Самый невезучий попаданец

Я не помню, как оказался здесь, и не помню, сколько времени я провёл в этой пустоте. Без всех чувств, без ощущения собственного тела я медленно сходил с ума, и даже воспоминания уже не спасали. Это гнетущее ощущение абсолютного ничто вокруг меня, казалось, разрушает душу, вытягивая из неё все соки, а из-за недостатка общения я начал разговаривать сам с собой, создав таким образом новую личность. Я помню как офигел, когда мой «виртуальный собеседник» сказал не то, что я хотел. Но вскоре разговаривать стало не о чем, и как-то незаметно появилась сначала третья, а потом и четвёртая личность. Сначала мы обдумывали, что со мной случилось и сошлись на том, что я впал в кому. Затем мы начали разговаривать на всевозможные темы. Но вскоре они закончились, и нам стало не о чём разговаривать. Я наверно окончательно сошёл бы с ума, если бы у меня не появилось чувство.
Никто из нас не мог точно сказать, что это за чувство, и поэтому каждый выдвинул свою версию: я считал, что это просыпается осязание, Андрей утверждал, что это ощущение медленного выхода из комы, Витя был уверен в том, что это просыпается нервная система, а Дашка предположила, что мы чувствуем мою душу.
Пока мы изо всех своих сил отстаивали свою точку зрения, чувство усилилось и, чуть позже, начало разделяться на два: концентрация стабильного чувства в центре и нестабильное чувство по окраинам.
Через некоторое время нестабильное чувство резко усилилось и стало ритмичным. Этот ритм нам что-то сильно напоминал, но мы не могли вспомнить что именно. Но вскоре, когда Дашка свернула очередной разговор на обсуждение любви, Витька догадался, что почуянный нами ритм – это биение сердца.
Прошло ещё некоторое количество времени, и мы зафиксировали изменения в центральном и окраинных чувствах. Во-первых, чувства сильно ослабли, во-вторых центральное чувство в самой середине практически исчезло, а с краёв наоборот усилилось, и, в-третьих, появилось новое чувство, сконцентрированное на самом краю старого. Чтобы различать их мы новое назвали «чувствованием», а второе – «напряжением». Немного поспорив, мы пришли к выводу, что чувства скорей всего от нервной системы, но может быть и от души.

****
Шло время, и чувства постепенно развивались и ослаблялись. А мы в это время вовсю экспериментировали с «напряжением». Судя по всему «напряжение» – это ощущение нами своего организма. Однако в этом ощущении было что-то неправильное… что-то не поддающееся объяснению. Все это чувствовали, но никто не мог понять что. В итоге решили, что это осложнения из-за комы.
Спустя некоторое время от «напряжения» отделилось «осязание». Витя предложил это название из-за большого сходства с нормальным человеческим осязанием. Однако были и отличия: «осязанием» мы не чувствовали никакой поверхности, на которой тело должно было лежать. Такое ощущение, будто я нахожусь в невесомости! Странно, странно….
К этому времени начальное чувство практически погасло, так что мы полностью переключились на «напряжение» и «осязание».

****
А время шло…. И вскоре я смог сделать своё первоё движение: сжать свою руку в малюсенький кулачок. Почему в «малюсенький»? Да потому что я понял, что со мной произошло! Но обо всём по порядку.
Когда я сжимал руку, то почувствовал слабость и непонятное ощущение неправильности. Если насчёт слабости всё было понятно, то с ощущением неправильности я разобраться не мог, и это меня бесило. Тогда к делу подключились остальные, но даже вместе мы не могли понять, почему присутствует неправильность. Однако Витька после долгих размышлений и пристального изучения сжимания руки (кстати, нелёгкий процесс: сжимание руки сильно утомляло тело и после двух-трёх сжатий приходилось долго ждать, пока тело не отдохнёт) наконец вынес вердикт: проблема в пропорциях и размерах. Я, честно говоря, сразу и не понял, о чём он говорит, и попросил его объяснить. И вот что услышал в ответ:
–Пропорции этого тела сильно отличаются от пропорций бывшего тела: голова слишком большая по сравнению с туловищем, а конечности слишком маленькие. Принимая во внимание другие странности и проанализировав их, я понял что произошло: ты попал в тело ещё нерождённого ребёнка.
–… Чё…?
–Короче, ты теперь эмбрион.
–У тебя с мозгами всё в порядке? – поинтересовался я. Хотя, что я говорю – у меня-то мозги не в порядке, что уж говорить о шизе!
–У меня нет мозгов – я всего лишь часть тебя. Так что ты в глубине души и сам знаешь, о том что это тело – эмбрион….

****
Да уж, не везёт мне. Судя по расчётам куковать мне тут ещё месяцев семь. Скукота! Нет, сначала я, конечно, не верил, что попал в эмбрион. Но против фактов не попрёшь: слишком много явлений указывало на это. Взять хотя бы дыхание: всё время, что я был здесь, я так ни разу и не вдохнул. А какой был шок, когда я понял, что у меня не было челюстей! Правда сейчас это в прошлом: я уже научился вдыхать и глотать жидкость, в которой плавает тело. Я даже могу щуриться и морщить лоб, правда, пока с трудом.
Вскоре факт того, что я – эмбрион подтвердился: я нащупал у себя пуповину. К этому времени список моих достижений пополнился слухом и зрением. Правда я мог слышать только невнятный шум, а видеть – только направленный на меня свет. Но нам и этого хватило для счастья.
Через некоторое время появился главный повод для радости: мы начали видеть сны! Причём у каждого они были различными. Именно обсуждение снов и скрасило нашу скучную до-жизнь. Почему «до-жизнь»? Да потому что не родился!
Время шло, и вскоре мы начали различать различные звуки. Вот ритмичный и немного булькающий стук – это сердце женщины, которая вынашивает меня. Её сердцу вторит моё. Вот шелестящий глухой звук, напоминающий звук насоса – это лёгкие моей м… псевдоматери (ну не могу я назвать мать ребёнка, в которого я вселился, своей матерью). Есть ещё куча других звуков, которые мы не можем проанализировать, но это и неважно. В общем, живём и радуемся.
Вот мы жили и радовались, ровно до тех пор, пока у нас не появились проблемы.
Началось всё с Дашки. Андрей по секрету сообщил мне и Витьке о том, что Дашка не контролирует свои эмоции. Сначала мы посмеялись над этим, но Андрей настаивал на том, что тут что-то неладно. Тогда мы стали наблюдать за девушкой, и заметили, что эмоции Дашки частенько не совпадают с реальностью. А вскоре я заметил, что подобные проблемы появились у всех. И начались разборки по типу «Кто виноват?». Не знаю, к чему бы они привели, если бы Витька не вспомнил о том, что эмоции матери оказывают серьёзное влияние на эмоции ребёнка. И все споры и разборки прекратились – виновная-то уже найдена! Так разрешился наш первый крупный конфликт.
Никто и не знал, что этот конфликт станет последним….

****
После конфликта нами снова овладела скука: неясные чувства нам уже надоели, хотелось чего-нибудь новенького, а слух был ещё развит недостаточно, чтобы подслушивать внешние разговоры. К тому же, судя по всему, у «псевдомамы» постоянно было плохое настроение, что отразилось и нас: мы дулись друг на дружку и не хотели разговаривать. Вот и приходилось слушать, как «псевдомама» постоянно ругается с кем-то (то она именно ругается, а не просто разговаривает, мы поняли по её интонации). Скукота!
Хм…? Опять?! Достали уже светить!!! Мне, как маленькому, ещё не рождённому ребёнку, неприятно, когда в меня светят. И когда щупают, тоже неприятно. Неприятно, я сказал!!! Хватит!!!
Фуф… вроде перестали. Интересно, кто это был: мамаша, папаша или же врачи? Хотя, врачи ведь должны знать, что это неприятно для ребёнка? Или не должны?
Тьфу ты, запутался!
Ай! Чёрт, опять!!! Я же сказал не светить! И плевать, что я сказал это в мыслях. Всё равно не хочу, чтоб светили!!!
Я задергался и начал дрыгать всеми конечностями, чтобы показать всем, что я недоволен. Подождал немного. Снова подрыгал.
Никакой реакции. Свет как был, так и остался. Ну ладно, пожалеешь потом….
Хм, странно, откуда в окружающей меня жидкости взялось течение? Ох, не нравится мне это….
Сильнейшая боль захлестнула тело и четыре сознания. Что за…?! Откуда эта боль? От ноги? Что случилось?
И почему мы больше не чувствуем своей ноги?
Боль снова усилилась, и мы перестали чувствовать ещё одну ногу. Что за чёрт….
Сознание уплывало, и я перестал слышать своих друзей… шизей….
Боль отступила, и к моему телу прикоснулось что-то металлическое и острое. И снова боль. Правда она уже не охватывает всё тело – только грудь. А в почти погасшем разуме вертится только одна мысль.
Аборт.