Матвей Борода

Моему брату                Матвею Борода                Посвящается...
Мне 73 года. Я мать двоих детей и бабушка 4-х внуков. За эти годы столько дум передумано, столько моментов пережито. Но каждый раз, когда я думаю о старшем брате ,мое сердце переполняется болью невосполнимой утраты, осознанием невозможности  восстановить справедливость и обреченность смириться с жизненными обстоятельствами.Этой ночью я вспоминала Матвея. В голове пронеслись десятки эпизодов счастливых и не очень. А утром в зеркале я увидела красные, воспалённые от бессонницы глаза и ощутила сильную головную боль.
Годы идут старею наверное...
Я хочу начать свой рассказ с страшного 1941 года. Война. Она исковеркала, уничтожила, переломала в своей кровавой мясорубке миллионы жизней и судеб.
Еврейский народ лишился по официальным данным 6-ти миллионов своих сыновей и дочерей (только сегодня население Израиля достигло 6-ти миллионов).
Этим грозным утром, когда направляемые гитлеровской рукой смерти самолёты и танки пересекли границу Белоруссии, Матвей прибежал домой. Он не дал матери на сборы и 20-ти минут, организовал отъезд.
Мне на тот момент было 2 года. Июнь месяц. Жара. Я в летнем коротеньком платьице.
Почти младенец. Наша мама, раскинув на кровати цветной платок, покидала на него первые попавшиеся ей под руку вещи, стянула его узлом.
Наши родители, доверившись старшему 19-летнему сыну, оставили дом,  скотину, вещи, утварь- всё нажитое нелёгким деревенским трудом, погрузили на телегу лишь единственный узел с нехитрыми пожитками и самую большую ценность- свою семью, отправились навстречу жизни полной лишений, голода, страданий, страха, но всё-таки жизни.
Так моя еврейская семья, жившая в белорусском местечке Славное, состоявшая из моих любимых мамы,папы, очень старенького дедушки по маминой линии, 3-х сестер, 2-х братьев (одих из которых был приемным) и конечно же меня, была спасена от сожжения в одной из деревенских изб.
 В одночасье мы лишились крова,  стабильности, размеренной жизни.
Не вдаваясь в подробности, скажу, что путь был нелегок. 3 месяца езды по лесному бездорожью, без еды и воды, под бомбежками, убегая и прячась от фашистских лап, с постоянным ощущением близящегося конца.
 Судьба распорядилась так, что мы добрались до какой-то станции (названия не знаю) и оттуда уже организованно нас эвакуировали в село Ялым Курганской области.
Мой брат вывез нас из Белоруссии, которая была оккупированна немцами в рекордно короткий срок. В нашем местечке, с таким жизнеутверждающем названием Славное до войны жили ещё несколько еврейских семей, которые были согнаны в одну избу, заперты и сожжены заживо. Об этом мы узнали спустя 4 долгих года войны, вернувшись на родину. Светлая им память. К началу войны мой брат успел окончить 7 классов начальной школы и школу ФЗО, преобретя специальность слесаря. Но работать слесарем ему было не суждено.
Война...
Наш Матвей ушёл на  войну, защищать Родину. Мы остались без главной опоры и помошника. К тому времени наш отец был уже не молод,на начало войны ему было 54 года. Матвей всегда ездил с отцом пилить деревья, заготавливать дрова, косить сено, он также брал на себя часть работы по дому, чтобы облегчить жизнь нашей маме. Следуя примеру старшего брата на фронт ушёл приёмный сын моих родителей,  сказав в военкомате, что он старше своих лет на 2 года. Потом мы проводили на фронт и старшую сестру Соню ( которая добровольно ушла на фронт).
Родители переживали, но не возражали. Эти простые люди, не имеющие академических степеней были необыкновенно добрыми, честными, порядочными. Так они воспитывали и нас. Отец говорил плачущей матери: “ Дети должны исполнить свой долг перед Родинои”. Я помню, как бесконечно долгими вечерами, обессиленная от тяжёлой работы в колхозе и опухшая от голода мама, садилась за старый рассохшийся стол и раскладывала карты. Она научилась гадать на картах.
То ли были у неё способности раньше, то ли они развились впоследствии, но она не только гадала, но и угадывала. Письма с фронта приходили редко, а то и вовсе не приходили. Но мама, разложив карты, знала: дети её живы. И ранее озабоченный мамин взгляд наполнялся жизненной силой и вселял в нас уверенность.
Ах, мамочка, сколько в тебе было силы, мужества и стойкости!
Пока мы жили- выживали в тылу, старшие дети сражались на передовой.
Нам необычайно повезло: они вернулись с войны.
Матвей служил в разведроте. Он освобождал Украину, Румынию, Венгрию,
Дошол до Берлина. Он награжден орденом “Красной звезды” (за взятие в плен  высокого офицерского чина вражеской армии),награждён медалями “За боевые заслуги”, “За взятие Будапешта”, “За взятие Берлина", “За победу над Германией” .На фронте его приняли в ряды компартии. Из-за своей природной скромности,  он нам не рассказывал о боевых подвигах. А мы не расспрашивали,  чтобы не возвращать его к тяжёлым воспоминаниям. В моей памяти всплывает его рассказ, как он остался жив по счастливой случайности.  Матвей с боевым товарищем сидел в окопе, через считанные минуты, как он выполз из него, снаряд попал в это место, где они сидели. Его товарищ погиб от прямого попадания, Матвей был контужен.

Сегодня я жалею , что не расспрашивала его о военных годах. Да и что я могла расспрашивать? Когда Матвей вернулся с войны, я его не узнала, я его не помнила. Он ушел на фронт когда мне было два года, вернулся – мне уже 6 лет. Я увидела в окно ,что к нашему дому приблежается какой-то военный , позвала маму. “Господи , доченька , это же Матвей” – выдохнула мама и кинулась к нему навстречу . Радость была  безграничной.
Предо мной предстал худенький , лапоухий парень с бледным лицом ,  красивым носом с горбинкой , с глубоким , цепким взглядом больших , чёрных глаз .
Война окончилась . Мы вернулись на Родину в посёлок Славное. На месте нашего некогда светлого и просторного дома чернело пепелище . Мы поселились в землянке .
Радость победы и перспектива мирной жизни придавала нам силы . Жизнь    медленно входила в привычное русло. Со временем  мы выстроили дом, обзавелись хозяйством. Дети- кто учился, кто работал. Матвей работал председателем сельпо. Со свойственной ему энергией он окунулся в работу, восстанавливал разрушенное войной колхозное хозяйство. Рабочих рук не хватало, он работал за троих. В это же время он заочно учился в Московском кооперативном техникуме. И все-то ладилось у этого еврейского парня. Женился он на скромной, очень достойной девушке, которая, несмотря на хрупкое телосложение и кроткий нрав, в годы войны добровольно ушла на фронт и была зенитчицей. В своей избраннице Матвей  не ошибся. Эта женщина будет верна ему всю жизнь. Наши родители выбор сына одобрили и с радостью приняли молодую невестку. Шли годы. У Матвея и его жены Сони родились 3 замечательные девочки.
В это время Матвей работал председателем райпотребсоюза в городе Толочин Витебской области. Он успешно наладил работу и вывел некогда убыточный райпотребсоюз на ведущие рубежи. После чего, Mатвея перевели в Оршанский райпотребсоюз на должность председателя.
Но ему ли бояться начинать всё сначала?  Уже через несколько лет он привлёк внимание Белорусского правительства:  дескать не перевелись на земле Белорусской опытные руководители самородки. И начали наезжать делегации к Матвею Захаровичу опыт перенимать.
Как так, городишко провинциальный, а райпотребсоюз процветает.
Звонят Матвею из канцелярии правительства: “Встречай, Матвей Захарович, к тебе едет  тот-то и тот, смотри, не подкачай”.
Конечно, Матвей организовывал приём, как положено по этикету.
Чем выше начальство, тем большие требования, продиктованны “сверху”.
Приедет  “большое начальство”, поест, попьёт и решит ещё что-то “купить”.
Возьмёт покупку и говорит:  “А деньги мой водитель завезёт завтра”,
или по-другому: покупку возьмёт на 1000 рублей, а заплатит 10. Отказать нельзя- хуже будет, не отказать- будет ли лучше? Не знаю по какой причине, но в 1971 году на Матвея завели уголовное дело.
То ли он не хотел больше давать “Им” государственное имущество, то ли не угодил кому-то, то ли новая волна антисемитизма, но приказ арестовать поступил “сверху”.  Матвею было предъявлено очень серьёзное обвинение:  хищение в особо крупных размерах. А у моего брата всё расписано и всё учтено до последней копейки: кто, сколько, когда и при каких обстоятельствах брал и сколько за это платил.
Будучи прямым и порядочным человеком, Матвей ожидает того же от других людей. Он требует очной ставки с людьми ,чью вину хотят свалить на него. Но кто же вызовет’’ высокое начальство’’ в суд? Кто же будет расследовать это дело и предъявлять обвинение членам правительства? Советский продажный суд ровно как и советское продажное правительство имеют свою непоколебимую точку зрения на это дело. Раз уж Матвей такой умный, всё знает, всё понимает и не собирается молчать, значит, нужно его убирать. И его убрали. Ему дали 15 лет тюрьмы. Адвокат, который взялся защищать Матвея, вскоре отказался, сказав недоумевающим родственникам: “Вы ничего не знаете и не понимаете.
У меня есть семья и дети, я хочу ещё жить и работать, а Матвею Захаровичу ни один адвокат уже не поможет” .
Мы были тогда слишком наивными и думали, что  суду можно что-то доказать, искали справедливости, понимания.  Следствие длилось год. Матвей находился под заключением в следственном изоляторе.
Свидетели , которые были приглашены в зал заседания говорили правду:
 "Матвей никогда и нигде ничего не брал без денег".
Так уж нас воспитали родители. Все, кто знал Матвея, кто общался с ним тем или иным образом, знали, что он на редкость честный, добрый, отзывчивый, умный человек.
Никогда Матвей не оставался равнодушным к людям, всегда проявлял участие и заботу. На суде никто про него плохо не говорил. Мы были счастливы , что свидетельские показания были таковы, что Матвея можно было бы освободить из зала суда, а если учесть его боевые заслуги и награды , то перед судом стоял герой. Мы и представить тогда не могли , что все свидетельские показания будут переписаны по приказу “сверху".Будет создано невероятно большое количество томов по этому делу, в котором наш Матвей представлен беспринципным чудовищем, укравшим огромные суммы денег. Следствие добивалось от него чистосердечного признания, выдачи денег, золота. Матвей не мог отдать то, чего не брал. Многочисленные обыски и проверки резултатов не дали.
Денег и богатства не было.Матвей с семьёй жил на его зарплату и зарплату жены, которая работала в библиотеке. Свою вину Матвей признал , он был виновен в том, что работал в этой системе. На суде он сказал, что напишет всем руководителям, всем председателям колхозов и совхозов инструкцию, как вести себя, чтобы в один" прекрасный" день не оказаться на скамье подсудимых. Взяв на себя роль адвоката, Матвей защищал себя, тщетно пытаясь что-то доказать судьям, которые зарание знали исход дела.Позже, когда Матвей уже сидел , а мы ездели к нему на свидания, он рассказывал, что во время следствия ему не давали спать, вызывая на нескончаемые допросы в два три часа ночи. Чтобы выбить признание, использовали и другие" надёжные" методы: сажали в камеру с большими крысами, надевали "смирительную рубашку" и обливали ледяной водой, так достигался эффект , будто грудная клетка зажата между буферами вагонов, дверью прижимали пальцы.А мы, советские люди, жившие на свободе, по прежнему надеялись на справедливость, писали аппеляционные письма и просьбы разобраться в нашем деле. Годы шли...    Брат сидел...    Он отсидел год в Вологодской тюрьме и девять лет в исправительно трудовом лагере на острове Курдюк.Если вы хотите увидеть конец света -это как раз там, место куда не доехать , не дойти, но можно долететь на  маленьком вертолёте. Мы молились, что бы бог дал брату силы выжить и пережить  и предательство коллег, и тяжёлый лагерный труд, и отношения тюремных надзирателей и сокамерников.И он бы выжил, если бы ему дали...     Нелегко пришлось и его семье: жене, детям. Они лишились своей основной опоры и отца семейства. Многие друзья после ареста Матвея, отвернулись от них, боялись даже поздороваться.       "Друзья" познались в беде.
Ушла земля из- под ног и у нас: его матери, сестёр.Ведь после смерти отца, Матвей взял на себя роль главы семейства. Он смог выжить и в тюрьме, несмотря на то, что сидел с людьми, осуждёнными за страшные преступления, за убийства, многие из них отбывали уже не первый срок.
Спустя какое-то время, Матвей стал заведующим тюремной столовой.Это было большим счастьем, потому что вместо однообразного, беспросветного, физического труда он стал заниматься делом, которое приносило очевидную , каждодневную пользу людям. Он организовал работу так, что тюремная столовая стала похожа на совсем неплохое кафе. На стенах столовой были нарисованы яркие, жизнеутверждающие пейзажи. Посуда, котлы, стулья, столы засияли чистотой, а скудные продукты перестали разворовываться, меню стало более разнообразным и изобретательным. Труд на кухне стал легче, так как Матвей придумал механизм, который позволял чистить овощи.
Заключённые не без удовольствия поддерживали начинания Матвея Захаровича. Так его называли люди, которые не помнили когда их самих
называли по имени, в обиходе были клички. Так подходил к концу десятый год заключения. Матвея должны были выпустить по амнистии досрочно за хорошее поведение. Выпустить его не могли-боялись, знали, что Матвей-борец, он не будет сидеть тихо, будет пытаться разоблачить шайку жуликов Белорусского правительства. А годы были тогда застойные. Те, кто его сажал, ещё находились у власти, несмотря на то , что прошло уже десять нескончаемо долгих лет. Конечно, его могли убрать и раньше. Что стоит в тюрьме устроить маленькую провокацию, где один зек другого порнёт ножом? Конечно, его могли убрать и раньше. Но для смерти Матвея был избран особый момент.
9 Мая 1981 года , когда вся страна праздновала день победы над фашистской Германией, мы оплакивали брата, сына, мужа, отца. Накануне праздника приехала в тюрьму "серьезная" комиссия  и успешно выполнила поставленную перед ней задачу. У меня нет документальных доказательств. Вскрытия тела тоже не было. А если бы и было? Можно было бы верить заключению тюремного врача? Заключенные, которые видели, как умер Матвей, рассказали нам как все произошло.Все сидели в столовой, ели. Матвей вышел из столовой и внезапно упал на пол. Самое странное было то, что все его тело , лицо приобрело страшный, неестественно чёрный цвет. Ни от сердечного приступа, ни от кровоизлияния человеческое тело не приобретает черный цвет. А вот от яда-да. Через короткое время чернота растворилась, лицо стало бледно-мраморным, спокойным. Матвея похоронили до того, как мы добрались до этого забытого богом места.Но люди нам рассказали и о его смерти и о его похоронах. Заключенные несли гроб с телом моего брата на руках около двух километров.Ведь здесь не только жить но и похоронить человека не просто, транспорт не ходит, кругом вода. Люди, которые были оторваны от мира на долгие-долгие годы бог знает за какие преступления, разговаривали с нами охотно и уважительно. Рассказывали, что очень любили Матвея Захаровича, советовались с ним, говорили, что редкий человек был...
Был... Трудно было смириться с потерей. А делать -то что? То что ничего никому нельзя доказать, мы уже поняли. Да и кому доказывать? Мы знали какой он был человек. Те, кто его убрал тоже знали, что это был человек с большой буквы:честный, порядочный, способный и умный. Таких людей надо убирать, чобы "Им" не мешали.Я бы и сегодня не писала эти строки, если бы внук Матвея не попросил рассказать о своем дедушке. Слишком уж это личное, личная жизнь и личное горе, и все не заживающая душевная рана.
Через  несколько месяцев  мы перезахоронили Матвея на кладбище в
 г. Толочин, на Родине.
ИЮНь 2012Г.
РИММА