Бессонница. Двадцать вторая глава

Двадцать два с половиной раза я жалел, что начал встречаться с Лерой.  Двадцать три раза я понимал, что она лучшее, что было в моей жизни. Да, я считал, и ничего удивительного в этом нет, ибо если бы моих сожалений и пониманий было поровну, то я бы откланялся. И я не жесток, вовсе нет, просто математический расчет позволяет выявить количественное соотношение плохого и хорошего в отношениях, не ссылаясь на силу переживаемых эмоций, а значит, не затуманивая разум, который был нужен мне чистым и свежим.
Мы ссорились, расставались, мирились, занимались любовью по несколько раз за день, и мне казалось, что я никогда не устану лежать рядом с ней и смотреть,  как она посапывает у меня под боком. Спокойный, иногда даже холодный, как кубики льда в ее любимой коле, нрав, порой на время перерастал в агрессивный, неспокойный характер. Я ужасно ее ревновал. Ревновал не потому, что боялся потерять, боялся измены или еще чего-то на подобии. Совсем нет. Я боялся, что ей могут причинить боль, ее могут разочаровать, нарушить ее потрясающе красивое и вдохновенное спокойствие. Порой, она говорила ужасные вещи, ломающие меня как хрупкую ветку; от которых я подкашивался и долго не мог отойти. Обычно это было сказанное в запале: "Я тебя ненавижу"; "Оставь меня в покое, и никогда больше  не звони"; "Без тебя моя жизнь была бы намного лучше". Пару раз я даже слышал равнодушное "прощай". Но, так или иначе, мы обязательно мирились, на нас накатывала кипящей волной нежность и давала нам еще пару дней безмятежного счастья, пока очередная буря скандалов не заманивала обратно в свои пропитанные гордыней и эгоистичностью темные сети. Казалось, что только вчера я обнимался с бутылкой шампанского в полном одиночестве, а теперь я с прекрасным, мирным созданием, так трепетно обволакивающим меня своей заботой. За внешней серьезностью, упрямостью и нескромными повадками, пряталось удивительно прелестное дитя, задорное, умное, доброе, со своими мыслями и желаниями, которыми она с радостью делилась со мной. Мои поиски остановились на ней, и больше не было желания менять эту девушку на кого-либо еще, не было желания делать ее одной из тысячи. До какого-то момента меня настораживало в ней только одно: она никогда и ни к кому меня не ревновала. Не то, чтобы поводы веские были, однако она же женщина, а значит, способна сделать из ничего три вещи: обед, платье и скандал. Меня волновало отсутствие последнего. Одна из бывших пассий, например, регулярно мне названивала до того момента, пока я не сменил номер, писала, пока я не внес ее в черный список, потом отправляла сообщения со страниц друзей, пока и они не закончились, а Лере все было не по чем. Как-то увидев у меня в друзьях на странице в социальной сети девушку, о которой ничего не знала ранее, она мило поинтересовалась у меня о ней. Узнав, что это дама сердца одного моего хорошего знакомого, она лишь пожала плечиками и на этом успокоилась. Но тут уже меня охватило возмущение:
-Неужели тебе настолько все равно на то, что со мной происходит? Я, например, считаю, что если человек не проявляет хоть слабенькую, но ревность, то он ничего и не чувствует к предполагаемому объекту своей любви!
На что последовал лаконичный ответ:
-Складно ты говоришь, только вот упорно не видишь главного. Я бы ревновала тебя к этой девушке, если бы она в одном предложении не делала больше ошибок, чем я в письменной речи за всю свою жизнь, включая сочинения за первый класс. Я бы ревновала тебя, если бы не знала, сколько у нее фотографий, где она с полуголым задом или задранной  футболкой. Я бы ревновала, если бы не видела, что она страдает от кататонического ступора. Я бы ревновала тебя к девушке, но ревновать к куску мяса с тремя отверстиями для того, чтобы туда вставлял свой  член каждый желающий - я не буду.
Но что я обожал больше всего, так это моменты, когда мы вместе готовили. Она болтала, обжаривая мясо, а я стоял рядом и пытался сделать к нему соус. Мы ужинали, пили вино, а когда она подкреплялась больше, чем одной бутылкой красного полусладкого, то запрыгивала на кровать или вставала на стул и начинала с выражением, задрав голову и сопровождая все это обильной жестикуляцией, читать:

   - Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
     подышать свежим воздухом, веющим с океана.- Задумчиво и приглушенно.-
     Закат догорал в партере китайским веером,
     и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.- Растянув дольше положенного "и" и слово "как".-
    Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,- со вздохом в начале,-
     рисовала тушью в блокноте, немножко пела, - делая хорошую паузу после запятой,-
     развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
     и, судя по письмам, чудовищно поглупела. - Пафосно растягивая букву "о" в слове "чудовищно".
А в конце:
   -  Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своем бесправии.
     Я курю в темноте и вдыхаю гнилье отлива. - Последние две строчки она читала будто охрипшим голосом человека, осознавшим и испытавшим на себе всю трагедию жизни.
Она была готова отдать душу за сборник стихотворений Бродского и называла его не иначе как "мой Иосиф Александрович". А еще она мечтала завести бесполезный, по моему мнению, комок шерсти, чтобы проявлять уважение к собеседнику только фразой: "Хотите, я разбужу для вас кота?".  Она была лучшей, эта девочка с рыжими волосами и словами, прорезающими кожу, добираясь до самого сердца.
С ней у меня была такая жизнь, какая бывает только в фильмах: состоявшая из вина, пропитанная литературой, заражающая романтизмом.

Денис
Каждую ночь, чтобы уснуть, мне требовалось около двух часов, а иногда я не спал вовсе. Саша всегда была рядом в эти моменты - страдали от моей бессонницы вместе. Я не высыпался и постоянно находился где-то на грани нервного срыва. Она держала меня канатами, стальными поручнями, голыми руками, чтобы только я не сорвался. Мы жили в постоянном напряжении. Я никому не мог выговориться, она не могла никому пожаловаться. А вот разговаривать друг с другом мы почему-то упорно не хотели. То ли переживания были разные, то ли мы. Говорят, противоположности притягиваются, но какими же душевными силами нужно обладать, чтобы сосуществовать с человеком, так на тебя не похожим.
 Она, из разряда простого социального работника, перешла в разряд организаторов акций. То есть я зарабатывал деньги, она отдавала их на благотворительность. И меня все устраивало.
Саша становилась печальнее с каждым днем, и я больше не видел улыбки на ее лице, что злило меня еще больше. Она почти всегда молчала, а в ее глазах я не мог прочесть даже упрека или обиды. Она будто вообще ничего не чувствовала,  лишь была полностью погружена в темные материи апатии. Я ненавидел ее за эту тишину и всегда протянутую ко мне руку в постоянной готовности меня поддержать, будто бы ожидавшей моего падения. Наверное, именно поэтому и  не протягивал ее в ответ.
Ненси
Я немного расскажу вам о своем новом городе: во-первых, он носит название Бинск. Во-вторых, в нем ничего не знают о доброте. В этом городе девушки носят мини на застиранное нижнее белье и радуются случаю его показать. Может их здесь кормят чем-то, потому что их вечные оглядки на общественное мнение достойны аплодисментов из-за уровня своей частоты. В этом городе осуждают всех, неважно за что, просто нужна причина для сплетен. Этот город был бы прекрасен, если бы не был так безнадежно потерян. Но я получала истинное удовольствие, катаясь по нему вместе с моим спасителем, парнем в спортивных штанах, вернувшим меня к жизни. Я знаю, как это смешно звучит, но здесь иначе не ходят. Ужасы российской глубинки, да. Его зовут Алексей, и он до смешного привязан к этому городку. Леша почти получил высшее образование, просто до ужаса сведущ в своем предмете, но чтобы уехать отсюда, ему нужна только смелость. А меня, знаете, это бесит.  Хочешь что-то поменять - бери и делай.
- Вот если бы было краткое пособие для начинающих, как сделать жизнь лучше и перестать ныть, я бы его от корки до корки выучил.- Вздыхал он.
- Вот тебе краткое пособие для начинающих: начинай!
- Ты слишком много думаешь, это вредно.
- Откуда тебе знать, ты же этого не пробовал.
Никаких мотивирующих цитат и книг не надо, чтобы понять, что если ты сейчас не поднимешь свою жопу, то так в ней и останешься, а в старости будешь говорить, что это все обстоятельства не дали выбиться в люди. Но разве меня кто-то слушал? 
Пожалуй, было и то, что меня не бесило, не раздражало, не вызывало саркастических ухмылок, а пугало, вызывало почти животный страх, который прокладывал себе дорогу мурашками по коже. Сначала я думала, что это боязнь стать среди них своей, то есть такой же, как они. Но это бы случилось только в том случае, если бы я этих людей полюбила, что в принципе для меня невозможно. Я боялась не измениться, я боялась потерять себя, ту себя, в которую так много вложила, в которой с таким трудом сумела зажечь свет. Его угасание означало бы мой конец. Меня посещала мысль уехать в другой город, но ведь и там бы было то же самое. Разница здесь, однако, в том, что меня бы там не ждали. Ни там, ни где бы то ни было еще. Я везде была бы чужой.