В дальнее следование. Назначение неизвестно

Письмо к другу.

" Дорогой друг,
душа моя вызывает потребность к объяснениям и откровениям. Не знаю, откуда возникла в ней эдакая пагубная страсть, но утоление ее стало жизненно необходимо.  Ты давно знаешь обо всех моих похождениях и романах, посему такое  изъяснение не станет тебе в новинку, хотя для моей души оно стало одним из самых животрепещущих.
    Случилось нечто невероятное - она приехала ко мне, то есть, не совсем, проезжала по делам и осталась в городе на выходные. Позвонила, сказала о своем желании встретиться. Увиделись мы в назначенное время, в условленном месте. Она говорила что-то о деньгах, мол, нет денег на гостиницу, но я, широкая, русская душа, не отказал подруге в помощи, устроил у себя, благо мест-то много. Постелил ей на диване, сам устроился на матрасе, на холодном полу. Ночью не то мне стало холодно, не то я услышал, как содрогается от мороза ее тело. Делом первостепенной важности стало сохранение тепла в ней. Я встал, подошел к дивану, недолго думая, нырнул к ней под одеяло и слегка приобнял, сначала это объятие было легким, неуверенным, даже слегка, я бы упомянул, неуместным. Она ответила мне тем же: сложила свои руки ко мне на талию и прижалась щекой к разгоряченной груди. На мне была футболка, подаренная ею в честь какого-то там праздника, запамятовал, какого именно.
    На следующий день, я решился провести ей экскурсию по городу, мы долгое время прогуливались по старинным улицам, прикасались к камням у зданий. Она научила меня "чувствовать" город. Никогда прежде я не испытывал такой тяги к родным стенам и улицам.
    "Ты видишь все в неправильном свете, относишься к этому так, словно ничего прежде не было, возникло, мол, как-то само по себе, есть - на том спасибо. В этих улицах, маленьких иль больших, хранится история города, а то и всей страны. Ведь история - это не только битвы и сражения, история - судьбы многих народов, не только правящей элиты, а и простых крестьян. Да и вообще, к черту, элиту эту, больно много она о себе возомнила", - говорила она. А я внимал к каждому ее слову, как дурак, кивал головой, соглашаясь, безмолвно. А что и здесь отвечать? Ведь в этих разговорах не только судьбы народов, ненароком о своей собственной судьбине вспомнишь. Идешь, вжимаешься в ворот пальто, мысленно представляя, как мог бы сжимать ее руку сейчас, будучи несколько смелее пару лет назад. Уж нет, поздно уже, метаться-то.
     Ближе к вечеру, захотелось показать иногородней романтику вечернего города. Главную достопримечательность. Отправились мы в излюбленный мною ночной клуб. Я напился, как последняя свинья, утратил полностью  контроль над собой, да и за ситуацией тоже. Сидел себе за барной стойкой, крутился, смотрел по сторонам, вижу, возле девицы-то моей некий охламон крутится, надеяться на что-то. Неподалеку восседала бывшая моя, Катерина, наблюдал за всей этой живописной картиной, Ван Гогу то и не снилось!  А сам знаешь, какие сны у него были, да что уж там, представшей перед глазами бывшей картиной можно было б размахиваться перед самим сюрреализмом, то есть, Дали. Ах, до чего я был взбешен и взъерошен, словно ударили по самолюбию моему. Подскочил к танцующему наглецу, скрутил ему руку, да давай угрозами сыпать. Тот отступил. Я подошел к моей спутнице, прижал ее к себе, нашел на ощупь руку ее, да крепко сжал, что есть сил. Никогда прежде я никого так крепко не держал за руку, а знал бы ты, как по всему телу прошло тепло. Такое чувство бывает только весною, когда почки на деревьях расцветают, да что уж там! Когда только начинает таять снег, птицы поют, да в воздухе теплотою веет, нет прежних вьюг,  даже ветер становится, до смерти, приятен.
     Повел девушку-то за барную стойку, заказал по бронепоезду, выпили мы с ней на брудершафт, да мне как в голову алкоголь-то ударит, ей, впрочем, тоже. Напиток-то убийственный ведь, сила его непомерная. Она потянула меня танцевать. Хорошо с ней танцевалось, дополняли мы друг друга. Я потянулся к ее губам, да поцеловал. Сам не понял, как такое произошло. Казалось, что вот-вот отвергнет, но нет, она только больше прижалась ко мне, а в следующую минуту мы уже придавались ласкам в туалете.
      Я видел, каким взглядом смотрела на нас Катерина, но не предавал этому значенья. После мы переместились в мою квартиру. Я грубо повалил ее на диван, попутно срывая одежду, а она лишь отвечала мне сладострастными стонами.  Не помню, сколько раз мы за эту ночь предавались нашей распутной любви, но тогда казалось все единым и целым, как будто бы правильным. Она сходила в душ, следом за ней я. Когда я уже вернулся из душа, она мирно посапывала, лег возле нее и крепко сжал в своих объятиях. От нее пахло мускатным орехом и инжиром, довольно-таки странное сочетание, но мне нравилось.
      Ранним утром отправлялся поезд. Ее поезд, увозящий эту прекрасную особу, прочь от меня. Мы стояли на перроне. Я думал, что она будет плакать, знаешь, женщины тратят много времени на сантименты, но она не проронила не слезинки. Как мужчина, тоже сдерживал слезы печали. Крепко прижал ее на прощанье, поцеловал в лоб, и отпустил. В дальнее следование. Назначение неизвестно.
      Мой друг, поскольку мне известно, какие чувства ты питаешь к этой женщине, считаю своим долгом рассказать тебе обо всей этой истории. Всенепременно ты должен бы обозлиться на меня, но, знаешь ведь, сердцу не прикажешь. Особенно в такой щекотливой ситуации. Я навечно обречен на страданье иль нет.  Совершил я двойной грех - предался плотским утехам с возлюбленной друга. Но поскольку она никогда не принадлежала никому из нас, надеюсь, что ты все же сжалишься над больною душой твоего друга и не вызовешь меня на дуэль!  Вне всяких сомнений, те чувства, что я питаю к ней - истинная, безоговорочная любовь...."