Они разучились летать

Когда я увидел черты их лиц,  то только черные кошмары резких рваных линий на бледно-серой коже, скривившись, предстали предо мной. Дрожали сами, дрожали с нами об увиденном твари.  Одеяло накинув на спины, изжившие детей своих, страхом занесенные словно снегом, бились они в двери наши, окликивая хрипом. Ночью ползать, а днем летать хотели они, извергая ярости моря, дрожали они сами, дрожали с нами и помощи не приняли, избивая бока свои, избивая ребра и лбы о землю. Ползли они, разрывая одежду, рыдая о нас, дрожали в ужасе и смотрели черными кошмарами, поедая языки свои, проливая души в землю песком расплескивая, теряя и высасывая из других.  Волосы роем душившие косами, делали лица темнее, путаясь и падая, дрожали они сами, дрожали с нами.  Цеплялись друг за друга, тянули они руки свои, мертвых птиц протягивая, помощь предлагая. Но что взять с них? Мы смотрели, предлагая еды и крова, ожидая рассвета.  Чувства, продав и сердца вырвав, орали они, избивая, ярости друг на друга преисполнившись в предрассветной мгле, где звуки и ветры смазались с грязью, смазались с нами и с ними, опустошая, сдувая одежды и разрезая уши свистом глушащим. Преданы и прокляты, забыты и распяты их души, верою слепою свет в крыльях сохранить пытались, восхваляя разум и творчество, алчности поклоняясь, но с жалостью к нам обращаясь, будто знали долю нашу.
  Когда все стихло, то был рассвет, красным заревом ноги окутывающий. Выходим из домов и не видим ничего от того, насколько ярко слепит солнце! В этом солнце мы взлетаем и скользим ввысь, ровно так как хотели они, принося нам мертвых птиц, которых ловили и убивали, останавливая жизнь, остатки веры былой в себе потешая. Мы летели в солнце, все до одного, ведь иначе ничего нас не будет греть.  Но почему они не принимали помощи, которой так желали, и что за скорбь о нас глодала их? Скользят в воздухе люди, скрываясь в облаках, наслаждаясь, и согревая друг друга, самих себя, твердо держась на высоте, вдыхая ветра, всматриваясь ввысь. Люди 21 века, мы следующие.