Завтра не будет

Завтра не будет

I

-Вам осталось семь дней, не больше, - будничным голосом произнес доктор.
В нос бил удушливый запах больницы. Кто хоть раз бывал в госпитале помнит его - смесь крови и спирта. Обычно он не вызывает отвращения, хотя я лично не встречал человека которому бы это нравилось. Запах этот просто был - как олицетворение странного синтеза жизни и смерти в здешних стенах.
-Значит неделя, - мой голос звучал намного более спокойно, чем должен был. Наверное из-за этого странного ощущения - что мы говорим о ком-то постороннем. Благо, мое самочувствие позволяло так думать.
-При вашем диагнозе, сейчас это может быть незаметно, - продолжал врач, - Ухудшение вы почувствуете лишь через пару дней. Однако разрушительный процесс уже запущен, и нет никакого шанса его остановить.
-А если попробовать клиники Европы?, - ответ вышел машинальным, - Я располагаю такими деньгами.
-Увы, - доктор был непреклонен, - Это очень редкая болезнь, неизученная еще даже нашими зарубежными коллегами. Я не психолог, но... Воспринимайте это как дань, которую все платят.
-И могу я узнать диагноз, который убьет меня?
-Вот, - врач протянул мне карточку, - Боюсь это вам ничего не скажет. Очень похоже на лучевую болезнь. Развивается в организме от шести до восьми месяцев. Крайне коварна, почти не имеет симптомов в начальных стадиях и проявляется легкой головной болью, повышением температуры и параличом в последних. Поражает мозг и нервную систему.
-А причина? - полюбопытствовал я. У доктора был на удивление разборчивый, для медика, почерк. Но латинское название, пусть и воплощенное русскими буквами и правда мне ничего не сказало.
-По всей видимости облучение. Вы были на радиационно опасных объектах последние полгода?
-Возможно... Впрочем это уже не имеет никакого значения.
Был ли мне смысл рассказывать, что я и еще группа любителей острых ощущений устроили себе прошлым летом за определенную сумму экскурсию по развалинам Семипалатинского ядерного полигона? Думаю доктор покрутил бы пальцем у виска.
-Скажите а как... это произойдет?
-Ну, трудно прогнозировать. Скорее всего, через пару дней вы почувствуете легкое недомогание: головокружение, тошноту, слабость. По настоящему болезнь ударит лишь в последние часы. Появится дрожь в коленках, в локтях, стоять на ногах вы скорее всего не сможете. А потом придет резкая боль по позвоночнику. Вас убьет боль, но умрете вы быстро.
Можно ли было винить человека, который привык говорить людям об их смерти, за эту жестокую беспристрастность в голосе?
-А  если попробовать обезболивающие... ?
-Они только продлят ваши мучения, - отрезал безжалостный человек в белом халате.
Я встал и шатающейся поступью направился к дверям кабинета. Внутри что-то рвалось, наверное именно так начинает рушится мир обреченного человека. Ну и что мне теперь делать? Бронировать место на кладбище? Выбирать памятник? Идти в церковь, чтобы отмолить грехи? Или вернуться на работу и заняться делами фирмы?
-Савелиев! - окликнул меня врач, - Советую провести последние часы с близкими.
Как он угадал о чем я думаю? Прочитал мысли? Нет, скорее всего просто очень многое знал о смерти...
-Спасибо док... Приму к сведению.

***

Выйдя из больницы я с наслаждением вдохнул аромат сирени, растущей под окнами. Стоял теплый весенний день, в воздухе веяло обновлением, слышался щебет вернувшихся в город птиц. Не очень подходящая атмосфера для человека, который узнал что у него нет завтра. А впрочем может быть напротив, именно такая вот погода мешала мне прямо сейчас, опережая свою смерть, бросится под машину, давая пригубить еще немного пьянящего нектара жизни.
Я поправил куртку и двинулся к своему седану, по тротуару больничного центра. Странное это было место: по правую руку от меня возвышался роддом, просторное четырехэтажное здание утопающее в молодой сочной зелени деревьев, слева, на пустыре мощенным серой плиткой местился морг. Плачь родных усопшего смешивался с радостным смехом новоявленных отцов и матерей, бабушек и дедушек. Это симфония ни у кого не вызывала отвращения, но никому и не нравилась. Это просто был синтез жизни и смерти... И по пути до своей машины я чувствовал, что тоже становлюсь его насмешливым проявлением.
Вопреки советам врача, первым делом я поехал в контору к своему юристу, чтобы составить завещание. Что ни говори, а обеспечить жене и приемному сыну (от первого брака супруги) безбедное существование я был просто обязан. Уладив всю бумажную волокиту только ближе к вечеру, я заехал в небольшой, но довольно престижный бар и назначил там встречу своему партнеру.
Саню я знал со школьной скамьи. Мы вместе учились, вместе служили, месте сориентировались что к чему и организовали строительный бизнес. Если с кем я и мог поделиться всеми терзаниями своей души - то только с ним. И вот он вошел - высокий, светловолосый, обладающий твердой уверенной походкой. Он был всегда любимчиком женщин и оставался притягательным для них и в школьном костюме, и в армейском кителе, и в деловом смокинге. Рядом с ним я, невысокий, коренастый, со взъерошенными даже после долгой укладки волосами, всегда выглядел немного комично. Единственное, что портило впечатление в облике Сани - грязно-серые, затуманенные глаза, в глубине которых обитал пронзительный отталкивающий взгляд.
-Ну привет Дарик!
На самом деле, мое имя - Эгдар, но Саня с детства любил придавать ему разные причудливые формы. И Дарик, уж поверьте, самая безобидная.
-Мне не нравится твой вид, - в серой мгле его глаз блеснула искорка тревоги, - Что-то стряслось?
И тут, первый раз за этот безумный день мне стало страшно. Да, да, именно страшно. Дрожь сковала мои руки, грозя сорваться на голос, отчаянье обожгло душу и возникло острое желание разрыдаться. Мужчины тоже плачут...
-Что-то со Светой? Со Славкой? Пожалуйста, не молчи!
-Я... Я умру скоро... - но как научится просто и спокойно говорить о собственной скорой смерти, как?!
-Дарик, если ты шутишь, то это очень плохая шутка, слышишь?
Но я не шутил... И Саня понял это, когда мою щеку обожгла дорожка жгучей слезы, понял, когда я залпом осушил кружку пива и начал рассказывать отстраненным голосом, начиная с того самого момента, где я провел прошлый отпуск и заканчивая сегодняшним визитом к врачу.
-Значит меньше недели? - мрачным голосом переспросил Саня.
Ответом ему стало мое молчание, звучавшее казалось громче, чем гул людей вокруг. Мы засиделись в баре до позднего вечера. Звонила жена. Саня взял трубку за меня и сказал что у нас важное совещание. За окном стемнело и заметно похолодало. Однако в баре народу напротив прибавилось. Когда-то мы с Саней и сами после работы зависали в таких местах. Но после того, как я женился эти встречи постепенно сошли к нулю, а наше общение все больше ограничивалось рабочей обстановкой. Кто же мог знать, что очередная такая наша посиделка обернется разговором о моей смерти?
-Первое время будешь помогать Свете и сыну, - волна сантиментов и самолюбия пошла на спад и я снова мог мыслить трезво, даже будучи пьяным (одна из моих положительных черт), - Им нужна будет поддержка, и не столько материальная - деньгами они будут обеспечены - сколько моральная.
-Об этом можешь не беспокоиться, - заверил меня Саня, - Что-то еще?
-Да. По завещанию моя часть фирмы переходит моему пасынку, Славику. Он вступит в права владения через одиннадцать лет, когда достигнет совершеннолетия. До этого момента его представителем будет Света. Ты же знаешь, она ничего в этом не понимает! Так что вся тяжесть дел фирмы ляжет на твои плечи.
-Я справлюсь, - коротко кивнул он.
-Ох Санек, прости меня за это... В общем за все. За то, что надавал тебе все эти поручения...
-Брось, раз это единственное, что я могу для тебя сделать... А мне так хотелось бы сделать больше, поверь.
Саня уговорил меня ехать в его машине, убедив в том, что я слишком пьян, чтобы вести свою. Всю дорогу до дома я провел в тревожном полусне. Впадая в забытье мне виделись жуткие картины своих похорон. Собственный гроб, опускающийся в яму, взмахи лопат рабочих, черное платье Светы, бледные лица детей. И почему-то веселый смех Сани... То и дело вырываясь из липких объятий кошмара, я надрывно бормотал:
-Только не говори пока Свете... И вобще никому не говори, слышишь? - и дождавшись хриплого "Слышу", опять отдавался воображаемому трауру.
Я плохо помню как мы добрались до дома, в памяти урывки: вот глохнет мотор Саненого фольксвагена, вот окутывает меня уютное тепло подъезда, вот Света смеется, дурашливо ругая нас и укладывая меня в постель. Владик наверное уже спит...
Этой ночью сны меня уже не тревожили.

***

Пробуждение было тяжелым, каким оно обычно бывает на утро похмелья. Квартира пустовала - Славик был в школе, а Света наверняка уехала по делам в свой ресторанчик на окраине города. Я распахнул пошире окно, в лицо мне ударило волнующее дыхание утренней Алматы. Город, охваченный золотыми огнями восходящего солнца был просто великолепен. Солнечные блики скользили по скатам оббитых жестью крыш, играли жемчужной россыпью в стеклах, преломлялись в прохладном воздухе, устремлялись за горы, стекая по длинными вереницам облаков, на ярко-голубом, еще не выгоревшем от солнца небе. А внизу, под окнами, раскинулся парк - море колышущейся молодой зелени, белоснежные кустики вербы и еще не засеянные клумбы... И деревья, деревья, проросшие через весь город и уходящие от подножья к вершинам все тех же гор-исполинов, в урочище которых сверкает серебром Медэу. Нечто большее чем просто город - место, олицетворяющее единение и зыбкую связь современного человека с природой.
Когда живешь на шестнадцатом этаже, со временем перестаешь замечать вид за окнами. А ведь еще два года тому назад, сразу после новоселья, мы со Светой не могли оторвать восторженных глаз от этого пейзажа - величественного и мудрого. Да, именно мудрого, дающего пищу для самокопаний и размышлений. Эх время, время... Неумолим его ход, непреодолимо его влияние на нашу жизнь, тверды и жестоки его правила, и если ты не желаешь меняться вслед за ним, оно либо тебя заставит, либо спишет со счетов и сдаст в утиль. Кем мы были, и кем стали? Насколько испортило нас прожитое, насколько пересытило нашу жизнь? Как давно мы разучились радоваться мелочам и неужели мне нужно было оказаться у самого края, чтобы понять все это? Не искать удовлетворение на территориях далеких от жизни, а просто оглядеться вокруг?
Я думал об этом, думал под струями холодного душа, думал ожидая пока закипит кофе, думал бесцельно переключая каналы телевизора. А ближе к обеду, почувствовав, что сидеть дома больше не могу оставил записку жене и отправился кататься по городу (Саня вчера позаботился и подогнал мою машину на стоянку возле дома).
Впрочем, и это мне довольно быстро надоело, в час пик на дорогах особенно оживленное движение, машина то и дело попадала в пробки.
Наконец, я направил свой измученный седан по Илийскому шоссе, на выезд из города. И тут мое внимание привлекла девушка, стоявшая посреди моста, за пределами перил, у самого его края. Она была лет на семь младше меня; ее жемчужно-черные кудрявые волосы сбились, обдуваемые ветром, на левую сторону. И хотя крошечные ручонки цепко хватались за перила, а дрожащая фигурка так и жалась ближе к бетонному покрытию, было видно - она хочет прыгнуть. Ее дрожь на мгновение словно передалась мне, защемило сердце и легкий холодок пробежал где-то под лопаткой. Я осознал, что не могу просто проехать мимо, я обязан спасти отчаявшуюся незнакомку, быть может вся моя короткая и никчемная жизнь и должна была сойти к этому последнему стоящему поступку. Где-то в душе родилась твердая уверенность: если я не успею спасти ее, то тут же сигану с моста следом за ней, потеряв смысл последних дней своего существования.
Я остановился у обочины. Медлить было нельзя, я выскочил из машины и побежал стараясь, чтобы подошвы моих ботинок скользили по тротуару как можно более бесшумно. Только бы успеть, только бы не спугнуть... Видя как ее пальцы скользят по парапету я в прыжке преодолел оставшиеся полметра и в последнюю секунду подхватил ее под мышки.
Девушка коротко взвизгнула и начала вырываться. Я уложил ее на землю и придавил к шершавой поверхности асфальта, давая успокоиться.
-Дурак, пусти! - всхлипнула она.
Голос показался мне очень знакомым, как и черты лица проступающие под растрепанными кудрями.
-Гуля? - удивленно спросил я, узнавая одну из своих спутниц в путешествии по тому самому злосчастному полигону.
-Эгдар, ты? - ошарашенно спросила девушка.
Судьба обнажила свой насмешливый оскал, давая повод в очередной раз удивиться - как тесен мир!

***

Гуля вцепилась дрожащими руками в чашку горячего чая и сделала пару мелких глоточков. Затуманенные поволокой черные глаза ее прояснились, к заплаканному лицу вернулись красивые черты. Я знал, что отец Гули был казах родом из Актау, а мать - украинка, приехавшая с Киева. Оттого внешность Гули воплощала собой жгучую смесь восточной и европейской крови. От матери она взяла плавные черты лица, стройную фигуру и немного пухлые чувственные губы, от отца - смуглый оттенок кожи и пламенную чертовщинку в узком разрезе темных, как сама ночь, глаз.
Мы приехали в ее маленькую, но очень уютную квартиру, обставленную просто и со вкусом. Здесь было светло, просторно, в воздухе пахло фиалками и валерьянкой. И чем-то еще... Морской солью, а может даже слезами хозяйки, которых она, судя по ее виду, пролила в последнее время немало. Мы расположились в мягких креслах, за журнальным столиком, напротив большего декоративного камина.
-Все началось со смерти Аллы и Толика, при загадочных обстоятельствах, - вздохнув начала рассказ девушка, - Помнишь их?
Я кивнул. В нашей группе было всего шесть человек, так что запомнить всех не составляло труда. Конечно же я помнил Аллу и Толика, они были моими ровесниками (где-то под тридцатник) и все время над всеми подшучивали. Еще их выделяла одна исключительная черта - они были ОЧЕНЬ похожи. Однако близнецами, как можно подумать, не являлись. Толик был старше Аллы года на три, при этом они во всем копировали друг друга - в манере общения, в умении одеваться, в музыкальных и кулинарных предпочтениях - во всем.
-В начале судмедэксперты констатировали отравление. Даже следствие велось... Знаешь, у них был  небольшой нефтяной бизнес, следователи перетерли кости всем их конкурентам... - Гуля всхлипнула.
Неудивительно, что она переживала их смерть так тяжело - мы очень сплотились за время нашей короткой экскурсии. Наверное, я - один из всех, кто выпал из общения после. Мне были глубоко симпатичны все эти люди, мы разделяли общие интересы и питали общую слабость к риску. Но я старался забыть о событиях, которые нас объединили, а это невозможно, если ты дружишь с их участниками. Общие воспоминания непреодолимо уносят в прошлое...
-Потом медики пришли к выводу, что произошедшее - какое-то подобие радиационного заражения и дело закрыли. Тогда следователям никто не поверил, пока... - девушка судорожно отпила из кружки, чтобы подавить рождающийся всхлип на корню, - Пока по аналогичной причине не скончался Генрих Рудольфович. В Петербурге.
По спине пробежал холодок, зловещий пазл стал собираться в общую картину. Генрих Рудольфович, обрусевший немец, историк, он был самым старшим из нашей группы (ближе к шестидесяти годам) и наверное единственный, кто вошел в чертоги полигона ни ради развлечения. Он писал научную диссертацию по Холодной войне и приехал из культурной столицы России в Казахстан за недостающими сведениями.
-Все сомнения развеялись окончательно, когда Дамиру стало хуже.
Дамир... Да, точно, парень Гули. Они были самые молодые члены группы и, насколько мне известно, это со стороны Дамира в их паре исходила инициатива экскурсии. Он очень любил экстрим и мне на ум сразу пришло воспоминание - как ловко он обходится со своим мотоциклом.
-Я вызвала скорую, но врачи только констатировали смерть, - Гуля больше не всхлипывала и не кричала. По ее щекам просто текли вереницы слез, - Господи! Он же умирал на моих руках! Его крики до сих пор стоят в ушах, на моей рубашке еще не обсохли слезы его мучений!
На минуту воцарилась тишина пугающая, предвосхищающая очередной ужас. Я знал, что скажет Гуля дальше и безумно боялся этого... Наконец она порвала завесу молчания:
-А вчера утром пришли и мои анализы. Я обречена, врачи не дают мне и недели.
В камине потрескивали искусственные угли, откуда-то сверху неслись звуки дрели. Вглядываясь в огонь я пустил свои мысли на самотек. И они то и дело возвращались к тем августовским событиям...

***

Три дня наша группа, ожидая вылазки, жила в маленьком городке Курчатов. Я знал о нем только то, что в годы существования Союза он снабжал ядерный полигон рабочей силой и считался закрытым поселением. На картах его обозначали как станция "Конечная", действовал строжайшей пропускной режим. Об этом я прочитал в интернете, да и сам видел при въезде в это место поваленные столбы с проржавевшими обрывками колючей проволоки, которой раньше оно было обнесено по периметру. В этом городе учёные ковали ядерный щит СССР. Благодаря Курчатову был сохранён хрупкий ядерный баланс сил двух сверхдержав, как ни плачевно - ценой человеческих жизней. Горд находился всего в 45 километрах от опытного поля, на котором была испытана первая атомная и термоядерная бомбы СССР. Говорили, что на эти испытания приезжал лично Лаврентий Берия.
Кто хоть немного представляет себе как выглядит ядерный полигон, думаю поймет, что самое интересное находится не на испытательном поле, которое нам показали из фургона в первый день приезда, а под ним - в так называемых штольнях. Они представляют из себя подобие огромных пещер, уходящих глубоко под землю и связанных между собой туннелями. В них-то и проводились в свое время испытательные взрывы. Спустится туда - не просто побродить среди руин или полазить по экскурсионным пещерам вслед за гидом. Нет... Это круче чем прыжок с парашютом или подъем на Белуху (*самая высокая точка Горного Алтая).
Для спуска наша группа выбрала штольни горного массива Делеген. Конечно сама идея попадания в такое место была не законна. Однако штольни, как и территории самого полигона не охранялись и черная контора, предлагающая подобные услуги почти ничем не рисковала. Почти...
-У вас еще есть последний шанс передумать, - заявил наш инструктор (рослый темноволосый мужчина лет сорока) когда мы прибыли на место, - Я не несу ответственности за ваши жизни и рискую в той же мере, что и вы. Есть желающие уйти?
Ответом ему стал тихий свист степного ветра.
-Нет... Что же, отлично! Трусов среди вас я не вижу, но там, в низу, и чрезмерная смелость может убить. Поэтому разберемся с правилами. Первое - слушаемся меня. Второе - не отстаем от группы. И третье - по первому же сигналу выбираемся оттуда. Вопросы есть?
Ветер издавал причудливые звуки, проникая в распахнутый бетонный зев входа...
Я не помню сколько мы скитались по темным подземным лабиринтам, рассеивая многолетнюю темноту электрическим светом фонарей и испытывая сомнительное удовольствие от прибывания глубоко под землей, пока что-то пошло не так. Нас на секунду ослепило яркой вспышкой, где-то в далеке раздался громкий хлопок, по сводам штольни пробежала дрожь и нам под ноги посыпалась крошка горной породы. И еще этот странный запах... резкий, неприятный, похожий на запах ацетона. Я запомнил, как мой фонарь вырывал из мрака бледные лица своих попутчиков. На миг они показались мне полупрозрачными тенями, лишенными плоти, и было в этом во всем какое-то зловещее предзнаменование чего-то неминуемого... Послышался запоздалый крик Гули.
-Бежим за мной, к выходу! -крикнул инструктор и мы кинулись в сплетение шахт, бежали быстро - у каждого создавалось ощущение, что в спину дышит сама госпожа смерть, изгоняя нас из своих потревоженных владений.
-Черт! - выругался инструктор уже на поверхности, смотря на экран своего дозиметра (*прибор для измерения радиационного фона).
-Что это было? - спросил, отдышавшись, Генрих Рудольфович.
-Не знаю я, мать вашу! - проорал инструктор, - не знаю...

***

-Ты должен сходить в больницу Эгдар, слышишь? -голос Гули вырвал меня из бурлящего потока памяти, - Если и ты заразился, то для тебя еще может быть надежда...
-Нет, - я отрицательно покачал головой. Гуля все поняла без лишних слов:
-Сколько дали тебе?
-Семь дней...
-Ох...
Девушка вновь разрыдалась. Мне пришлось обнять ее и утешать, говорить на ухо разные смешные глупости, чтобы хоть как-то успокоить. Я подумал об инструкторе. Его дни наверняка тоже сочтены. Есть ли еще пострадавшие? Водили ли туда людей после нас? Скорее всего нет - уж слишком напуган был наш проводник. Вполне возможно, что экскурсий по полигону вообще больше небыло. Хотя кто его знает - этот бездушный мир коммерсантов, где все решают деньги? На языке вертелся вопрос и примерно полчаса спустя я все-таки решился его задать:
-А как умирал Дамир?
-Это была страшная смерть, - девушка вздрогнула, - За пару дней до этого у него были сильные головные боли, скакало давление, вечером накануне поднялась температура - до 38. Однако в то утро он сказал, что ему лучше, собирался идти на работу. В какой-то момент у него просто отказали ноги, он едва дополз до дивана - страшная судорога исказила его спину. Там он и умер, крича от боли... Поэтому то я и хотела сбросится - это будет легкая и благородная смерть, по сравнению с той, которую я приму сдавшись болезни. Понимаешь?!
-Нет... Не совсем. - я терялся, не знал что сказать ей, чтобы образумить. Какие могли быть аргументы, когда я сам не понимал зачем жить дальше?! - Давай я заварю тебе еще зеленого чаю.
Зайдя на кухню я в отчаянии прижался лбом к оконному стеклу. А может быть то, что говорит Гуля - единственный выход из ситуации? Может лучше умереть сейчас, сохранив при этом гордость и рассудок? Но что-то во мне отчаянно сопротивлялось этой мысли. Что-то твердило - жизнь стоит того, чтобы продлить ее еще на несколько дней. Саня, вот с кем я сейчас должен поговорить. Он выслушает, поймет, выдумает предлог для того, чтобы жить дальше. Доживать, точнее...
Но телефон Саньки, был отключен, в офисе он сегодня не появлялся, а его домашний я как назло забыл. Можно было съездить к нему домой, но нельзя было бросать Гулю в теперешнем состоянии. А ничего, съездим вместе!
Я принес ей чашку, захватив по дороге пузырек успокоительного.
-Ну ты как? Передвигаться можешь?
-Смотря куда... - Гуля сунула рот сразу две таблетки.
-Ко мне, переночуешь сегодня у меня дома. Что сказать Свете придумаю, она поймет. Но сначала к моему другу.
-Мне уже все равно куда ехать, конец будет все равно один, - пожала плечами девушка.
Где-то через час (будь трижды прокляты все Алматинские пробки!) мы были у особняка Сани. Его, как человека близкого к природе никогда не привлекал душный плен высоток, и пока я копил деньги на шикарные апартаменты в новом доме, он строил себе дом в элитном загородном поселке. Попросив Гулю подождать я подошел к закрытым наглухо железным дверям и позвонил, один раз, другой... Никто не отвечал и я уже решил было что хозяина нет дома, как дверь запоздало открылась. На пороге в черном мужском халате стоял Саня и выглядел он крайне подавлено.
-Ой, Дарик... Это ты? Извини конечно, просто я не один...
-А... - я улабнулся, - С девушкой? Прости, очень не ловко получилось. И кто твоя новая пассия? Может познако...
-Саша, кто там? - услышав знакомый женский голос я осекся и отодвинув побледневшего Саню вероломно кинулся в глубь его дома.
Мне на встречу, в Саниноной рубашке одетой на голое тело, вышла моя собственная жена...

***

Вас когда-нибудь обливали на морозе холодной водой? Когда-нибудь вы чувствовали, что срываетесь в пропасть? А может быть вы уже познали тошното-горький вкус измены? Тогда вы меня поймете.
-Эгдар, я тебе сейчас всей объясню! - крикнула мне Света, но я уже несся к выходу.
На пороге все еще стоял Саня, наши взгляды встретились и я словно увяз в грязно-сером омуте его ненавидящих глаз.
-Ну, - процедил он сквозь зубы, - Ну и что, что ты мне сделаешь?
-Не мог неделю подождать? - прошептал я.
Разум твердил, что надо просто развернуться и уйти, а рука сама сжималась в кулак. И я врезал ему в морду. Сильно - Саня упал на пол, из его носа потекла кровь.
-Ну и вали, дебил! - проорала Света и кинулась к моему бывшему другу, - Сашенька, ты как? Очень больно?
Новый прилив гнева настиг меня за рулём автомобиля. И теперь Гуля, сама того не ведая, спасала меня просто сидя на заднем сидении. Ее присутствие мешало мне вдарить сейчас по тормозам и опрокинуть седан в овраг. Теперь мы были квиты...
-Спасибо, - одними губами прошептал я ей.
Гуля, пока я ходил, забылась крепким безмятежным сном. Я решил ее не будить, просто успокаивался смотря на нее. Через минуту расслабление овладело телом и рассудком. Что я чувствовал? А что вообще может чувствовать человек, на полпути к смерти утративший веру в любовь и дружбу? Что-то большее чем просто опустошение, что-то печальнее чем собственная смерть, что-то страшнее чем разочарование. А страшнее разочарования в близких уже ничего нет. Я еще был жив, но что-то уже умерло и разлагалось внутри меня.
Я вернулся за вещами в квартиру, всего за пару часов ставшую невообразимо чужой. И теперь мне было больно в ней находиться - это то место, где я был счастлив, не зная еще ни предательства, ни душевных страданий, ни черной печати смерти... Теперь эти стены - всего лишь памятник тех времен, надгробная плита, под которой была похоронена вся моя жизнь. Сегодня я планировал попроситься переночевать к Гуле. Наверное есть в этом какая-то неоспоримая истина: обреченные должны доживать в отдельной резервации, дабы не омрачать жизнь живущих в полной мере...
У порога меня встретил Славик, семилетний сынишка Светы, вернувшийся из школы. За два года нашего со Светой брака он стал мне почти сыном. Вот, с кем тяжелее всего будет проститься.
-Привет, - улыбнулся я.
Его детские глазенки вспыхнули, как всегда, когда я заходил домой и широко улыбаясь он кинулся ко мне:
-Привет, там мама такой вкусный пирог испекла, пойдем покажу.
На мои глаза невольно навернулись слезы, но вот как я ему все объясню? Как?!
-Слав, нам сейчас надо с тобой серьезно поговорить, - я опустился на коленки перед ним.
-Как настоящим мужчинам?
-Да, именно. Понимаешь, мне сейчас нужно будет уехать.
-В командировку?
-Ну... Да, думаю можно и так сказать.
-На долго?
-Очень. Боюсь, что и всей жизни не хватит. Но ты же будешь меня помнить?
-Да. И ждать. Только обещай, что вернешься как можно скорее!
-Я постараюсь, на сколько это будет в моих силах. Ты только должен запомнить одну важную вещь - я очень сильно тебя люблю и всегда буду любить.
Мальчик закивал, в его ярко-голубых глазах блеснули слезы. Ему было всего семь лет, он был слишком маленьким, для всего этого... Но где-то в глубине души сознавал, что мы прощаемся навсегда. Славик многого еще не знал, но это было и не нужно - все уже заложено в нашем подсознании с раннего детства. Благодаря этому мы понимаем, что такое любовь, ненависть, печаль, радость, боль, нежность, жизнь, смерть... Нас этому не учат, это изначально есть внутри нас. Так и Славик не зная всей правды, чувствовал фатальную неотвратимость надвигающихся событий, чувствовал смерть рядом со мной.
-Ну, ну! - ободряюще воскликнул я, - Что это мы загрустили? А ну ка, кто поможет мне собрать вещи?
Следующий час, проведенный со Славиком, был (говоря совершенно искренне) самым счастливым в моей жизни. До этого я редко с ним играл, сутками пропадая на работе, и только сейчас понял, чего лишался. Увы - время в спять не повернуть...
-Держи, - я снял со своей руки часы (дорогие фирменные часы, подаренные мне еще моим отцом) и передал ему, - Не забывай обо мне, ладно?
-Ага, - согласился Славка принимая презент.
-И береги маму, - я поднял ладошку в знак прощания, Славка помахал мне в ответ. Я взял с пола сумку, последний раз окинув взглядом место, где был счастлив. И не оборачиваясь пошел прочь. Я знал, что Слава смотрит мне в след, но не мог позволить себе обернуться. На глаза наверняка навернулись бы слезы, и уйти было бы еще сложнее. Нет уж, пусть он запомнит меня вот таким - веселым и сильным.
Уходя, я где-то в глубине души уже простил Саню со Светой и желал им обоим счастья. Хотя признаться в этом отчего-то было жутко даже самому себе.

***

Когда я вернулся со своими нехитрыми пожитками в машину, Гуля уже проснулась и поправляла макияж.
-Знаешь, - улыбнулась она, когда я опустился в кресло водителя, - а мне море снилось. Каспийское. Мы, когда я была маленькая, в Актау жили. Я очень любила бродить по берегу, собирать ракушки, а вечером сидеть в порту и провожать взглядом корабли. Перед сном я брала карандаши и рисовала все, что запомнилось мне за день. Хорошее было время... Светлое.
-А после ты была на море? - полюбопытствовал я.
-Ни разу, - призналась девушка, - Все никак небыло времени, дела, дела... Да, ломает нас городская жизнь.
-А полетели в Актау, - неожиданно даже для самого себя предложил я, - Прямо сегодня, сейчас! Возьмем билет на ближайший самолет и завтра уже встретим утро на побережье!
-Смеешся, - черные глаза озарила обида. Если вы наблюдательный человек, то наверняка замечали, что по настоящему разборчиво эмоции можно прочитать только в темных глазах, через холодную синеву и яркую зелень их почти не видно...
-Нет, - голос мой был совершенно серьезен, - Давай заедем к тебе, заберем вещи.
-Ты сумасшедший! Мы же не собирались никуда ехать.
-В этом главная ошибка всех людей! - протест родившийся глубоко внутри пёр наружу, - Они ограничивают свою жизнь планами, графиками... Ну ладно, им простительно - они в ответе за близких, за какие-то поступки, им есть что терять! Мы уже переступили последний чертог! И земной долг у нас теперь только один - перед смертью. Поехали сегодня, завтра может быть уже поздно...
-Брось, - в ней все еще говорил слепой расчет, но в голосе было все меньше уверенности, - У тебя семья, дом.
-Нет у меня больше дома, - возразил я рухнувшим голосом и вкратце рассказал о произошедшем...

...-Я очень люблю один немецкий фильм - "Достучатся до небес", - сказала она уже в салоне самолета, положив голову мне на плече, - Там умирающий главный герой стремился увидеть море, прямо как мы! Как порой фильмы похожи на нашу жизнь...
-Под любой кинокартиной или книгой всегда таится что-то большее, чем просто вымысел. А любой великий сюжет так или иначе продиктован главным автором - жизнью.
-Это точно. Знаешь, мне с тобой так просто, как с давним другом... А можно я буду звать тебя просто Эдди?
-Пожалуйста, - пожал я плечами, - Как угодно. Но только не Дариком!

II

Вечерело. Кончался первый день нашего с Гулей пребывания Актау. Мы сняли домик у самого моря и весь день блуждали по улицам ее детства. Замкнутая, заплутавшая в лабиринтах своих мрачных мыслей девушка расцветала на глазах: при виде родных мест ее взгляд источал какой-то особенный уютный солнечный блеск и восторженный возглас рвался из ее груди наружу, в тот миг, когда она впервые за несколько лет увидела море. Только изредко, зависая в одной точке, лицо ее становилось по прежнему скорбным и печальным.
А море в этих местах действительно было великолепно в своей вековой первозданности и неповторимо в живописности обрамляющих его берегов. Ближе к вечеру начало штормить. Порывистый ветер доносил до скалистого берега встревоженные возгласы людей, к суше потянулась вереница рыбацких шхун. Мы шли по песку у самой кромки воды, взявшись за руки как влюбленные подростки и просто молчали. Молчали о чем-то несомненно важном, делая своеобразный анализ прожитого. Тревожные волны бросали на камни хлопья белесой пены и яростно вгрызались в берег, будто пытаясь до остра заточить выступающие обломки скал. Море являло свой лихой характер людям, попытавшимся  покорить его, заключив в бетонные цепи своих строений. Но невозможно превзойти мощь стихии, стихии великой, подарившей однажды дыхание жизни этому миру и возвращающей себе по одному вздоху каждый раз, когда она несет смерть в своих могучих объятьях.
Нас то и дело охватывало свежестью брызг, срывающихся с хребтов непокорных волн. В конвульсиях билась вода, словно закипая у каменистых берегов - земли встречали в штыки разбушевавшуюся водную пучину, не позволяя ей вырваться за границы береговых линий. Было нечто торжественное и вместе с тем пугающее в этом вековом противостоянии, лишенном, казалось, всякого смысла.
В душе вновь рождалась и рвалась наружу мятежная тревога. "Ты не можешь просто так уйти! - словно шептала мне надвигающаяся буря, - Ты еще не выполнил главного предназначения в своей жизни!" Не давало покоя чувство некой незавершенности моего жизненного пути, слепая уверенность в том, что ТАК просто все не закончится. И словно в подтверждение мрачных мыслей, доносился откуда-то из далека надрывный плач женщины. По мере того как мы приближались к жилым домам, его звуки усиливались, и вскоре мы увидели и саму несчастную незнакомку. Она стояла прижавшись спиной к серебристому внедорожнику и громко всхлипывала. Ее пытался утешать мужчина в черной кожаной куртке (по всей видемости муж). Вокруг крутилась целая толпа народа. Мы остановились в нерешительности, не зная у кого спросить о произошедшем, но долго ждать не пришлось. К нам подбежали два молодых парня, один из них тут же заговорил:
-Здравствуйте! У этой семьи случилось большее горе - их дочки вчера пропали.
Второй парень протянул мне фотографии с вопросом:
-Вы их не видели?
С листка бумаги на меня смотрели две маленькие девочки, лет шести. Очевидно близняшки, с одинаковыми маленькими личиками, обрамленными черными кудряшками. К сожалению совершенно мне не знакомые. Мы с Гулей отрицательно покачали головами.
-Мы можем как-нибудь помочь? - спросила моя попутчица.
-Вообще-то да, - кивнул парень, - Мы собираем волонтеров, чтобы разносить листовки с фотографиями и опрашивать прохожих. Может быть кто-нибудь нападет на след и сможет помочь их родителям. Сейчас нам пригодятся любые добровольцы.
-Мы согласны, - ответил я и повернулся к Гуле, увидев в ее глазах тоже понимание, что овладело моей душей. И в этот миг смысл наших жизней сошелся в одном твердом решении - во что бы то не стало найти пропавших детей. Найти живыми.
Смысл доживать последние дни снова был.

***

Темное грозовое небо выглядывало из под задернутой занавески. Одна из них снова плакала. Тут становилось очень темно и от того еще более страшно...

***

Девочек звали Люда и Вероника. Потерялись они совершенно банально и нелепо: их мать, молодая женщина по имени Лариса, отошла в магазин за продуктами, оставив детей играть на улице. А когда она вернулась близняшек уже ни где небыло. Напрасными были поиски родных и полиции, которая, надо отдать должное, узнав возраст пропавших сразу завела дело (не став ждать положенных суток). Однако с места этот факт дело не сдвинул. Волонтеров собралось на удивление много. Все хотели помочь горю матери. Правда, что таить, были и те, кто кто равнодушно проходил мимо, даже не взглянув на фото, и те, кто откровенно злорадствовал и упрекал, мол сама виновата - недоглядела. Легко, пожалуй, быть судьями чужого горя, легко, ровно до тех пор, пока беда не постучится и в их дом. Но кем тогда являетесь вы, тратя на осуждение бесценное время чьей-то жизни? Не лучше ли, когда счет идет на часы, просто принять ситуацию, понять и попытаться помочь? А уж высший суд сам расставит все на свои места. Парадоксально, но оказавшись лицом к лицу со смертью, начинаешь искать крупицы жизни в каждом мгновении.
И мы с Гулей ударились в поиски. Первый день наших скитаний, проведенный в опросах предполагаемых очевидцев прошел почти бесплодно. Только одна женщина сказала, что возможно видела девочек с каким-то высоким мужчиной средних лет. Но показания ее были были чересчур путанные, а сбивчивое описание предполагаемого похитителя никак не помогало делу. Записав в блокноте саму суть и черкнув на всякий случай номер доброжелательной незнакомки мы двинулись дальше. Ближе к вечеру, когда с неба снова хлынули потоки дождя все собрались в обговоренном заранее месте. Оказалось, что информация собранная другими тоже никак не проясняла картину, к тому же сведения расходились. Кто-то говорил, что девочек видели в компании цыган, другие утверждали, что дети были замечены в обществе пожилой женщины, по третьей версии близняшки сели в загадочный черный автомобиль неопределенной марки, который увез их в неизвестном направлении. Мы были вымотанными, промокшими и злыми. Весь вчерашний позитивный боевой настрой улетучилися, оставив за собой шлейф разочарования. Больше половины "волонтеров" отказались помогать дальше, поиски стояли на гране срыва, и милиция, как выяснилось, тоже зашла в тупик. Собравшись оставшейся группой мы решили отложить поиск на завтра из-за разгулявшейся стихии и разошлись по домам.
Вместе с тем наше с Гулей самочувствие значительно ухудшилось. Накануне вечером у нас враз поднялась температура, усталость почти полностью парализовала тело. К утру жар спал, но на смену пришли страшные головные боли, мешающие трезво мыслить. Это было начало конца, и мы, понимая что можем не дожить до окончания поисков, отдавали на них все силы.
Удача все же улыбнулась нам ближе ближе к вечеру второго дня. Девочек опознала торговка местного рынка.
-Так я ж их видела на днях с Петровичем! Он торгует тут рядом авто запчастями... Да, точно. Я еще было удивилась - и откуда у него дети? Человек он одинокий, необщительный, с соседями сильно не ладит и никаких его друзей в жизни не видела! А тут гляжу идет вместеи с девочками, близняшками... Ну вот и спросила, чьи мол? Сказал что сестра к нему племянниц погостить прислала. Дак вот только сестры у него отродясь никакой вроде небыло... - и немного опомнившись добавила, - А что стряслось то? Беда какая?
-А как давно у вас работает этот... Ээээ...
-Иван Петрович?
-Да, - кивнул я полностью проигнорировав предыдущий вопрос - скажи торговке сплетню, через час весь рынок только об этом и будет говорить.
-Дак, года три уже как... Правда о себе рассказывать до боли не любит. В прошлом, слышала, он был военным, а теперь у нас вот обосновался... Странный он, сам себе на уме в общем. Так стряслось чего?
-Стряслось, - согласился я, - Вот только это все совершенно секретно, - и чуть наклонившись к женщине продолжил заговорчиским шепотом, - В интересах следствия информация не разглашается. Так что о нашем визите - никому!
-Что вы, что вы, - запричитала испуганная продавщица, - У меня рот на замке!
-Ну вот и отлично, - подхватив мой тон продолжила Гуля, - А теперь можете сказать нам его домашний адрес и место где он торгует?
-Дак ларек его, если до конца ряда идти сразу по правую руку будет. Один он там, с запчастями... А адрес сейчас поищу, - женщина закопошилась в своей сумке попутно объясняя, - Он тут, недалеко, живет. Я ему как-то товары кое-какие на дом приносила, так он мне адрес свой оставлял... А, вот и он! - она радостно протянула нам скомканный клочок бумаги.
-Спасибо, - кивнул я, - Вы нам очень помогли. Но только запомните - никому!
Иван Петрович оказался мужчиной средних лет, высоким, плечистым, с ровной осанкой и резковатыми чертами лица. Не по годам седоватый, со стремительными движениями и ледяным спокойствием на лице. Было пожалуй что-то вызывающие и безумное в его пронзительном взгляде из под бровей. Пугающее...
Но я все-таки осмелился подойти к нему, показать фото и задать свой главный вопрос:
-Извините, на днях пропали эти девочки. Вы их не встречали?
-Нет, - ровным голосом ответил он, - Мне очень жаль, но я их в первый раз вижу.
-И тем не менее ваша коллега с этого ряда сказала, что видела их с вами...
-Зинаида Егоровна? - добродушно ухмыльнулся он.
-Да, - кивнула Гуля сверившись с блокнотом.
-А вы еще больше ее слушайте, она вам и не такое вам расскажет. Мы с ней повздорили на днях, вот она на мне и отыгрывается.
Больше предъявить этому мужчине мне было нечего. Я неловко замялся и промямлил:
-Тогда ладно, прошу извинить за беспокойство.
-Да ничего страшного, - пожал он плечами, - Вы же не виноваты. Может оставите телефон и я позвоню, если что узнаю?
-Спасибо. Если вы будете располагать какой-либо информацией, свяжитесь с местным отделением полиции.

***

-Ну что? - вздохнула Гуля, - Еще одна дорога ведущая в никуда?
-Ну не знаю... Что-то в его ответах меня насторожило. Предлагаю сходить по адресу, расспросить соседей.
-А что толку? Все равно обыскивать его квартиру нам никто не даст. Да и зачем нормальному, вминяемому человеку похищать двух совершенно незнакомых девочек? По моему это глупо.
-Ну перестраховаться не мешает. Тем более это тут рядом.
-Ну пойдем, - неохотно согласилась моя спутница. По измученному выражению лица было видно, что ее терзают сильные головные боли, что она устала и хочет спать. Но я понимал - несмотря на всю неопределенность полученных сведений нельзя было отступаться от единственной путеводной ниточки.
Немного поплутав во дворах, мы нашли нужный дом и подъезд. Обычная серая пятиэтажка имела под собой вполне стандартный комплект: пять подъездов, лавочки с говорливыми бабушками, песочницу с детьми, да пару маленьких магазинов с торца.
Быстро сориентировавшись мы нашли оптимальный способ добычи информации - подсели на лавку к пожилым соседкам нашего подозреваемого.
-Здравствуйте, - улыбнулся я, - А не подскажите, тут живет Иван Петрович?
-Мельников? - быстро отозвалась одна из них, - Тут. А вы ему кем будите?
-Давним другом.
-Сослуживцем что ли?
-Ну можно и так сказать. Давно не виделись, лет пять. Ничего друг о друге не слыхали. А тут я ехал проездом, да и решил остановится у старого приятеля, узнать как судьба сложилась.
-Дак тяжелая судьба-то у него милок, тяжелая, - включилась в разговор другая пенсионерка, - Немало его жизнь потрепала...
И выяснилось, что у Ивана Петровича Мельникова три года назад была и семья, и работа, и достаток. Он служил по контракту, имел довольно уважаемый чин в армии, жил в этом вот доме, с любящей молодой женой и двумя дочками - близняшками. Но однажды летом, когда Иван Петрович прибывал в командировке по служебным делам, к ним в квартиру забрались грабители. Было часа три ночи, той самой душной июльской ночи, когда люди открывают настеж окна ложась спать. Слепое безрассудство для жителей первых этожей, у которых при всем нет решетак на окнах... Забравшиеся в квартиру домушники действовали очень тихо, но не достаточно и скрип дверцы старого шкафа разбудил жену Мельникова. Что именно там произошло остается загадкой, но напугавшиеся воры застрелили всю семью.
Схоронив двоих детей и жену Иван Петрович жаждал только одного - мести. И такая возможность у него была: пронеся в зал суда пистолет он стрелял в изуверов, лишивших его родных, но вовремя сработавшие пристовы не дали ему довести дело до конца. Потом Мельников провел еще полтора года в клинике, восстанавливаясь после тяжелого психического расстройства. Ясное дело, военного контракта его лишили и где-то с пол года он пьянствовал. А после, собравшись с последними силами, взялся мал мальски за ум - арендовал место на рынке, начал торговать. Вот только это был уже совсем другой мужчина. Разговорчивого, доброжелательного соседа словно подменили - он замкнулся в себе и стал сторониться людей...

***


Я вновь настойчиво позвонил в дверь, наверное уже в десятый раз. В ответ мне донеслась тишина, сопровождаемая воем дрели из соседней квартиры.
-Да нет там никого, - вздохнула Гуля, - Осечка, ложный путь! Да если это и Мельников, стал бы он прятать девочек в квартире? Давай лучше вернемся на место встречи, может у других есть полезная информация?
-Нет! Подожди! - палец вновь уперся в кнопку звонка. Мой взгляд, столкнушись с немым равнодушием старой дверной обшивки разочарованно тускнел, - Ну ладно, пошли. Расскажем то, что нам удалось узнать.
Я уже развернулся к полумраку лестницы, готовый бросится в него следом за Гулей, как услышал короткий крик за спиной. Резкий, тихий, похожий на далекое поскуливание собаки, но все же облаченный нотками человеческого голоса. Детского голоса. По жилам пробежал холодный липкий страх. Я бросился к двери и двинул по ней плечом. То отозвалось обжигающей болью, а квартира по прежнему оставалась неприступной. Ну да, это только в фильмах легко выбить дверь с первого раза, красиво и эффектно. В жизни все это выглядит менее героично.
-Надо вызвать полицию! - раздался сзади голос Гули.
-Нужно, - согласился я - и принялся бить дверь с ноги. Благо та была не железная. Хлипкое деревянное перекрытие поддалось раза с двенадцатого.
В открытом проеме мелькнуло запущение холостяцкой квартиры. В тесной прихожей вперемешку местились сумки с товаром, одежда, удочки, какие-то инструменты... Я бросился в глубь помещения, мне на встречу долетел детский плач. Девочки, вжавшись в угол зала за большим белым диваном, обнялись и плакали. В из больших распахнутых глазенках плескался перемешенный со слезами страх.
-Все хорошо! - сказал я, - Мы пришли от вашей мамы, Ларисы. Я отведу вас домой.
-Вы от мамы? - недоверчиво нахмурила брови одна из девочек, - Мама хочет забрать нас домой?
-Конечно, она вас ищет и очень-очень переживает.
-Этот дядя, который привел нас сюда, сказал, что у нас больше нет мамы, - подала голос вторая сестра, - И что он теперь наш папа. Но это не так, он злой и страшный! Ты отведешь нас домой?
-Ну конечно отведу. А тот дядя на самом деле не злой, просто у него случилась большая беда и он до сих пор грустит, - я опустился перед близняшками на корточки, попросив Гулю, - Найди телефон и вызови полицию.
Та кивнула и юркнула куда-то в следующую комнату.
-А чего вы так кричали?
-Мы крысу видели, вон в том углу, - девочка указала пальчиком куда-то под батарею.
-А когда мы стучались, почему не отозвались?
-Дядя сказал нам сидеть тихо и никому не открывать.
Я хотел было еще что-то спросить, но сзади послышались тяжелые мужские шаги. Мельников, обезумевший от злобы, с растрепанными волосами и совершенно невминяемым взглядом, больше всего походил на разъяренного медведя.
-Быстро отойди от моих детей! - взревел он.
-Это не твои дети, - спокойно произнес я вставая ему на встречу, - Твоих дочек убила группа ублюдков три года назад...
-Заткнись, - прошипел Мельников, - Отойди от детей!
Странно, но мне почти небыло страшно. За девочек я боялся, за Гулю в соседней комнате, но не за себя. Какой смысл трепетать перед простым человеком, когда попутно ведешь борьбу с самой смертью? Виски сдавила острая боль. Дремавшая весь день где-то на задворках сознания, к вечеру она еще сильнее  обострилась. Только бы не... Господи, забери меня немного позже, дай довести последнее дело до конца!
-Их родители волнуются, - спокойно продолжил я, сделав шаг ему на встречу.
-Не двигаться! - мужчина тяжело и часто дышал, его мощная грудная клетка угрожающе вздымалась, - Ну зачем ты влез не в свое дело, а? Ну зачем?
-Мы не могли иначе, - раздался за спиной голос Гули.
У меня под лопатками пробежал холодок. Ну зачем она вышла?
-Не двигайтесь, оба! Что вам от меня нужно?
-Отдай нам девочек, - почти по слогам проговорила Гуля, - И мы уговорим их родителей забрать заявление из полиции...
-Здесь я ставлю условия! - крикнул Мельников, - Я дам вам уйти, но только без детей. Без МОИХ детей.
Он неспешно подошел к резному деревянному комоду, выдвинул ящик и достал пистолет.
-На выход, - приказал он направляя ствол на нас.
Мы с Гулей медленно пошли в сторону прихожей.
-Нет! - пропищала одна из сестренок, - Пожалуйста, пожалуйста, не оставляйте нас здесь!
Я сделал неуверенный шаг назад, к девочкам. Увидев это мужчина перевел оружие на детей:
-Поторапливайтесь!
-Ты блефуешь, - бросил я, - Ты не причинишь им вреда!
-Хочешь проверить? - лицо его вытянулось в зловещей ухмылке.
-Чудовище, - вырвалось у Гули.
Где-то в дали воздух взрезал звук приближающихся сирен. Полицейских сирен. Ухо Мельникова уловило это раньше моего. Он снова направил дуло в нашу сторону. Точнее в сторону Гули. Я только что заметил, что ее рука сжимает ядовито-красную трубку радиотелефона. Она все-таки позвонила в участок...
-Сука, - процедил мужчина. Его звериные безумные глаза налились кровью.
Воздух вокруг казалось раскалился прогреваемый его яростью. Мельников утратил все человеческие черты. Стало понятно, что человек перед нами абсолютно безумен. Надо было срочно что-то делать, и я бросился на него. Левый мой бок обожгло огненной болью, которая понеслась дальше по венам, подобно жидкому металлу. Звук выстрела прилетел ко мне чуть с опозданием, приглушенно, словно он доносился из другого измерения. Но падая на деревянный паркет я успел сбить похитителя с ног. В мой мозг ударила волна крови, застилая глаза красным пятном. "Это конец" - пронеслось в голове. Из далека послышались голоса полицейских. Только бы они успели...

***

Мое ранение оказалось несерьезным - простая царапина.
-Я так боялась что ты умрешь, - плакала Гуля у меня на руках, когда врачи заштопали мой бок.
Смешно, если считать, что мне все равно не долго осталось.
Все кончилась хорошо - оперативники успели вовремя и девочки вернулись к родителям. А вот Мельникова ждет суд. Если верить словам следователя, срок ему не грозит, но он будет отправлен на принудительное лечение в псих диспансер. Да, нет в мире людей страшнее тех, чей мир однажды разрушили... Причиняя боль одному человеку, ты невольно запускаешь уничтожающий жизнь порцесс, цепную реакцию, которая не имеет конечной точки назначения. Так зло порождает зло.
Я перекручивал это в голове, пока мы с Гулей сидели на крыльце нашего домика и наблюдали за морем. Сегодняшним вечером оно было спокойно, тучи развеялись и небом завладели чайки. Лучи заходящего солнца золотой дорожкой играли на поверхности степенно переливающейся воды и уходили куда-то в загадочную даль горизонта. Нынче Каспий более всего походил на того, кем являлся - на тысячелетнего мудреца, видевшего все проявления жизни в пределах своих берегов. Кочевники пригоняли сюда на водопой скот, а потом сходились тут в кровавых битвах друг с другом. Эту многоликую морскую гладь бороздили корабли купцов и завоевателей. В его водах ловили рыбу и строили нефтедобывающие комплексы. Да, море видело много, и ему было о чем рассказать внимательному путнику. Стоит только сильнее вглядеться в синие воды и живые картины истории, точно запечатленные в масле, или на фотопленке, сами вспыхнут перед глазами.
-Ты мне очень нужен, Эдди, - шептала на ухо Гуля, - Как влажный морской  воздух, которым я сейчас дышу...
-Знаешь, - с тихой грустью отвечал я, - Если бы у меня была еще одна жизнь, я бы прожил ее здесь, с тобой.
Я и не заметил как наши губы встретились в поцелуе, и поддаваясь порыву внезапной страсти, не желали растоваться. Так мы и сидели, укутанные меркнущим золотом уходящего солнца, целуясь, наслаждясь каждым мгновением рядом друг с другом, согревая мир теплом двух любящих сердец, сгорающих в приглушенном свете заката. Почти забывая, что завтра не будет...

P.S.: Вы хотели бы, чтобы мои герои остались живы? Поверьте - я тоже...