Вечер поэзии одноактная пьеса

               
               

/ Пьеса в 1 действии с декорациями и кордебалетом. Означенное действо происходит в перестроечные времена, из рассказа о которых, как из песни – слов не выкинешь!
Как сказал восточный мудрец: « Упаси вас бог родиться и жить во времена перемен!»
Именно по этой причине автор сублимировал свои самые яркие впечатления и мысли в поэтическую форму. Чем и спешит поделиться с окружающими!

Действующие лица:

Поэт - лирический герой, - собирательный образ творческой личности, не лишенный самоиронии.
Муза – вдохновительница Поэта, являющаяся ему в облике всех возлюбленных им женщин.
Демон – вечный искуситель, мешающий созидательному процессу. А может быть-напротив - в чем-то ему помогающий?
Ангел – ближайший помощник Музы, некая аморфная сублимация Добра. Впрочем, существо простодушное и, по большому счету, безобидное.
Кордебалет – просто милые молодые люди – слоняются по сцене и по мере необходимости, играют роль народа.

Поэт - Здравствуйте! Я – поэт! / кланяется/ - Поначалу это действо задумывалось, как  Вечер поэзии. Я предполагал, что выйду на сцену в чем-нибудь эдаком - строгом и элегантном... Приклею к физиономии соответствующий портрет лица и, как всамделишный, настоящий поэт, начну бубнить о своем сокровенном. Но потом мне подумалось, что, пожалуй, это будет довольно скучно для присутствующих сограждан, как и мне самому было бы скучно участвовать в подобном мероприятии.
И не потому, что мои стихи так уж плохи. Нет - местами они совсем даже ничего…Просто такова натура человека, - чтобы вызвать интерес, нужно глубоко зацепить его за живое, достучаться до дремлющего сознания и без того перегруженного, в наше время, громадьем информации и разных проблем.
Чтобы быть интересным, одни шокируют, другие пугают или цепляют за чувствительные струны души, а так же будоражат всевозможные зоны, не исключая  и эрогенных…
Привлечь к себе внимание, это,  как минимум, - умереть! Желательно  при трагически - красивых обстоятельствах. Можно так же  просто поскандалить, но  лучше, все же, умереть вслед за этим. Умереть,  непонятым и слегка оскорбленным!  Тогда, уж точно заметят и запомнят!  Может быть, даже поставят недорогой  памятник.
Словом, нужно перекричать ту полифонию, то многоголосье, которое будто несмолкающий рефрен, сопровождает нас с утра и до вечера.
- А теперь переходим к новостям культуры - говорит диктор будничным голосом - Сегодня утром на пороге своего дома был застрелен директор филармонии!
Это о нашей с вами жизни. Это о нас!
Мы уже не в состоянии замечать полутонов, мы не слышим тихого голоса Истины и не внемлем Разумному, Доброму и Вечному! Разумеется, если этот скромный продукт не упакован в хрусткую обертку  сенсаций!
И вот на фоне этого мелькания, стука и грохота, который вокруг нас и в нас самих, - кому нужны твои стихи, парень? - спрашиваю я себя. И если бы я не чувствовал, если бы  не считал своим долгом высказаться, если бы я не был уверен, что мне есть, что сказать окружающим -                во всяком случае, в пределах своего скромного опыта - я бы не стал и пытаться. Но я решил попробовать, и вот я здесь.
Тут, пожалуй, стоит рассказать еще об одном обстоятельстве. Когда я выхожу на крыльцо своего дома, чтобы выкурить очередную сигарету, и вижу стайку ребят, девчонок и мальчишек, жмущихся на задворках возле заброшенных сараев, то я почти не понимаю их речь. Она напоминает мне яркие фантики, вперемежку с мусором, залетающие в мой двор с порывами ветра.
Этот мусор застревает в зеленой траве и цветах, раздражая глаз и вызывая непреодолимое желание взяться за метлу и грабли.
Впрочем, думаю,  моя речь тоже кажется им странной. Вот, и об этом  хотелось бы сказать сегодня. Может быть, эта странная речь, подкрепленная видеорядом и сюжетом, лучше дойдет до ушей, привыкающих, или уже привыкших, к чужим  звукам? И тогда они, поймут, что есть рядом другие люди, которые жили и продолжают жить? И что есть другие ценности!
Конечно, нужно обладать талантом Высоцкого, или Пушкина,или Достоевского, чтобы пробить время и связать поколения единым словом и смыслом. Но это не значит, что не нужно даже пытаться.
Язык,  единственная абсолютная ценность, которая осталась у нас сегодня, а поэзия,  тот запал, который способен еще пробудить дремлющую энергию. Энергию, которая поможет Культуре однажды стартовать в Будущее.
          В поэзии определенно таится  некий эликсир… Эликсир  Абсолютного знания, который так необходим Человечеству.
Это знал  / или просто чувствовал? /  Рембо, бросивший душу и тело на  вечный алтарь поэзии… Это знали Верлен, Маяковский и Есенин… И загадочная Черубина де Габриак из-за которой на Черной речке стрелялись Гумилев и Максимилиан Волошин, - они оба промахнулись тогда, но Судьба не промахнулась. Она убила одного выстрелом красноармейской винтовки, а другого загнала в небытие коктебельских туманов.
Я не Маяковский и не Есенин - я сам по себе.
          
            И я пришел сюда, чтобы вы узнали мои стихи. Этого можно добиться по разному... Можно заунывно пропеть загадочные мантры, доступные уху посвященных, и важно откланявшись уйти за кулисы. Можно повибрировать связками,  удивляя хорошо поставленным голосом… Все это было. И все это неинтересно… Пока неинтересно. Слишком академично, я бы сказал для дня сегодняшнего!
Я решил поступить по-другому. Не знаю, насколько оригинальным я окажусь. По большому счету все уже давно придумано кем-то...  Все  сказано.  Все нарисовано, пронумерованно  и помещено в каталоги. Но я все-таки попробую внести  свою скромную лепту…
Я хочу рассказать вам про  жизнь, а вернее отдельные  эпизоды, лишь по необходимости иллюстрируя их стихами. Попробую внести в  действо драматургию и оформить его визуальными образами.

           Что из этого выйдет? Некий перфоманс, модный нынче моноспектакль или что-то другое? Я не знаю.
В любом случае это должен быть синтез,  сплав нескольких искусств и спозобов привлечь внимание и вызвать интерес.
Впрочем, моноспектакль не получится по-определению, так, как я хочу пригласить в качестве помощников, а может быть, и главных действующих лиц таких неизменных, почти канонических, спутников любого поэта и вообще художника, как: Музу, Ангела и Демона.
/обращается за кулисы/- Друзья пожалуйте на сцену! /Появляются вышеозначенные персонажи.
Все они в костюмах цирковых акробатов, разных цветов, с соответствующими надписями на груди.

 Поэт - Именно эти три Ипостаси двигают любым художником, принуждая его к определенным действиям. Ведь, говоря по большому секрету,  все  творческие натуры   большие бездельники и растяпы. Но при помощи этой троицы худо-бедно справляются со своими обязанностями, производя некий продукт, который затем более ответственные товарищи оформляют в книги, каталоги, альманахи и прочую массовую художественную продукцию.
Среди других персонажей я бы назвал еще и Бога,  одним из действующих лиц этой мистерии.
Но я не получал от Небес таких полномочий. Да и глупо даже думать об этом. И потому не буду поминать имя Господа всуе. Хотя, разумеется, он всегда незримо присутствует во всех наших делах и начинаниях. /шутливо/ - Аминь!
Но, я думаю, хватит и этих, представленных уже, персонажей, чтобы раскрутить маховик нашего незатейливого сюжета.
Поэт - Итак,  рекомендую - Муза!
Кланяясь, выходит Муза в белом трико, сплошь покрытом поэтическими текстами и рисунками..
Поэт - Замечательное, между прочим, создание! И при этом совершено неземного происхождения. Питается исключительно амброзией, хотя, общаясь с артистами и разными романтиками, вынуждена, постоянно вдыхать, производимые ими,
винные пары. К чему, впрочем, давно уже привыкла и не жалуется.
Муза - Почему же - жалуюсь! - возражает Муза.- Чрезмерное употребление алкоголя ведет…
Поэт - Знаю, знаю - к ранней импотенции и прочим нехорошим вещам!
Муза - Нет, я не…
Поэт - Голубушка, мы дадим вам слово, и вы нам все про это расскажете! Чуть позже - перебивает ее Поэт.
          / Муза, что-то ворчит недовольно и отходит на второй план/
Поэт - Несмотря на некоторые издержки производства, госпожа  Муза настолько любит процесс творчества, что, подобно винной мушке, по научному называемой – дрозофила, вынуждена терпеть определенные неудобства. Она регулярно посещает неопрятные жилища поэтов, выносит их  капризы и грубость, и даже иногда- страшно сказать – весьма, недвусмысленные приставания… Но, это только в том случае, если в художнике, как и в добром вине, бродит, так сказать, сок творчества.
Я подозреваю, что сами по себе поэты вряд ли интересуют Музу. А потому она бывает с ними довольно жестока, бросая, порой, на полшага от славы и убегая  к другому, более талантливому или просто плодовитому соискателю.
Вообщем, капризна, жеманна и ветрена… Как, и все красивые женщины!
          / при последних словах Муза вновь вырывается на передний план и присаживается в кокетливом книксене, лучезарно улыбаясь публике /

Муза - Ну, спасибо на добром слове!
Поэт  - Пожалуйста! Муза я тут про тебя стишок сочинил. Хочешь, прочитаю?
Муза - Валяй! Раз уж я тебя посетила. Послушаю, так и быть!
Поэт  - Ну, слушай:
               
            -Поэтом я могу не быть!
                Но джентльменом быть обязан,
                А потому и посему
                Прими, родная, рюмку с газом!
          / Достает из-под стола бутылку шампанского и, открыв с характерным хлопком,  наливает в бокал.
Поэт  - Ну, как тебе мой экспромт?
               
Муза - Не очень складно, но весьма кстати  / записывая фломастером текст у себя на бедре/
 - Иди, подпиши, Гений!
Поэт - Охотно!- протягивает ей бокал с шампанским и подписывает  текст.
- Слово изреченное есть ложь, а вот написанное уже рукопись! Как, говаривал поэт, - талант не продается, но можно рукопись продать!
        / поводит рукой в сторону Музы/
Муза - Но-но! /грозит пальцем/ - Попрошу без пошлостей!
Поэт  - Ладно, поехали дальше. Как не тяжело расставаться с Музой, но  ведь у нас есть и другие персонажи ждущие своего представления! - Итак, рекомендую - Ангел!  / выходит Ангел весь в розовом, с соответствующей надписью на груди /                                                
Поэт - Очень скромный малый. Из-за своей природной стеснительности ведет преимущественно ночной образ жизни. Иногда является во снах.
Поэты склонные к сильным метафорам, говорят в таких случаях – Ах! Меня сегодня  коснулся крылом ночной ангел… Хотя, оставим эти излишества на совести экзальтированных сочинителей. Наш ангел такими глупостями не занимается, ходит пешком и в случае надобности, запросто может проехаться на автобусе или трамвае. Правда, Ангел?
Ангел - Ну почему? Иногда я витаю в облаках… На параплане воображения, так сказать... Очень удобно.Я взлетаю и парю, парю, словно на крыльях... Их можно называть  крыльями любви! – добавляет он, целомудрено потупив  взор.
Поэт - Ага, то-то и оно, что "словно летаю"! А где же твои настоящие крылья? Ведь, раньше ты пользовался собственными? И они были прекрасны! Заложил, небось, в ломбард,  или еще хуже того - пропил?
Ангел - Ну, зачем ты так?! – /расстроено/ - Ведь ты знаешь, что я давно потерял их в процессе эволюции! Эволюция во всем виновата.
Поэт – Вот-вот все мы жертвы, Революций… Эволюций!
Ладно, не обижайся - шутю я! -  хлопнул Ангела по плечу развеселившийся Поэт.
Ангел - Вечно ты…  /обидевшись, уходит за кулисы./
Поэт - Ну, вот обиделся. Беда с этими ангелами! Гораздо более энергичен и менее обидчив его двоюродный братец  - Демон. Вот этот явится к вам без всякого зова. Вечно бодр и весел. Не знает сомнений и мук совести.
          / на авансцену выскакивает Демон, одетый в черное трико/
Демон - Что - прикажете?!
Поэт – Ну, вот - явился, не запылился! Мне тебя, братец, и представлять-то лениво. Тебя ведь и так тут все знают. Со всеми уже побратался, небось?
Демон - А как же, с! Вы же знаете мой общительный характер. Да и должность обязывает!
Поэт - Да, батенька, в чем, в чем, а в харизме тебе не откажешь. В депутаты еще не пролез?
Демон - Так это … Собираю подписи в свою поддержку!  Кстати, позвольте воспользоваться моментом? Совместить, так сказать, приятное с полезным!
 /Пытается бочком пролезть в зрительный зал с блокнотом/
Демон/ к залу/ - Господа, проголосуйте за меня, пожалуйста. Я хороший! Я вас всех очень люблю!
Поэт - Э, нет, любезный!/ цепляет его за рукав/- Это мой вечер. Ты уж, как нибудь сам давай. Сочини сценарий, собери народ и гуляй потом со своим интересом. Агитируй!
Демон / огорчено/- Да не умею я!…
Поэт - Чего ты не умеешь?
Демон - Ну, это - речи всякие сочинять и эти… сценарии тоже не умею.Я практик так сказать... Созидатель я!
Поэт – Экий, ты, брат, неловкий. Ну, попроси Музу - пусть поможет... Разок. Вместе что-нибудь состряпаете!
Демон - Не...а. Не поможет… Муза меня не посещает. Не любит она меня!
Поэт – Да, брат, Муза девушка капризная. У меня с ней тоже не всегда получается. Ладно, выпей вот шампусика - успокойся! / наливает Демону шампанского/
 Поэт - Так, кто у нас еще не представлен?
               
 /Выскакивают кокетливые девушки из кордебалета на маечках надписи:  № 1; №2; №3; №4..

Поэт – А, вот! Вот!  П-ра-ашу!.. Любить и жаловать!
- Кордебалет, он же миманс. Он же бек-вокал. Девушки на все руки, от скуки! -   - Шучу! Не обиделись?
           /девушки машут головами и сложив лапки, притопывают, изображая зайчиков/
Поэт - Ну и молодцы! Не то, что некоторые
           / кивает в сторону, стоящего в отдалении Ангела./
- Ну, давайте представимся, девчонки!   /  кардебалет выскакивает к краю сцены/
 Представляются - намбе ван, намбе ту…..и т.д.
Представившись и, повертев на прощание попами, убегают за кулисы.
         
          По завершении этого действа, Поэт громко хлопает в ладоши.
Поэт – Хорошо. Представились? Ну и ладненько!
           / голосом режиссера/
 - Всем кроме Музы покинуть сцену!
          /Все уходят, но уходит и Муза./
Поэт - Муза, куда же ты? Вернись!- кричит ей вслед.
         / бормочет: Вернись, вернись, я все прощу!
         /Громко в зал/
 - Ушла! Муза вновь покинула меня! В который уже раз...

Садится за столик и наливает себе вина. / Задумчиво и грустно/
Поэт - Итак, когда это все началось?
Гаснет свет и падает задник с чистым холстом. На него проецируются слайды.  Затем  остается только условное цветовое пространство, на котором  Поэт, в свете прожектора, 
           рисует баллончиком граффити  стилизованный девичий профиль.
Поэт - Она впервые явилась ко мне в далеком восьмидесятом. В год смерти Высоцкого…
Еще это был год Олимпиады и относительно спокойной жизни, под руководством великой и могучей Коммунистической партии. Впрочем, вскоре выяснилось, что не такая уж она великая и могучая. Но тогда мы об этом даже не догадывались. Она пришла и представилась,…
          / прожектор выхватывает из полутьмы лицо девушки - это Муза/
Муза - Муза!
Поэт подходит к ней, берет за руку, и заглядывает в глаза.
Поэт - Да это была Муза, хотя возможно ее звали совсем по-другому: Оля, Таня, Наташа… Неважно!
Каждый раз она является в другом обличье - такая уж у нее манера. Главное, что она пробудила во мне жажду творчества. С этого все началось!
         
Первый раз она материализовалась в образе молоденькой студентки филфака на одном из танцевальных вечеров.
Мы танцевали. / Танцуют/
Поэт - Мы говорили о литературе. Вернее это она заговорила о литературе. А я, решив удивить ее, прочитал свои стихи, которые сочинил  тут же, на ходу. Вернее, я даже и не сочинял их вовсе, просто открыл рот, и произнес рифмованные слова, которые явились ко мне сами собой. По правде сказать, я и сам удивился тому, что у меня что-то получилось!

             Скелеты черные деревьев,
             Тянули руки к небесам
             Молили тихо о прощенье
             Я это видел, как-то сам
               
                6.
               
                И захотелось так же скорбно
                Смиренно на колени встать
                И пересохшими губами
                Молитву тихую шептать!
Так впрочем случалось всегда, когда меня посещала Муза.

Эти строчки сочинились совершено неожиданно - в довольно светлый период моей жизни, когда ничего, казалось, не предвещает событий созвучных этим мрачным образам. Это было лишь предчувствием, робким предначертанием будущего. Того будущего, которое воплотится вскоре  во второй части этого стихотворения.

Поэт - Тебе тогда не понравились мои стихи. Помнишь? / обращается к Музе/
Муза - Да, я сказала тебе, что они страдают незавершенностью.
Поэт - Именно так ты и сказала. Ты устроила мне филологический разбор на добрые полчаса, прочитав мини- лекцию - о  ямбе и хорее, о пятистопной строфе – вообщем, оттянулась по полной программе, отрабатывая на мне свой будущий реферат - ведь ты была прилежной студенткой!
Я прекратил поток красноречия при помощи поцелуя, которым накрепко запечатал твой через-чур разговорчивый непокорный рот. Помнишь?
Муза - Да ты совершенно не умел целоваться и обслюнявил мне все лицо.
Поэт - Ну, уж ладно. То-то ты забыла про свою лекцию и вела себя как паинька весь вечер.
Муза - Мне было скучно с тобой!
Поэт - Да уж! Рассказывай! Эта дама, должен вам сказать, отбила у меня всякую охоту к стихосложению на долгие годы. Я, конечно, что-то там сочинял на злобу дня, но о серьезной поэзии не помышлял вовсе.
Из стихов на тот период  лепилось лишь следующее:

Когда вам захочется плакать
То вспомните строчку забытую
Про Таню, которая с мячиком
Однажды играла, смеясь

А мячик-шалун тихо выскользнул
Из рук, словно солнце из облака
И прыгнул разбойник, как селезень
В ровную гладь реки

Запрыгали зайчики резвые
Солнце качнулось над омутом
И девочка Таня заплакала,
Склонившись, над синей водой

Не плачьте Таня над мячиком
Солнце не сгинет в омуте
А мячики здорово плавают
Качаясь в мокрой воде.

И прочее бла-бла...

Тогда я решил, что буду, пожалуй, художником. По тем временам - да и сейчас тоже - это было довольно неблагодарным занятием.
Я устроил выставку, где были представлены примерно такие вот шедевры.
               

Снова гаснет свет и на экране появляются картины. Я придумал себе залихватскую роспись
/подходит к холсту и рисует автограф/
Из всех щелей моих произведений выглядывали физиономии Пикассо, Модильяни и Матисса, которых я в то время боготворил. Незадолго до этого «уважаемый» и «горячо любимый» народом Никита Сергеевич Хрущев, обозвал апологетов подобной живописи - педерастами. Я не очень понимал тогда, что значит это слово, хотя и мне тоже досталось. Меня едва не выгнали из института, влепив выговор по комсомольской линии.Такие были нравы...
В итоге я все-таки получил  диплом архитектора, и  торжественно вручил его папе с мамой, предложив повесить на стенку. Сам же подался в свободные художники. Я был свободен от постоянной работы, от денег, а порой даже от пищи и элементарных благ, но я был счастлив тогда! Советский строй, несмотря на существенные изъяны в области демократии и свободы самовыражения, обладал одним существенным достоинством - он позволял людям бездельничать. Можно было ничего не делать и не умирать при этом с голода. Попробуйте-ка сейчас так! Вряд ли это доставит вам большое удовольствие! А тогда было можно, устроившись художником оформителем в какой-нибудь клуб и занимаясь халтурой/позабытое нынче слово/.
 И главное иллюзии. Эти сладкие грезы о грядущей свободе.А еще замечательное оправдание: Вот если бы нам ппозволили -  тогда бы мы дали! Но не позволяют, собаки!...  Поэтому мы пьем и бузим. Поэтому продолжаем бездельничать!
Так мы формулировали свое тогдашнее жизненное кредо.
Эх, брат – наливай! Об этом стихи –

Обстоятельства жизни – потерянный рай
Обстоятельства жизни - двойная игра!
Обстоятельства жизни - расколотый лик
Вдруг у жизни твоей объявился двойник!

Ты бредешь сквозь туман
Напевая под нос
Как не жравший, три дня
И не спавший барбос!

Обстоятельства жизни – битый валет
Дама пик твой украла счастливый билет!
Обстоятельствам жизни, ты сегодня не рад
Жизнь твою подменили - мой рассеянный брат!

Ты на кухне бренчал, подбирая аккорд
Собирался на бранное поле народ!
Обстоятельствам жизни ты верил сполна
Но они обманули, надули тебя!

Обстоятельствам жизни
Ты сегодня не рад
Выпей снова налей.
Успокойся, мой брат!

Обстоятельства жизни
Такие у нас
Что не плюнешь куда-
Угодишь прямо в глаз.


Вторая половина к стихам о черных деревьях все же сочинилась. Но гораздо позже. Как было сказано: прошли годы!
Чтобы написалась, эта вторая половина нужно было пережить горечь обид, крушение идеалов, и кропотливое созидание новых. Нужно было узнать потерю любви…
И тогда пришли стихи. В сборе это прозвучало так:

Скелеты черные деревьев
Тянули руки к небесам
Молили тихо о прощенье
Я это видел как-то сам

И захотелось так же скорбно
Смирено, на колени встать
И пересохшими губами
Молитву тихую шептать

Пусть эта скромная молитва
Коснувшись слуха твоего
Печальным звоном отзовется
В знак покаянья моего

Свою вину, свою расплату
Я понесу, как тяжкий грех
В зиме жестокой виноватый
В весне грядущей, полной грез!


Но до этого было еще добрых десяток лет. А пока на дворе стоял развитой социализм
Который, тогда модно было, не любить/ это мы теперь льем горькие слезы!/, как было принято не любить и его защитников, а в особенности милицию. Хотя эта мода, пожалуй, из разряда непреходящих ценностей.Нынешняя полиция тоже не сильно умиляет, надо сказать.

Посвистали за панелью, добры - молодцы менты
Воронок пронесся юзом, воры спрятались в кусты
Замерла страна родная, бой курантов прозвенел
Я тебя опять встречаю, Новый год - смешной пострел.

Новый год, Новый год, ласковый, пушистый,
Ты крадешься, словно тать с замыслом нечистым.
Ветер дунул, закружил, тренькнула гитара
Черту б душу заложил, за народ усталый.

Заморочили людей, истомили душу,
Супостаты всех мастей - Землю сделав сушью!
Новый год, новый год - ласковый, пушистый.
Вновь крадешься, словно тать, с замыслом нечистым.

Ветер дунул, закружил, замела поземка.
Кто-то веру сторожит, кто бредет в потемках!
В Новый год, в новый год, водку пьет честной народ.
Ждет родимый - кто бы крикнул: Ну-ка, соколы, вперед!

          Жизнь при социализме была беззаботная, но скучная. Спасало лишь одно: ко мне, время от времени, приходила Муза и дарила радость творчества.Вновь из-за кулис выходит Муза и тихо стоит в сторонке.

- Она водила моим пером, когда я писал стихи и моей кистью, когда я изображал из себя Художника.  Она пыталась поощрять меня, признаваясь в Любви и Верности…  И тогда я чувствовал себя почти счастливым.
А порой появлялись и другие персонажи.

Из-за кулис выпрыгивают танцовщицы кордебалета и под музыку танцуют веселый канкан.
Поэт - Да вот эти самые девчонки. И тогда Муза вновь покидала меня. Неизменно произнося свою любимую фразу. /Поворачивается к Музе, делая жест/
Муза - Прощай навсегда глупый Поэт! – с горечью произносит Муза и скрывается за кулисами.
Поэт - Вот-вот, именно эту фразу она говорит мне каждый  раз, как надумает расстаться со мной. Все равно вернется. У нас с ней роковой роман. Или это можно назвать контрактом? Я не знаю!
           Как только исчезает Муза, ко мне тут же является мой закадычный друг Демон.Такое впечатление, что следит за мной постоянно...
Поэт    - Демон! Ау! Ты где?  Мы с девочками заждались. - Ау!!! Муза ушла не бойся!
Прихватывает девушек  за талии,  танцует, высоко поднимая ноги. Появляется Демон с гитарой.
Демон - Я тут! Муза ушла? / воровато оглядывается/
Поэт    - Ушла, ушла… Отчего ты ее так боишься, дружище?
Демон - Я? Не боюсь я ее вовсе!
Поэт    - Боишься. Я же вижу.
Демон - Да нет просто, когда ты дружишь с Музой, тебе бывает не до меня. А я, как человек … М-да, как существо деликатное, стараюсь вам не мешать.
Поэт - Ты деликатное существо? Ха-ха-ха… Вот насмешил, так насмешил!!!
Деликатное существо надо же. Ха-ха-ха....
          / к зрителям/
Поэт - Это трогательное создание является к вам, когда вы его совсем не ждете.Подходит к Демону и берет его за локоток  - Набивается к вам в друзья.Подталкивает Демона -  Влезает к вам в душу
Снова игриво толкает Демона плечом - Спаивает вас.. Вновь толкает. На этот раз Демон тоже отвечает сердитым толчком.
Демон - Да иди ты!
Поэт шутливо падает и продолжает, уже сидя на полу.
Поэт - Ага, а потом роняет вас в грязь! Прямо, как сейчас... Не без вашего, правда, участия.
И тогда там в грязи….
Пауза во время которой начинает играть музыка и все лишаются движения, замирая в заданных позах.
Поэт/ продолжая/ - Тогда, совершено обессиленный я обращался к Богу и он посылал мне Ангела.
Появляется Ангел, лениво потягиваясь и зевая.
Ангел - Звали?
Поэт - Ну, звал!
Ангел - Чего изволите? Может помощь, какая нужна?
Поэт - Помоги, любезный. Вот - опохмелиться бы не помешало. А то с колен даже не подняться !
               
Ангел - Сей секунд!/Исчезает за кулисами, выкатывая столик с одинокой бутылкой пива/
Поэт   - Н- да… негусто!
Ангел достает изза пазухи сухую рыбешку,и постучав ею по ладони, протягивает Поэту/
Поэт - Ладно и на том спасибо!

Жадно глотает пиво, занюхивает рыбцом, протягивает бутылку Ангелу, предлага хлебнуть.
Ангел / испугано/ -  Не... мне нельзя никак. Боженька заругается!
Поэт - Да брось ты! Пей никто, не узнает. Покаешься лишний раз.
Ангел испугано озирается, достает из кармана стакан и протягивает Поэту, тот наливает ему пива.
Ангел - Ладно, за компанию и черт удавился!
          /мелко крестится/
Поэт   - Да дождешься от него! Ладно, голубь, давай! Не пьянства ради, а здоровия для! Аминь!
          / Чокаются и выпивают /
Поэт - Ох, полегчало сразу!

Появляется Демон

Демон – Эге –ге...ге …  Чего это вы? А я? Про меня забыли!?
Поэт    - Да, недаром говорят - как черт из табакерки. Ты, что подслушиваешь все время?
Демон - И подглядываю! Работа такая /вздыхает/ Вредная работа. Поэтому прошу налить. Пожалуйста !
Поэт    - Молоко пей, раз работа вредная. Ангел принеси ему молока.
Появляется Муза
Муза - Кому тут молока? / к Поэту/ - тебе?

Поэт/морщится/    - Да нет, вот этому молодцу!
           / указывает на Демона/
Поэт    - У него работа оказывается вредная.А сам он хоть куда. Образец моральной стойкости!
Демон - Сам пей свое молоко!
Достает из кармана чекушку и прикладывается, ловко закусив огурцом.
Муза  - Господи, мальчики! Вы мне хоть Ангела-то не спаивайте, С кем я работать буду?
Поэт   - Что вы все о работе! Скучные  вы – уйду  я от вас!
         
Муза/к Поэту/  - А что ты, мне, обещал? Организуй вечер поэзии! / передразнивая/-Я устал от одиночества!
Вот он твой вечер. Я все устроила. А ты чем занимаешься? Еще и Ангела втянул в свою компанию!
Поэт   - Да никто его особо и не втягивал!
Послушай, Муза, ведь ты была хорошо знакома с небезызвестным господином  Хаямом… Омаром нашим... Помнится, что вы даже очень дружили- одно время. Не ты ли подсказала ему рифму к следующим строкам –
          / цитирует Хаяма/
Муза /смутившись /- Я была молода тогда и несколько  легкомысленна, признаюсь!
Поэт   - Да ты и сейчас не выглядишь старухой. Что для тебя лишних пара сотен лет? Нет, ты отлично выглядишь/подлизываясь/. Твое здоровье муза! / поднимает стакан/
Муза / кокетливо/- Спасибо, конечно, за комплимент! Ты всегда умел лить патоку…
Продолжает преувеличено строгим голосом - Но, я все равно против, чтобы вы втягивали  Ангела в свой порочный круг. Все-таки он довольно ответственный работник! На нем лежит очень непростая задача  по формированию нравственного облика молодежи! Пейте вдвоем, если так хочется, а Ангела мне не трогайте, пожалуйста!
Поэт - Ну началось!
Демон / жалобно/ - Муза, нам ведь третий нужен! Это классика - должна знать.               
Муза - Все хватит! Дискуссия окончена. Прощайте! Берет под руку Ангела и скрывается за кулисами, силой волоча его за собой.
Поэт / дурачась/   - Прощай в очередной раз, моя муза!/машет ручкой/
Демон - Ну и я пошел, пожалуй. А то ведь донесут по начальству. Жалко, хорошая была компания!
Поэт - Вот и этот ушел. Все меня бросили! Может быть, оно и к лучшему? Самое время продолжить свой  рассказ.
          И  все-таки они глубоко ошибаются, говоря мне - Прощай! Все - еще не раз явятся - во снах и наяву! Все: Ангел, Демон и Муза. Ибо только там наверху решают, когда следует по-настоящему сказать слово – Прощай и обрезать нить на которой все мы словно паяцы подвешены к невидимым  сферам… И тогда, уже точно исчезнет все. Навеки... Навсегда!  А пока это не произошло, наше дело нести, дарованный ему крест. У каждого он свой.
И у  Поэта тоже... Как у любого творца. Ожидая, озарений, падая и поднимаясь на своем пути, он несет людям поэтическое Слово, наполненное смыслом, который  недоступен порой даже ему самому. Ибо кто, если не мы?
Выходит на авансцену и снова читает стихи.

В бокал иллюзий и мечтаний
Кристалл отравленный упал
Ты обладаешь вечным знаньем
На ухо бес мне прошептал

В костре великих побуждений
Горел под гиканье невежд
Сад гениальных озарений
Монблан несбывшихся надежд

Жизнь умерла на полуслове
В рыданьях лопнула струна
И уплыла в страну преданий
Мечта красивая моя

Однажды днем - каким не помню
Я этот жизненный сюжет
Замазав раму позолотой,
Впихнул в затейливый багет

На пепелище пели птицы
И ног босых кровавый след-
Здесь побывал с цветком в петлице
Любовью раненый поэт

Уплыли годы и воскресли,
Вернувшись на круги своя.
Былых времен, былые песни
И память дымная моя.
         
А иногда возникали другие  настроения. Начинало казаться, что жизнь бессмысленна и хотелось умереть

Я примеряю балахон,
Я  шут, я вертопрах…..
Я выбрал эту роль затем
Чтоб пересилить страх
               

Себе однажды я задал
Один простой вопрос:
Иуда ты или Христос-
Способен на донос?

Не доносил, не убивал
Не бегал на поклон,
Но как бы не старался я
Ответ был не силен

Не знаю - честно я сказал-
Иуда, иль Христос?
Пока звенит о камень грош
Ответа ждет вопрос.

Но вот монета отвертясь,
Легла на медный бок
И я, открыв свои глаза,
Увидел - я не Бог!

С тех пор ношу я балахон
В улыбке рот кривя-
Я не Иуда, не Христос-
А просто нет меня!

           Из этой же серии озарений и предчувствий цикл стихов, подаренных мне Судьбой в следующий период моей жизни.

Это произошло в далеком 89, когда ветер перемен вовсю гулял, по трещащему всеми швами Союзу. Ничто еще не предвещало беды, хотя она уже стояла на пороге, и только хмельное озарение поэта могло предугадать неизбежное.
Это произошло в Москве. / Появляется декорация: Москва – Арбат…/ Я весь день шлялся по разгульному в те времена Арбату, дивясь отчаянной смелости хрипатых поэтов и повылазивших из всех щелей социалистического быта: философов, музыкантов и сумасшедших пророков. / Звучит музыка и вдоль декораций фланирует разряженная массовка/
Растрепанный артист, изображающий поэта в ярком шарфе, декламирует корявые стишки:

Свобода, Равенство и Братство на Землю Русскую пришли.
В сердцах у нас они нашли - и радость встреч и пониманье!...
Еще нашли мое вниманье - о чем поведать вам спешу!...
 
               
Текущая мимо публика, группируется возле пиита, раздаются жидкие аплодисменты.
Арбатский поэт спрыгивает с возвышения и, вынув из пакета пачку листков, начинает бойкую торговлю.
               

- Я не Лермонтов, не Пушкин - я простой поэт Петрушкин!
Стихи на злобу дня! Дешево и сердито!
Покупай не скупись - слова правды не стыдись!
Заходи, народ в мой поэтический огород!...

Звучит удар колокола и массовка замирает. Свет перемещается на фигуру Поэта.
Поэт/ к публике/ - Этот парень думает, что он тоже поэт. К сожалению, такое случается. Чтобы у вас не осталось дурного привкуса от плохой поэзии я прочитаю вам стихи Цветаевой, которая в другие времена и по другому поводу, говорила почти о том же. О Свободе! О той Свободе, которую мы так и не научились любить и уважать. Итак, слово божественной Марине-
          / читает стихи /

Из серого стройного Храма,
Ты вышла на визг площадей…
Свобода – Прекрасная Дама-
Маркизов и русских князей.

Свершается страшная спевка
Обедня еще  впереди
Свобода- гулящая девка
На шалой матросской груди!
Поэт - Прошли годы и ничего, как видите, не изменилось. Все по-прежнему.
/делает жест, в сторону массовки/.
Поэт - Те же люди. Единственное… Как говаривал Воланд - квартирный вопрос их испортил!…- Эта карнавальная череда персонажей - таких узнаваемых по рассказам Зощенко, Чехова, Куприна, Толстого и того же Булгакова,  предстала моему взору. Все мы основательно подзабыли эти лица за годы стальных прихватов и коммунистических предначертаний, когда все превратились в единую общность - советский народ. Якобы, потеряв черты собственной индивидуальности, люди сразу же сбросили надоевшую маску, как только явилась первая возможность.

Плывет История Арбатом,
Вливаясь в море беспричинья,
Поэт, Художник, Проститутка –
Здесь правят бал, сменяясь чинно

Холуй вчерашний, нос задрамши
Разинув рот, шагает важно
Его подруга в суперджинсах
На мир таращит глаз отважно

Она стройна и волоока
Бросает рупь к ногам поэта-
Какая проза!- шепчет мужу
Брезгливо морщится при этом.

               
Холуй, дородный с ней согласен-
Наш мир без меры меркантилен
Поэт - он должен быть голодным-
А то не будет в звуках силы!


Плывет История Арбатом
Смывая с камня пятна крови
И мы уже не виноваты
И мы уже - неповторимы!

Казалось это нам когда-то
Уже когда-то это было.
Все может запросто вернуться!-
Кричат нам братские могилы.

Оставим праздное гулянье
И отдадим в работу силы-
Арбат не место подаянья
А место лобное России!

           И вот эти лица  появились на улицах российских городов. Состоялось то, что могло привидеться только во снах, полных розовых соплей. Признаться, мы уже и не мечтали об этом!
Это было удивительно! Это радовало и опьяняло!
Нагулявшись по Арбату, я скромный ходок из провинции, видевший подобные картинки только на репродукциях с полотен французских импрессионистов и слегка утомленный грузом впечатлений, отправился в студенческое общежитие, где снимал комнату за 1 рубль в сутки. Можете, понастальгировать о силе тогдашнего рубля, вместе с воспоминанием о стоимости продуктовой корзины в пределах указанной суммы!
Вместе со мной, конечно же, отправилась вся честная компания.
К уходящему за кулисы Поэту присоединяются, участвующие в массовке: Муза, Ангел и Демон.  Меняется декорация/

Поэт -  Здесь в этой скромной, но уютной обстановке, мы уговорили пару бутылочек портвейна и  даже Муза, дама строгая во всех отношениях,  приняла в этом участие - так сильно  впечатлилась  всем увиденным. То о чем все мы, долгие годы, мечтали на прокуренных кухнях - сбывалось на наших глазах! Поэт -Свобода, друзья! И это не сон! Так давайте, выпьем за это!            
/разливает по стаканам/.
Все чокаются и выпивают. Бьет колокол, гаснет свет. Когда свет вновь зажигается, Поэт сидит за столом один.


-Мои друзья, если их конечно, можно назвать друзьями,  скорее соратники,  покинули меня глубокой ночью, осталась только слегка захмелевшая Муза/указывает в сторону кровати в углу/,  мне не хотелось тревожить ее сон. Несмотря на отсутствие компании, я  пребывал в довольно светлом расположении духа. Тем неожиданнее была печаль и неизбывная грусть, которые скатились ко мне, откуда-то сверху, когда я, оставшись наедине с ночью, вдруг заглянул глубоко в себя – туда, где в каждом из нас плещется, так называемое сокровенное. Некая материя, которая не подчиняется нашей воле и иногда  пугает сильнее, чем стихийные бедствия. И вот оттуда из глубин подсознания, на фоне остывающего ночного города, послышался настойчивый рефрен, облаченных в рифму слов. Я не претендую на роль Гения, но я клянусь, что смысл этих стихов, их концепция и нерв, явились именно оттуда! / показывает пальцем вверх/
Звучит музыка, похожая на церковную.
- Потому что ничего  из того, что слышится в них, не могло прийти в мою не отягощенную, на тот момент, тяжелыми раздумьями хмельную голову. Напротив, настроение мое, до той поры, было достаточно светлым и радостным. Но, тем не менее, пришли эти строчки:
          /читает/

               

Монгол Великий по России
Гуляет, оставляя след,
Как будто не было кровавых
Далеких, беспокойных лет

Он в городах и церквах русских
Изгоем превращенных в хлев
Он в красоте невероятной
Загадочных российских дев

Когда, когда же ты, Россия
Слетишь с монгольского коня?
Когда ты верить перестанешь
Неверным символам огня?

Когда твои сыны, Россия
Сорвут оцепененья сеть
Пред богом встанут на колени
И будут строить, а не жечь?

Но, боже мой, как,  то далеко:
Хохочет искренне злодей
И бродят девы по Арбату
Как стаи диких лебедей

Увы, испорчена порода-
Мильоны преданы земле
Россия вновь идет по кругу
Как шлюха в пьяной кутерьме!
 

Пьяной кутерьмы уже тогда было достаточно, но путь России представлялся радостным и светлым. Увы, предчувствия сбылись, и вскоре полыхнули Карабах и Приднестровье. А потом танки поползли уже по Новому Арбату в направлении Белого дома.
/ Включается фонограмма с залпами орудий, на экран проецируются слайды/

Россия - тройка ты летишь,
Расправив крылья и суча ногами
Смешное и Великое в тебе,
Как плюс и минус, как мужская полигамия

Объять необъятное - вот задача твоя
Переспать со всеми богами
И вот ты снова летишь не знамо куда
Пришпорив себя батогами

Ты смеешься там, где нужно рыдать
Ты Сталина заела булочкой
А если снова придется рожать
То дитя не от него будет ли?

А если будет от Христа дитя
То, как бы дитя то малое
С водицею не выплеснула мать,
Как не раз на Руси бывало!

               
И оттого налетает грусть
На тебя Россия глядя,
И оттого предсказать не берусь
У какого заночуешь дяди!

/ Музыка смолкает и звучит метроном/

Поэт  - / продолжает монолог/- Ночь близилась к концу… Заканчивался портвейн, а беспокойные мысли  все стучали  в моей голове. Все возвращается  на круги своя….И все действительео возвращалось! Казалось, что сейчас постучат  в дверь, и на пороге возникнет фигура Булгакова. Наверное, всем нам будет, о чем поговорить с Михаилом Афанасьевичем.

Разруха – подлая старуха
Она в тебе, она во мне
Собачьи сны – такая скука
Ланцет в руках у Князя Тьмы

И режет по-живому скальпель
И кровь, и пот, струясь, текут!
Профессор отворите шкапчик-
Плесните псу, что люди пьют!

И вот опять томится сердце
Собачье в шерстяной груди
Профессор объясните лучше:
Что ждет собачку  впереди?

Поэт  - Череда булгаковских персонажей вновь появилась в нашей жизни. Осталось дождаться
прихода Мастера и Воланда в качестве главных действующих лиц, всех остальных мы уже имеем!…
Возникает пауза, вновь звучит метроном, опускается чистый холст задника. Поэт крутит ручку воображаемого радио, звучат голоса радиостанций с тревожными новостями.

               
       Утренняя Москва  раскинулась внизу под окнами общаги. Впереди была новая жизнь - загадочная и неизвестная.
И, несмотря на то, что смутная тревога терзала меня, хотелось идти вперед, туда к горизонту, за которым чудился свет неведомых  Галактик.
Подходит к холсту и рисует силуэт окна.

За окном воет ветер
С неба падают птицы
Солнце, как в колеснице
По восходу прошлось

Облаков вереница
Будто стая клубится
Стадо влажных бизонов
По лазури плывет

И пастух - невидимка
Где-то рядом крадется
Полон  грусти взирает
На рождение дня

И поводит рукою,
Словно грех отпускает
Всем живущим в долине
В мутном омуте сна

Вот и день народился
В муках стонут деревья
Облака разрывая
В перекрестье окна

Я лежу словно воин
В битве павший, не зная
Даст ли сил мне Всевышний
Добрести до конца?

Как дошел, я б, коснулся
Риз его в облегченье
И шептали бы тихо
Губы - Боже, прости!

Просыпается Муза и, подойдя к Поэту, гладит его по голове.
Муза – Неплохо! Умеешь когда захочешь.
Поцеловав в щеку, молча удаляется за кулисы. Поэт провожает ее взглядом. Продолжает монолог:
Поэт - Истекло время, которое вместило в себя многое: и брожение национальных амбиций и, как итог - вылетевшие, словно пробка из бутылки с шампанским, и рассеянные по земле отдельно взятые особи именуемые мигрантами, в число коих попал и я.

               
Меня носило по городам и весям. Наконец, я снова оказался в Москве. Но это был уже другой город./ Звучит бой курантов и песня Бутусова  « Гудбай, Америка…  /
Поэт  - Не осталось былого ощущения хмельной радости и веселья. Разбрелись по домам философы и уличные поэты. На Арбате их место заняли юркие торговцы значками и матрешками.
Звучит гонг и на сцену выходит массовка, изображающая арбатский люд/
Поэт  - Русский национальный колорит пошел на распродажу, со всем остальным, что еще не было распродано и украдено под грохот перестроечных барабанов. Началось время Большого Хапка и в арьергард Истории выдвинулись серьезные люди в малиновых пиджаках и бритыми затылками. Философия и поэзия ими не были востребованы.
         / Выходят два мужика в малиновых пиджаках - короткий скетч/
Первый   - Здорово, братан! Ты чего здесь?
Второй    - Да, вот вышел чисто погулять.
Первый   - А я чисто бабу хочу снять!
Второй    -  Не у меня сначала культурная программа! Хочу  фейс на портрете запечатлеть.
- Ну, удачи, братан!
 
Поэт - Из представителей творческих профессий на Арбате подзадержались только художники и проститутки.
/ Выходит художник и  две проститутки./
Первый  - Давай, братан, я пошел! /хлопает приятеля по плечу/
Второй    - Не пуха не пера!
Первый    - Не дай бог! Перьев нам не треба! Ха-ха-ха! /громко и жизнеутверждающе/
       
              / Уводит за руку одну из проституток. Вторая пытается  заинтересовать оставшийся  малиновый пиджак, но тот присаживается рядом с художником. 
Девушка, обижено дернув плечом, отходит в сторону. Поэт с иронией наблюдает за происходящим, между делом, набрасывая портрет.
Поэт – Жить-то надо. А жить-то не с кем! Проституция, как и другие виды розничной торговли, / делает широкий жест рукой/ растеклись по белокаменной, словно девятый вал с картины известного  художника-мариниста.
Впрочем, сам Арбат продолжал жить, радуя глаз появившимися архитектурными и прочими излишествами. -Жить стало лучше, жить стало веселее! Закончив портрет вручает заказчику.

Вот такие стихи писались в тот период:

Сегодня ты пришла на Арбат
Я очень событию этому рад
Ты на Арбате!

Сегодня мы будем танцевать!
Вот только позволь у тебя узнать-
Как твое имя? Как твое имя?

Ты легкой походкой по кругу пошла
Рукой взмахнула, в кураж вошла-
Ты Марианна!

Фигура богини и гордый взгляд-
Плечом повела и я страшно рад,
Что мы на Арбате, мы на Арбате!
Плечом к плечу мы по кругу пройдем
               
Курс - «секс-найт»! Мы в друг – в друге найдем
Массу шарма!

Я буду играть для тебя фокстрот.
Построю я замок волшебных нот
Для Марианны, для Марианны!

Будем петь и танцевать,
Будем влюбляться и флиртовать
Мы с Марианной!

Дай мне руку, мой маленький друг
Сядем в авто и уедем на Юг
Там где бананы, там, где бананы!

Будут цикады звенеть в ночи
Будет любовь, и будут ключи
От люкса с ванной!

Ночь за днем - череда потех
Недолго длится любовь у тех,
Кто с Марианной, кто с Марианной!

О, Марианна прощай, прощай!
Кончились баксы - любовь гудбай!
Ариведерчи, ариведерчи!

С кем ты теперь гудишь в ночи?
Кто тебе дарит свои ключи-
От люкса с ванной, от люкса с ванной?

Поэт  - Вот такая веселая песенка про роковую любовь к роковой женщине Марианне!
Но все это то, что было на поверхности. На глубинном уровне происходили совсем другие процессы.
Бастионы культуры дрогнули, и многие ушли от нас навсегда, не поверив в будущие перспективы, которые сулила власть.
Власть, как всегда, врала и если эта перспектива и появилась впоследствии, то это была отнюдь не ее – той власти - заслуга.
Юлия Друнина, Булат Окуджава и многие-многие другие по разным причинам покинули нас.
Ветер Истории, словно тополиный пух по весне разметал многих моих друзей по белому свету
бросив кого, куда: и к подножию Эйфелевой башни и в далекую Америку, любоваться на статую Свободы, и в Канаду. А еще: Бельгию, Германию и прочая, прочая, прочая... В очередной раз приходится убеждаться в том, насколько щедра все таки матушка- Россия!

Православная Русь, синеокая Русь
Как устал я тебя любить
Как устал за тобой хороводы водить
Песни петь да по краю бродить
               
То обнимешь меня, то обманешь опять
То полюбишь. А то умирать
Вновь пошлешь не простясь,
С обгоревшей душой
Словно ты не родная мне мать!

Я бреду за тобой - по горам, по долам
По озерам плыву из слез,
Как люблю я тебя, как боюсь я тебя
Непутевая ты моя!

Будем жить - поживать, будем пить- попивать
Мы в обнимку пойдем по кругу
Ведь мы кровня с тобой - я твой сын, ты мне мать
Любы- дороги мы друг - другу!

А начну горевать, так пойду воевать-
За твою ясноглазую синь
Так и сгину опять, так и вновь пропаду.
И воскресну из пепла опять!

Но и там за чертой будем вместе с тобой
В звездном небе водить хоровод
Будем век, вековать будем песни спевать
Про себя и про русский народ!

Православная Русь, синеокая Русь
Выпей доброго с нами вина
За своих сыновей, что в дорогу ушли
Не допив своей чаши до дна!

Синеокая Русь, ясноглазая Русь
Как устал я тебя любить
Как устал за тобой хороводы водить
Песни петь да по краю ходить!


 Поэт  - После 93 года уехал и я. Но перед этим, я немного поиграл в художника. Изготовив с десяток картин и обмотавшись длинным шарфом, я влился в бодрые ряды живописцев,  перманентно путешествующих по выставкам и презентациям.
Круг моих знакомых значительно расширился, в то время, и я мог в один день завтракать с проституткой Любой, обедать с приятелем романистом в его странного вида «флэте» в одном из пустующих домов в Банном переулке. После обеда плавно переходящего в ужин, мы с компанией друзей отправлялись куда-нибудь на «презентуху», которые в то время только набирали силу.
           / Появляется массовка, изображающая веселье. Среди прочих Муза, Ангел и Демон/
На всех этих выставках- гулянках, можно было встретить кого угодно от представительниц древнейшей - до банкиров и бандитов. Позже к ним присоединились политики-депутаты. Все эти люди, кроме старых знакомых / подходит к своей компании/, были мне неинтересны. По-видимому, силен был во мне еще дух хиппарства, привитый в годы бесшабашной студенческой молодости. Романтика случайных встреч была  гораздо милее.
Именно так я и познакомился с арбатским музыкантом Джоном, которому посвятил стихи.
Джон, несмотря на свое щуплое тело, имел несгибаемый дух бойца и полового разбойника.
Его хриплый бас летел над Арбатом, становясь знаком того времени. Его символом и нервом.
Теперь таких музыкантов, наверное, уже и не осталось. Победил его величество конформизм. Бывшие неистовые рокеры давно перебрались в уютные студии, или ушли в бизнес. Один Юра Шевчук еще пытается бузить, да господин Шнур поливает нас отборным матом. Но это уже скорее шоу-бизнес.

Я посвятил Джону стихи-

 Кто сказал, что умер Арбат!
Что сказал, что Арбата нет?
Здесь кровью смешались - кто брат и не брат
Да здравствует Арбат!

Здесь путана терлась атласным плечом
О плечо бродяги- шута
Здесь ты черту и свату был не брат
Да здравствует Арбат!

Нашим потом обильно полит гранит
Фонари нам светили в ночи
Ты нам мать и отец, сестра и брат.
Да здравствует Арбат!

Кто сказал, что умер Арбат?
Что Арбата больше нет?
Нашей души изрядный шмат
Да здравствует Арбат!

Я припомню, однажды - на смертном одре
Счастлив был, хотя небогат!
Вместе с именем Божьим, тебя Арбат:
Да здравствует Арбат!

Кто мы были с тобой - хиппари, блатари…
Мы б пропали с тобою, брат.
Но однажды осенним и серым днем
Нас с тобой познакомил Арбат!

Тихо листья кружились, и лился портвейн
И ты уже пьяный в умат,
Заглянув себе в душу, серьезно сказал-
Да здравствует Арбат!
Тут мы пили и пели, снимали подруг,
               
Здесь мы жизнь свою прожигали
Ну, ка хором друзья, ударим в набат-
Да здравствует Арбат!

Над Арбатом, коснувшись, едва земли,
Мы взлетим с тобой высоко-
Два крыла за спиной,
А в руке чуть живой, аллюминевое  кольцо!

Кто сказал, что умер Арбат?
Кто сказал, что Арбата нет?
Нам виднее с небес-
Да умер Арбат - Да здравствует Арбат!



Поэт   - Я прочитал стихи Джону, - Да сказал Джон, когда-нибудь это придется сделать.
И он выполнил свое обещание. Его уже нет с нами. Царствие ему небесное.
Сейчас я хочу пригласить на сцену своего друга тоже очень талантливого музыканта, который исполнит мои и свои песни./ Выходит музыкант с акустической гитарой. Поет /


Поэт – Перестройка…. В целом это было довольно забавное и бестолковое время. Но все закончилось 93 годом.
Полыхал парламент. Очень символично картинка белоснежного здания сменилась закопченным малопривлекательным мегалитом, плывущим в неизвестность.
Пришел конец вольностям. Демократия в России стало быть не прижилась. Пора  делать ноги. Друзья прислали  гостевую,  и я уехал в  Америку. По дороге зацепился за Эйфелеву башню и надолго застрял в Латинском квартале, полагая, что нашел, наконец, Землю Обетованную.
Я пил по утрам кофе с изумительными булочками. Днем рисовал портреты на Монмартре и, даже обзавелся счетом в банке. Казалось, что начал жить в свое удовольствие, почитывая газеты с новостями из России.
            А там бушевали Дефолты и Кризисы. И набирала обороты чеченская война. Олигархи до этого пинавшие власть словно блудливую суку, спешно бросились укреплять ее бастионы- за что и поплатились впоследствии. Было грустно и одиноко... По ночам мне снились неизменные сны, в которых - бродил по улицам городов, связанных с прошлым.
Просыпаясь утром в пансионе мадам Бланш, я каждый раз умилялся воркующим на подоконнике сытым парижским голубям, на фоне ультрамаринового неба. А днем, вдруг очнувшись посреди улицы, вновь путал сон с явью.И вновь скучал по России.

Мы гуляем с тобой по Монмартру
Распростившись с родной стороной
Предсказали однажды мне карты-
Этот день и разлуку с тобой

Мы идем по бульвару Согласья
И спускаясь по Пале-Рояль,
Постигаем всю степень несчастья,
Вдруг уплывшую синюю даль.

Ну, о чем ты - какое несчастье?!
Светит солнце- Париж пред тобой…
Знаешь, Катя…И все-таки выпьем за счастье-
Быть в ладу со своею Судьбой!

Я познакомился с красивой русской девушкой, приехавшей в Париж постигать секреты модельного бизнеса, и мы вместе предавались ностальгии, запивая этот слегка горчащий продукт дешевым французским вином. Вернее этому пороку больше предавался я, а подруга лишь посмеивалась надо мной. Она была молода, и ей было фиолетово, как она выражалась,- где жить.
Я пристально вглядывался в ее лицо, надеясь, что в этом образе ко мне в очередной раз вернется моя Муза. Но Муза, как видно, навсегда покинула меня. Впрочем, как  и Дьявол с Ангелом.
Они больше не являлись мне. Здешняя жизнь , видимо,Жизнь постепенно теряла смысл. Забросив поэзию, я начал сочинять роман.

/ Сцена с подругой на фоне Эйфелевой башни. Пьют кофе, он перелистывает рукопись/
Она - Что ты пишешь?

Поэт – Возможно, это будет роман
Она – Роман? О как интересно! Почитай!
          /Читает. /

….
Все начиналось  банально и просто, хотя в этой банальности и в этой простоте, таилась,   
               наверное,  своя загадка, свой магический смысл,
               как в шараде, придуманной Гением - походя и как  бы  невзначай,  расставившим   знаки         
   препинания так, что простые слова превратились в
   символы, над разгадкой которых, до сих пор ломают головы мудрецы всех времен и народов.
                «-И все возвращается на Круги своя…..»
          И все действительно возвращалось.
  Мальчик родился в стране под названием Советский союз. На окраине Империи под южным азиатским солнцем.    
  Он очень любил весну. Весной весело жужжали пчелы и начинали звенеть арыки, наполняясь долгожданной влагой. Пробивая твердую, словно каменная скорлупа, корку соленой земли, к солнцу тянулись упрямые, похожие на безглазых зародышей анемон, ростки деревьев.
         По весне здесь в изобилии цвели тополя.  Тополиный пух летел, кружась, и падал на землю, словно снег в незнакомой ему  России, о которой рассказывала бабушка.
Точно так же он покрыл однажды революционный Петербург.
  Запах пороха уже заглушал запах весны, и люди, не дожидаясь когда за ними придут суровые  комиссары, покидали жилища, бросая все, чтобы спасти самое дорогое, что у них было- детей…Ну и жизнь, конечно. Не без того. Зачем? Они и сами до конца не понимали этого. В будущее верилось с трудом. Наверное, их толкал инстинкт - великий Инстинкт Продолжения Рода .Во всяком случае благодаря ему- этому инстинкту,- и сочетанию обстоятельств, конечно, соединивших, однажды, его ,не совсем благополучных по части происхождения, бабушек и дедушек, здесь, в этом краю цветущих тополей, журчащих арыков, знойных ветров, пахнущих горящими кизяками и верблюжьей колючкой, родился и рос Мальчик-дитя Большого Эксперимента, затеянного на одной шестой части планеты, пророками в кожаных  куртках  изнасиловавших, однажды романтическую барышню с прекрасным именем - Россия .

Дочитав до этого места, я внимательно посмотрел на тебя - твои глаза подернулись легким туманом.

- Неужели, написанное мной, так подействовало?  Да нет, скорее всего, это прошлое крепко держит тебя в своих    объятиях. Все мы, в той или иной степени, страдаем этим.
        -Эй!- мое «эй» взлетело и шлепнулось оземь, не успев достичь твоего слуха. Твои губки     надулись на весь белый свет, а глаза смотрели в
 пространство. Громадное осеннее солнце, зацепившись лучами за шпиль Эйфелевой башни, с трудом, дотянулось  до твоих волос и высекло из них букет стремительных, легких искр.- Да, хорошо. Читай  дальше!- сказала  ты задумчиво.

  - Словно тополиный пух, по - весне, гонимые ветром перемен, мы покинули родные жилища и взмыли высоко вверх. Мы улетели прочь, туда - откуда некогда наши, легкие на подъем, предки, начинали свой путь. Многие погибли, но кому-то удалось завершить круг-Круг Жизни.
       
       / По мере чтения текста, звук слабеет, становясь лишь едва различимым фоном, появляется видеоряд, танцует кордебалет…Поэт продолжает/

Поэт  - Осень в Париже - это особый разговор, как, впрочем, и весна и лето…
 «Париж – это праздник, который всегда с тобой…» - написал однажды Хемингуэй, между двумя рюмками мускателя.
И мы поверили ему - старику Хэмму - и всю жизнь смутно мечтали прикоснуться хотя бы к краешку этого вечного праздника. Мы вообще верили всему, что он говорил и делал. Он сумел убедить нас в своей правоте. Мы так же, как и он много пили и пытались корчить из себя героев.
Весь героизм наш, правда, рассеивался  вместе с пьяным угаром и сигаретным дымом, когда наши бедные жены, к утру, проветривали тесные кухни без излишеств и, в который уже раз думали о том: Ну, когда же угомонятся их бедные несостоявшиеся мужья?

И вот свершилось. Мы выжили, мы выстояли, мы протолкались через бред и безумие, через медленное, бессмысленное умирание, к подножию великой пирамиды, на которую предстоит еще подняться, но даже умереть у ее подножия - уже счастье!
Париж- это праздник, который всегда с тобой. И вот он у твоих ног - нарядный и беспечный.

Но ты грустна. Ты погружена в свое прошлое, от которого нам не избавиться уже никогда!.
 /Завершает чтение. Возникает пауза. Она молча смотрит, куда то вдаль. Играет тихая музыка /возможно Эдит Пиаф/

Поэт - Эй!
Она / задумчиво, глядя мимо/ - Да хорошо. Читай дальше!
          /Поэт смотрит на нее насмешливо и одновременно недоуменно. Встречаются взглядами. Смеются. Смех переходит в хохот. Внезапно он умолкает.
Поэт – Во всех плохих романах – жизнь копирует сюжет! На этом история заканчивается.
/вздыхает/
Я возвращаюсь в Россию!
Она / грустно/ - Понимаю...
Поэт  - А ты?
Она   - А, я, пожалуй, остаюсь.
         /Гаснет свет. На авансцену выходит поэт, освещенный лучом прожектора./

Поэт   - Ночью перед отъездом мне снились тревожные сны, но к  утру, тревога рассеялась и впервые за многие дни пришли стихи:

Этот черный, черный принц,
На заре ко мне явился…
И прищурив хладный взор
С речью странной обратился

Будет мор и ураган
Будут люди, словно птицы
Улетать к чужим гнездам
Будет нечисть веселиться

Будут девы падать ниц
Пред обманом и насильем
Будут грозные мужи
Головы склонять в бессилье

Будет так, но день придет
Примет власть Небесный Воин
С ясным взором и в речах
Будет чист он и достоин.

И прольет он кровь свою
На алтарь взойдя старинный
За своих и за чужих
Грех творящих и безвинных

Капли крови оросят
Заповедные анналы
И откроются глаза
Свет проникнет под забрала

И опустятся мечи
Смолкнет битвы стон кровавый
И прольется дождь в ночи
Чтобы утром солнце встало!

Он закончил речь свою
И едва коснувшись дола
Черной птицей улетел
В неба синие просторы


Поэт   - А, уже через сутки я прибыл на Белорусский  вокзал и, утвердившись ногами на вокзальной площади, принялся чинить свой, сдвинутый за время долгого отсутствия, фокус зрения. Я жадно впитывал в себя пеструю московскую картинку. В нее поместились: и высотка многоэтажной гостиницы и вывески на русском, и милые сердцу лица соотечественников... Это продолжалось до тех пор пока в кадр не влезла одна до боли знакомая физиономия в милицейской фуражке. «Фуражка» козырнула лихо и представилась:  Сержант милиции Бесов. Ваши документики!
          /Поэт тянется за документами, узнает Демона, смеется./
Поэт - Во, зараза! Это ты?
Демон - Никак нет! Не я. Документики….  Документики, пожалуйста, предъявляем!
          /Поэт растеряно шарит в кармане.
Поэт - Да я… Да вот.
          /Появляются Муза и Ангел. Держатся «под ручку»

Муза/ к поэту/  - Вот так у нас теперь! Строго! Все возвращается на круги своя. Вот и ты вернулся!
          /Подходит к поэту. Целуются по русскому обычаю. Обнимает Ангела…Демон пытается пролезть полобызатся.
Поэт – нет, нет - я с фуражками не целуюсь.
Демон/ снимает фуражку/- Да ну ее! Бросает фуражку в сторону. Шутю я! Опять лезет целоваться
          /Поэт уворачивается и демонстративно жмет ему руку.
Демон- Ой, ой…ой! Какие мы стали! Парижские все такие! Иностранные.
Поэт - А че, с тобой целоваться, если ты обычаев не блюдешь!
Демон – А - понял! Выхватывает из-за спины бутылку, выразительно смотрит на Ангела. Тот смущаясь и испугано поглядывая на Музу, достает из кармана пластмассовые стаканы.
Муза - Да, ладно давай раз такое дело! Однова живем!
Ангел радостно подставляет стаканы. Демон разливает.
Все хором - За возвращение!
Выпивают, обнимаются, целуются…
Звучит финальная музыка. Все выходят на сцену и поют песню.

 Россыпью падает свинцовый дождь -
Железный Век настал!
Я сунул голову в саркофаг
Я думать уже устал

Я пулю съел и крест донес
До последних границ себя
Я – тот, кто собирает железный дождь
Я – сын внебрачный Христа!

Христос спасет
Христос придет
Христос воздаст
Он среди нас!

Я верую в Разум и в Божий суд
И в слез покаянных ложь
Но все же во мне, как в тебе сидит
Гранитно-улыбчивый Вождь!

Я верую, верую- снова шепчу
Железом блевать устал!
Этот грохочущий век вождей
Меня откровенно достал!

Я верую в крест и в свою ладонь
Возможно в твою благодать
Я верую в имя твое Господь!
Но сколько, же можно ждать?

Я знаю, то будет однажды миг-
Зарница разрежет ночь
И гром небесный влетит в бордель-
Где каждый второй не прочь!

Христа предать
Христа продать
Христа продать
И оболгать!

Но он придет, чтоб вернуть зарок
Поделит он ночь и день
Настанет предсказанный кем-то срок
И Дьявол скроется в тень!

Толпа метнется к его ногам
Вдруг краской зальется Блуд
Путана, вор, кгбист и шут
К одеждам его прильнут

               
Не опоздать бы - Христос придет!
Не опоздать бы - Христос спасет!
Не опоздать бы-
               
Дать! Дать! Дать!- скорее дать!

Я тоже выйду на божий суд.
Я тот, кто дождь собирал
Конечно не Гений – скажу-
Я тот, кто жизнь себе сделал сам!

Я в Царствие ангелом голым войду,
Гитарой прикрою срам!
Я тот, кто дождь собирал,
Я тот, кто жизнь себе сделал сам!

Не опоздать бы
Христос придет
Не опоздать бы
Христос спасет
Не опоздать бы – Встать! Встать! С коленей встать!

Опускается задник с библейским сюжетом./ Может быть изображение вавилонской башни,
как символ многообразия человеков, или что-то из Босха?/


                © МАРК БРАУН 2006                г. Зеленоградск               


Рецензии