Наваждение

Солнечный диск цвета апельсина, оторвавшись от небосвода, торопливо скатывается за горизонт. Как и любое  явление в природе, подобная спешка имеет свое, разумно-обоснованное объяснение. Однако дискомфорт от этого ничуть не меньше. Правда, в летнее время тёмное покрывало нависает над землей значительно позже, что позволяет действовать и жить с большей продуктивностью, используя продолжительность светового дня. Только вот больно скоропалительно происходит процесс улёта дня в объятия ночи. И всё же, нельзя отрицать, что даже такие неудобства не лишены некоего очарования. К примеру – прохлада. Рукопожатие дня с ночью  предшествует дуновению свежего ветерка, а, принимая во внимание, какие знойные держатся нынче дни – это необычайно важно и приятно. А после определенного кислородного голодания в душной кабине автобуса, подобная передышка и вовсе кажется спасением. Да и природе польза. И её жалко. Деревья, цветочки, кошечки да собачонки, пташки да мурашки – они ведь не меньше нашего страдают. Им ведь тоже не хватает прохлады и влажности.

  Я задерживаюсь, причем основательно. Непростительно, ох, как непростительно. Угораздило всем этим неотложкам всплыть именно сегодня, когда моё присутствие в доме, как никогда, желательно. Сестра со своим женихом отправилась на свадьбу к друзьям, а папа, он, как обычно, в командировке. Иногда мне кажется, что это мы его командировка, а настоящее, постоянное – это там, в разъездах и вечных поисках. И угораздило же маму связаться с геологом, да ещё нас с сестрой сообразили. Бедная мамулечка, пришлось ей весь сегодняшний вечер в одиночестве коротать. К тому же ей со вчерашнего вечера нездоровится. Не то вирус где подхватила, не то простуду. А ведь я предполагала наскоро управиться с делами и вернуться пораньше. У меня и провизия в сумке припасена: лимончики, апельсинчики, бананчики. Они должны были подсобить мне в намеченном мною мамином лечении. Обидно, до слёз. Все предусмотрела, а вот со сроками неувязочка  вышла.  А ещё эти автобусы, переполненные пассажирами, как муравейник муравьями. Смех и ругань, переплетающиеся в общем гуле, всякий раз порождают во мне головную боль. А может это запах бензина, или последствия качки? Если честно, тут не разберёшь. Если бы не напряжёнка со временем, я бы подождала немного, прогулялась по светлым улицам города, любуясь неоновыми вывесками и травя себя выхлопными газами, а там, глядишь, и народу бы поубавилось. Можно было спокойно, с ветерком докатить домой. Однако, принимая во внимание объём моего опоздания, о таком,  грех даже думать. И чего это людям дома не сидится? Да, слышу я, слышу! И остальные прекрасно слышат. И почему контролеры, все, как один, считают пассажиров глухарями? Мы все отлично всё слышим, кроме того, мы понимаем, чего от нас требуется. Зачем же глотку драть?

 Фу, наконец-то твердая почва под ногами. Я уж думала не доеду. Теперь, руки в ноги и домой. Ой, мамочка, прости родненькая, прости дорогая. Ещё минут двадцать топать. Хотя, это, если по центральной, а если тут свернуть и пройти по протоптанной дорожке, можно прилично сократить путь. Вот только…тропинка эта соседствует с кладбищем. Тесно соседствует, бок о бок. И что из того? С каких это пор меня это пугает? Все ходят, и я пойду. За годы, существования здесь кладбища, не известен ни один случай, когда бы покойники кого покусали. Живых, живых бояться нужно. Они-то уж точно, как цапнут, как куснут – болячек не оберёшься. 
Странное всё-таки существо человек.  Стоит нам в фильме увидеть, как герой оказывается на ночном кладбище, и душа в пятки уходит. А если к этому примешаны таинственные голоса и звуки, вообще не дышим и боимся пошевелиться, и это при том, что все происходящее на экране нас лично никоим образом не касается. А тут, все маршируют и даже не задумываются, а что происходит по ту сторону каменного ограждения. А между тем, стена, разделяющая два мира, не первой свежести и нуждается в капремонте. Что, если тамошним обитателям взбредёт в голову воспользоваться немалочисленными лазейками и прогуляться по ночным улицам?
  Что это со мной? Откуда столько мусора в голове? Суеверия, предрассудки – всё это не по моей части. Я и раньше не испытывала страха, перед миром неживых, а в последние годы частенько подумываю, что возможно там даже лучше. Во всяком случае, наверняка поспокойнее.
 
Ну вот, сейчас как припущусь. Десять минут и дома, а то мамочка, наверное, заждалась, ругает меня, на чём свет стоит.
Ай! Проклятье! Это надо же. Ремешок на босоножке оторвался. И что теперь? А я, наивно предполагала, что на пару сезонов мне летняя обувь обеспечена. А на деле вон как вышло. Безрукие нынче сапожники, а, впрочем, кто с руками-то? Если только карманники. Придётся снять вторую босоножку и, бегом, чтоб аж пятки сверкали. Вот когда кстати ночной покров. Присесть бы где, на пенёчек или бордюр. А, да ладно, что время терять. Используй то, что под рукою, как любил поговаривать герой Жюль Верна Филиас Фог. Облокочусь на каменную стену и, дело с концом.
 Брр… Холодная, и, вроде как, сырая. И это в такое-то засушливое лето? Холод прямо въелся в меня. Озноб жуткий, зубы стучат, скулы сводит. Неужели этот пресловутый вирус-паршивец и меня-таки настиг?  Проехали. Потопали дальше.
Тсс…Что это? Меня, что ли кличут? Но кто? В такой час, да ещё в таком безлюдном месте. А ведь мне этот голос определенно знаком. Не-э, нет никого, не видно ни зги. Выходит, померещилось? Конечно же, померещилось. Нервишки сдают, но это не от страха, а от волнения, больно я за маму беспокоюсь.
Ага, вот опять. «Кто ты? Хватит играть со мною в прятки». Это явно знакомый мне человек, поскольку кличет меня по имени. Интересно, где он прячется? Здесь, как я успела заметить, ни пенька, ни столбика. Если только… А ведь голос доносится именно оттуда. Похоже, меня дразнит храбрец. И всё же, кем бы ты ни был, это дурная шутка. Откуда этот неприятный скрип и скрежет? Будто кто-то ходит и звенит цепями. Прямо Кентельвийское приведение. Э, дружок, пуганного пугать… Не такое видали.
 Право, громыхание кандалами тревожит душу. Наверняка, худая оградка на ветру стонет. Только ветра-то никакого  и нет. Чур, меня! Чур! И всё же, меня определенно кто-то созывает. Но куда и зачем? Главное, я от них, они за мной, и клич, и звон цепей. Может это…Опять дурные мысли. Брысь! Довольно засорять голову. Домой! Дома и стены греют, а то мне что-то не на шутку зябко.
 Ай! Вот не везёт, так не везет. Что за недоделанный сегодня день. И угораздило же меня наткнуться на этот ржавый гвоздь. Под ноги смотреть надо, тем более, когда босая. Точно, нечистый попутал. Теперь кровавый след потянется за мной багряной лентой. У меня очень плохая сворачиваемость крови. А за ней вампиры, вурдалаки, оборотни всякие.
 Кажется, в сумочке у меня завалялся флакончик духов. Правда, от его вони у меня начнётся головная боль, тошнота, но это все же лучше, нежели заражение. Уф! Жжёт-то как, зараза. Ну, я так и знала, аллергия тут как тут. Сейчас ещё чихать начну. Ладно, мне не привыкать, тем более, альтернатива аллергии – номер «люкс» в гостинице, что ютиться за этим самым каменным забором. А может, зря я дезинфекцию затеяла? Может, лучше сразу в дамки?
 Дура я, и мысли от этого соответственные. Всё, побежала. Нехорошо заставлять маму ждать.

                ***

 - Мамочка, я пришла.
- Тоже мне, событие века.
 Вот так всегда, но я привыкла. Хотя, какое там. К такому не привыкнешь. И к тому, что любой твой поступок, любое слово не угодны матери – тоже. И к тому, что по её мнению, принципы, которыми дорожишь, яйца выеденного не стоят, и к тому, что она вечно путает и называет тебя именем сестры, аналогично невозможно привыкнуть и смириться. Ах, мама, смени гнев на милость. Знала бы ты, какую боль причиняют мне твои грубость и безразличие. В большинстве случаев я молча сношу обиды, но изредка бывает, срываюсь. Я же человек, а не фигура из музея мадам Тюссо.
 Случается, я жалуюсь, излагаю, так сказать, свои претензии, и всякий раз разными путями пробираясь к маминому сердцу, я так или иначе натыкаюсь на всё ту же, непробиваемую стену. «Я не собираюсь тебе доказывать свою любовь. Не веришь, да ради Бога, это твои проблемы. Это в тебе столько барахла, что фазы в голове замыкают».  Что ответить на подобное заявление? Может она права? Думаю в словах мамы немало резона. От подобного прозрения реальность становится куда плачевнее. Но должен же быть выход? Только вот какой? Что сделать, чтобы закрепить эти самые фазы? Учитывая всё происходящее, можно с уверенностью сказать, что ни спайки, ни скрепления не могут служить гарантией. Тут необходимо поработать капитально. Но ведь в таком случае придется вскрывать череп.
«Голова моя глупая, безногая, безрукая…». Ну и песенка, белиберда какая-то. Разве к мудрой голове привинчены конечности? Придумают же такое.
 
Что-то мне не по себе. Настроение паршивое, да и тело, будто насилию и изнывает от гематомы. Неужели это результат прогулки босиком по тёплой, накалённой солнцем земле? Исключать этого нельзя, ведь порой одно и то же обстоятельство воспринимается нами совершенно по-разному. Так и организм, в одном случае явное переохлаждение ему нипочём, в другом – лёгкая прохлада – глобальная катастрофа.  Это  я о заборе, к  которому прислонилась. Как вспомню пронизывающий, леденящий кровь холод. Брр… Ощущение не из приятных. Само столь тесное соприкосновение с царством бездушных тел, позабывших, что значит солнечный свет, уже не самая приятная ситуация.
Мысли о недавно пережитых приключениях, неожиданно поднимают во мне волну тревоги. Кажется, она возрастает и доходит до границ моего физического естества. Прямо «Девятый вал». Поразительно, но меня это вроде как радует. Я ведь была уверена, что уже ничто не способно заставить содрогнуться моё черствое, обезвоженное  сердце. И это не наглое проявление  неуважения к главному механизму всего движущегося и живого, не безосновательная гипотеза свихнувшейся идиотки, а сущая, ни чем не приукрашенная правда жизни. И неважно, тяготы ли обыденности  очерствили его, или же я родилась с такой ржавой непробиваемой тикалкой. Суть не в этом.
- Мамочка, а я тебе чаёк с лимоном принесла. Выпьешь, и боль уйдет восвояси, как, похоже, и наша температура, – пропела я, приложив ладонь ко лбу мамы.
- Было бы удивительно, если бы она осталась тебя дожидаться.
 Снова как по ране бритвой. За что? Чем я заслужила подобное опальное к себе отношение? Так уж быть, на этот раз спишем всё на болезнь, мало ли что скажет больной человек. Когда здоровье барахлит, всякое возможно и простительно.
- Мам, ну прости. Брось дуться. Ты же прекрасно знаешь, я не гулять ходила. Я очень старалась
пораньше освободиться, но так получилось.
- У тебя вечно так получается. Всегда всё невпопад и, главное, без твоей вины. Может, пора задуматься над этим?
-Мама.
- И не нужен мне твой чай. Я спать пошла.
 Ну, вот, сама обидела, и сама же в обиженных ходит. Устала. Сил – никаких. И почему я всегда должна чувствовать себя виноватой? Почему я, всякий раз нахлебавшись слез, сама пытаюсь помириться и прошу прощения? За что? За что я извиняюсь? Ладно, мама, но ведь точно таким же образом я веду себя с сестрой, а ведь она младше, и язычок у неё, ох, кусачий. Не могу больше. Возьму и кардинально пересмотрю свои тезисы. Взять бы и уехать куда подальше. Туда, куда ни одна душа не сунется, ни живая, ни…Тут я хватила лишнего, у душ безвизовый проезд. Единственное препятствие – тело.

 Ничего не поделаешь. Раз мама отказалась составить мне компанию, составлю-ка её ей я: пойду спать. Одна надежда на спокойный сон.  Может хоть он поможет мне отвлечься и послужит чудотворным эликсиром всем болячкам и глупым мыслям. Хотя, гарантий, что он состоится – никаких. А, может, действительно, собрать манатки и в путь? Тем более, собирать то, особо, нечего. Нет, серьезно, что собственно меня держит? Возьму отпуск, будет мало, продлю за свой счет, и айда. Никто и не заметит моего отсутствия. Ан нет, заметят, ведь не на кого будет ворчать, не к кому придираться. Для этого я наилучшая кандидатура, недвижимая мишень. А вот скучать по мне, уж точно никто не будет. И от этого хочется плакать. Даже мне. Недавно, я, по простоте душевной, было, решила, что такой человек в моей жизни появился, однако на сегодняшний день я уже точно знаю, что ошибалась. Всё это ни что иное, как мои глупые, фактически ни чем не обоснованные фантазии. Пузырь иллюзий лопнул, растеряв свои остатки в куче пыли и мусора. Что ж, видно не судьба. Востребованность – не мой удел. А каков, собственно, мой?
 Брысь! Брысь ненужные, негативные мысли! В душ и спать.

-Мама! Мам! Там кровь!
- Что? Чего  ты разгалделась? У меня голова раскалывается, а ты со своим воплем. В этом доме даже заболеть нельзя. Интересно, хоть умереть-то ты мне дашь спокойно?
- Но, мам…
- Вместо того чтобы орать как резанная, лучше разуй глаза. Это твоя сестра банку томата разбила.
- Банку томата? В ванной? Но что она там с банкой делала?
- У нее и спросишь, а от меня отстань. Что ты ко мне привязалась? Можно подумать, вы меня в свои дела посвящаете.
- Ясно, томат. Ну,  разбила, так разбила, чего уж там. Просто, убрать надо было и всё.
- Так убери. Я тебя за руки не держу. Только, умоляю, прекрати визжать. Ты своим визгом и мёртвого с постели подымешь.
- Не подниму.

 Нет, ну что тут скажешь. У сестры руки растут не от того места, а на меня все шишки. А что  я такого сделала? Я, конечно, признаю, что, возможно виновата в том, что разбудила маму. Будь я повнимательней, я бы разобрала, что это томат, а не кровь. Да, да, да! Я опять кругом виновата. Но я испугалась. Имею я право на испуг, или же мне и это возбраняется? Ничего, вот сестра вернётся. Кстати, что-то она припозднилась. Свадьба – свадьбой, но пора и честь знать. Наглая она всё-таки у меня. Обгадила всё вокруг и смылась. Ей гулянки, а мне перебранки. Безобразие, форменное. Несправедливость прёт со всех сторон. Ой, уеду. Ой, покину вас, родимых.
 
 Вроде все. Битый час соскабливала эту противную, успевшую подсохнуть, пасту. Она повсюду умудрилась наследить: на стенах, раковине, полу – везде красовались багровые брызги. Я не испытываю подсознательной неприязни к томату, но когда его целое море, да еще в душевой собственной квартиры… И зачем она затащила его в ванную? Искупать, что ли, надумала?
  Честное слово, я ясновидящая. Или прорицательница? Какая, собственно, между ними разница? Надо выяснить. Одним словом я накаркала и выражение «покой мне только снился», тоже потерпело фиаско, потеряв намёк на актуальность. Но обо всём по порядку. Следует трезво всё обдумать, взвесить, что к чему, отделить ненужное от ценного.
Итак. Вчера, закончив уничтожать следы преступления сестрицы, я приняла душ и легла спать.. Обычно, я ворочаюсь до одури, прежде чем сон соглашается принять меня в свои ряды,  а тут я сразу же отключилась, будто меня обухом по голове стукнули. Возможно, сказалась усталость, хотя, мне, вроде как, не привыкать. Скорее всего, причина в горячей воде. Я ведь чуть ли не комнатной купаюсь, а тут, заварила себя кипятком, чтобы  лучше отмыть с себя  впитавшийся в кожу томатный аромат. А, впрочем, какая разница? Так вот, сплю я, и мне снится….
Снятся мне покойники. Тысячи гремящих костьми скелетов, вкупе с полуразложившимися телами, преследуют меня с нечеловеческой скоростью. И я бегу, бегу, бегу…Стоп. Сначала, следует разобраться, где я. Это подземка, но не станция метрополитена. Точно, это не метро. Загнав меня в покрытый мхом сырой угол, покойнички, обхватившись, кто чем друг за дружку, окружают меня. Я понимаю, что влипла по-крупному. Бежать дальше некуда, впереди тупик. Остаётся ждать. Несусветный хоровод из пляшущих невпопад жмуриков, выпучив на меня свои пустые зенки, кричит и надрывается на непонятном мне языке. В их не полюбовном настрое сомневаться не приходится. В толпе монстров вырисовываются и знакомые мне «лица». Слабая надежда подкрадывается мне в душу: «Может, они помогут, спасут, не дадут озверевшей орде загрызть меня?». Глупое предположение, ведь они мало, чем отличаются от основной массы. И почему я была удивлена тем, что они не проявили ко мне дружелюбия? Я смотрела на них и пыталась вспомнить, что обычно делают герои в фильмах, оказавшись в аналогичной ситуации. Но ничего разумного в голову мне не приходило. Никаких заклинаний, чтобы это нелюдимая толпа испарилась, мне вспомнить не удалось.  Единственное, что немного успокаивало, это то, что «его» среди них не было. Если бы и «он», поддавшись соблазну, ополчился на меня, я бы лишилась чувств. Интересно, каково это потерять сознание во сне? Мне приходилось сталкиваться со случаями, когда человек умирал, не выходя из мира сновидений.  Что, если именно подобные кошмарные картинки становятся причиной обрыва жизненного цикла? В последнее время мне всё чаще тянет пофилософствовать, повникать в тайны неизведанного. К чему бы это? Неужели во мне погиб философ или же эзотерик? А, может, я непроявившийся гений? Ведь и такое возможно.
 Ладно, я отвлекаюсь. Нить событий, произошедших во сне, переплетается с реальностью, а это чревато последствиями.
 С каждой секундой ситуация становилась всё серьёзнее. Уродики действовали на редкость сплочённо. Глядя на приближающиеся обезображенные физиономии, я ощущала, что с ног до головы покрываюсь потом, как результат ужаса и предчувствия беды. Однако, я не из тех, кто привык сдаваться. Я решила обороняться, а в качестве оборонительной тактики выбрала улыбку. Агрессия, исходящая от вражеской свиты и нацеленная на меня, послужила лучшим доказательством тому, что стратег из меня никудышный. Воинственность нападающих не ослабла. Но фонтанировать идеями в подобной ситуации было непросто.
Если откровенно, думаю, им вообще было начхать на всё. Признавая своё бессилие, я смирилась. И тут…
 Мысли, вы хоть поспеваете за мной? А то я гоню вас на бешенной скорости. Надо помедленнее, поразборчивей. В общем, дальше было следующее: крыша таинственной подземки отодвинулась, съехала, как по рельсам, и я увидела над собой маленького человечка, в тёмно-синем халате и мягких тапочках. Сейчас мне кажется, что у него и кожа была синяя, точнее, голубая. Но, не исключено, что мне это показалось. К тому же игра света могла сыграть не последнюю роль. На спине у человечка росли  крылья. Именно на спине, они точно не были приделаны к халату. Крылья с голубым оперенье, как у птицы, но фигурные и узорчатые, как у бабочки. Я оцепенела. Из этого состояния меня вывела жуткая боль. Кто-то схватил меня за волосы и поволок. Я попыталась разобраться, что к чему, в результате еще больше запуталась, поскольку обнаружила, что нахожусь в состоянии полёта. К счастью, я не страдаю акрофобией, а после случившегося, предполагаю, что и имеющиеся некогда страхи, пустились от  меня наутёк. 
 Тот, кто тащил меня за волосы, был никто иной, как таинственный голубой человечек, и, признаться, я ему за это несказанно благодарна. Взглянув вниз, я к удовольствию обнаружила, что оголтелая орда, напустившая на меня страху, отдаляется от меня всё дальше и дальше.
 Когда наутро я проснулась и убедилось, что всё произошедшее лишь ночной кошмар, я облегчённо вдохнула. Но спокойствие продлилось несколько секунд. Когда я разжала свои, почему-то крепко сжатые ладони, то обнаружила в каждой из них по одному голубому пёрышку.  «Перышки из подушки», – подумала я тогда, но сейчас я в этом уже не так уверена. Причин для сомнения целых две: во-первых – они оказались у  меня в ладони именно тогда, когда мне приснился странный спаситель, а во-вторых – моя подушка набита исключительно темными перьями. Кажется, у меня жар. Точно, от этого и голова раскалывается, и глаза жжёт.
- Мам, подай мне градусник, пожалуйста.
- Это ещё зачем? Неужто зараза к тебе перелетела?
- Ничего никуда не перелетало. Просто я решила измерить температуру собственного тела. Что, если она понизилась?
- С чего вдруг?
- А ты сама догадайся.
- Всё шутишь? И когда только ты повзрослеешь?
- Никогда.
- Вот этого я и боюсь.
 Судя по всему, шутка не удалась. Мама как-то слишком уж серьёзно восприняла мою болтовню.
- Придвинься. Дай лоб посмотрю. Да ты горишь! Чего же ты раньше не сказала? Где эта бесстыдница опять гуляет? Целый день, туда-сюда, туда-сюда.
- Так любовь ведь.
- Причём тут любовь? Вот поженятся, тогда другое дело. А сейчас это пока среда её обитания, могла бы хоть изредка дома посидеть. Как я теперь одна?
- Любишь же ты  сгущать краски. Ну, подскочила немного температура, это ведь еще не трагедия. Вопрос «быть или не быть?» пока не стоит.
- Слегка? Да градусник на осколки разлетится, если температура поднимется ещё хоть на йоту.
- А мы не станем его больше прикладывать.
- Не в градуснике дело, как ты не понимаешь. Я таких могу хоть штук сто купить.
 Бедная мамочка, как она перепугалась. А между тем, зря, дело-то пустяковое. Правда, я чувствую, что температура ещё не дошла до последней инстанции, однако париться по этому поводу не собираюсь. Зато мама, она, напрочь, позабыла о своей хвори, и теперь не отойдёт от меня ни на шаг. Признаться, меня трудно лечить. Но меняться я не собираюсь: принимать жаропонижающую микстуру не стану, и компрессами себя ароматизировать тоже. И в постель меня никакими силками не затащишь.
- Мам, я нормально себя чувствую. Лучше, поди, приляг. А я немножко почитаю, обогащусь, так сказать, знаниями.
- Какой почитаю? Ты в своём уме? Марш в постель!
 Само собой разумеется, я не послушалась. Да и как я могла угробить своё драгоценное время на прохлаждение в постели? Сижу вот себе напротив окошка и листаю томик Есенина. Странно, но, обычно аккуратно рассортированные по строчкам буквы, сегодня отчего-то пустились в пляс и выделывают такие кренделя. В силу своей слабости, мне за ними не поспеть. А, вот и сестра. Сейчас начнётся: мама со своими извечными вопросами, сестра недовольными выпадами и пустословьем. Странно, что до сих пор ещё тихо. Прямо-таки невидаль. Мама молчит. Видимо, моё состояние её серьезно встревожило.
- Отчего такие траурные лица? Помер кто?
- На подходе.
- Кто? Ты, что ли? Давно пора, а то зря место занимаешь.
- Прекрати, нахалка! Что это ты себе позволяешь?! Если я что говорю, я мать, мне можно.
- Что, скажешь, я неправа? Какая от неё польза?
- Замолчи! Замолчи, бесстыдница. Не забывайся, а то сейчас живо вылетишь из дома!
- Напугала, я так или иначе скоро уйду. Это она у вас камнем на шее висит, и провисит, думаю, до дней последних.
 Ну и зараза у меня сестра. Столько сил в неё вложено, столько стараний – и всё мимо.
- Вот отец вернётся, я всё ему расскажу. Никаких свиданий.
- Мам!
-Неделю.
-Ты что? Что я ему скажу?
- Скажешь, что наказана.
-Ну, мам, ну, пожалуйста.
- Я сказала. Значит – сказала. А ты, давай, ложись.
Когда у мамы такой воинственный настрой, с ней лучше не спорить.

Ну, вот, отлежалась. Провалялась без толку целых полчаса.
- А ты что тут делаешь?
- Прости меня, сестрёнка. Я дура набитая.
-Хочешь, чтобы я поговорила с мамой?
- Нет, я не из-за этого.
- А из-за чего?
- Мне и впрямь очень стыдно. Прости, прости.
- Э…Сырость развела. А вот, кажется и мама идёт.
- Что ты тут делаешь? Уйди, не мешай сестре.
- Мам, всё в порядке. Я уже встаю.
- Какой встаю?!
- Мне только хуже делается оттого, что я тут валяюсь. Кажется час мой уже пришёл, и вы собрались у моего смертного одра. Только папы не хватает, и этого, твоего малыша.
- Опять? Ничто тебя не берёт. Я же просила, он не малыш.
- Ладно, ладно, не малыш – великан.
- Когда ты прекратишь паясничать? Тебе только в цирке работать.
- А теперь только представьте, что я послушаюсь вашего совета. Мам, как тебе такая перспектива?
- Дура ты. Чай с лимоном? Вареники?
- Не хочу я ничего. Вам бы только мучить меня. И без ваших чаёв тошнит.
- Что ты говоришь. А может это и не грипп вовсе?
- Не смешно.
- Точно. К тебе эта шутка неприменима. Эх, сестра, сестра. Бить тебя некому, а мне некогда.
- Знаю, знаю. В последнее время, я хоть вздохнула спокойно. Опять же, спасибо малышу. Хорошо, хорошо, не буду больше. Обещаю. Ой-ой!
- Что?!
- Ничего. Уже всё прошло.
-А что было?
Ну и физиономия у моей сестрички. Она с детства паникерша страшная. А может немного развлечься?
- Как умру, похороните на Украйне милой…
Похоже, зацепило. Вон как она смотрит. Продолжим:
- А, напоследок, я скажу…
- Замолчи! Мам, скажи ей.
- Перестань пугать ребенка. Ты же знаешь, какая она трусишка.
- Кто это ребёнок?
- Я. Я ребёнок. Давай позовем «Скорую».
- Какая «Скорая»? Только этого не доставало. Чуть что – «Скорую».
- Но ты же совершенно не борешься с болезнью.
- Я и так поправлюсь. Или, на крайний случай… Зато реальный шанс увидеть идёт ли мне свадебный наряд.
- Как ты так можешь?
Да она плачет. Бедняжка. Неужели я перегнула палку?
- Перестань. Ты же знаешь, я шучу. Ну что со мной может случиться? Тем более, мне ещё замуж тебя выдавать, детей ваших с ма…Всё, всё. Да и, надо признать, меня и там никто не ждёт. Иди ко мне. Дай я тебя обниму.

                ***

 Тяжелый был день. Хорошо, что он уже закончился. Мама с сестрой, наконец-то оторвались от меня и улеглись спать. Может и мне удастся. Обидно, но слова, сказанные сестре, не пустой звук. Много лет назад, я буквально на коленях умоляла смерть обратить на меня внимание. Я призывала её ежедневно, ежечасно, ежеминутно. Мне было к кому стремиться. Единственный человек, с которым я мечтала прожить жизнь, ушёл от меня, и воссоединиться нам могла помочь только она, не знававшая поражения смерть. Но она отказалась протянуть мне руку помощи. Это такая боль, и чем дальше, тем больнее. Со временем к ней присоединились обида и недоумение: неужели, предложенные смертью соблазны столь сладостны, столь желанны, что он с легкостью променял меня на них? Променял и меня к себе не призвал. Что, если он просто недостаточно меня любил? Не так сильно, как я его. Ведь мое чувство к нему было всепоглощающим, любовь – одна на миллион. Сейчас, по истечении долгих лет, я стала его понимать о. Не думаю, что окажись я на его месте, мои действия имели бы иной характер. Кроме того, никому не дано знать, что на самом деле происходит после того, как человек завершает своё земное существование. Скорее всего, кого забирать, кого оставлять вовсе не входит в прерогативу усопших. И, тем не менее, если быть до конца честной, мне и сегодня хочется к нему. Любви не стало меньше, ничуть. Она не приобрела достойной себе замены. Правда, существенные перемены произошли во мне самой: кровь во мне порядком поостыла, да и голова обрела способность трезво и рационально мыслить. Возраст? Возможно, но мне кажется, дело не в нём.
 Я никогда не отрицала действительности, с первого же мгновения, восприняла всё как свершившийся факт и поняла, что с этим неопровержимым фактом мне предстоит жить. Но только зачем, этого я никак не понимала. Углубившись в непрерывные размышления о смысле бытия, я на какое-то время потеряла счёт времени. Потоки мыслей поступали, опережая друг друга, и мои родные, да и  я в редкие минуты просветления, серьезно опасались возможных в подобной ситуации  последствий. Что, если мозг не выдержит, перегорит, и я сойду с ума?
 Считается, что в подобных ситуациях помогают слёзы, но что до меня, мне лично помог Бог. Только Его прямое участие помогло мне пережить горе и не свихнуться. Что же касается слёз, они лились без передышки, плач перерастал в дикий рёв, который, в свою очередь, сменялся долгим абстрагированием от всего окружающего, после которого, боль снова начинала вытекать водянистой жидкостью. Так продолжалось до тех пор, пока не возникла полная атрофированность. Думаю я, и сегодня полностью не оправилась от неё.
Что-то меня замутило. Неужели и вправду мне каюк?
  Я с большим трудом доплелась до уборной. Сестрёнка в крике бросилась за мной. И как это она услыхала?
 Освободившись от кипящего во мне вирусного яда, умывшись холодной водой, я, в сопровождении дрожащей как осиновый лист сестры, вернулась в спальню. На пороге меня дожидалась взволнованная мама:
- Доченька, родненькая…
- Мам, посмотри какая она бледная.
- Ничего удивительного. Только что я  спустила в канализацию все своё нутро.
- Ложись, ложись, милая.
 Как всё-таки приятно! Думаю, надо взять в привычку заболевать. Это позволяет понежиться в любви и ласке родных, близких сердцу людей.
  Чувствую, меня клонит ко сну. Нижнее белье промокло – хоть выжимай. Ужас. Омерзительный процесс, обладающий крайне положительным эффектом. Заодно с влагой, сквозь поры и болезнь уходит. Если не произойдет никаких неожиданностей, к утру хворь ослабнет, а после и вовсе лишиться чувств.

 Замечательно! Единственное напоминание о вчерашнем недомогании – слабость и круги под глазами. Ещё денёк – и я вновь на коне.

На коне – это здорово? Но есть кое-что, тревожащее меня куда больше, нежели чихание и сопли. С того самого утра как мне посчастливилось вернуть себе нормальную для человека температуру, у меня появились постоянные спутники. Глюки. Первые дни их власть почувствовали на себе мои органы слуха. До боли знакомый голос доносился до меня, независимо от моего места нахождения. Он будил среди ночи, и я просыпалась, оттирала слипшиеся веки и вслушивалась. Я слушала, слушала, слушала. И так каждую ночь, а днём потом ходи-качайся, словно пьяная. Из неподключенного к сети телевизора, магнитофона, даже из фена и утюга – отовсюду меня настигал всё тот же  голос. Я уже и к телефону боюсь подходить. Вдруг и из него. И чем дальше, тем хуже. Характер галлюцинаций стал меняться. Теперь они приобрели цветное изображение.
 Предположим, иду я себе спокойненько, топаю по тротуару, а по другой стороне, параллельно мне, шагает он, мой преследователь. Первое время, я списывала всё на совпадение. Мало ли, может часы прогулок у нас те же, и путь следования аналогичный. Но потом, я решила проверить, изменила не только время вылазки, но и маршрут. Результат, всё то же, без изменений. Я по правой стороне, он – по левой.  Я стою – и он отдыхает. Я бегу – он тоже ускоряет шаг. Я захожу во все встречающиеся на пути магазины, пробую скрыться в толпе супермаркетов, ничего не выходит. Когда бы я не оглянулась, он стоит через дорогу и ждёт. Его лицо скрыто от меня тёмными очками и широкополым головным убором, руки спрятаны в перчатки, однако я могу поклясться, что знакома с ним. И я ощущаю, как  какая-то невидимая нить тянет меня к нему. Его стойка, походка, даже лёгкое прихрамывание не могут меня обмануть. Скажу больше, я почти уверена, что хромота  притворна, ибо преследователь, мне кажется, временами путает ноги. Я мечтаю отвязаться от него, и в то же время всякий раз при расставании жажду новой встречи. Да, жизнь – это не пирожок с повидлом, совсем нет, а моя в особенности. В ней много неудобств. К примеру, отсутствие возможности побыть в одиночестве. В последнее время оно ушло от меня, с концами. «Что может быть лучше?», – спросит меня каждый второй. Большая половина человечества страдает как раз от обратного. Но я и в уборную не могу сходить с уверенностью, что за мной никто не подглядывает. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что ни там, ни в душевой мой преследователь не являлся мне.
 Другое дело – зеркала. Я и раньше не особо с ними любезничала, но с недавних пор, мы с ними враги. Я избегаю их, как чудовища, какого, и всё потому, что из любого, даже самого крошечного зеркальца, на меня пялится оно, знакомое незнакомое лицо в очках и шляпе, и это тянет за собой длинный шлейф ужаса и непонимания. Ужас, как раз  и возникает от непонимания, неспособности объяснить то или иное явление, тот или иной процесс.
  А может все события последнего времени, просто ещё один результат завихрения в мозгу? Может, стоит спросить у кого? Неудачная идея. Узнай кто о терзающих меня проблемах, расстояние до психушки сократится до минимума.  С другой стороны, если видения и дальше будут преследовать меня, скорее всего я отправлюсь туда на своих двоих. Уколоться и забыться. Что, если это лучшая альтернатива?
 
И как только я уснула. Ни предшествующего сну состояния лёгкого опьянения, ни синдрома слипшихся глаз – ничего не помню. Зато прекрасно помню, что мне снилось. Должна заметить, в последнее время, события, происходящие во сне, запоминаются мною живее и красочней, нежели то, что происходит в реальности. Интересно, имеет это научное объяснению, ну или, хотя бы философское? Тьфу ты! Куда меня опять заносит?  Голова кругом. Пожалуй, сейчас не помешает принять лимонного соку и окунуться в прохладную водицу.

 Я была права: и лимон, и холодная вода – лучшие средства от хандры и всяких там мозговых заморочек. Теперь я чувствую себя гораздо лучше и снова готова к бою. Стой! А с кем я, собственно, воюю? Самая сладкая и сложная победа это та, что одержана над неизвестным врагом. В моем случае этот враг – я сама. Может это и нелепо звучит, но это так. Я борюсь с собственными ощущениями, предчувствиями, видениями, подобно Дон Кихоту, сражающемуся с ветряными мельницами. Ну, довольно, вернёмся к тому, что  мне приснилось. А приснился мне снова все тот же голубой человечек. Правда на этот раз, внешность его была вполне правдоподобна, поскольку не было растущих и позвонков крыльев. Да и одет он был по человечески: серый костюм с вертикальными золотыми полосами и черные лакированные туфли.
 В моем сне, я и загадочный человечек, очутились на развалинах какого-то древнего храма. Я восседала на остроугольной глыбе, а человечек маячил передо мной, туда-сюда, туда-сюда, причем с такой скоростью, что у меня голова шла кругом. А душераздирающий скрип его обуви – это и вовсе нечто неописуемое. Лицо его было напряжено, из чего я заключила, что он думает о чём-то очень важном, думает основательно. Я оторвалась от глыбы и направилась к нему. Заметив моё приближение, человечек резко остановился. Тишина, царящая вокруг пугала меня. Человечек поднял на меня глаза, и искры, вырвавшиеся из них, будто бы пригвоздили меня к месту. От жуткой боли я проснулась.
 С тех пор, я ощущаю в себе неимоверный приток энергии. Мне под силу горы свернуть. Любые, кажущиеся неразрешимыми, титанически сложные задачи, мне отныне по плечу. Кажется, в моих силах предотвратить любые природные катаклизмы. Конечно, не исключено, что я немного преувеличиваю свои возможности, но одна догма всё же неоспорима: у меня всё хорошо, и я, правда, счастлива. Смешно отыскать подобные мысли в собственной голове, и всё же, они в ней с недавних пор поселились. Спасибо человечку, его энергетике. Все, в самом деле, превосходно, вот только в горле пересохло,  язык к небу приклеился. Если мне не изменяет память, вчера днем  я видела в холодильнике графин с компотом, сваренным мамой. О, мама готовит восхитительные компоты, никто больше не может готовить таких.
«Я на солнышке лежу,
И на солнышко гляжу.
Все…»
- Привет.
- А-а-а.


   Что это, а главное, кто это? Люди в белых халатах, шастают по комнате, копошатся, подобно муравьям в растревоженном муравейнике. Что-то я в последнее время часто сравниваю людей с муравьями. Неужели мы так похожи? Или может быть, я тайно поклоняюсь этим крошечным трудягам? И всё же интересно, с кем плохо? Только бы не с мамой.
- Ну, как себя чувствует наш Македонский?
 А это что за Тартила в очках на пол-лица и в вонючем тёмно-белом халате? И что за бред она несёт? А, кажется, я начинаю понимать: меня поместили в психушку, а эта «милая» женщина, ни кто иной, как идиотка, вообразившая себя целительницей. Стоп! Но ведь это наша спальня, а вот это сестра моя, интенсивно массирует мне ступни ног.
– Что случилось? Что здесь делают все эти бледнолицые?
- Ложись. Тебе не стоит делать резких движений.
- Да что вы толкаетесь? Фу! Меня сейчас стошнит от запаха лекарств.
- Как ты нас напугала. Ну, разве так можно?
- Кто-нибудь объяснит мне, что тут, в конце концов, происходит?!
- Ничего страшного, причин для волнения нет. Всё в норме. Я сделала тебе волшебный укольчик, а теперь вот выписываю рецепт. Ты не волнуйся, ничего особенного, витаминчики, немного глюкозы. Попьёшь недельку, и всё нормализуется. Итак, давление нормальное, пульс тоже. Всё в норме.
 Ну и врачиха, одни «нормы» на языке. Неужели никто не замечает, какую тавтологию она несёт? Похоже, это её обычная манера разъясняться. И голос такой писклявый, ещё и сюсюкает, словно я дитя малое.
- Спасибо. Спасибо вам огромное. Если бы не вы… Мы так перепугались. Еще раз большое вам спасибо.
 Ах, мама, мама, да что ты говоришь? Если бы не они, я бы скорее очухалась. Благодаря их вмешательству, мое бедное сердце теперь приговорено гнать по венам окромя крови ещё и какую-то заразу.
- Ну, все, выздоравливай, Македонский.
 Она улыбается? И что это она так неприятно улыбается? И чего она заладила, Македонский да Македонский? Видимо, у неё и впрямь не все дома. Какой я Македонский? Я…
 Не может быть! Вспомнила, я всё вспомнила. В своем обморочном сне, я была ни кем иным, как…Александром Македонским, гордо восседающем на своем Буцефале,  и ведущим задушевную беседу с…Адольфом Гитлером. Тем самым, чья гибель в последний апрельский день, незадолго перед полным разгромом фашизма, окружена ореолом таинственности. Мать честная, какое переплетение эпох и личностей. Помню, Гитлер сжимал в руках огромный меч, с красивой, изящной рукояткой. Он рассказал, как с детских лет мечтал обладать им, и ради достижения цели даже заключил сделку с дьяволом: меч, взамен своей души и душ многочисленных единомышленников. Так вот к чему вся эта кровавая бойня. Сколько страха отражалось  в его глазах. Видимо, увидев перед собой меня и грозного Буцефала, несчастный параноик решил, что сам хозяин падших душ явился к нему с визитом. Ну и глупо же он смотрелся.
 Поведав фюреру о том, что я, точнее Македонский собираю армию с целью защиты небесных ворот, я не преминул сообщить, что его в списках призывников нет. Объяснил я своё решение чётко и внятно: Гитлер категорически не соответствовал выдвинутым перед кандидатами требованиям. Замечу, Адольф из сновидения, ничем особенно не отличался от того Гитлера, что знаком нам со страниц истории.
 Моё заявление, относительно его профнепригодности разозлило Адольфа, вывело из равновесия. Сначала, он как избалованный и капризный ребёнок, которому не купили желаемую игрушку вопил и топал ногами, затем поднял правую руку вверх и стал резко и интенсивно размахивать ею, выставив вперед указательный палец, тем самым,  пытаясь убедить меня, что ему подвластно всё и вся. При этом  глаза его пускали молнии, а изо рта текла пена. Не будь я Македонским, возможно, я и дала бы деру, но убегающий с поля битвы или склоняющийся перед лицом опасности Александр – это нонсенс. Нежно поглаживая коня по гриве, я ждал…Или ждала? Впрочем, какая разница? Мне просто было страшно любопытно, чем все это закончится, каким будет финал сцены. Внезапно, Буцефал, которому видимо всё это уже осточертело, затопал копытами и неистово заржал. И тут, Гитлера будто подменили. Приступ ярости и агрессии моментально прекратился, и теперь уже, всё его существо охватилось ужасом. Он мгновенно заткнулся, весь как-то скукожился, свернулся запятой и лопнул, подобно летучей мыши вампиру из ужастиков. Что касается Македонского, я спокойно продолжил свое целенаправленное шествие. Странно, что на пути мне не встретился Наполеон, он то уж точно вошёл бы в мою армию, даже больше, находился бы на переднем фланге. Но, Наполеона не было, зато была Жозефина. Та самая, Мари Роз Жозефа Таше де ла Пажери, но не такая как на портрете работы Пьера-Поля Прюдонавот, а  облачённая в стальные доспехи и восседающая на пони.
Неизгладимое впечатление осталось у меня от беседы с Понтием Пилатом. Он поведал мне о многом, в частности, о его беседах с Мессией. В каждом слове, жесте великого прокуратора выражалось истинное уважение, я бы даже сказала поклонение Сыну Божьему. Вот только, когда пришёл черед рассказать о последнем этапе трагичной истории, на месте, где обычно в книгах и экранизациях Пилат с пафосом  произносит «Я умываю руки», несчастный, несущий на своих плечах тяжкое бремя непростительного греха старик, да-да, в эту минуту иначе его не назовешь, замолк и расплакался. Мне захотелось обнять, успокоить бедного дедушку, но я не мог. Видимо, я так же винил его в содеянном. Имею ли я на это право? Но кто я, Македонский или девушка с ярко-выраженным синдромом умопомрачения? Думаю, мы оба не имеем. Ведь самим Господом неоднократно повторялось: «Не суди, и не судим будешь».
  Оставив прокуратора наедине со своим горем, Македонский отправился дальше.
Стоп! Так я завербовал в свою армию Жозефину и Пилата, или нет? Припоминаю, что со мной всегда был кусок пергамента. Причём написано на нём было по латыни. У меня терпимый английский, дозволительный испанский, но латынь – это другое. А вот Македонский, тот которым была я во сне, прекрасно ориентировался в каракулях, и даже вписал в уже имеющийся список имя прокуратора. Выходит, он его простил? А вот Жозефины в списке не было, и не  удивительно. Она бы только мешала, сбивала с пути Наполеона и остальных. Зато в списке большими буквами красовалось имя Жанны д’Арк, «Орлеанской Девы» или «Жанны Девственницы», как она сама себя называла.  Выходит, она действительно не была еретичкой, иначе кто бы доверил ей охрану небес.
  Следующая дискуссия у Македонского состоялась со Спинозой. Какой это век, семнадцатый?
 Эта беседа, ровно, как и предыдущая, не обошла тему Творца, и это естественно,  ведь Бенедикт был произведён  на свет  еврейской семьёй, и даже учился до шестнадцати…Или семнадцати? Точно не помню, но невелика разница, важно, что детство своё он провёл в религиозном училище. С кем говорить о Всевышнем и о Царствие Божьем, как не с ним. Правда позже, он увлёкся философией и наукой и так страстно полюбил латынь, (а вот и тот, кто разбирается в латыни) что переписал имя Барух на Бенедикт. К тому же, он порвал всякие отношения с еврейской общиной, за что подвергся продолжительному преследованию со стороны бывших соратников. Должна заметить, что всё вышесказанное не было новостью для Македонского, и, учитывая соотношение эпох между жизнями двух великих, правда, каждый в своей области уникумов, я склонна считать, что все эти данные Македонский просто вычерпал из моего сознания.
 Поговорив еще немного о силе разума, об аффектах, неотступно сопровождающих нас по жизни, мы приступили к трапезе и ели…квашеную капусту. Мне, признаюсь, еда пришлась по вкусу, а что до Македонского, он и вовсе размяк от восторга. Не менее счастливым казался Буцефал, тоже полакомившийся оригинальной едой.
 Опля! А разве лошади едят капусту, да притом ещё квашенную? Чего только сдуру не приснится. Хотя, чему удивляться? Если я могу, облачившись в шкуру Македонского, запросто так вести беседы с Пилатом, Спинозой, Гитлером, наконец, отчего коню не отведать капустки?
 Насытившись и чревоугодием и впечатлениями, я (Македонский) отправился дальше. Где меня снова  ожидала приятная, очень приятная встреча: посиделки у костра в компании Есенина и Маяковского. Что может быть лучше? Уплетая за обе щеки наливные абрикосы, запивая их соком спелой вишни, мы, поочередно декламировали друг другу собственные сочинения. Македонский, чью маску я нагло надела на себя, читал стихи Высоцкого и утверждал, якобы гениальный поэт и музыкант всем своим творчеством, своим неподражаемым талантом  обязан именно ему. Мол, это он, завоеватель, внушал Высоцкому всё, что тем впоследствии было написано. Абсурд. Прости Александр, ты конечно великий полководец, однако данная гипотеза мною неприемлема. Высоцкий велик и велик сам по себе. Выражаясь языком Спинозы, он сам в себе.
 Еще одна невидаль: Есенин с Маяковским оказывается дальние родственники. Можно такое представить?
 Вдоволь наболтавшись, мы все втрое улеглись на мягкую сочную траву опочивать. Тогда-то я и очнулась. Выходит, я не только пошаталась по эпохам, но и вынесла кое-что в реальный мир. Вот такие вот пироги.

                ***

 А ведь «скорая» отчалила. Надо же, я даже не заметила, утопла в думках.
- Эй, граждане, что смотрим? Что по телику?
-Ты зачем поднялась? Доктор сказал…
-Доктор много что сказал. Неужели ты всерьёз полагала, что я буду валяться в постели?
- И почему ты такая непослушная? Вроде, был нормальный ребёнок, не дерзил, не пререкался.
-Так-то ребенок. Итак, что смотрим?
-Высший фильм, присоединяйся.
- И правда, это один из моих любимых, «И дождь смывает все следы» называется.
А ведь это не так, не каждый след можно стереть. Но фильм, тем не менее, чудесный. И за окошком как раз покрапывает тёплый летний дождичек.
- Милая, тебе не дует? Может прикрыть окно?
-Нет, мам, что ты. Свежий воздух, аромат дождя – прелесть.
 Что?! Что это? Он! Это он. Тот же голос, то же лицо в шляпе. Таращиться на меня с экрана телевизора, насвистывает моё имя. А между тем, мама и  сестра продолжают спокойно следить за событиями фильма, и только я… Так что, выходит я сумасшедшая? Раз, два, три - сгинь! Нет, не уходит.
- Кто ты? Что тебе нужно?
- Доченька, что с тобой?
-Уходи. Почему ты преследуешь меня?
- С кем ты разговариваешь? Успокойся, родненькая, мы с тобой. Говорил же доктор, тебе нельзя подниматься с постели.
-Уходи! Убирайся отсюда! Да выключите вы телевизор!!!
- Быстро…от сети.
- Вы его видели?
- Сестренка, ты чего? Глотни водички, успокойся. Здесь никого нет, только ты, я и мама.
- Нет? Ты уверена? Совсем никого? Господи!

- Ну, кошмар закончился?
О чём это она? Я что снова вырубилась?
- Со мной снова случился обморок?
- Да что там обморок, ты так неистово орала на телик, разговаривала с ним, как с живым. Если бы я знала, что фильм произведёт на тебя такое впечатление – не стали бы смотреть. Но ты и раньше смотрела его, и никаких проблем, а тут вдруг…
- Прекрати, не видишь, ей нехорошо, а ты тут речи толкаешь.
- Всё нормально. Фильм тут не при чём. Это другое. Пожалуй, я пойду, прилягу.

 Что же это происходит? Неужели у меня действительно лёгкое помешательство? А, может, и не лёгкое вовсе. Думаю, следует разобраться, и начну я с посещения библиотеки. Если там мне не удастся найти нужную информацию, тогда…А что тогда? Мало мне видений, еще вот мужичок, да Македонский с Есениным в придачу. Разностороннее оно какое-то, моё помешательство. Я бы даже сказала многогранное.

- Мам, я пойду, пройдусь немного.
- Куда? Нельзя тебе. Доктор сказал…
- Я помню, что сказал доктор. Я ненадолго.
- Но…
- Чао. Вернусь, чайку попьём.

 Погода – прелесть. Второй день дождь моросит. Воздух благоухает ароматами травы и листьев. Хорошо. Дышится легко и непринуждённо. В городе такое редкость, здесь в моде ароматы иного рода. Душа расслабляется, отдыхает, а заодно и тело. И его нет, благодать. А может, и нет. Странно, его отсутствие и радует и беспокоит меня одновременно. Неожиданный поворот. До библиотеки рукой подать, и всё же одной плестись как-то не хочется.
 А, вот и он. Теперь полный порядок. Интересно, будет ли он ждать, пока я выйду? Ведь я могу и задержаться на часок-другой.

 Надо же, ничего путного, только то, что мне и так известно. Откуда начинали, на том и стоим. Вот бы всё оказалось сном. Проснулся и ничего. Ведь бывает же, что во сне происходят события не одного дня, а сразу нескольких. Выйду сейчас, а там никого, только собственная спальня, и я развалившаяся в постели и обленившаяся после долгого сна.  Свободы, живи –  не хочу. Шаг, второй, а вот и дверь. Просыпайся!
Облом. Никакой свободы. Вот он, стоит и даже не шевелится. Ну, милый мой телохранитель, пошли.
 А вот и церковь. Войдешь? Мне что это померещилось? Отнюдь, он реально  отрицательно помотал  головой. Боится? Он что, нечисть, какая? Час от часу не легче. Боже, за что?
- Здравствуйте. Мне на все. Да, спасибо.
Господи, на тебя уповаю. Спаси и сохрани от нечисти и соблазна. Подскажи верный путь и научи избавляться от паранормальных явлений.

Послушный проводник или приставала? Сейчас я выйду, косо взгляну на него и пущусь в путь дорожку, а он постоит ещё минуты две и… Нет, он пустился следом. Помогите! Он приближается ко мне. Он совсем рядышком. Как мне холодно! Мурашки скачут по телу, вверх-вниз, вверх-вниз. Я даже слышу, как стучат, неистово стучат мои зубы. Ой! Голова занемела. Какое необычное и неприятное ощущение. Кажется, череп сжат в мощнейших тисках. Я понимаю, что ничего не понимаю. Что-то в стиле Сократа. Что же делать? Как часто в последнее время я задаюсь одним и тем же вопросом.
 Не снимая перчаток, указательным пальцем правой руки, моя, почти что тень, приподнимает со лба шляпу, затем, тем же пальцем опускает темные очки к кончику носа и…
- Ты?! Ты…ты…ты!!! Это ты? Но этого не может быть! Боже! Боже! Я столько лет ждала тебя, столько слёз пролила, моля о твоём возвращении. Выходит, я тебя воротила. Какое счастье! Я боюсь не вынести его. Милый, любимый. Но..?
Почему ты отстраняешься от меня? Почему не подойдёшь, не обнимешь, не дашь себя обнять? Неужели..? Ты не любишь меня больше? В этом причина? Ответь же что-нибудь, не молчи, как неживой!
 Боже, что я говорю? Ведь он и есть неживой. Тогда, с кем я разговариваю, кого вижу перед собой? Бежать, бежать! Но разве от сумасшествия убежишь? Молиться. Точно. Сейчас закрою глаза, прочту несколько раз «Отче наш…», открою глаза, и...
- Ты не исчез? Выходит, ты мне не мерещишься?
Он качает головой. Опять качает. Сперва наперво нужно успокоиться. Успокойся, дыши глубже. Наверняка это сон, конечно же, сон. Тогда, разбудите же меня кто-нибудь! Ой, где ты?  Его нет, нет. Молитва всё-таки помогла. И как это я раньше не догадалась. А может, его и не было?
 Всё, надо уехать, сменить обстановку. Уехать подальше и надолго.

Хорошо, что я тогда, сгоряча, не уехала. Всё прошло, я выздоровела. Точнее, моя голова: болела-болела  и переболела, вернулась, так сказать, в свое русло, обрела работоспособность. Теперь я сплю спокойно и просыпаюсь с прекрасным самочувствием. Уже около двух месяцев, как я вновь в рядах здравомыслящих людей. Меня не будоражат ни голоса, ни изображения. Любимый больше не навещает меня. Он покинул меня, покинул во второй раз.
 Что со мной? Неужели  я грущу? Но ведь я отчетливо понимаю, что это был не он. Это просто не мог быть он. Я человек разумный и не верю в визитеров с того света. А может, всё-таки… Гнать, гнать нужно от себя подобные мысли. Иначе, не ровен час, блажь воротится. Забыть, забыть обо всём: и о связанных с галлюцинациями кошмарах, и о незатейливом мужичке, и о… Нет, этого я сделать не могу. Забыть любовь нереально. Да и зачем? Ничего лучшего у меня всё равно не будет.

                ***

 « С голубого ручейка начинается река…»
 Думаю, выгляжу неплохо. Третий сорт – не брак. Сестра так волнуется. Сегодня к нам в гости должны прийти родители «малыша». Знаю, я обещала, что больше не буду. Это почему-то обижает сестру. Но в мыслях-то можно?
 Не люблю я наряжаться, не уважаю это дело. По мне, так лучше, когда всё просто, скромненько. Все эти переодевания, прически всевозможные – под стать актёрам. Праздники, в моём понимании – это, вообще-то готовка, сервировка стола, красивая посуда. Это главное, и по этой части, я ас из асов.

 На какие только жертвы не пойдёшь, лишь бы сестра была довольна. Где зеркало? Погляжу, не страшно ли в таком виде перед людьми показаться? Лучше всего действительность отражается в зеркале, что в ванной. Правда, оно маленькое, но для меня главное волосы. Прическа – вот что волнует меня пуще всего.
«Ааа..! Помогите! Кто-нибудь, он умирает!»
 Так ведь он давно мёртв. Это всё оно, паршивое зеркало. Это его проделки. «Почему? Почему ты вернулся? Что с тобой?».
Кровь! Сколько крови! Она рекой вытекает из перерезанных вен и покрывает алым саваном его нагое тело. Нет, больше никаких обмороков. «Смотри, я гляжу тебе прямо в глаза. Гляжу пристально, бесстрашно. Видишь? Я больше не трушу. А ты? Хватит ли у тебя мужества поведать мне о цели преследования? Или смерть ничуть не изменила тебя, и ты по-прежнему предпочитаешь разбирательствам побег?»
 Я уставилась в зеркало, смотрюсь в него, как дебил, а он стоит как истукан, и обливается кровью. Глаза стеклянные, неживые. Нет, не могу больше. «Вот тебе!»

 Как я могла разбить самый дорогой, самый любимый образ? Осколки зеркала разлетелись по всей душевой, и с каждого из них на меня смотрит оно, любимое и любящее лицо. Теперь оно больше не отрешённое. Впервые оно пропитано чувствами. О, Боже! Не дай мне потерять здравый смысл. Я не должна забывать, что это лишь призрак, приведение, полтергейст, жмурик: как не склоняй, сущность остается неизменной. Соберу-ка я осколки в бумажный пакет и выброшу в мусоропровод.

Умница. Я просто прелесть. Успела и следы замести и себя подремонтировать. Мама с сестрой только с рынка вернулись, а у меня уже всё готово.
- Дочь, принеси мои домашники. Уф, как же я устала. Эти рынки да магазины высасывают из человека последние соки.
- А ты что, уже всё наготовила?
- Ты что сестричка, забыла, с кем дело имеешь?
- И принарядилась. Умница. А то мои родственники увидят тебя и передумают с нами родниться.
- Злюка.
- Что, скажешь я не права?
- Еще одно слово, и я сброшу с себя всё это барахло.
- Хорошо-хорошо. Я – рыба.
- Акула ты.
- Согласна. Я на все согласна, только ты не глупи. Обещаешь? Скажи, ты мне обещаешь?
- Да, да, да!
- А где наше зеркало?
- Зеркало?
- Ну да, то, что в ванной. Его нет. Не могло же оно испариться.
- Нет, конечно, просто…
- Ты его разбила? Пожалуйста, ты как всегда в своем репертуаре. Стоит тебя оставить одну, обязательно происходит какое-нибудь ЧП.
- Не сердись, мам, я его нечаянно задела.
- Как?! Объясни мне, как случайно можно задеть висящее над раковиной зеркало?
 Как объяснить? Я не могу. Не могу же я рассказать всю правду. Но и врать я не люблю. Не люблю и не умею. Эх, прости мамочка, сама вынудила.
- Понимаешь, я была в ванной, умывалась…
- Ну и что из того? Все мы ходим в ванную умываться, однако подобные казусы случаются только с тобой.
- У меня вдруг закружилась голова, я пошатнулась, прислонилась  лбом к зеркалу, а затем…
- Ах, доченька, ну почему же ты сразу не рассказала? Тебе уже лучше? Голова больше не кружится?
- Не волнуйся. Это было больше часу назад, сейчас всё прошло.
Прости, прости мамочка. Я снова заставила тебя волноваться, причем зря. Хотя, нет, не зря. Причин для волнения больше, чем достаточно. Другое дело, что я прилично изменила их характер, чем, возможно, даже приуменьшила их глобальность.
- Надеюсь, ты не станешь падать в обморок в присутствии моих родственников? Может, тебе лучше поздороваться и уйти на кухню?
- Прекрати! Что ты несёшь? Она столько для тебя делает. Это что, новый способ проявления благодарности? Бессовестная. Нахалка и эгоистка.
- Ничего, мам, я привыкла.
 Какой же сестра порой бывает жестокой. Обидно до слёз. Нет, до крови.
- И чего, мама, ты наезжаешь на меня?  Что я такого сказала? Я просто предупреждаю ее, чтобы она, ненароком, не осрамила меня.
 - А что, разве проблемы со здоровьем срам? Разве я в чём виновата?
- Ох, доченька, доченька, больно длинный  у тебя язычок. Подкоротить, видно, надо.
- Уф!
- Что уф-то? Обнаглела до беспредела.
- Ладно, мам, не бранись так шибко. Она не со зла.
 Ночные перебежки в прошлое не прошли даром. Вот и речь моя странным образом переменилась. Сначала словечки всякие, плесенью покрытые, а дальше, того глядишь, и на старославянский перейду. А может сразу на латынь, или на арамейский? А что? Лихо я замахнулась? Жаль, что мой Македонский с Ломоносовым не повстречался. С его-то знаниями нам никакой враг не страшен. Удивляюсь, как под одной черепной коробкой могло уместиться сразу столько всего.
 Существует догма: мозг нужно развивать, тренировать, насыщать знаниями, но я считаю, что сперва наперво он должен быть. Вот у Ломоносова – это да, не мозг, а целая энциклопедия, причём общая. Интересно, хотела бы я быть такой умной? Говорят, много знаешь, больше проблем. Однако должна заметить, несмотря на мою неломоносовость, проблем у меня – хоть отбавляй. Вагон и целая тележка. И все их нужно решать.
- Доченька, где ты там? Чего спряталась? Неужели ты переживаешь из-за сестриной болтовни?
- Да нет, так просто, думаю, размышляю.
- Пытаешься понять, в чём смысл жизни? Не ломай зря голову. На этот вопрос ещё никто не дал точного ответа.
- Вот, к примеру, ты: произвела нас на свет, вырастила, воспитала…
- А сколько раз тебе выпадал шанс? Ты ведь сама не хотела. Ну, не грусти, поверь, никто не приходит в этот мир без причины. Давай, выбрось из своей хорошенькой головки всё ненужное и выходи к нам. Скоро отец вернётся, а там, глядишь, и гости соберутся. Сестра твоя жутко волнуется.

 Мама, как всегда, права. Я, действительно сама не желала участи многодетной мамаши, вечно дожидающейся мужа с работы, а ещё лучше, как мама, с командировки. Хотя, если бы мне посчастливилось связать свою жизнь с тем, кто дорог моему сердцу, всё было бы иначе. У нас уже были бы взрослые детки. Интересно, какими бы они были?
 Всё, всё. Что случилось – то случилось, не время сейчас думать об этом. Пойду, подбодрю трусишку. А всё-таки приятно иногда почувствовать, что тебя любят. Мама так искренне переживала за меня, когда я болела, и сегодня, узнав о моем «недомогании». Чувствую себя маленькой девочкой. Жаль, что такие нежности на мою долю выпадают крайне редко. С сестрой, с ней процесс обратный: вечные «телячьи» нежности. Мама всегда провожает и встречает её у окна, куда бы та не уходила, чуть зазвонит телефон – мама уже  у аппарата. Нет, я не обижаюсь, тем более, я и сама люблю сестру, беспокоюсь о ней. Просто душа, она не всегда прислушивается к разуму и дуется. В такие мгновения становится так зябко, так неуютно. На душе и кошки скребут и волки воют.

 Веселье в самом разгаре. Папа вернулся с командировки за пять минут до прихода гостей. Мама страшно нервничала. Отец всегда так: как что важное, у него либо неотложные дела, либо пробки на дорогах, либо задержка рейса. Не перестаю удивляться маминому терпению. Я бы, определенно, так не смогла.

 Хорошо, когда в доме играет музыка. Все веселятся, танцует, пьют и льют. И я не отстаю, лью на полную катушку. Правда, слёзы. И что на меня нашло? Меланхолия страшная. А может ностальгия? А, кто его разберёт, одним словом, тоска по всему хорошему, что, к огромному сожалению, осталось далеко в прошлом.
Как не крути, но мне не помешает сменить обстановку, отдохнуть, отвлечься от дурных, мешающих жить мыслей. Хотя, мысли-то, они никуда не деваются, они все здесь, в голове и всегда при мне.
 Решено, завтра же сообщу родителям, что уезжаю в деревню, к бабушке. А может даже сегодня. Посмотрим.

- Какая приятная тишина. Стара я стала для подобных вечеринок.
- А ведь нам с тобой дочерей замуж выдавать. Никуда от гулянок не деться.
- Папа прав. Я вот уже совсем скоро.
- А ты, милая? Ты-то когда порадуешь своего отца?
- Я уезжаю.
- Вот те раз. Мы о чём, а она о своём.
- Мам, не начинай. Я всё решила.
- Что? На неё посмотри, она, видите ли, всё решила. А разрешения спросила? Кто тебя отпускает?
- Хватит мам. Почему столько злости?
- Я же ещё и злая.
- Хватит. Дай послушать, что дочь говорит.
- Пап, я чувствую, что мне просто необходимо сменить обстановку. Я ненадолго.
- Но ведь у сестры скоро свадьба!
- Я же сказала, я ненадолго. Не умирать же я еду, в конце концов.
- Нет, ни в коем случае. Я тебе запрещаю. Слышишь? И почему она вечно идёт мне наперекор?
- Пусть едет, не маленькая уже. Голова у неё на месте, так что. Езжай доченька, езжай.
- Но…
- Я сказал, пусть едет!
- Спасибо, папочка.

               
                ***

 Какая благодать! Во всём, абсолютно во всём чувствуется свобода. Что ни говори, а деревенская жизнь не лишена своих прелестей. Интересно, смогла бы я ужиться в деревне? Переехать сюда навсегда, доить коров, питаться свежими яйцами? А почему, собственно, нет?
 Величие гор, зелень лесов, чистый воздух, пение птиц и студёная даже в летний зной родниковая вода – это лишь некоторые прелести деревенской жизни. Рай, да и только. Правда подобное умиление царит здесь исключительно летом. В остальное время господствуют грязь да слякоть. С другой стороны, в городе что лучше? Грязи – полно, да ещё вечно обрызгивающие автомашины. Нет, следует серьёзно подумать насчёт переезда. Бабушка живёт одна, и сколько отец её не уговаривает, переехать к нам она не соглашается. Думаю, я её понимаю. Деревенский человек не состыкуется с городской жизнью. Да и с хозяйством расставаться ей трудно. Она даже когда на недельку к нам приезжает, беспокоится, как там её курочки, хорошо ли соседка за ними присматривает.
 В этом году погода балует изобилием тепла. Осень на дворе, а  люди в летнем ходят. Дожди если и идут, то краткосрочные и тёплые, и ветров пронизывающих пока нет. Гуляй себе целыми днями, беседуй с деревьями да пташками всякими. Вблизи могучих величественных деревьев испытываешь неописуемое восхищение, упоение и умиротворение. На тебя снисходит спокойствие и чувство некоей защищённости. Ещё ребенком, я убегала в лес, к своим друзьям – деревьям и делилась с ними своими победами и разочарованьями. Помню, с каким нетерпением я дожидалась лета. Мне не терпелось поделиться со своими друзьями школьными впечатлениями. Бабушка смеялась надо мной, подшучивала. Представляю, что бы она подумала, знай, что наши беседы продолжаются и сегодня. А вот дедушка, он всегда был солидарен со мной. Он однажды рассказал мне, что и сам подвержен влиянию лесных великанов. Не уверена, что дед делился всем этим с бабушкой.
  «Здравствуйте, мои родные, короли лесные!». Мне кажется, они узнали меня. Может это и самовнушение, не знаю. Знаю только одно: здесь, среди всеобъемлющих гор и гордо парящих над ними соколов, я ощущаю такой покой, какой в городе определённо не отыскать. На душе тишь да благодать, потому и тело довольно.
«Остановись мгновенье!».

 Восхитительная была неделя. «Продлись, продлись очарованье!» Жаль, что растянуть прелесть свободы мне не представляется возможным. Я нужна дома. Там сейчас такое творится: приготовления к свадьбе, сортировка и упаковка приданного. Канитель страшная, и без меня – никуда. Приятно, хоть изредка, ощущать себя значимой. Кроме того, должна признаться, я соскучилась. У меня всегда так, только из дома, а уже скучаю, думаю, а как они там без меня, не нужно ли им что.

 Многочасовая поездка напрягает. Дорога туда не казалась мне такой протяжённой. А ещё говорят, путь домой короче. Может, на меня так действует предчувствие городской суеты? Сколько я уже в пути? Эй, часики, вы чего? Нашли время для уик-энда. Ладно, отдыхайте, без вас обойдусь. Вон, первобытные люди вообще не наблюдали времени, и ничего, жили себе спокойненько.
 Думаю, мне уже недолго осталось трястись. Дома не знают о моём приезде. Я, так сказать, решила сюрприз устроить. Вот только знать бы, наверняка, что приятный. Какие сумки-то тяжёлые. Бабушка набрала в них всякой всячины. «Вот тебе маслица, сметанки, сыра, творожка, мясца чуток, да курочек парочка. Отнеси, пусть и домашние полакомятся, а то травитесь там всякими полуфабрикатами». Ну, как я могла её обидеть? А она, в придачу, еще дюжину яичек преподнесла. Багаж не из лёгких, а главное, сумки неудобные, на такую тяжесть не рассчитанные. И денежки нет. Придется переться на автобусе, на такси не наскребу. Я изначально решила: ни копейки от родителей, всё на свои. Теперь вот, мучаюсь. И как я дотащу такую тяжесть? Бедная я, несчастная.

 Что это за столпотворение? Случилось что? Ну да, крышка гроба у подъезда – признак беды.
- Маам, вы дома?!
- Ой, доченька вернулась. Что же ты не предупредила, мы бы тебя встретили.
- Пустяки. Ты лучше скажи, что произошло. Там …
- Ой, не говори милая. Такое горе. Бедные родители.
- Какие родители? То есть, чьи? Объясни толком.
- Сейчас сестра тебе всё расскажет.
- Да, тот мальчик, ну, что к родственникам приехал, учиться. Ну, тот, с девятого этажа.
- Ну?
- Ну и… Говорят, он сидел на перилах балкона, беседовал с сестрой, и тут, снизу, его дружок окликнул, ну, тот, с кем они на роликах катаются.
- Поняла. Дальше.
- Ну, тот, рыжий.
- О, Господи! К чему такие подробности? Ты к сути давай.
- К сути? Ах, да. В общем, мальчик  резко повернулся, потерял равновесие и… Нелепая смерть, правда?
Нелепая. А что, разве она и другой бывает? Разве может быть своевременным и разумным приход конца?
- Дочь, мы спустимся. Скоро уже время выноса. Ты с нами?
- Нет, мам. Я что-то неважно себя чувствую с дороги. Вы идите, а я сверху его провожу.
- Хорошо, солнышко. Думаю, так оно и лучше. Незачем тебе видеть все эти слёзы, слышать причитания. Отдыхай, мы скоро.
Мама сегодня очень добрая. Соскучилась, наверное.

Вот это трагедия. Родители отправили сына насыщаться знаниями, а оно, вон как вышло. А ведь ему всего пятнадцать, мальчишка совсем. Что он видел в жизни, что успел? Думал ли он о таком? А его родители? Предчувствовали ли они, какое горе их ожидает?
 А ведь похожее и со мною могло произойти. Я тоже, страсть как люблю сидеть на перилах. Разница в том, что мне не пятнадцать. С другой стороны, родителям их чадо дорого в любом возрасте. Как бы родичи меня не обижали, думаю, моя кончина стала бы для них горем.
О-о-о! Эта музыка, душещипательная, разрывающая грудь напополам. Диву даюсь, как это она усопших не поднимает. Ведь уже с первыми аккордами начинается непроизвольное обильное слезовыделение и сердцебиение.
 Хочется заткнуть уши ватой, врыться в подушку, но я не в силах сдвинуться с места. Народ прижимается, открывая проход. Кажется, мальчонку выносят. В целом, смерть для меня явление обычное, всех ожидающее, но это особый случай. Речь ведь о ребёнке. Возможно, по этой причине мне так нехорошо. Аж, трясёт всю. Кровь стынет от криков и плача. Боже, спаси и сохрани душу мальчика. Коль Ты призвал его к себе, видимо, на то и воля Твоя.
 Не-э-эт! Это же… Как такое возможно?! Облаченный в костюм, и уложенный в гробу это… Глаза его открыты и пристально смотрят на меня. Голова, моя бедная голова. Она раздваивается, раскалывается, подобно переспевшему арбузу. И глаза, они…Боже! Я ничего не вижу!
 Я ослепла? Ослепла! Как больно бьётся сердце. Оно буквально разрывается на части. В дом! Нужно сейчас же вернуться в комнату. Дома мне стало лучше: боль стихает, и глаза, понемногу, прозревают. Я снова вижу.
- А! Ты здесь?! Кто же тогда там?
 Стоп! Там тот, кому положено быть, мальчик с девятого этажа. А здесь? Кто здесь? Спокойствие, как говорит Карлсон, только спокойствие. Просто сказывается волнение, плюс усталость. Сейчас пройдёт. Голова куролесит, земли из-под ног так и рвётся. Да и конечности какие-то вялые, непослушные. Определенно, это следствие переутомления.
- Ты…Ты не исчез? Не испарился? Это невозможно!
 Нет, он не исчезает. Стоит и смотрит. Чего ему надо? Я в полной отключке. Передвигаю ноги, словно заводная кукла. Вот, я почти соприкасаюсь с ним. Нет! Мысли, вернитесь! Вернитесь немедленно! Я не давала вам увольнительную. Самоволка строго наказуема. Сию же секунду, воротитесь! Кажется, подействовало, и они испугались. Я снова обрела способность рационального мышления. Первым делом, необходимо выйти из спальни. Наиудобнейший вариант – на балкон.  Так я и поступлю. Впереди балкон. Под ногами коврик. Выхожу на балкон и… Нет! Самоконтроль вновь зашкаливает. То, что я собираюсь сделать – ужасно. Снова туман перед глазами, головокружение. Точно я нахожусь во власти гипнотического опьянения. «Отче наш, Сущий на небесах…». Молитва и прежде не раз спасала меня, не подвела она и сегодня. Помутнение рассудка, нахлынувшее внезапно, отступило. Спокойно, стараясь не делать резких движений, я опускаю ногу с перил, медленно поворачиваюсь и так же неторопливо вхожу себе в опочивальню.
 Какой яркий свет! Глазам аж больно. Лучше их прикрыть. Но откуда он взялся? Определенно, тут дело не чисто. При подобном раскладе нельзя терять бдительность ни на секунду.
- Опять ты?! Но ведь ты исчез.
Он даже не шелохнётся, сидит как истукан на краю моей постели, не моргает, кажется, даже не дышит, хотя, это-то как раз и не удивительно. Теперь мне понятно, что он и есть источник сияния, озарившего комнату. Пожалуй, будет лучше, если я всё же закрою глаза. Закрою, и как можно крепче. Но что это? Я не могу, не могу этого сделать. Они не смыкаются. Отчего всё в комнате летает и кружится? Откуда взялся этот смерчеподобный ветер? Кажется, будто кто-то забыл отключить пылесос.
- Ой, а ты откуда появился?
 Похоже, моя болезнь не просто возобновилась, она прогрессирует. Теперь в моих галлюцинациях одновременно фигурируют два персонажа. Рядом с моим возлюбленным…А подходит ли данное определение в конкретном случае? После разберёмся. Не это главное на данный момент. Между прочим, обнаружив в комнате кроме моего…того самого человечка с крыльями, я даже обрадовалась. Видимо, человечек, уже однажды спасший меня (правда, во сне) внушал мне доверие. А он и впрямь забавный, особенно в том образе, в каком явился мне впервые. Кстати сейчас он выглядит аналогично. Надо же, какие у него лазурные глазки. Прежде, я этого не замечала. Наверное, сны были чёрно-белые. Ан – нет, я же видела и цвет его одежды, и узоры на бархатных крылышках. А костюм в полоску, а со страшным скрипом башмаки? Катастрофа, сплошь и рядом одни только головоломки.
 О чём это я? Ах, да. Последнее время глупые мысли частые гости в моей голове.  И что это они делают в моей спальне? Выходит, они знакомы?
- Конечно, знакомы.
 Ой! Человечек разговаривает, и то дело. Это хоть какой, но шанс пролить чуточку света на всю эту невероятно фантастическую ситуацию. Однако откуда он узнал, о чём я думаю? Он что, читает мысли?
- Не пугайся. Я не намерен причинить тебе зло. Не ради этого я послан.
- Послан? Но кем? А он, он зачем преследует меня?
- Э, нет. Это ты преследователь.
Что это он несёт? Я что ли являюсь отовсюду и свожу с ума?
- Я просто довожу до твоего сведения истинное положение вещей.
- Чушь несусветная.
- Вовсе нет. Беспокоить усопших – дело неверное. Тот, кто однажды ушёл в мир иной, никогда не воротится. Во всяком случае, до назначенного Господом часа, такое невозможно.
 Что со мной происходит? Как жжёт в груди, какая странная боль завладела всем моим существом. Господи, помоги! Что говорит этот коротышка? Ведь, если сказанное им и есть истина, выходит, я… Но я не хочу этого.
- Не кори себя. Ты не верно вела себя, это так, но ведь ты не знала, насколько пагубно сказываются на том, по ком ты страдаешь, твои мольбы и слёзы. Именно поэтому ты и прощена. Но, милая, ты должна понять, нельзя нарушать  покой усопших.
- Понимаю, я всё понимаю, но…
- И тебе к нему нельзя. Пойми это и прими как должное.
- Но я хочу!
- Знаю, и он знает, от этого ему ещё больнее. Нравится причинять ему страдания?
- Нет, что ты.
- Ни вернуться к тебе, ни забрать тебя не в его власти. Всему свой черёд.
 Разве возможно, чтобы все это происходило взаправду? Спокойно, без паники. Попробуем восстановить цепочку событий. Начнём с того, что  я вернулась из деревни, а в доме несчастье. Мама и сестра пошли прощаться с бедным мальчиком, а я осталась дома. Ужасно, такой молодой, только знакомящийся с жизнью, и, пожалуйста.
- Полностью с тобой согласен, мне тоже очень жаль мальчонку. Но, уверяю тебя, ничего нельзя было поделать. Таков его удел.
- Что значат твои слова?
- Суть в том, милая моя, что именно это несчастье позволило нам всем вместе здесь собраться. В противном случае, он продолжал бы преследование, а я, только бы и мог, что являться тебе во снах. Достигли бы мы в таком случае желаемого результата? Сомневаюсь. Не уверен, что ты стала бы всерьёз воспринимать сновидения.
- Значит ли это, что ты пришёл…
- Верно. Я пришёл за этим  симпатичным парнишкой, и искренне надеюсь, что ты позволишь забрать и его. Посмотри, ты только погляди, сколько в его глазах мольбы и страдания.
 Любимый, я и не подозревала, на какие муки обрекаю тебя. Мне казалось, это так, пустяки. Если бы я только знала, что мучаю, терзаю тебя. Прости, прости, любимый. Я эгоистка. Какая же я эгоистка. Говорила мне мама, нельзя тревожить усопших. Сможешь ли ты простить меня?
- Он давно простил. Точнее будет сказать, он просто всегда знал, что в своих  поступках ты  руководствовалась безграничной любовью.
- Жаль, что ему от этого не легче. Почему тогда он не рассказал мне обо  всём с самого начала? К чему эти безмолвные преследования?
- Он бы с радостью, но это невозможно. После того, как души покидают свою телесную оболочку, они лишаются способности языкового общения. Он всё слышит и понимает, но вот ответить, увы, не может.
- Какой ужас!
- Отнюдь. После того как души сбрасывают с себя земные оковы, потребность в разговорах отпадает.
- А ты? Как так получается, что ты разговариваешь со мной?
 И куда запропастилось моё воспитание? Я только сейчас заметила, что обращаюсь к необычному собеседнику на «ты».
- Я? Я, милая моя, совсем другой случай. Я никогда не был живым, следовательно и не умирал. На меня эти правила не распространяются.
- Хочешь сказать, ты Ангел?
- Нет, что ты. Ангелы – они другие, абсолютно другие. А я, следуя вашим понятиям, некто наподобие посла.
- Жаль, что не доброй воли.
- Увы и ах. Тут мне тебе нечем возразить. Волю людям, мы, образно выражаясь, навязываем. Но спешу успокоить тебя: никто после об этом не пожалел.
- И этот вот ребёнок? И он не станет сожалеть ни о чём? Не верю! Он и жизни-то толком не распознал, не постиг её прелестей, не истратил ресурсы.
- Не кипятись, усмири свой пыл. Ты заставляешь его волноваться. Воспоминания о земных соблазнах крайне негативно сказываются на состоянии наших поселенцев.
- Выходит, там всё не так хорошо.
- Ну, довольно об этом. Вам, смертным, возбраняется много знать. Вот когда сама переселишься к нам, тогда-то и узнаешь.
- И когда?
- Ты переходишь рамки дозволенного. Тем более, я уже сказал, я всего лишь посол и кардинальные решения принимать не уполномочен.
Это надо же, какой несговорчивый. Как не стараюсь, никак не могу вызвать его на откровенность. Улыбается. Наверняка прочёл мои мысли и доволен. А вот он, родной и любимый до мозга костей, только смотрит на меня и молчит.
- Можно ещё вопрос?
- Это уже…
-Последний, обещаю.
- Со мной такое впервые: мне сложно тебе в чём-то отказать.
- Нет-нет, на этот раз я не прошу раскрыть мне никакой тайны. Дело в другом. Понимаешь, все эти годы меня постоянно мучил один вопрос: любил ли он меня, когда ещё был здесь, со мной? Я хочу сказать, любил ли так же сильно, как я его?
 Как изменилось его лицо. Сколько в нём боли. Любимый, прости, прости. И я, и я люблю тебя до сих пор. Очень-очень!
 Что это? Я отчетливо слышала его ответ. Ошибки быть не могло – это его голос. И тот, что преследовал меня последнее время, тоже был голосом любимого. Но как? Посол сказал…
- Не удивляйся. Говорить он не может, это правда. Не думай, что я солгал тебе. Я на это не способен. Эта прерогатива людей. В наших рядах понятие обмана попросту отсутствует. Суть в том, что он может, собрав все свои силы передать тебе парочку другую слов по невидимым волнам, но и их диапазон невелик. Для большего есть я, и я явился с определённой миссией.
- Знаю, погубить несчастного ребёнка.
- Не ты и никто иной не вправе осуждать поступки Всевышнего. Я же лишь скромный исполнитель Его воли.
- Прошу прощения.
 Нет, мама определённо права. Фазики в моей башке реально замыкают.
- Итак, отбросим лишнее. Я пришел просить тебя…
- Просить меня? Ты?
- Да, просить за него. Отпусти его, дай свободу. Поверь, в том состоянии, в котором он пребывает все эти годы, ему очень несладко. Как тебе объяснить? Это как непрекращающаяся зубная боль
- Боже!
- Твои не просыхающие слёзы, просьбы забрать к себе, неразрывными нитями привязывает его к земле. Я повторю: вернуть его нельзя. Пойми, наконец.
 Я-то понимаю, только вот сердце, оно рвётся к нему. С ним как быть?
- Договориться.
- Что?
- Я говорю, с сердцем. С ним просто нужно договориться. Ради любви, обитающей в твоём сердце, отпусти, освободи его от оков, позволь обрести вечное блаженство.
  Отпусти, освободи, а я? А обо мне кто-нибудь подумал? Как я буду жить дальше? К нему – нельзя, без него – невозможно.
 Как он на меня смотрит. Какие молящие у него глаза. Я действительно неисправимая эгоистка. Прости, прости за всё, я не со зла. Просто я настолько тебя люблю, что остальное практически лишено для меня смысла.
- Я не виню тебя, я – люблю.
Я слышу, слышу, и, конечно же, я верю тебе, верю в твою любовь.
 Как долго я этого ждала, этих слов, этого, переполненного нежностью и любовью взгляда. Мне часто вспоминается тот вечер, ну тот, когда он, правда на ломанных, но на трёх языках признался мне в своих чувствах. Господи, какой же я тогда была счастливой!
- Он тоже был счастлив. Ты лучшее, что было в его жизни.
- Это он? Он так сказал?
- Собственнолично.
- О, любимый! Знал бы ты, что значит для меня твоё признание. Если бы ты только знал. Мне этого хватит на всю оставшуюся жизнь.
- Не нужно замыкаться на прошлом. Так уж и быть, вынудила ты меня к этому признанию. Раскрою тебе небольшую тайну: жить тебе голубушка еще ох как долго.
- Нет!
 Какая волнительная новость. И как прикажете мне реагировать, радоваться? Но мне отнюдь не весело. Совсем, совсем. Мне хочется кричать, кусать локти и …
- Не смей даже думать о смерти! Ты должна жить. Жить и радоваться жизни. Жить за вас за двоих.
- Но…Я ведь…Как же?
- Люби. Люби и помни о нём, только непременно перенеси свою любовь в сокровенный уголок своего горячего сердца. Помни, что именно там ютится ячейка, отведённая воспоминаниям. Остальное пространство для настоящего и будущего.
 О чем это он? Какое ещё настоящее, что за будущее? Исключительно только мысли о нём, любимом, предвкушение нашей с ним встречи дают мне силы, помогают справиться со всеми жизненными трудностями. Господи, только бы это оказалось сном. Как же я хочу проснуться.
- Нет, это не сон. Понимаю, тебе нелегко это понять и принять, но я уверен, ты справишься, ты сильная.
- Нет-нет! Я не сильная, не сильная! Но что же это такое? Все люди как люди, а я? В чём я провинилась перед Господом? В чём моё прегрешение?
- Тише, тише, успокойся. Вздохни поглубже. Еще, вот так. Прикрой на миг глазки. Вот, хорошо. А теперь слушай и запоминай: ни в чём ты не виновата, и Господь не сердится на тебя, можешь мне поверить. Просто таков твой путь, это твоя дорога. Согласен, она не всегда гладкая, часто так вообще тернистая, но она твоя, и с неё, как бы тебе этого не хотелось, не свернуть.  Поэтому, крепись и смело двигайся дальше. Стой, не сейчас. Сейчас ты должна остаться здесь, а мы уйдём. Ты ведь позволишь ему уйти со мной? А ты подожди минуту, выйди на балкон, вдохни свежего воздуха и поплачь. Слёзы – это ваше перед всеми преимущество. Вот он, поплакал бы, и сразу легче бы стало, но суть дела в том, что он не может.
- Милый мой, любимый.
- Не подходи!!!
- Что?
- Не прикасайся к нему. Одно прикосновение, и ему уже никогда не освободиться.
-Как?! Я не могу? В последний раз.
-Прости, мне очень жаль, но…нет.
 – Уходите. Сейчас. Немедленно! Бегите, иначе я за себя не ручаюсь. Ну, идите же вы, наконец!
- Ты в порядке?
-Прочь! Прочь!!!
- Спасибо, любимая.
-О… о… о…
    
                ***

Мама с сестрой воротились заплаканные, с красными опухшими глазами. Не думаю, что сама я выгляжу лучше. Как я могла его отпустить? Откуда у меня взялись на это силы? Когда они вышли на балкон  и перемахнули через перила, я думала моя душа рванула следом. Не представляю, как жить, как дышать, как ступать по земле, зная, что срок нашего воссоединения даже не виден на горизонте.
- Ой, какое горе. Какое несчастье. Пойду, прилягу, сил никаких. А ты как? Вид у тебя замученный.
- Всё нормально, устала только.
- Ты тоже ложись, отдохни.
- Точно, устроим мёртвый час.
 Вроде ничего из ряда вон выходящего, однако, слова сестры заставили нас содрогнуться.
- Что-то я не то сказала. Лучше, тихий, так куда лучше.

 Разумеется, о том, чтобы предаться сну не может быть и речи. Мне необходимо всё обдумать, разобраться, что всё-таки произошло и как быт дальше. Для начала, нужно всё разложить в голове по полочкам, аккуратненько, не спеша. Начнём по порядку. Когда они спрыгнули с балкона, я выбежала следом и глянула вниз, но там никого не было. Траурная процессия уже отправилась на кладбище. А мой любимый…он со своим милым попутчиком, будто бы растворились в воздухе. Передо мной простиралась пустая улица и никакого намека на любимого. Что же дальше? Вспоминай, вспоминай. Эх! Голова – кочан капусты. Ага, вспомнила. Стоя на балконе и уставившись в пустоту, я вдруг ощутила легкое прикосновение к своему плечу. Я обернулась и увидала подле себя…того самого посла. «Как?! Как?!», – вопрошала  я снова и снова, а когда, наконец, замолкала, то услыхала уже ставший знакомым голос маленького человечка.
- Я не мог уйти, не поблагодарив тебя. Ты молодец. Именно так я о тебе и думал. Настоящая любовь способна на самопожертвование, на благо любимого.
А я, между прочим, к тому времени была  уже далеко не так уверена в правильности своего поступка. Ведь мне предстояло жить дальше, отбросив всякую надежду на встречу с любимым. Скорее всего, он даже сниться мне не будет. И что мне остается?
- Отбрось сомнения. Только представь, ты только что подарила любимому вечность.
 Вслушиваясь в речь  волшебного человечка, я  ощущала как каждое сказанное им слово, проникает вглубь моего сердца, оккупирует душу. Мне стало так легко и тепло.
- И что же дальше?
- А дальше, будет дальше. Мне же пора уходить. У нас не пунктуальность не приемлема. Прощай.
 Я только и успела, что кивнуть напоследок. Мужичок испарился, правда,  оставив в память о себе парочку голубых перьев на ковре. Мне было жаль расставаться, но я понимала, что иначе – никак.

 Кажется, наши проснулись. Точно, а вот и стук в дверь.
- Это мы. Ты ещё спишь?
- Нет, уже нет, входите.
- Как ты? Вроде как порозовела чуток.
- Точно, а то была как смерть.
- Детка, ну что за неуместное сравнение? Тебя совсем не трогает состояние сестры?
- Всё в порядке. Она ничего такого не имела в виду.  Это просто выражение такое.
- Да, конечно, но сейчас, у меня от этого  сравнения сжалось сердце.
- А давайте-ка пить чай. Я сейчас заварю, свеженького, терпкого.
- А и, правда, мам, давай выпьем. «Так выпьем няня. Где же кружки?»
- Батюшки! И эта стихами заговорила. Лучше сходи, сама завари.
- Ты что мама, решила, раз маленькая, шумная, так и знать ничего не знает? Ошибаешься. В последнее время в меня вкралось подозрение, что во мне умер поэт. Ну, то есть, погиб, зачах, впал в спячку…
- Довольно. Больше ни слова о плохом. Я здорова и отныне у нас впереди только хорошее.
- Правильно. Дочь,  а чай скоро?
- А вот и чай.