Медведь

"Медведь"

1

«Мне не нравилось это место с грудастыми шлюхами и мочой вместо пива, и никому, кто здесь был, оно не нравилось так же, как и мне, но и они и я пили это пиво и трахали этих шлюх. Какие-то мелкие девки, среди капающей со столов грязи и похабных шуток, в грязных сарафанчиках бегали из зала на кухню и обратно, ползали под столами и улыбались. Не к месту они здесь, кто мог привести детей в эту дыру?

Когда я уже совсем отчаялся и всё выпитое недовольно бурчало в желудке, дверь отворилась и в общество местных опойков и бродяг врезался он, тычками и красным словцом расчищая себе путь и наживая врагов. Тогда я ещё не знал, как его зовут и знать не рвался, но все стулья и скамейки своими задницами заняли раскрасневшиеся от духоты и выпивки постояльцы и подсесть новоявленному гостю пришлось ко мне.

С него капало, когда это на улице успел начаться дождь? 
 
- Привет, дядя! Сэмюэль Тёрк, но все называют меня Медведем. - представилось боле не незнакомое мне скалящее в улыбке зубы существо. Голову его покрывал капюшон, такой же мокрый, как и вся остальная одежда.

Свечной огарок и пышущий жаром и плюющийся искрами камин скромно освещали помещение таверны, во всех углах оставляя мрачную полутень - здешние отъявленные негодяи те места облюбовали, я же примостился в самый светлый сектор зала и потому мог видеть, что сосед мой по столу мужчина, обыкновенный человек, на такое у меня нюх, а возраста лет двадцати пяти, но, для конкретности скажу, что позже он упомянул, что ему двадцать семь, а значит, что родился в тысяча девятьсот семьдесят втором.

- Ты не смотри на меня так угрюмо, дядя, я не тебе и никому вреда здесь не желаю. Я охотник, зверушек в лесах морю, травки-муравки кушаю, но вот дельце недавно славное сладил, да и пришёл сюда пожрать чего-нибудь солёного. Ага-ага, вижу, как брови-то на лоб удивлённо взбрыкнулись, мясо-то я едал в достатке, но со специями на охоте беда, а я зело до них охоч. Ты побегай сутки напролёт по кустам да буреломам - утренней росой все мешочки-то и вымочишь, а склянки носить - звон будет, дичь спугну. - Сэмюэль Тёрк совершенно не обращал внимание на моё к нему безразличие и глухое молчание, а всё продолжал и продолжал говорить, о себе рассказывать, а мне что? Я не мастер языком болтать, а вот послушать всегда пожалуйста.

- Рос я в деревеньке Мшистый Угол, может слышали? Лучшие охотники Форграда все оттуда повыходили, я-то что, я зелёный ещё, а вот батя мой легендой был в года минувшие. А вообще я и против Либерии ничего не имею, вы-то к этому как? Я вам так скажу - пускай толстосумы и властители себе грызутся да воюют, но капканов, как в Либерии, у нас здесь никто и не делает. Что за механизм? Безотказный, как эти шлюхи, просто конфетка! Но ты погоди, дядя, пойду я нам по кружечке пива возьму, так, авось, и беседа сладится! - охотник отодвинул стул, поднялся и тараном пробил себе путь к хозяину таверны через столпившихся в проходах мужиков и мужиковатых баб, красавиц здесь не водилось.

Теперь я уже моим неожиданно словоохотливым приятелем заинтересовался. Пьян я был, но не совру, если опишу того, кого перед собой видел. Говорил я уже, что парень это был молодой, человек обыкновенный, никаких там тебе богомерзких примесей. Лицом красив, черты все правильные, даже по-детски плавные, нос не ломаный и не побитый - ровный, с широкими ноздрями, глаза посажены глубоко, голубые, но очень бледного, ненасыщенного оттенка, как тонкий лёд, густые брови находились над ними.

Покрывала нижнюю лица часть его короткая борода, клином выстриженная на подбородке, волос сначала видно не было, но, согревшись, Сэмюэль снял капюшон и я увидел его лохматую шевелюру - волосы длинные, грязные, запущенные, но не до той степени, чтобы пора было заплетать их в косы, как то делают викинги, пираты с моряками и противные мне мужеложцы. Молодой человек был брюнетом, кожа его, покрытая рабочим желтоватым загаром, была грубой и пористой на вид, переносицу покрывала кучка мелких угрей, которые Сэмюэль имел привычку периодически почёсывать, правая для меня, стороннего наблюдателя, и левая для него щека изуродована была узким длинным шрамом, почти уже затянувшимся - ничего удивительного для человека его профессии, постоянно имеющего дело с дикой фауной.

Когда он улыбался, а улыбаться он любил, показывались зубы - на редкость чистые, тут, думалось мне, сыграли роль упомянутые им травы, которыми он в лесу питался. Здоровый белый цвет их как светился и от этого только ярче улыбка становилась. Уши как уши, прижатые к голове, размера самого привычного и обыкновенного. Сама голова размера была телу пропорционального, формы не правильной, бугристой, к затылку, но уже упомянутые густые волосы скрывали этот недостаток.

Одежда его не была мешковатой, всё больше прилегающей к телу и потому фигуру я видел отчётливо - роста невысокого, от силы метр семьдесят, может метр шестьдесят пять, в плечах широк, руки и ноги крепкие, но не раздутые от мышц, парень за силача циркового с бицепсами, что смоляные бочонки, не сошёл бы. Жилистый, но компактный, поэтому, думаю, что юркий боле, проворный и быстрый, каким и должен быть охотник. Пальцы на руках длинные, покрытые мозолями, особенно большой и указательный правой руки - верно ими он натягивал тетиву лука своего, ногти коротко остриженные и грязные, ладони широкие. Приходилось потом мне с ним быть в пути и однажды, когда он решил искупнуться в реке, я смог узнать, что спина его шрамами была исполосована, животу повезло больше, но и на нём след от укуса был, скорее всего волчьего. Но особенно приметен был необычный ожог на правом плече в виде наконечника стрелы, похожий на клеймо.

Одевался он всегда одинаково, гардероба менять не привык, да и не любил с лишним грузом возиться - ему, охотнику, жить налегке надо. Однако, я бы сказал, что обмундирован он был серьёзнее, чем остальные его собратья по ремеслу - на толстый, из шкуры, мехом подбитый с капюшоном бурый кафтан, подпоясанный широким на механической застёжке ремнём, одет был стальной, без геральдики, но с простыми красноватыми из меди выполненными кривыми линиями - узорами, нагрудник. Перчаток не было, но были кожаные наручи, штаны цветом и материалом идентичны были кафтану, сапоги с мягкой подошвой из коричневой кожи. Грудь крест-накрест перетянута двумя ремнями - один с заплечными ножнами от меча, а другой с колчаном для стрел. На ремне было много кармашков, набитых, как я догадывался, необходимыми для охоты подручными принадлежностями.

Пока глазами своими я блуждал по своему собеседнику, примечая детали его одежды, он успел взять две кружки пива и вернуться за стол. На пути стоящих он расталкивал, но не зло, а шутя, не было в нём агрессии и кровожадности. Не по своей воле я начинал проникаться доверием к этому парню, он очень быстро сумел расположить меня к себе своей простой незатейливой речью, своим улыбающимся лицом, так резко контрастирующим на фоне остальных угрюмых рож, своим поведением - только увидев меня он же не запнулся, а и представился и о себе рассказал и выпивкой угостил. Часто видел я в дороге молодёжь, по большей части своей это были юные сумасброды, влюблённые в себя, эгоистичные и самонадеянные - первыми такие погибали в схватках из-за своей глупости и опрометчивости - Сэмюэль не был похож на них, не было в нём напускной самодовольности и бесстрашия, я видел в нём человека, каким и должен быть человек - доброго, честного, простого, на жизнь смотрящего с неизменным оптимизмом.

- Угощайся, дядя! Это за то тебе, что меня слушаешь. Я же света белого не вижу, речи человеческой не слышу, только птицы поют да волки воют, вот и тараторю тут тебе, будто жажда мучила и теперь до колодца дорвался. Ты ведь не в обиде?

Вежливый, скромный. Мне он нравился всё больше и больше, я покачал головой, чтобы Сэмюэль понял, что я готов и дальше слушать его монолог. Молодой человек поднял свою кружку, я свою, со звоном они ударились друг о друга и жидкая подозрительного цвета пена со шлепком вылилась на столешницу, и без того потрескавшуюся, сальную и липкую. И он и я сделали по несколько глотков, Сэмюэль скорчил морду - и он теперь знает, что грош цена этому пойлу.

- Ух! Не шутка, на каких же поганках эту настойку варят? Приятна на вид, во рту шипит, но на языке просто смердит. Гадость, дядя, как вы это пьёте? Давай вместо неё я тебе о себе ещё расскажу? Так вот деревенский я, как и говорил, отец меня сызмальства воспитывал, всему правильному учил, ну, что старших уважать надо, я их и зауважал, что охота-охотой, но и грабить природу не пристало, я и не грабил, не жадничал с добычей - шкурку другую сдеру, а мясо остальному зверью лесному оставлю, что все мы - сны Создателя, я и уверовал.

Я поперхнулся.

- Да ты не торопись, дядя, эту пакость в себя лить, она никуда не денется, да и хуже уже не станет, а тому, что верю я не удивляйся. У меня на груди и звезда восьмиконечная на шнурке висит и перед охотой каждой молюсь я Нерону, чтобы в тропах не заплутать, Алесу, чтобы зверя не спугнуть да Арону, чтобы смерть от клыков и когтей не принять. И, смейся, дядя, но сколько молюсь и не заблудился ни разу, и стрелы мои цель свою находят и жив, покуда видишь, здоров и на хвори не жалуюсь.

Ещё и набожен мой приятель оказался, вот тебе на! Такой молодой, а ведь я, старик, уже отчаялся верить в чепуху эту церковную. Но не религия и не простота была главным в Сэмюэле.   

Изумляло меня в нём особенно то, что он говорил без умолку. говорил и говорил и не нервировал - приятно слушать его было. Доверяет легко он себя всего целиком душе незнакомой и заговаривает по-свойски с любым чужаком. Черта в злом вооружённом мире редкая, но, думаю я, что виноват тут был лес, где парень жизнью свою проводил - не часто ему гибелью коварство людское угрожало, вот он и добр ко всем, не подозрителен.

- А почему Медведь? - впервые подал голос я, вышло немного громче, чем я ожидал, но моего собеседника это ничуть не смутило и, судя по довольной физиономии, вопроса этого он ждал, а я уже ждал ответа, под его отвлекающий рассказ и пиво казалось не таким противным.

- Вперёд ты забегаешь, дядя. Давай я лучше тебе всё с самого начала? - я кивнул, что ж, как хочет - так пусть и рассказывает, я перечить не стану, никуда не тороплюсь, а кто знает - может и не бесполезным окажется история юноши. И Сэмюэль, промочив горло, начал. - Двадцать семь лет назад в такой маленькой, среди лесов, а рядом ещё болото. кстати, зловонное было... Ну так вот! Среди лесов затерянной деревушки родился на свет мальчик - уж и не знаю - как он выглядел тогда, но знаю, что для родителей он был первенцем, отец мальчика - известный по всему Форграду охотник на волков, а иногда, раскрою тебе, дядя, секрет, и старших братьев их - оборотней, нарадоваться не мог и ночь всю напролёт у свечи просидел, у колыбели, и всё благодарил Юнону и молил защитить дитя его от всяческих невзгод в будущем. Может быть услышала его ученица самого Создателя, а может и не уловила его шёпота в криках других страждущих помощи, но рос мальчик здоровым, крепким, болезни все переживал, по лесу сколько не бегал - всё не ранился, у болота играл, да в топь так и не угодил. Деревня эта называлась Мшистый Угол, а мальчику имя дали Сэмюэль, в честь почившего на охоте на дикого кабана, а это зверь борзый, череп кувалдой бить надо, чтобы пробить, клыки - во! Порвёт, как нечего делать... Опять отвлёкся, дядя, так вот назвали в честь друга отца. И это был я - новый член семьи и новая веха в династии Тёрков - прирождённых охотников.

Я уже говорил тебе, помнишь, что лучшие охотники в стране - все почти оттуда. Не одна такая там семья жила, как наша, из двадцати домов Мшистого Угла в четырнадцати жили охотники, в остальных же лавочники, магов у нас не водилось, и старост тоже - всё совет общий решал, но что тебе, дядя, до политики деревенской? Эк если я разведу обо всём да помаленьку, то мы и к утру не доберёмся до прозвища моего звериного!

Ещё кто-то зашёл в таверну - из дверного проёма повеяло холодом и сыростью, свистела и выла буря, вместе с пришельцем внутрь залетели крупные капли дождя, неприятно охладив макушки тех, кто сидел у входа. Сэмюэль отвлёкся на него, но очень быстро вернулся к рассказу.

- Что говорить? Жил я счастливым ребятёнком, отец учил меня стрелять из лука, с мечом управляться - он, ещё до охоты, в армии послужить успел, ну и кое-чему научился. Всякие охотничьи штуки мне показывал - говорил о том, как след взять, как ловушку смастерить и спрятать, как самому быть незаметным, дышать учил правильно, ориентироваться в глуши, туши освежевать да свои раны залатать, травы узнавать и использовать. В общем - всё, что сам знал, а багаж знаний-то у него здо-оровенный такой был! В десять я получил свой лук, а спустя неделю, может две, уже не помню так чтобы точно, прикончил свою первую добычу - малютку белку - быстрая была, зараза, не уследишь, но я её прямо в глаз! Тут, правда, дядя, не мастерство моё было виной, а везение, мастерство уже потом пришло. В одиннадцать я охотился без отца, заказы не выполнял, но, пока он выходил на тракт в поисках заработка, я кормил семью: маму и сестру младшую, четырёхлетнюю Аманду. Её-то Создатель не помиловал... До шести не дожила - слегла от ангины и завёл цветочек её крохотной жизни. Много слёз тогда было, и я плакал, и отец. Тяжёлый год. Но за тяжёлым годом последовала большая удача - мне поручили первую настоящую работу, за двадцать медяков - гроши, но для амбициозного мальчишки, а кто из мальчишек не амбициозный, тут не деньги важны были, а признание. Торговец наш местный ночью с товаром возвращался, а на нег волчара выскочил, покусал. Унёс ноги мужик, но на зверя злобу затаил. Я, как отец и учил, след взял, пол леса исходил, пока, наконец, не нашёл его, уже издыхающего, в канаве - больной он был, вот и бешеный потому. Я добил из милосердия и знаешь, дядя, никому не сказал о том - как всё было. Хвастался, что волк-то огромный, злющий, вокруг меня бегал да зубами клацал. Но не потому врал, что почёта желал, а не хотел, чтобы помнили люди животное это слабым и беспомощным, чтобы остался в памяти он как гордое и свирепое животное.

Сэмюэль обнаружил, что его кружка уже пуста, потёр горло, потом переносицу, виновато мне улыбнулся.

- Прости, дядя, что-то ком в горле встал... Всё, прошло. Ну а дальше - дальше шло время, я учился всё большему и большему, а в двадцать впервые пошёл на тракт с отцом. Это был для меня первый такой большой опыт, а для него последний. Старость к нему подкралась - не тот он стал, чтобы образ такой жизни вести. Он и сейчас с мамой в деревне живёт, я им денег иногда посылаю, если нахожу с кем. Так вот после выхода на тракт я стал заниматься семейным делом - бродил от города к городу, от деревни к деревне, искал - кому нужен охотник. И, поверь мне, охотники нужны всегда! Где волков стая беснуется, где голод людей морит, где портному шкуры нужны, где алхимику печёнки-селезёнки всякие. И здесь, дядя, я остановлюсь, уж ты прости меня. Вижу я - погода бушует, а мне к утру поспеть надо в село одно, тут неподалёку, Глиняный Котёл называется - там у глинодобытчиков беда с лисами - кур душат и в лес утаскивают. Может как-нибудь ещё свидимся? Пока, дядя.

2

Я изумился - глазом моргнуть не успел, а Сэмюэля уже и след простыл. Пиво снова отозвалось во мне рвотным позывом. Я был расстроен - секрет своего прозвища юноша мне так и не раскрыл, а свидеться с ним в большом мире шансы малые были, если вообще были... Но так  считал тогда. У судьбы же планы были другие и случай свёл нас снова через три недели в окрестностях города Сакаци, но до того, как рассказать это я, пожалуй, приведу некоторые факты, которые я, за время между первой и второй встречей, о Сэмюэле выяснил. Его, оказывается, много где знали, особенно в небольших деревнях, многие охотники, как и говорил мне он, были родом из Мшистого Угла и добавляли в описание новые интересные подробности. Ими и спешу поделиться.

Семья у Сэмюэля была жива и здорова, по крайней мере тогда, когда я о ней узнавал. Действительно, отец его - шестидесяти пятилетний Роджер Тёрк - когда-то именем своим на весь Форград гремел, ходили слухи, и есть причины им верить, что королевские ловчие, для своего властителя добывающие дичь для роскошных обедов и ужинов, у него учились, а нынешние охотники до сих пор на него равняются.

Мать - Тереза Тёрк, пятидесяти семи лет отроду, - женщина непримечательная, родилась в столице, была прачкой у богатой госпожи, потом встретила Роджера и с ним сбежала в деревню, где стала заниматься всеми домашними делами - уборкой, мойкой, стряпнёй.

Сестра - ныне покойная Аманда Тёрк - о ней никто знать ничего не знает, слишком мало пожила, чтобы след оставить в памяти у других.

Как я сказал уже - много кто лично знал или хотя бы слышал о Сэмюэле и в своих путешествиях я узнавал о госте из таверны всё больше и больше.

Один деревенский староста рассказал мне много ценнейших сведений о Сэмюэле. Тот приезжал к нему в деревеньку, чтобы избавить селян от терроризирующих их земли пумы, приезжал на лошади, значит верхом ездить умел, как приехал, так сразу в лес и кинулся, там и выживал три дня с ряду, сам себе готовил, одёжку свою штопал, ну, окромя нагрудника, с кузнечным молотом у него не ладилось, огонь из веток и хвороста добывал на костры, чтобы по ночам согреваться. Потрепала его тогда пума-то, но он к лекарю не обращался, рану сам зашил, да компресс травяной какой-то прибинтовал. В ремонте был докой, тут, видно, детство крестьянское сказалось, после зверя сразу не ушёл, мужичку одному помог колесо к телеге разбитой приделать сначала.
По своему же опыту я уже знаю, что Сэмюэль умел плавать и из дерева мастерить фигурки разнообразные, ножом их вырезая

После старосты этого наткнулся я на охотника другого, который на пару-другую дел с Сэмюэлем отправлялся. С его слов приятель мой во врачевании разбирался, раны и обеззаразить мог и зашить, где-какое воспаление компрессами и отварами лечил, яды гадов лесных знал как нейтрализовать, даже с простудой бороться умел, в последнем, позволю себе примечание, он преуспевал исходя из опыта ухода за сестрой умершей.

Ну, следовательно, раз лечил, то и в травах разбирался, где какая растёт, какую как использовать следует, какая как выглядит да пахнет, какую жевать надо, а какую отварить предварительно. Анатомию звериную знал, как кого свежевать и потрошить, и повадки их, в этом ему и равных-то, наверное, не было - зверушки - вся его жизнь и как свои пять пальцев о них он всё и ведал.

Следопытом был - какой след куда ведёт, где какая веточка поломана видел, разумел. В лесу как рыба в воде был - ориентировался, тропы обратные помнил, где ступать можно, а где опасно знал, но, со всем этим багажом знаний профессиональных он совершенно не имел понятия о науках - читать-то его кое-как отец выучил, по слогам, но вот не писал совсем, с математикой похожая проблема - складывал, вычитал и применял всё больше для торговли, но дроби, умножение - совершенно профан. В истории не разбирался, а по жизни опирался вместо неё на религию, человек он был набожный, поэтому и о Фреях слышал и о Создателе и учеников всех его поимённо знал и кто чем благословляет.

Техническое образование отсутствовало как теория, но на практике он хорошо соображал в строительстве и сокрытии капканов, силков, сетей и всяческих других на животных ловушек. Ещё упоминали мне, что любил Сэмюэль со стрелами своими возиться, ядами разными смазывал,  огнём поджигал, зазубрины вытачивал.

О магии  в жизни его известно только то, что её не было. Присутствовал ли у юноши потенциал - никто проверять не брался, да и сам он не особенно в магию желал погружаться.

Всё у того же напарника-охотника узнал я и о том, как в бою себя вёл Сэмюэль. Из оружия при себе он имел, конечно, лук свой охотничий, за спиной ещё меч простой одноручный железный носил и в сапоге нож прятал с лезвием озогнутым, по форме напоминающим клюв.

Из лука он, отцом наученный, стрелял как настоящий воин, а мечом дела обстояли хуже. Сэмюэль, в первую очередь, был охотником, а не солдатом и клинком фехтовал не слишком опытно, я бы сравнил его с рыцарским подмастерье, а нож в ход вообще не пускал - это для разделки туш, а не для боя, но, благодаря своему небольшому росту, тренировкам, и опыту бега по полному препятствий лесу, он был очень ловок и быстр, реакцией зверям не уступая и на скорость и изворотливость в схватках в первую очередь полагался.

Ну, что теперь осталось о приятеле моём сказать? Сын охотника, выросший в деревне - что у него могло быть из вещей? Изба бревенчатая в Мшистом Углу, родительская, в которой родители и живот до сих пор, и всё - на том и кончались все богатства и ценности.

А жизнь свою он делил только с кобылкой по кличке Берёзка, по масти пегая, на которой и изъездил половину всего Форграда.

3

И миновало с часа того, как встретил я охотника в таверне, уж три недели. И меня и его жизнь бродяжная по миру побросала, и я и он где только не были, но, к общей неожиданности и радости, судьба снова свела нас подле города Сакаци - я у стен его товары свои продал уж все, как горячие пирожки разлетелись дешёвые безделушки да игрушки шитые, шерстью сваленной набитые, а его дело было стрел закупить да ещё каких по мелочи припасов - встреча наша произошла уже на тракте, я помыкал двойкой, которая резво тащила полегчавший воз, а он пешком впереди меня шёл, под уздцы кобылу свою за собой утаскивая. Я узнал его, он меня, беседа снова сладилась, я предложил ему выпить и мы выпили, предложил закусить и мы закусили и на ночлег мы вместе отправились.

Как тьма пришла, так стояли мы уже около речки-малютки, что название гордое носила Мчащаяся. Честно скажу, что воды её были медленными, течение едва видимое и какой шутник, а то и на голову больной, имя ей дал никто в наши дни и упомнить не мог, всякий путник разные байки слышал, одна другой чуднее.

Сэмюэль все сутки прошедшие по городу блуждал да с лавочниками и оружейниками спорил и торговался, я возле прилавка своего стоял, так что бесед в ночь эту мы не заводили и, уставшие, оба легли скорее спать, расположившись на берегу. Меня убаюкивали плеск и журчание Мчащейся и сон не заставил себя ждать.

Мною упомянуто было, что тело Сэмюэля уродовали шрамы, как догадывался я, от схваток с животными. Именно на пришедшее утро мне и открылась картина обезображенного его торса - раскрыв глаза рядом с собою охотника я не обнаружил - тот, используя редкую возможность смыть грязь с себя, сбросил одежды и окунулся в реку, я терпеливо дожидался, пока брызги стихнут и продрогший, но счастливый приятель мой вернётся ко мне и мы сможем продолжить прерванный в таверне разговор.

- Что, дядя, вижу, что неймётся тебе! Неужели как расстались, так и не отпускает тебя желание о прозвище моём разузнать? Слышал я, что расспрашивал обо мне ты. Неужто никто не встретился, кто про Медведя знал?

Я кивнул, так и было - прозвище его известно, но происхождение я так обнаружить и не смог. Охотник, одевшись да подвязав к возу моему кобылу свою, сам в него запрыгнул, я тоже залез и мы двинулись далее по тракту, мост пересекли. Я путь держал в Эндимион, домой, а у него планов не было - он просто путешествовал и искал себе применение там, где плата будет. И так и так выходило, что путь мы с ним делить будем до следующей развилки, а до неё полтора часа верхом, а с нашей неторопливостью и все два. Я снова предложил выпить и охотник снова не отказался - согрев горло сладким медовым настоем, Сэмюэль, наконец, начал свой рассказ, который я имел смелость переписать в более художественном виде...

4

"Почему Медведя зовут Медведем?"

...Ни одна душа не казала носа из своего дома, как солнце красной полосой только и оставалось над горизонтом. Только завидев закат крестьяне, через плечо плюясь, срезали последние из тех, что успевали, колосья с полей и, с неполными мешками, угрюмо возвращались домой и запирали на задвижки двери и ставнями плотно закрывали окна. В разгар сезона сбора урожая целая деревня, на двадцать домов и сотню душ, тунеядствовала, как не пристало делать их брату - то было село Заполье и поразила его беда - в силу вошло древнее предсказание проходившего по тракту мимо безумного мага - ужасное ненастье обрушилось на жителей. Стоило только последнему лучику потухнуть, как из леса выходил в три метра ростом уродливый от шрамов медведь, Бессмертным прозванный. Бессмертный как по царству своему блуждал по полям и, случись смельчаку выйти с топором или вилами на путь его, здоровенная тяжёлая лапа напрочь голову ему срывала. И предсказывал маг тот безумный, что лишь другому медведю под силу Бессмертного сразить, а так как и не водилось других медведей в окрестностях Заполья, то и уступили селяне время от заката и до рассвета свирепому зверю, смирились и с урожаем потоптанным и с тем, что не поспевали они за сроками и как зима придёт, так с ней же придёт и скорый голод от того, что быстро запасы зерна, муки, да из хлеба сухарей иссякнут.

Конечно, бывало, что через деревню проходили скитальцы, путники, но то бывало редко и они не слыли выдающимися воинами, так как маршрут сей популярностью и надобностью не пользовался, но крестьяне и тому были рады, что один-другой из бродячих сорвиголов и авантюристов брались учинить расправу над терроризирующей людей животиной, но шли в лес смелые и алчные и кто в топях пропадал, кто блуждал, дорогу потеряв, там неделями, от голода и изнеможения помирая, а кто просто не мог найти самого Бессмертного и с пустыми руками уходил, словом - всё бес толку было, не приходила в Заполье никакая помощь и обречена деревня оставалась. Скоро и слушок пошёл, мол дурят приезжих запольцы, что и медведя никакого нет и всё это шутки их, да манеры скользкие. С такой репутацией и последние из авантюристов со старостой иметь дела не желали, сколько бы тот не обещал отплатить серебром и местные совсем грустью преисполнились, угнетённые медвежьей властью, а некоторые и умом тронулись, возведя Бессмертного в культ божественный и дары ему воздавая и хвалу вознося еженощно. Образно говоря - сгущались тучи над Запольем и страх захватил сердца жителей его и будь так ещё долго, ежели бы только не решил один юноша молодой по дороге, через деревню проходящую, не проехать, любопытством ведомый. И так, в конце осени тысяча девятьсот девяносто седьмого года, когда землю орошали и в грязь мешали дожди, а несобранные остатки урожая догнивали, разлагаясь в почве, в отдалённую деревню, верхом на своей белой, с рыжими пятнами, кобыле прибыл охотник.

Берёзка уже сутки без перерыва копытами своими топтала пыль дорог и пот стекал у неё по крупу, устал и Сэмюэль, на ней сидящий - очень кстати была для них попавшаяся деревня и молодой человек решил, что ночь эту сможет провести на одном из сеновалов, если хозяева пустят. Он не первый год путешествовал по Форграду и давно счёл, что радушие у тамошних селян вошло в привычку, но каково же было его удивление, когда на стук кулака в дверь никто не откликнулся. Слышен был шорох шагов и невнятное шептание - хозяева внутри, но затаились и гостю рады не были. Озадаченно хмыкнув охотник подошёл к другой хижине, но и там сцена повторилась один в один. Темнело. Только бледной убывающей Луной освещался теперь посёлок, Солнце, и яркий свет с ним, ушло.

- Эка оно как, Берёзка, затворники, стало быть, здесь обитают? Сектанты какие али просто кем запуганы? Разбойниками или нечистью кровожадной? Не ровен час - нам с тобой ночевать на улице придётся. - Сэмюэль не мог быть довольным и удручённая мина его явственно о том сообщала, но так скоро он не сдавался и на крайнюю меру пошёл - среди всех домишек нашёл самый крупный и богатый - здесь, по всей видимости, жил староста. Снова стук в дверь, снова молчание.

- ХОЗЯЕВА! ЕСТЬ КТО ДОМА?! НОЧЛЕГА НА НОЧЬ ОДНУ ПРОШУ, НИЧЕГО БОЛЬШЕ! СЭМЮЭЛЕМ МЕНЯ КЛИЧУТ, С ДОРОГИ УСТАЛ И ЛОШАДЬ МОЯ УМАЯЛАСЬ - ПУСТИТЕ ЕЁ В ХЛЕВ, А МЕНЯ НА СЕНОВАЛ, Я, КОЛЬ НЕ ВЕРИТЕ ВЫ В ЧЕСТНОСТЬ МОЮ, МЕДЯКАМИ ВПЕРЁД ВСЁ ОПЛАЧУ! - закричал Сэмюэль, нетерпеливо ногой притаптывая по полу высоких крылец. И возымел эффект крик его - за дверью завозились, заскрипел засов и она отворилась, в проёме стоял, руки в боки уперев, типичный староста - горбатый, скрюченный седой старик с длинною бородой и плешью на макушке, одет то ли в рубашку ночную, то ли в балахон какой замызганный, ноги босые.

         
- Чё кричишь? Ишь голосистый какой! Комендантский час у нас, не велено никому никого пущать, Бессмертный вот-вот из лесу выберется. Беды не оберёшься, если из-за тебя, буйного, он ко мне заявится. Ты, путник, кем вообще приходишься?

- Не сердись, дедушка, долгая дорога у меня была, устал, вот и не сдержался. Сказал я уже, что звать меня Сэмюэль, а по работе своей я охотник.

Староста, заслышав, что гость его охотой промышляет, и в лице и в интонации своей переменился, пропало и недовольное голоса скрипение и хмурной буравящий взгляд.

- Охотник, стало быть... Ну, чего ты стоишь, ноги мнёшь? Заходи уже...

- А лошадь моя...

- ВИКТОР! СТУПАЙ НА УЛИЦУ, ГОСТЯ ЛОШАДЬ В ХЛЕВ ОТВЕДИ, В КОРЫТО ОВСА КИНЬ, А ПОТОМ ПУЩЕ СТРЕЛЫ ДОМОЙ! Сын мой, Виктор, всё сделает, ты не волнуйся, заходи внутрь и о деньгах не беспокойся, всё даром, всё по доброте моей, меня Джон зовут, Джон Сэвидж, мы с сыном одни тут живём, жёнка моя третий год как скончалась, молнией пришибло, такие вот дела...

Мимо старосты и охотника протиснулся мальчуган и, босой, как и отец, шлёпая по земле ногами побежал выполнять указания. Сэмюэль зашёл внутрь. Час спустя он уже напротив Джона за столом сидел, сытый, и слушал историю о Бессмертном, запивая слова старика налитой в глиняную чарку местной брагой.

- Ну так что, охотник, возьмёшься помочь нам? Уж мы ведь всё уже перепробовали - и костры жгли, и наёмников нанимали, и магов упрашивали, и сами на него с вилами ходили, но проку, как с козла молока - костры тварь эта лапами своими гасила, тех будто и не было, наёмники найти его не могли, маги все сплошь шарлатанами и аферистами оборачивались и с задатком выданным сбегали, а что сами убить пытались, так десять на него вышло и никого не вернулось - всех задрал, окаянный. Тут у нас уж и секта завелась, челом ему бьёт, письмена какие-то свои пишут, молитвы языческие выдумывают... Не было в наших краях ещё охотников, помоги, братец, во имя Создателя, а уж с наградой я тебя не обижу - тридцать монет серебром, только избавь от супостата. Затравил он нас, жизни не даёт.

Не мог людям в беде такой Сэмюэль отказать да и деньги староста хорошие предлагал - не за каждого медведя столько выручишь, и на следующее же утро охотник, собрав весь нужный инвентарь, отправился дело делать, тюки с немногочисленным багажом и лошадь на попечение Джона оставив.

Первое, что сделал Сэмюэль - это проверил - а действительно ли существует медведь и не правдивы ли упомянутые старостой злые слухи. Исходив поля вдоль и поперёк он, наконец, нашёл не размытые за ночь следы, действительно медвежьи и не врал староста о росте в три метра - лапа размеров страшных была у зверя, под стать остальным габаритам. Следами этими руководствуясь охотник и пошёл к лесу, пересёк опушку его, углубился в чащу, буреломы перелезал и деревья поваленные, отметил узкий и глубокий ручей, перепрыгнул. Спустя час такого похода он оказался в положении нехорошем - следы расходились в разные стороны и обе звериные тропы были сильно истоптаны - сложно понять - по какой из них именно сейчас уходил Бессмертный.    

- Э, брат, ты хитрый какой, не медведь, а лис рыжий!

Ночью прошёл дождь и следы расползлись хлюпающей жижей - это лишь усложнило задачу охотника и он выбрать путь решил наугад, интуиция подсказывала двигаться направо, туда он и пошёл, ступая мягко и осторожно, чтобы не шуметь и не иметь риска поскользнуться, а попадающиеся ветви аккуратно отводя от лица и так же возвращая на место, дабы не шелестели друг о друга сухие пожелтевшие листья. Чем дальше пробирался по пути выбранному Сэмюэль, тем всё реже и реже становился лес и, в итоге, обратился в круглую, среди дерев сокрытую, поляну, посреди которой на боку лёжа дремал медведь, спиной обращённый к охотнику, не обмануло которого чутьё. Снял он со спины лук свой, на колено одно присел и штаны в месте, где земли и травы отмершей касались, вмиг промокли, но не мешала сырость стрельбе, стрела легла на тетиву, та натянулась, задержка дыхания, кровь пульсирует, выдох и снаряд вонзился точно в шею зверя, за первым последовал второй, уже в спину и третий, туда же.  Зверь заревел от боли и от возмущения, кубарем перекатился на другой бок, обламывая стрел древки и, злобой пышущий, с глухим угрожающим рычанием поднялся на все, а потом только на задние лапы в Сэмюэля вперив кровью налитые глаза.

Это, без сомнений, был Бессмертный - исполинская фигура его в вышину три метра внушала трепет, шкура его плешивая, подпаленная и изрезанная и рубленная морда значили, что не одного охотника он на веку своём пережил и в гроб уложил, стрелы боль ему причиняли, но убить не смогли, Сэмюэль хотел уже тянуться за следующей стрелой, но подсказал рассудок ему, что не успеет тетива со звоном спружинить, как медведь уже в атаку пойдёт и выбор у охотника один оставался - бежать.

И побежал, лук закинув за спину, он пустился по тропе обратно к деревне, не заботясь теперь уж о шагов шуме и веток треске, по грохоту и рыку судя Бессмертный обидчика своего отпускать не хотел и отправился в погоню. Шансов уйти от преследователя по им сотни раз пройденной дороге у охотника не было и он, понадеявшись на умение своё в лесу ориентироваться, с тропы соскочил в нехоженый лес и петлять стал вокруг деревьев, под ветром с корнями вырванными пролезая, а те, что в обхвате не такие могучие, перепрыгивая - Бессмертный был быстрее и сильнее человека, но габариты его не позволяли так быстро преодолевать расставленные по пути природные препятствия и этим фору себе Сэмюэль выиграл, всё больше и больше отрываясь от сыплющего свои медвежьи восклицания вслед ему Бессмертного. Не прогадал охотник - спустя десять минут отчаянной гонки добрался он до ручья, уже виденного, тут, чтобы на тропу вернуться, следовало вдоль русла вверх подниматься, что он и сделал. Ещё полтора часа прошло и, насквозь вымокший от воды капель, что на ветвях и земле были, и пота телесного, сипло дышащий вышел на поле, что перед деревней было, молодой человек и тут же без сил на колени рухнул, сдавливал грудь его нагрудник стальной и не давал дышать так, как бы хотелось, но и того, что удался побег от твари свирепой, Сэмюэлю доставало. Там, поодаль, на окраине Заполья у околицы столпился люд, во все глаза на охотника глядящий. Мужчина поднялся и тяжёлой походкой пошёл к ним, встречало его роптание и подозрительные взгляды, вперёд остальных вышел староста, чуть позади него стоял незнакомый охотнику мужчина, в шубу из шкур кроличьих ряженый с соломенной шляпой с широкими полями на голову нахлобученной, в руках у него был посох с набалдашником из в кузне отлитой железной кляксы, в которой с трудом угадывалась голова медведя. Первым голос подал Джон, но незнакомец тот час его перебил.

- Известно мне, пастырю церкви Медведя Бессмертного, пророку и гласу Его, что ты, проходимец, учинил охоту за Богом нашим и себя по силе равным ему посчитал и достойным схватки с ним, но говорил Пророк Первый, что лишь медведю под силу медведя сразить и да осрамится человек, на убийство это посягнувший. Что ты, охотник, в оправдание своё сказать можешь?   

- Да вы что, дядя, я... - недоумённо только начал Сэмюэль, справившись с одышкой, но староста выручил его и пальцем сектанту пригрозив сам завёл беседу.

- Не слушай ты его, охотник, страх у людей последние мозги выедает, как курица зёрнышко последнее склёвывает. Пришибленные они, не опасные, только на словах горазды за веру свою стоять, а кулаки всё в карманах прячут, фиги показывают. Говори же скорее - что в лесу приключилось? Нашёл ты медведя, пролил его кровь? - даже молитвы возносящий Бессмертному пророк с надеждой на Сэмюэля смотрел - никому здесь не в радость было под гнетом лесного чудища находиться.

- Я нашёл его, три стрелы выпустил, но убить не смог - он за мной погнался, но я ловчее оказался и сбежал...   

- ИСТИННО ГОВОРЯТ, БРАТЬЯ МОИ, БЕССМЕРТНЫЙ ОН, ИБО БОГ ОН НАШ И ЦАРЬ! СКЛОНИТЕ ЖЕ ГОЛОВЫ И ПРОСИТЕ ПРОЩЕНИЯ У НЕГО ЗА НЕВЕРИЕ НАШЕ И НА ЖИЗНЬ ЕГО ПОСЯГАТЕЛЬСТВО! - взвыл, обращая руки к небесам, пророк, да так, что все рядом с ним стоящие, и староста, и крестьяне и даже охотник в сторону шарахнулись. Джон кулаки сжал, да плюнул под ноги безумцу и, увлекая Сэмюэля за собой, пошёл через толпу к дому, позади них хором уже читали люди стих.

- Жаром пышет, смертью дышит,
Волком вой - медведь услышит!
Он нетленный, он бессмертный,
Силой наделён несметной.
И израненное тело за две мили увидав
Ты не корчи себя смелым, мчись оттудова стремглав.
Бойся, бойся, пропадёшь,
Если зверя ты найдёшь!

И громче и громче и слаженнее и слаженнее хор этот становился, что до жути пробирало, с опаской оглянулся на селянскую мессу юноша, но безобидны были вкруг собравшиеся запольцы, как и говорил староста - только на словах храбры, а на деле трусливы.

- Что бы там не пороли эту сумасшедшие, но в одном правда за ними - медведь теперь зол и беспокойной выдастся эта ночка. Мстить он придёт, возмездие искать. Одно мне скажи, охотник, ты не бросишь нас? Не оставишь мрази мохнатой на съедение? Постоишь за Заполье? Моё предложение в силе остаётся - тридцать серебряных за умерщвление тирана. - спешно шагая, на ходу обращаясь к Сэмюэлю, тараторил Джон Сэвидж. Охотник старика успокоил и заверил, что ночью этой выйдет с Бессмертным на второй бой и будь он проклят, если не сможет дичь лесную одолеть, староста удовлетворённо кивнул. Весь день последующий и вечер, за ним идущий, все в Заполье как на иголках сидели и только и ждали, как придёт ночь, а с ней и судьба селян решится.

Сэмюэль притаился за кучей пустых бочек, зима в этом году пришла в Заполье раньше, чем по обыкновению, и земля уже покрыта была снегом, который мелкой крупкой валился, в вышине закручиваемый порывистым ветром, с небес. Закат почти наступил, как охотник заслышал скрип чьих-то шагов, приподнявшись над бочками увидел он, как к нему шёл с десяток человек с факелами, топорами, вилами и просто какими-то дубинами, возглавлял это шествие всё также несуразно одетый пророк, он-то и заметил первым охотника.

- По-хорошему сдавайся, проходимец! Сложи оружие своё и преклони голову свою и отдайся нам во власть, чтобы могли мы грех свой перед Бессмертным кровью и жертвой твоей смыть. Накликал на всех нас ты беду страшную, никого не пощадит медведь, ежели только душу твою себе не заберёт!

Толпа подхватила речь "Страшную беду, страшную!", "Сдавайся, сдавайся!", "Смыть грех, смыть!" поддакивали они, послушно под дудку безумца на убиение человека следуя.

- Ну ты, дядя, и даёшь! Что ж ужас с головой-то твоей наделал? Создатель с тобой, иди ты домой да удальцов своих по избам отпусти, а я уж как-нибудь с пропастью вашей тут управлюсь.

- МОЛЧАТЬ! - оглушительно взвизгнул пророк, - Нет Создателя ни со мной, ни с тобой, ни со всеми нами! Есть только хозяин наш, Бессмертный, только в него вера истинна! Сдавайся, богохульник, сдавайся сам или силой возьмём!

В положение охотник попал затруднительное - собой ради безумцев жертвовать он не намеревался, но убивать просто запуганных и запутавшихся крестьян не мог - на зверей, а не на людей он охотится и если и есть люди такие, что зверей всех хуже, то эти к их числу не относились.

- Жаром пышет, смертью дышит... - как заклинание повторяли и повторяли своё стихотворение крестьяне и всё ближе и ближе подходили к растерявшемуся Сэмюэлю, потрясая рабочим инструментом, который в их руках становился опасным оружием.

- Люди добрые, не убийцы же вы, не душегубы, не слушайте дурака этого, вот-вот уже и свет померкнет и медведь ваш придёт и разберусь я с ним.

- Был у тебя, охотник, шанс Бессмертного убить да только не дался он тебе, не по зубам человеку смертному Бог наш. Схватить его! - толпа навалилась на охотника, от воплей пророка звон стоял в ушах и на душе смута, одному дал Сэмюэль затрещину, другого в живот ногой пнул, но обошёл третий сзади и дубина тяжело опустилась на череп, свет померк и без чувств повалился юноша на землю, безумцы победоносно закричали и поволокли тело в самый центр села, там разули его и раздели, оружие и припасы забрали и хотели уже его же мечом грудь его и пронзить, но остановил их лидер самозваный.

- Нет! Мы слуги лишь Бессмертного, не наше право ему душу обещанную нам забирать - придёт медведь и сам с охотником расквитается, а пока пускай он здесь лежит и участи своей ожидает. - все с пророком согласились, тем более никому не хотелось брать на себя грех в убийстве проезжего охотника, через мгновение опустели улицы, по домам все бунтари и фанатики разошлись.

Сэмюэль пришёл в себя полчаса спустя, на улице была уже кромешная тьма. Первое, что почувствовал он - это жгучий холод, тело его занесено было снегом и кожа голая на морозе нежданном задубела, пальцы сложно гнулись, а голова ушибленная соображала наперво очень плохо. Охотник в одном исподнем в со снегом грязи смешанной и истоптанной лежал, ни вещей, ни оружия при нём не было.

- Вот тебе на! - стуча зубами сам себе зашептал охотник. - Вот тебе и добрые люди, крестьяне радушные. Эх, дурни дурнями. Упаси меня Арон от погибели, сил мне в бою придайте Рован с Астрапом, молю вас, учеников и Посвящённых Создателя о помощи в час трудный, перед битвой опасной да прости крестьянам этим глупость их Олаф и пускай впредь не сводит с ума их голод и неурожаи.

Три перста ко лбу сначала, к губам затем и к сердцу в конце приложив поклонился вставший с мёрзлой почвы охотник и тут же громом и бурей пронеслось над Запольем эхо рёва вышедшего из леса Бессмертного. Медведь на всех парах нёсся к беззащитному юноше через поле, луна, тучами снежными загороженная, света почти не давала и лишь смутный силуэт мог видеть охотник, но и того ему хватило, чтобы окончательно умом протрезветь и осознать всю надвигающуюся на него опасность. Глаза бегали от дома к дому, силясь найти оружие и удача, наконец, подвернулась Сэмюэлю, к стене дальнего от него дома стояли без двух зубьев ржавые вилы, но добежать до них молодой человек никак не успевал, Бессмертный уже широким прыжком вылетел на площадь, охотник рванул к тем бочкам, что недавно были для него укрытием, схватил одну, пустую и лёгкую, и запустил в зверя, она, с треском, раскололась о череп исполина, но всё таки задержать его смогла ровно настолько, чтобы Сэмюэль успел добраться до вил. Положение сил до сих пор равным не было, но шансы выжить у юноши стали не такими призрачными. Играя мышцами разъярённый медведь тараном метнулся к охотнику, но тот в самый важный момент успел отпрыгнуть в сторону и головой своей Бессмертный врезался в стену, сотрясая дом и до одури напугав тех, кто там сидел. Зверь ошибку свою осознал и больше так опрометчиво не поступал, напротив Сэмюэля выжидающе встав.

- Проверим - сколько жизни в тебе, Бессмертный, а? Поговаривают, что ни одному человеку убить тебя не под силу, правы они? Что молчишь, лохматый, язык проглотил? Где ж это воля-то твоя божественная? Потерялась куда, видать, а то в стену ты влетел как самый настоящий болван.

Насмехаясь над непонимающим его медведем охотник таким образом пытался справиться со своим страхом. Снег всё так же валил и всё сложнее и сложнее справляться было с окоченевшими ногами и руками.

- А знаешь что? Медведь, значит, только медведя убить может? Так и зови меня Медведем, тварь ты неразумная. ААРРР!!! - по животному зарычав юноша кинулся в атаку, но поскользнулся на земле и прямо перед тушей вражеской на земле распластался, не сразу понявший своей удачи Бессмертный не поспешил с ударом и Сэмюэль успел перевернуться и ногами оттолкнулся, заскользив на животе в сторону, но всё таки обожгли его спину медвежьи когти, пролилась на снег белый кровь первая, охотник закричал, все запольцы слышали этот крик. Те из них, что пророку раболепствовали, читали свои языческие молитвы, сам же пророк сидел не жив не мёртв, от страха бледный и трясущийся.

Со стоном Сэмюэль перевернулся и только успел на встречу бросившегося на него медведя выставить вилы, длинная деревянная рукоять которых лопнула от тяжести навалившейся на неё туши, ужасного веса зверь рухнул на охотника, головой своей сдавив человеку грудь. Опасно раненый, но всё ещё живой разинул он пасть и только снова хотел встать, как юноша тот обломок древка, что оставался у него в руке, вонзил Бессмертному между зубов, в его распахнутый рот, брызнула кровь, медведь хотел выть от нестерпимой боли, но вонзённая в глотку палка не давала это сделать, всё тело его пронзила судорога, он подскочил вверх, дав охотнику возможность выбраться.

Сэмюэль раненой спиной прижимался к холодному снегу и благодарил всех тех, кому молился, ладонями закрывая лицо, мёртвый Бессмертный лежал рядом, кровь сочилась из всех его ран, а из спины торчали пронзившие тело насквозь два зубца от вил. Метель лишь набирала в силе своей и всё уныло выл ветер. По одному, косясь с опаской на убитого зверя, крестьяне стали выходить на улицу, к охотнику первым подбежал рыдающий староста, вымаливая у спасителя прощение за такое грубое обхождение и обещаясь наказать виновников. Пророк, понуро опустив голову, от нервов ослабевший, опираясь на свой посох, медвежий набалдашник которого уже был отломан, вышел из избы.

- Медведя убить мог только Медведь. - сказал он и виновато замолчал.

- Медведя убить мог только Медведь! - уже громче сказал кто-то из толпы и не прошло и минуты, как все селяне. высыпавшие из своих домов, радостно скандировали "Медведь! Медведь! Медведь!". Сэмюэль их слышал, но не слушал, его заботила только боль в спине и зверски замёршее тело. Староста поспешил отнести его к себе домой и положить у печи. На следующий день все украденные вещи были возвращены охотнику, а сверху тридцати серебряных было заплачено ещё десять, компенсация за ущерб. Охотник зла на людей не желал, но и задерживаться в Заполье больше не хотел и, снарядив лошадь, тем же днём покинул деревню. Многочисленные благодарности летели вслед ему и мёртвыми глазами смотрела на него насаженная на дыбу голова Бессмертного медведя, который оказался просто очень живучим, но всё равно смертным зверем.

И с тех пор историю эту слышали все, кто через Заполье проезжал, так и появилось и закрепилось за Сэмюэлем Тёрком его прозвище - Медведь.

5

Дабы до конца историю Сэмюэля, оказавшуюся внезапно длинной, дослушать, нам пришлось на развилке задержаться, но как сказаны последние слова были, так и пора прощаться мне с приятелем пришла. Я подарил ему бутылку настоя медового, он мне им самим из дерева фигурку медведя вырезанную, я отправился к дому, направо, а он за заработком, налево, и с тех пор не встречались мы больше, но и этих двух встреч мне хватило, чтобы описать их в своих записках. На том и оканчиваю я главу в дневнике моём, встрече с Сэмюэлем Медведем Тёрком посвящённую.»

Глава "Медведь" из дневника бродячего торговца Гарри Паланэра, весна 1999 года.