законы неуловимы, разве что иногда что-нибудь проявится из темноты на свет Божий.
– Ну вот, ушёл Вася! – неожиданно промолвила она. – Теперь его долго не будет. Время сейчас позднее… он у Коломейцева будет спать; надеюсь, тот жив… Невозможно представить Коломейцева мёртвым… Такие люди, как Коломейцев, чрезвычайно живучи, по крайней мере они мне кажутся очень живучими, это неистребимое племя…
Марья Павловна странно посмотрела на дочь, не то чтобы осуждающе или удивлённо, но как бы что-то взвешивая про себя, как бы находясь в плену какого-то впечатления.
– Мне Толю жаль, я его очень хорошо понимаю… Ты ведь, Надя, ему ещё и нравишься…
– Я?.. Нравлюсь? – с деланным удивлением спросила Надя.
– Это нетрудно заметить по тому, какими взглядами он на тебя смотрит, – продолжала Марья Павловна сочувственно. – Он, видимо, любит тебя…
– Любит?.. Вот ещё новости!.. А хотя бы и так? Что с того!?. Любит!.. Да каждый, может быть, кого-нибудь любит?.. Я, может быть, и сама кого-нибудь люблю, да и Вася, может быть, кого-нибудь тайком любит, только никому не скажет и даже вида не покажет!..
– Вася?.. Ты думаешь, он кого-нибудь любит?..
– А почему бы и нет!.. Что, наш Вася хуже других, что – у него сердца нет?.. Да Вася, если полюбит, то на всю жизнь, он уж своей жене, если она у него будет, не изменит!.. Он не из тех людей, которые смотрят на чужой огород, он не завистлив!..
– А любил ли он когда-нибудь – ты не знаешь?..
– Может, и любил, да мне не скажет – это дело интимное, личное!.. Когда человек говорит про свою любовь – это нехорошо, я, например, не уважаю таких… Часто увидишь обнимающих-ся и чуть ли не целующихся: это они делают вид, что счастливы, чтобы в других зависть порождать; им нравится, когда они зависть порождают в бедных, одиноких сердцах – и ведь многие завидуют, кому больше делать ничего не остаётся, как думать только про любовь?..
– А ты неужели против этого? – с изумлением спросила Марья Павловна. – Сама-то неужто не думаешь о любви?..
– Гм!.. Вопросы какие задаёшь!.. – несколько смущённо заметила Надя и переглянулась с подругой, посмотревшей на неё широко открытыми глазами.
– Вот видишь! Думаешь же про любовь, а других критикуешь! – засмеялась Марья Павловна.
– Да нет, я не думаю, – сердито произнесла Надя. – Есть ведь и другие проблемы, кроме любви!..
– Так уж и совсем не думаешь?!.
– Я ведь не сказала, что  с о в с е м  не думаю!.. Думаю столько, сколько нужно, ни больше, ни меньше!.. С ума, как видишь, пока ещё не схожу и, наверное, не сойду, я ведь не темпераментная в этом отношении, я ведь флегматичная… Если у меня когда-нибудь будет муж – он меня невзлюбит за это!.. Впрочем, если у меня будет муж, то я его привязывать возле себя не буду и ревновать не буду, а скажу, что он полностью свободен в своих действиях и может делать всё, что хочет!.. Если ему нравится время проводить с какой-нибудь женщиной – пусть проводит, я даже одобрю…
Марья Павловна и Катя с интересом смотрели на Надю и, кажется, полагали, что она говорит это несерьёзно.
– Но разве можно открыто допустить, чтобы муж изменял жене? – осторожно спросила Марья Павловна.
– В том-то вся и штука, что давая полную свободу – женщина привязывает мужа… У него и охота пропадёт до других женщин…
– Как это?.. Что-то я не очень понимаю?..
– Обыкновенно… Это же азы психологии!.. Человека ничего так не отталкивает, как навязывание и принуждение… Силком не заставишь любить, муж будет изменять тайком – так пусть он поймёт, что смысла изменять нет! Только запретный плод сладок – это известно!.. Предоставленный самому себе, муж придёт к выводу, что он, изменяя, совершает бессмысленный и нелепый поступок… у него ведь есть жена…
– Ты хочешь сказать, – улыбнулась Катя, – что это хороший способ удержать возле себя мужа?.. Но ведь этот способ подведёт!..
– Ха-ха!.. – рассмеялась Марья Павловна, придя в хорошее расположение духа. – Что это у нас тут? Выясняем, как лучше держать в руках мужа!.. Но это целая наука!..
– Наука о любви, – прибавила Катя, перекинув ногу за ногу и покачивая ею. – Наука несчастных женщин…
– Несчастных? – Надя встала из-за стола и подошла к окну, отодвинув штору, стала смот-реть на улицу. – Какая темень!.. И снег пошёл, такой мелкий и злой, колючий снег… Не хотела бы я сейчас очутиться на улице!..
– Что снег?.. – спросила Катя и повернулась к окну. – И вправду… Но это к пурге… Ночью холодно будет, наверно…
– Вообще в эту зиму холодно, – произнесла Марья Павловна. – Климат у нас суровый, зима длинная…
– Пройдёт и эта зима, – глядя по-прежнему на улицу, сказала Надя и обхватила плечи руками. – Вы знаете, в этой зиме есть что-то необычное. Мне кажется, что она необычно длинна, что никогда не кончится… Мне всегда кажется так зимой, но проходит время и зима кончается… Время так быстро бежит, кажется, недавно ещё осень была и первые заморозки – и вот уже январь!.. Время идёт, не остановишь!..
– Да, время уже позднее, надо ложиться спать! – забеспокоилась Марья Павловна. – Вася что же – не придёт уж сегодня?..
– Откуда я знаю? – пожала плечами Надя. – Вернее всего, я думаю, не придёт, там будет спать, с Коломейцевым… Да ничего с ним не случится, чего ты беспокоишься?..
– На ночь глядя ушёл – вот и беспокоюсь; мать я или не мать?..
С этими словами Марья Павловна оставила двух подруг, удалившись в спальню.
– Мне кажется, что весь этот день какой-то необычный, – как только её не стало, сказала почти шёпотом Надя. – Со всеми происходит что-то странное, даже со мной начинает происходить это странное!.. Кажется мне, будто сегодня случилось что-то очень важное, гораздо важнее, чем все житейские мелочи, но что – не знаю! И за матерью замечаю что-то новое, она словно в какой-то тревоге, ещё до того, как Вася ушёл!.. Об отце беспокоится?.. Может быть, но не только это, есть что-то ещё… А что – попробуй разберись!..
– Да тебе только кажется, или… – Катя посмотрела на неё долгим, пронзительным взглядом, – или это правда… Может, ты и права, сегодня какой-то день не такой, весь день не такой, как обычно бывает… С самого ещё утра…
– Я тебе хотела сказать, Катя, – доверительно вымолвила Надя. – Я, наверное, уйду с этой швейной фабрики…
– Уйдёшь?.. Работа не нравится?..
– Не могу я там работать, шумно очень, да и вообще, не хочу…
– А куда пойдёшь?..
– Не знаю ещё… пока не знаю…
Они смотрели в окно, туда, где в призрачном свете уличных фонарей носились снежные крупицы, похожие на какую-то своеобразную форму жизни. О чём они думали, каждая из двоих?.. Об этом можно и догадаться – тут не будет большой беды, если вы неправильно угадаете…
Пусть они думают – каждая о своём, пусть думают минуту, две, три молча, глядя на пустынную улицу и одинокого прохожего, торопящегося попасть к себе домой, а мы в это время воспользуемся их молчанием и тоже подумаем о чём-нибудь, просто так, никуда не торопясь, оставив все дела. Это ведь так хорошо, просто о чём-нибудь подумать, помечтать, может быть, о том, чего никогда не будет и что есть только принадлежность одного воображения!.. Падает снег, ложится на тротуары, на крыши домов – вам никогда не казалось в этом много замечательного и удивительного?.. Да мы уверены, что казалось, и вы, читатель, бывали часто очарованы зимним поздним вечером, когда, возвращаясь откуда-нибудь домой, вдруг обращали своё внимание на то, что делается вокруг вас и происходит в природе, на которую подчас забываем обратить мы внимание, но вдруг обращаем – и преисполненные внезапного восторга, понимаем в одну минуту, более сердцем, чем разумом, более чувством, чем здравой и ясной мыслью, какое мы имеем всё-таки большое благо в лице нашей жизни, на лоно которой нам повезло родиться, именно повезло, ибо мы могли бы и не родиться и тогда бы не узнали всего  э т о г о  и не испытали бы  э т и х  удивительных чувств!.. Вот так вы пойдёте как-нибудь вечером, перед сном, холодной, заснеженной улицей, может быть, без какой-нибудь определённой цели, чтобы только куда-нибудь идти, и вас поразит вдруг какое-нибудь, возникшее в вас новое, осветляющее душу и освобождающее её от всего, что до сих пор мешало вам жить, чувство – и это чувство возродит в вас давно угаснувшее и умершее! Вы будете потрясены, вы как бы вновь обретёте себя, вновь оживёте и спросите о том себя, где же вы были раньше и почему только теперь так остро, так свежо, так непосредственно ощущаете себя и факт самого вашего существования?!. Вы спросите себя – в чём секрет такой перемены в вас? – и оставите вопрос этот без ответа, и вы уже вступите в ту стадию духовного развития, когда начнёте жить с жадностью – и не столько рассудочно, сколько чувствами, а вернее, всё в вас достигнет такого совершенства, когда рассудок и чувства по отдельности не будут преобладать в вас одно над другим, а сольются как бы в один целостный сплав, в котором проявится настоящая ваша человеческая разумность и целесообразность… Так, неопытный юноша, живя, проходит мимо жизни, а пожилой, страдающий недугами муж, живёт… Вы, верно, замечали часто в своей душе такие прекрасные, благие порывы, благодаря которым вам хотелось даже благословить даже самую неприятную сторону вашей жизни, и вы замечали, как странно вы добреете, всему прощаете и всё начинаете любить страстной, чистой родительской любовью… Это всё происходит не даром и есть благодарность жизни, которая тоже бывает добра, надо только научиться понимать её и за людьми, обстоятельствами, правдами и неправдами, добром и злом, собственной радостью и горечью видеть нечто большее. Что касается людей, то, может быть, когда-нибудь вы поймёте, что это  н е  о н и  в и н о в а т ы  в том, что причиняют вам в чём-то зло или неудобство в жизни, а есть в мире нечто такое, что непременно всегда будет держать человеческое существо в напряжении. Это ведь пока люди враждуют с людьми, но перед лицом всеобщей опасности им придётся объединить свои усилия, чтобы выжить и сохранить человеческий род… И нам кажется, что неудовлетворённость человека, происходящая от трудностей жизни, есть тот единственный стимул к жизни, который её выручит всегда –  по самой своей природе эта неудовлетворённость есть залог будущей жизни; мы не знаем, как она родилась, но только рождение её было ниспослано на человечество свыше – ибо это мудрость жизни и её вечный смысл!.. Венец же этой неудовлетворённости – недосягаемое совершенство, примера которого ещё никто не видел, ибо к совершенству можно только приближаться, но нельзя слиться с ним, ибо это совершенство будет означать конец пути и смерть!.. Впрочем, эта мысль нам самим не кажется бесспорной, ибо в настоящем времени мы сколько угодно примеров имеем перед собой, когда смерть являлась как раз в результате несовершенства… И всё же мысль подумана – и есть уже неотъемлемая часть жизни, вплетаясь в неё органически наподобие ошибки, которая является постоянной спутницей нашей жизни… Люди сетуют на ошибки и полагают, будто можно жить, ни разу не совершив ошибки! Как самонадеянны они в своей чисто человеческой спеси, если учесть, что даже сама Природа не избавлена от ошибок и совершает их бесконечно, прежде чем добивается чего-нибудь мало-мальски разумного!.. Может быть, и такое творение Природы, как Человек, есть своего рода ошибочное и неверное творение?.. Как это можно теперь твёрдо определить, когда мы не можем знать будущего!?. Но почему нам пришла такая мысль, что Человек – творение ошибочное, решите вы?.. Видите ли, когда Человек выходит из животного состояния, он всё более отдаляется от Природы, он уже более начинает зависеть от себя, чем от неё, и начинает жить более в себе, чем в природе, он начинает сам творить, учась от своей матери, он становится самостоятелен, естество его претерпевает сильное давление со стороны искусственности; сначала человек окружает себя искусственными предметами, затем сам понемногу делается искусственен, – он уже делает сам себя по своему собственному усмотрению, природа в его глазах теряет былой авторитет, её подвергает он резкой критике; короче, обязанности природы он берёт на себя и  э в о л ю ц и ю  подменяет  р е в о л ю ц и е й… Сей резкий скачок опасно сказывается на неподготовленном организме Человека… Вообще нам кажется, что Человеку придётся столкнуться с очень сильными препятствиями и опасностями – и прежде всего Человек опасность для себя усмотрит, как это ни парадоксально, в себе самом, ибо с ростом самосознания его ему будут приоткрываться такие стороны духовного бытия, которые его будут потрясать – так потрясён бывает ребёнок, сталкиваясь впервые с тем, что для его ума необъяснимо… Главное же, что его будет потрясать, так это он сам, и чем дальше – тем больше он будет потрясаться и сотрясаться!.. Эти сотрясения могут сделать его состав крепче, но могут и вовсе его разрушить… Но в чём же, однако, ошибка Природы здесь? И почему Человек может оказаться уродливым творением или, вернее, в какой степени, ибо резкой черты тут провести нельзя?.. Да лишь в той степени, как кажется нам, в какой он заведёт себя в совершенный тупик и в какой окажется бесплодной, отсыхающей ветвью на древе Жизни… Лишь в той степени, в какой ему придётся пожалеть себя и своё развитие… Но мы уже ударились в область слишком абстрактную и даже далёкую от настоящей действительности, – и мы возлагаем надежды на вдумчивого читателя, с которым можно поделиться самой сокровенной мыслью, было бы только что сказать, а то ведь подчас бывает и так, что и сказать нечего, и это напоминает жизнь, стремящуюся уцелеть в то время, когда она брошена на произвол судьбы и должна бороться за свою сохранность, в то время как над нею нависла смерть… Человек, может быть, тем и человек, что пытается что-то сказать, что-то выразить, напрягши мысль, когда ему вроде бы и нечего сказать, да и нет никакого желания. Да и человек, если рождён для чего-то определённого, то рождён для того, чтобы говорить, пусть путано, сбивчиво, несвязно, но говорить и передавать свои мысли и ощущения хоть кому угодно, лишь бы слушали его, лишь бы ему внимали, – вся история человечества – это история языка и речи, из невнятных глухих звуков грубого, но уже не бессмысленного потока слов, из шёпота – переходящего в истошные крики души, требующей внимания. Человек – великий выдумщик по природе, он выдумал названия вещам, окружающим его, и эти названия стал произносить вслух, затем стал выражать звуками свои действия и вот уже добрался до своих мыслей – а что будет дальше, на что он ещё посмеет посягнуть Словом и Понятием, заключённом в Слове?!.