Интеллигенты, блин...

Дед мой, царство ему небесное, хоть и партийный был, а тоже - ку-клукс-клановец еще тот... Бывало, смотрим программу "Время". Ну как смотрим... Я с машинкой в колготках по полу ползаю, а дед внимательно слушает, как очередной трудовой коллектив за год пятилетку выполнил, и как гниет-разлагается запад, и как Леонид Ильич про "сосиски сраные" и  могучий советский народ вещает, а потом с мужиками взасос целуется...Не, не геи они были. Это сейчас кругом разврат и гомосятина, а тогда все было от чистого сердца, так сказать, с братским коммунистическим приветом... Да-а-а, было время и было "Время", извините за каламбур... Ну, в общем, смотрим эту эпохальную передачу, как вдруг диктор Шилова торжественно заявляет: "А сейчас, уважаемые телезрители, перед вами выступит чрезвычайный и полномочный посол Социалистической Республики Берег Крокодилового Фаллоса -  Чунга-Чунга", и на экране появляется (но в этот самый экран  не помещается) откормленное черное мурло "недоедающего" и "угнетенного" афро-человека. Это сейчас в мониторы диагональю метр на расстоянии вытянутой руки подростки пяляться на порнушку, а тогда  семьдесят сантиметров были нереально передовой диагональю самого большого в мире и самого мощного, Вася, цветного телевизора... В общем, пока оператор сдвигает камеру на несколько метров назад, дабы измученный недоеданием фейс Чунга Чанги поместился на экранах "Рубинов", дед как заорет:"Дайте,&л@ди-ироды, новости досмотреть! "В мире животных" свою $раную утром пионерам покажете!"

Ага, вот такой был расист, дислексией не страдал и за словом в карман дырявых треников не лез...

А когда бабка ломала какую-нибудь машинку стиральную или кофемолку, или ручку там от кастрюли какой, то он на нее орал: "Вот обезьяна! Только ломать можешь, пи$д@ старая!" Ага, вот такой был ку-клукс-клановец и в семейных отношениях...

Как-то сидим с ним пьяненькие на юбилее. Бабка всегда меня с ним сажала в качестве алко-тестера,  для контроля. Ему много нельзя было заливать - у него ж язва и давление. Да... А если деда было не ограничивать, то он мог целый жбан водки выпить и самоваром пива запить... Дядька мой, тот еще пропойца, бывало уже под столом на бровях ползает, равновесие ищет, а дед еще и захмелеть не успел. Тока на втором литре у деда глаза начинали разъезжаться, бабка это называла "глаз поплыл". Это значит - все, капец...Ну в смысле, закусывать пора...
Ага... Значит,сидим с ним пьяненькие на юбилее, и я вижу, что у деда глаз "поплыл". Я ему: "Деда, - говорю. Баста! Тебе хватит. Сейчас кишки будут болеть..." А он мне: "Долбо@б ты африканский! Какой хватит? Я ж еще не начинал!!!" Да, вот такой расист был и по отношению к молодому поколению...

Но вы не подумайте плохого — дед при своей грубоватости и деревенской простоте свято верил в коммунистические идеалы. Он был, так сказать, первым настоящим глобалистом. Нет, не тем жульём, которое по всему миру доверчивый народ на биг-маки и джинсы с жевачкой подсаживает. Дед, как я уже упомянул, по мелочам (на чекушки) печень не разменивал, и политическую ситуацию сразу в целом мире правильно оценивал. Хотел, чтобы человек труда и у нас, и в Австралии, и в Америке жил достойно и свободно.

Оживлялся очень, когда по телеку показывали демонстрации чернокожих в США. Говорил нам, назидательно подняв указательный палец вверх: «Не дремлет рабочий класс, етицкая сила! Борется за свои права и победит! Вот вспомните мои слова, когда буду на Ваганьковском лежать... Надоест этим «уголькам» кукурузу и бананы на плантациях собирать, придут в Вашингтон к Рейгану и потребуют, чтобы для всех заводы построил... Ну как наш «Знамя Труда». А мы их сюда пригласим, чтобы опыт передавать... Я лично возьму пяток таких чертей обмотчиками-практикантами! Бесплатно буду вдобавок их учить марксизму!» Отец насмехался над простодушием деда и возражал ему, что, мол, они — лаботрясы и только за увеличение пособий по безработице могут  с плакатами шататься. Дед такую критику сурово пресекал: «Тебя, дурилку картонную, советская власть выучила, работу дала, а ты, интеллигент вшивый, её и всё на свете хаешь! Вот приедут негритосы-практиканты, я вас всех выселю, а их сюда пропишу! Будете в вокзальных камерах хранения ночевать!»
Такой был политически зрелый шовинист...

Деда уже давно с нами нет. Нет и той страны, в которой он вырос и большую часть своей жизни прожил. Не застал он и победного шествия политкорректности, которая стала и в русском лексиконе проявляться...

Копаешься, бывает, весной на участке — лопата, саженцы, земля, земля, саженцы, лопата — вечное колесо деревенской Сансары; перевернешь жестяное ведро, плюхнешься задом, устало посмотришь на стену дома, залитую теплым утренним солнцем, потом - на скамейку с почти полностью облупившейся краской, на которой в дырявой распахнутой телогрейке и с папиросой в пожелтевших пальцах любил перекурить дед, и спросишь тихо-тихо, уже только мысленно, как будто самого себя: «Деда, ну чё, устал?»

В ответ с легким скрипом откроется окошко,  высунется заспанное лицо жены с забавно взъерошенными волосами, глаза-щели, сопротивляясь встречным лучам,  наведут себя на резкость, бледный рот неторопливо растянется в зевке, ладони обопрутся о подоконник, прохладный ветер обогнет силуэт в ночнушке, она вздрогнет и скажет: «Доброе утро! Ты же чумазый как трубочист!»

А дед, глядя сверху, откуда-то очень-очень высоко, хитро прищурив правый глаз и с досады звонко хлопнув себя по коленке, прикрикнет на нас: «Интеллигенты, &л@дь!»