Уэмблянская история

              Олег Колмыков               

                Моим друзьям из группы  «362» –
                Есчанову Андрею,
                Крылову Сергею,   
                Семёнову Андрею –
                посвящается
 

            Уэмблянская история
     и другие замысловато-безумные рассказы


               



      Как-то осенью, в день невозможно холодный и дождливый, в Санкт-Петербурге, на Троицком поле появились три молодых человека.

      Первый из них, одетый в строгую серую пару с галстуком и синюю куртку с карманами, был невысок, коренаст, лохмат, свою приличную шапку с пумпончиками нёс в руке, а на небритом лице его виделось выражение  бесконечного блаженства. Второй – худенький, серьёзный, черноволосый, одетый в коричневую куртку и потёртые джинсы, невозмутимо курил японские сигареты. Третий – ростом выше среднего, в полуварёной куртке, белых мятых джинсах и серых тапочках, шёл, степенно засунув руки в карманы.

     Первый был никто иной, как сам Главный, – главный гитарист выдающейся группы «Полтергейст 3.62», автор многочисленных стихов и музыки, картин и крылатых выражений. А его друзья – ударник и басист той же группы Инспектор Жюв и Бредун.
     – Сейчас порепетируем! – выражая общее настроение, сказал Главный. Даже нет, не сказал, а будто бы пропел. – Жаль, тортика нет!

     Поёлику речь молодых людей была обильно усыпана жаргонными выражениями, автор не берёт на себя смелость определённо утверждать, что самый смысл их речей был понят им правильно. Совершенно нельзя как-нибудь положиться на этих современных молодых: ну, скажите на милость, какая связь может быть между репетицией и тортиком?! Нет, не понимаю!

     Между тем неторопливое шествие троицы неожиданно оказалось прервано стремительно несущимся им навстречу моторным экипажем, или, выражаясь более доступным языком, – автомобилем иностранной марки, с шумом и визгом пронёсшимся вскоре мимо, совсем рядом, по лужам и грязи.

     Последовавшие за этим колкие замечания наших героев, прозвучавшие в адрес шофёра выше обозначенного экипажа, перо автора не в состоянии каким-либо образом изобразить на бумаге. Нет, нет, это уж совершенно невозможно! Признаюсь, автор даже предпочёл бы не слышать тех замечаний вовсе, если б, по роковому стечению обстоятельств, не оказался в эти минуты катастрофически близко к молодым людям. Но, увы, увы, судьбе было угодно сделать автора невольным свидетелем произошедшего, и посему поспешим вслед за событиями нашего повествования далее, не останавливаясь на досадных нашему недалёкому разумению деталях.

      Главный, Инспектор Жюв и Бредун, отведя душу, отправились по одному им знакомому адресу, минуя ряд улиц, пустынных переулков и тихих садиков, в которых осень уже подвела итоги, сорвав последние листья, мимо спящих ещё в эту пору домов, окна коих мутно жёлтыми пятнами виднелись сквозь сизый утренний туман. Возле одного из домов наши герои внезапно остановились, заметив на асфальте некий предмет, необыкновенно привлекший их внимание.
Это случилось как раз у парадного, так что тусклый свет лампы над дверью позволил с необходимой скрупулезностью рассмотреть предмет в деталях.

      Это оказались самые что ни на есть очки. В тонкой металлической оправе.

     – Хм! – сказал Инспектор.
     – Весьма подозрительно! – заметил Главный, оглядываясь вокруг. – Никого нет, а очки – целые!
     – И стёкла! – наблюдательно добавил Инспектор, снова закуривая свои излюбленные японские «Цузии».
     – Кто бы это мог сделать? – с тщательным подозрением произнёс Бредун. Кстати сказать, его сценический псевдоним образовался вовсе не из-за уникальной способности нести всякий священный бред в любой жизненной ситуации, как кто-нибудь недальновидно наивно мог подумать, а совсем наоборот – из-за стоического стремления брести в неизвестном направлении по дороге всяческих разочарований...   

     Ну конечно же! Кое-что становится автору ясным! Куда могли идти трое музыкантов в столь неурочное для визитов время?..

     Почему – в магазин?
     Да, в нашей великой стране в любые времена и при любых правителях самое важное стараются продавать в строго ограниченном тем или иным способом виде – в ограниченном времени, пространстве, сумме, объёме, составе... По-иному просто не интересно. Но к нашему повествованию всё это решительно не относится!   

     Нет, нет, не в магазин, конечно!
     К своему четвёртому другу – Великолепному Дюше!

    (Допустив тут некоторую вольность, автор всё-таки возьмёт на  себя смелость сказать  в этой связи современным языком:  кто ходит в гости по утрам, тот поступает круто! Куда ж идти-то до «дести»... Где взять ещё продукта? Но только потому, что выражение было актуально в это время! Перед героями же данного повествования в то утро стояли совсем иные задачи!)

    Так что же сделалось с Великолепным Дюшей, если его друзья с такой серьёзностью отнеслись к лежащим на асфальте очкам? Ну, очки, ну, лежат себе… Ах, да!
Напрашивается, согласитесь, довольно неприятная аналогия, где-то, мне думается, это уже происходило!.. «Когда об асфальт вдруг разбились очки…»

     О, неужели, неужели ж ужасная история вновь повторяется, на этот раз – с Великолепным Дюшой?
     Как беспокоен, суетен наш людской мир, сколько нелепых, фантастических и часто дичайших событий приключается с нами!

     Причём, автор, увы, представьте,  познал это на собственном, горьком примере… Что за морока!..

     Но постойте, Инспектор Жюв, кажется, взял дело в свои руки и потянул ниточку.
     За то он и получил свой сценический псевдоним, что умел в бытовых обстоятельствах смело применять свой дедукционный метод… И постоянно находился в весёлом поиске жизненных смыслов, похищенных или просто потерявшихся истин.   

     – Фанаты разорвали на куски и тряпочки? – сам себя спрашивал Инспектор. – Нет, тогда бы они не забыли прихватить и очки… Их – даже в первую очередь! Стало быть, поклонников и поклонниц можно смело исключить… Из шести миллиардов вычитаем пять-пять с половиной… Остаются только лица пожилого возраста и убогие духом… Ба! Машина промчавшаяся мимо нас!

     Вот вам и очки – какая-никакая, а полезная оказалась улика в этом крайне запутанном деле!

     – Конкуренты?! – рявкнул Гланый. – Ужо они у меня! Вызываем вертолёт! Никуда они от нас не денутся… Дорога-то одна!

      Автор с невероятным волнением, непозволительным для его возраста, наблюдал, как вдруг, неизвестно откуда взявшаяся, громыхая моторами, бешено вращая лопастями, свалилась на пустырь гигантская летающая машина, отдалённо напоминающая геликоптер, но в принципе похожая и на вертолёт.
По широчайшему акульему борту её колючей готической вязью шла серьёзная надпись «Полтергейст 3.62».

     «Эге, – невольно подумалось автору, – Совсем неплохо прокатиться на воздушной повозке!»
     Но, видно, зря автор понадеялся, оставаясь незамеченным, тихонько воспоследовать за героями повести в лихую погоню за похитителями Великолепного Дюши!

     Эх, куда-то умчался жёлтый вертолёт, оставив автора на бренной земле так и не узнавшим продолжения удивительной истории, которая волшебной птицей промелькнула перед глазами… Нет, нет, опять и снова говорит автор, положительно невозможно что-либо сочинять дальше, с тоскою в сердце и в мучительных раздумьях об истинном положении дел! Ум мой в напряжённом ожидании, рука не слушается и не управляет пером с той необходимой легкостью, которая одна только и способна изъяснить все чувства, и в законченной душевной форме представить изложенное на суд Читателя!

     Уж никоим образом не гадал автор продолжить эту повесть, как вдруг, будучи много лет спустя случившегося вновь в Санкт-Петербурге, зайдя по случаю к знакомому поэту Расчёсникову, встретил неожиданно и нечаянно своих потерявшихся героев.

     Вот где удивление и радость! Вот где отдохновение души познал автор, немедля притупив к осторожным расспросам касательно той чрезвычайно взволновавшей его истории!

     Так, буквально шаг за шагом, слово за словом, автору удалось прояснить для себя все обстоятельства и детали того дела, чему немало способствовали старое доброе «буржуйское» и взаимная симпатия, нечаянно образовавшаяся между атором этих строк и непосредственными участниками тех событий. В нетерпении автор довольно скоро записал услышанное, присовокупив для порядка кое-какие свои комментарии, и позволив собственной буйной фантазии связать воедино несколько противоречивые воспоминания героев, за давностью лет слегка поистёршиеся из их памяти.
     Эти-то записки с величайшей радостью и некоторым смущением и предлагает автор Великодушным Читателям…

     – Что-то, дружище, медленно ты летишь! – намекнул Главный пилоту вертолёта. – Ну-ка, давай, подвинься!
     Главный вежливо, одной левой, спихул пилота с кресла.

     – Да, давненько не летал я на вертолётах! – Главный взялся за управляющую ручку. – Где тут чего? Сейчас разберёмся!
     Вертолёт взревел, точно укушенный мышью слон, рванулся ввысь, раскачиваясь из стороны в сторону и норовя вырваться на свободу из горячих объятий Главного. Но не тут то было! Главный  уверенно жал на педали и крутил ручку.

     – Была же кнопка форсажа! – рассуждал Главный. – Помню точно – была!.. Инспектор, ты не видел где-нибудь поблизости кнопку форсажа?
     – Давненько не искал я кнопок форсажа! – откликнулся Инспектор Жюв, подходя к Главному со спокойствием, которое в данную минуту просто поражало.
     – Вот это не она? – Инспектор различил на пульте нечто красного цвета – то ли тумблер какой-то, то ли вообще просто шильдик…
     –  А не маловата она будет для форсажа-то? – будто бы засомневался Главный. – Неужели это форсаж? Ну, разве, нажать, для опыта?..

     Автор не знает наверняка все кнопки в вертолёте, да и, говоря современным языком, он ни одной кнопки там не знает, и героям повести, вероятно, было на эти кнопки всё-равно… Почему с достоверностью теперь невозможно сказать, что же именно оказалось нажато или повёрнуто в кабине.
     Как говорится, история об этом глубоко умалчивает.

     – Инспектор, жми кнопку! – решительно провозгласил Главный.
     – Эх-ма! Давненько не жал я кнопок форсажа! – с весёлой удалью откликнулся Инспектор, что-то там дёргая или давя.
     – У нас же нет парашютов! – в ужасе закричали пилоты вертолёта.
     – У вас – нет, а у нас – есть! – хладнокровно ответил Главный, доставая из широких карманов куртки три индивидуальных парашюта одноразового пользования.
     Вертолёт форсировано нёсся вперёд…

     Несколько ранее. Лондон. Часы на Биг-Бене бьют.

     В дорогом рублёвом ресторане «Петропавловская крепость», прямо напротив Букингемского дворца, господин в элегантном костюме от Квазимира Косого, просмотрев свежий номер «Аргументы пост фактум», неспеша допивает свой кофе и собирается уходить.
     – Простите, сэр, – кидается к нему один из посетителей, молодой человек в модной шапке-ушанке. – Я репортёр «Санкт-Петербург таймс»… Один вопрос, сэр!

     Господин в элегантном костюме доверительно смотрит на репортёра и усаживается обратно в кресло. Его самолёт улетает через три часа. Времени, пожалуй, достаточно, рассудительно думает он. В конце концов, было бы интересно узнать, что надо этому репортёру. При желании отделаться от него, да и просто послать его ко всем чертям, будет не трудно…

     Репортёр, угадав в глазах господина в костюме от Косого явное расположение, садится напротив и начинает:
     – Сэр, очень хотелось бы знать ваше мнение относительно «Полтергейста»…

     Господин в костюме,  непринуждённо улыбаясь, переспрашивает:
     – Полтергейст? Буйство вещей и предметов?
     – О нет, сэр, о русском «Полтергейсте»!
     – Я полагал, что это явление общеземное! – ничуть не смущаясь, как и положено человеку в элегантном костюме от Косого, продолжал упорствовать господин.
     – Как, вы не знаете о «Полтергейсте»? – репортёр едва не хватается за голову.
     – Чёрт побери, о чём вы тут говорите? – закуривая «Беломор» Лондонской табачной фабрики имени Кромвеля, и уже чуточку раздражённо спрашивает господин в костюме.

     – Русская рок-группа, сэр! Неужели вы не догадались?
     – А-а-а… М-м… да, кажется, что-то припоминаю… Они что-то где-то спалили? – господин в костюме демонстративно смотрит на часы. Кстати сказать, очень дорогие, подмосковной  фабрики «Ракеты».
     – Уверяю вас, сэр, вы неоднократно слышали их музыку… Более того, последние десять минут вы насвистывали одну их мелодий «Полтергейст»!
     – Да что вы?
     – Вот эту: ля-ля-ля, ля, ля! Ля-ля-ля, ля-ля!.. Вспомнили? – репортёр буквально сверлит господина в костюме взглядом, надеясь немедленно увидеть на его лице выражение божественного прозрения. – Согласитесь, неплохая мелодия?

     Репортёр даже позволил себе подмигнуть господину в костюме, поскольку был убеждён, будто музыка «Полтергейст» чудесным образом способна сближать людей, независимо от их социального статуса.

     Однако господин в элегантном костюме только пожал плечами:
     – Ах, это… Ну, привязалась с утра…
     – Ещё бы! Её крутят по всем радиостанциям несколько недель подряд!
     – Ну, а я-то здесь причём? – спохватывается господин, чувствуя, что разговор начинает его утомлять.
     – Видите ли, сэр, мне казалось, что вы, как соотечественник парней из «Полтергейст»…
     – А с чего вы решили, что я русский? – господин окунает окурок «беломора» в пепельницу и порывается встать.
     – Как?! – вскрикивает репортёр. – Вы не русский? Но где же вам тогда удалось достать костюм от Квазимира Косого?! Неужели купили на аукционе Соплис? Или отстояли-таки очередь в ЦУП, центральный универмаг Парижа? – репортёр проворно хватает господина за рукав пиджака.

     Господин пытается вырваться, и сквозь зубы рычит:
– У нас, в министерстве финансов, такие выдают за безупречную службу… Отстаньте, порвёте! Я спешу, у меня рейс на Санкт-Петербург!..
Репортёр внезапно отстаёт и, будто сражённый молнией, падает в кресло.
     – Вы едите в Россию?! О! – трепетно шепчут его губы.

     Пока господин молчком и степенно оправляет костюм, репортёр продолжает сомнамбулически бубнить:
     – Мечта моей жизни! Но как дорого, да ещё в рублях! Все рвутся на родину «Полтергейст», а я… Увы!
     – Хотел бы я знать, где вы достали себе такую модную шапку-ушанку! – ехидно говорит господин в костюме. Заметно, что страдания репортёра его только забавляют. Он рад, что легко отделался от досадливого журналиста.
     – Меняю шапку-ушанку на билет до Санкт-Петербурга! – резво откликается репортёр, с надеждой всматриваясь в лицо финансиста.
     – Ха-ха! Ищи дурака! В России шапки-ушанки растут на деревьях! Я возьму их себе целую дюжину – выйдет отличный бизнес!

     Репортёр вновь старается ухватиться за господина. Тот юрко уворачивается, но репортёр буквально неумолим. И таки в последний момент цепляется за полы пиджака.
     – Отдай билет, буржуй! Хочешь – обменяемся! Я дам шапку и полбанки красной икры!

     Меж тем в ресторане появляется вызванный администрацией полисмент.
    
     – В чём дело, господа хорошие? – полисмент прикладывает два пальца к будёновке, и, не теряя времени даром, растаскивает сцепившихся в стороны. Полисмент настроен благодушно. Ему нравится новая форма а ля «русский милиционерчик», она ладно сидит и здорово ему идёт – так говорят все его знакомые. Кроме того, дежурство заканчивается, маленькое и невинное происшествие в ресторане лишь скрасит оставшиеся полчаса. А впереди – отпуск и восхитительное турне по России…

     – Видите ли, сэр полисмент, - немедленно сообщает финансист в элегантном костюме, - Этот наглец вымогает у меня билет на Санкт-Петербург!
     – Это тяжкое преступление! – посуровел полисмент.
     – Протестую! – негодует репортёр. – Я предлагал бартерную сделку: меняю шапку-ушанку на…
     – Секундочку! – полисмент собирается с мыслями и подкручивает будёновские усики. Наконец, объявляет, причём – со всей торжественностью, на которую только способен:
    
     – Есть отличное галифе 1985 года, без заплат! Не прогадаете!
     Из-за соседнего столика поднимается розовощёкий толстенький гражданин преклонных лет в косоворотке и полосатых непманских штанах.
     – Позвольте представиться: бизнесмен и депутат от партии истории в палате улордов улорд Винстон Чискейк! Простите, я слышу – тут идёт обторг?!

     – Хотите скороходовские ботинки времён застоя? – взрывается экспрессивный репортёр. – Бог знает что отдам за билет до Петербурга!
     – Что-то знакомое… Достоевский?
     – Нет, господин полисмент, Пушкин!

     Финансист в элегантном костюме решается под шумок выскользнуть из ресторана, но улорд Чискейк успевает вовремя его окликнуть:
     – Позвольте, сэр, а вы, я слышал, тоже летите сегодня в Санкт-Петербург?
     – Что значит «тоже»? Я лечу, а кто ещё? – искренне удивляясь, финансист возвращается.
     – Прекрасно! – потирая потные ладошки, говорит лорд Чискейк. – Мы летим вместе! Но вот беда: Россия – это неповторимый колорит жизни, её нужно познавать изнутри… Знаете ли – всякие там забегаловки, подвальчики… Но язык! Их могучий русский язык – как дороги в не-шер-но-семии! Вы знаете русский язык?
     – Нет, увы, к сожалению! - разводит руками господин финансист.
    
     – Я! – радостно кричит репортёр. – Я есть знать язык! Меняю язык на билет до Санкт-Петербурга!
     – О! – жизнерадостный улорд Чискейк воодушевленно пожимает руку репортёру. – Как вам удалось его выучить?
     – Я русский выучил только за то, что на нём поют «Полтергейст»!
     – Кстати, мой сынишка просил привезти из России маечку с этой группой! - вставил слово полисмент.

     – Маечку?! – по-итальянски экспрессивно вскидывая руки к лицу полисмента, воскликнул репортёр. – Хотя бы значок урвать!
     – Что есть такое – урвать?! – переспрашивает финансист в костюме.
     – Эх ты, деревня! – репортёр панибратски хлопает его по костюму…

     Два неприметных джентльмена, сидящие чуть в стороне от конфликта, за столиком у окна, в продолжение всей этой сцены оставались совершенно невозмутимыми и с большим человеческим удовольствием поглощали общепитовский ленч.
     Один из джентльменов, крепкий, в самом расцвете лет мужчина, с жестким ёжиком чёрных смоляных волос, с угловатыми чертами лица, что однозначно свидетельствовало о решительности характера, одетый со вкусом, но без вычурности, вдруг подтолкнул своего друга под локоть:

     – А что, Дункан, не заняться ли нам этим делом?

     Приятель, обозванный Дунканом, в противовес первому джентельмену, был абсолютно лыс, неопределённого среднего возраста, с мягким выражением лица, костюм имел не лучшего покроя. И неожиданный вопрос приятеля застал его врасплох. Дункан поперхнулся пельменем и, с глубоким сожалением оторвавшись от трапезы, смущённо спросил:
    – Ты о чём, Джуззи?
    – Не мотануть ли нам в Россию? Там мы ещё не бывали!
    – Стоит ли? Боязно! Морозы! – Дункан постарался было вернуться к пельменям, но его настойчивый приятель демонстративно поторопил:
    – Бросай к чёрту есть! Возьмём у буржуев билеты – и в Санкт-Петербурге я угощу тебя настоящими щами с борщами!
    – А что это, Джуззи?
    – Какая тебе разница? Помнишь того мафиози из Неаполя? Он пробовал, когда искал в России наследство чьей-то бабушки, и ему понравилось… Хм! Кстати, о «Полтергейст»! Об этом тоже стоит подумать! Я слышал, наши готовы платить за них кругленькие суммы… Шоу-деляги будут в восторге и уж не поскупятся на оплату такого товара! Соображаешь, Дункан?

    – Соображаю! – Дункан торопливо доедал пельмени, запивая их рюмочками «Подберёзовки».
    – Соображаешь, но как-то медленно! – подбодрил Джузеппе. В его-то голове уже роились множественные коварные планы…

    Господин в костюме от Квазимира Косого и улорд Чизкейк в сопровождении назойливого репортёра направились к выходу. К сожалению, совсем нет никакой возможности узнать как-нибудь их дальнейшую судьбу. История не донесла до нас почти никаких сведений на их счёт. Кое о чём можно было догадаться, прочтя сводки Скотленд-Ямба за тот день, но не стану утомлять драгоценного Читателя тяжёлыми и грубыми деталями.

    Что же касается Джузеппе и Дункана, то, увы, увы, с ними ещё предстоит встретиться на страницах этой правдивой повести…

    А как же жёлтый вертолёт? – спросит некоторый достаточно ушлый Читатель.
    Автор берёт на себя смелось со всей определённостью заявить, что с жёлтым вертолётом совершенно ничего не сделалось. Он, очевидно, полетел куда-то дальше, когда Главный, Инспектор Жюв и Бредун покинули его борт.
     Дело это, как многие из вас, конечно же, уже догадались, происходило точь-в-точь над Великобританией, над Лондоном, совсем точнее – над стадионом Уэмбли.
     По какому-то случаю здесь собралась удивительная масса народа.
     Представляете себе их изумление и радость, когда прямо с неба на сцену вдруг десантировалась знаменитая группа «Полтергейст»?! Правда, далеко не в полном составе.
   
     Сногсшибательным и сенсационным потом назвала мировая пресса это фантастическое происшествие, до глубины души потрясшее мировую же музыкальную и вообще культурную общественность, и ещё долгое время спустя служившее предметом досужих и научных споров. Событие, ставшее легендарным, до сей поры волнует умы музыковедов и полтергейстоманов, пускающихся в многотрудные и многословные рассуждения и рождающих одну за другой невероятные гипотезы относительно предыстории случившегося.

     Почему автор и счёл совершенно необходимым довести до сведения уважаемых Читателей исключительно всю правду, не боясь быть превратно понятым или не понятым вовсе, не скупясь на краски и тона при описании этой воистину глобального значения фантасмагории. Автор видит всё это так, как если бы сам присутствовал в тот вечер на сцене, - настолько живы, ярки и обстоятельны его представления о произошедшем, основанные, смею напомнить, на крайне достоверных рассказах самих вершителей «Лондонского Чуда».
   
     Но как донесть неповторимый колорит языка наших героев посредством простого пера? Возможно ль это? Не лучше ли бросить сие неблагодарное занятие, и бежать, бежать, спрятаться, скрыться от позора прослыть лишь робким пародистом и мелким борзописцем, решившим вдруг покуситься на самое святое, взявшимся передать на бумаге образы истинных волшебников и гениев слова?
     О, нелёгкая задача!
   
     Инспектор Жюв спарашютировал прямо на стульчик барабанщика, как есть туда, куда следовало: за барабаны. Всё ему здесь показалось знакомым и родным: медью блистающие тарелочки, тонко и нежно вибрирующие на стойках, точно с нетерпением ждущие наконец его ласковых и тёплых ударов метёлочками и палочками; напыщенные, статные барабаны-переходнички, заворожено смотрящие глазами-мембранами; тугие, крепенькие, словно семейка грибков-боровичков, бонги; степенный, серьёзный барабан-басовик, широкой грудью мужественно стоящий во всей красе, будто бравый боевой генерал впереди солдат на параде; благодушно кривоногий барабан-тамбурин, преданно подавшийся к правой руке, точно с почтением склонивший лысую голову старый и верный слуга; разудалый и неунывающий, вечно молодой и бойкий барабан-дробовичок…

     Где же тут сдержаться Инспектору Жюву?! Нет, никак нельзя сдержаться, да и не взять в руки удалые палочки! Тра-та-та-та, та-та! Тра-т-т-т-та-та, та, та! Уф-ф-ф!

     Главный, в свою очередь, не смог оставить без должного внимания оказавшиеся поблизости от места его присценения изящных формы гитары. Каких только тут только не было! Одна этакая вся из себя ажурная и легкая, будто лебединая шейка; другая томная и сладострастная, при взгляде на которую тотчас налетало на вас – представьте! – приятное любовное видение! Третья – откровенностью и, видит Бог, дерзостью линий совершенно кружила голову!  Четвёртая – ей-ей – обольстительная и изящная, необыкновенно настраивала вас на возвышенный лад… Пятая… Эх, да что там! Главный со всем порывом широкой души своей, забыв об окружающем, выбирал то одну, то другую, и  таким образом ощупал все гитары, нежно обвивая пальцами их грифы, лаская деки, точно женские талии.

     Тут как раз заиграл на барабанах Инспектор, и Главный, более не колеблясь, присоединился, извлекая то на «лебединой шейке» аккорд, то на «цыганке», и стараясь понять, на которой из всех гитар будет лучше всего звучать его любимая музыкальная фраза «пи-пи».

     Припарашютировавшийся, как подобает, рядом с бас-гитарой,  Бредун всё время был занят тем, что искал на грифе заморской «музимы» ноту «ля». На грифе этой замечательной гитары не оказалось положенных деталек – ни кружочков, ни ромбиков, ни даже порожков! Бредун дёргал струны и, сосредоточенно прислушиваясь к звуку, обескуражено приговаривал: «Замечательная гитара! Вот – ля! Вот – ля! Вот – ля!»

     Гитара и впрямь являлась примечательной, и каждая нота, с точки зрения Бредуна, оказывалась на ней нотой «ля».

     Вот почему тем вечером исполненная «Полтергейст» песня оказалась аранжирована исключительно оригинально и крайне искусно, что отметили и слушатели и критики: «Тра-та-та, пи-пи, ля! Ля–пи-пи, тра-та-та!»

     Дабы быть уж совсем точным и сохранить для потомков все аспекты и детали того концерта,  автор с глубоким трепетом приводит здесь подлинный текст исполненной «Полтергейст» песни на английском языке, а также дословный авторский её перевод:

Тайм оф Мане,                Очень редко
Кисс ми квикви!                В твой дом приходит радость,
Иф ю драйв!                Но не надо
Тайм оф Мане,                при этом больно падать!
Космик филинг!                Магнитофон скорей включи,
Ай ин лайф!                И наша песня зазвучит!
Тайм оф Мане!
Ан мо мишен!                Пол, пол, полтергейст!
Роуд эгейн!                Тут как тут!
Тайм оф мене,                Пол, пол, полтергейст!               
Имперкепшен!                Крайне крут!
Фьюче гейм!                Пол, пол, полтергейст!
                Все очень ждут!

     Ничего уж не остаётся добавить автору к вышеприведённому тексту, как только то, что всякий достаточно трезвомыслящий безусловно без большого труда обнаружит в нём массу замечательно-тонких и иронических намёков, искромётный русский юмор и исключительное мастерство словообразования. Даже будучи переведённой на чистый английский, песня «Полтергейст» не потеряла своего, я бы сказал, очарования и шика, в полный накал сверкнули её образность и колор.

     Не удивительно, что ещё не закончился последний куплет, как на сцену кинулись штатные участники намечавшегося концерта, в высшей степени эмоционально возбуждённые, и  не сдерживая слёз благоговения. Долгое время они в смущении подпевали нашим парням из-за кулис, но в последний момент, естественно, не выдержали и высыпались, говоря современным языком, дабы не упустить случая поучаствовать в великолепном концерте, так сказать, постоять на одной сцене с настоящими звёздами!

     Среди прочих некоторых здешних певцов и музыкантов, коим посчастливилось оказаться в этот час поблизости, автор хотел бы отметить лишь некоторых, более известных, чтобы не особенно утруждать благородных отчественных Читателей перечислением труднозапоминающихся англосаксонских  и тому подобных фамилий: были тут, скажем, некие такие Маккартни, Старры, Харрисоны, Блэкморы, Гилморы, Гловеры, Гиланы, парочка Пейджей, не говоря уже про Томи Йоми. Сперва думали, что где-то здесь же должен был быть ещё и Леннон, но потом общими усилиями выяснили, что он, к его великому сожалению, быть не сможет.

     Из всего происходящего на сцене во время образовавшейся тусовки автор выбрал для повествования лишь ряд наиболее показательных сценок и сюжетов, ярче и полнее всего выражавших царящее вокруг да около настроение и душевный подъём. После обоюдный, упорных  и дружественных объятий, коими нашим музыкантам пришлось обменяться с местными, наступило время интеллектуального, я бы подчеркнул, общения, по традиции совмещаемого с так называемой выпивкой пива на брудершафт…

     Некий Харрисон, весьма поражённый качеством игры Главного на гитарах, попытался выразить тому свой глубочайший восторг и долго изливал ему душу. Однако Главный в ответ лишь скромно, но степенно и решительно попросил собеседника прекратить нецензурно выражаться… Хотя Харрисон не ругался, он по-английски говорил. Разумеется, инцидент был обращён в шутку, которой все собравшиеся с удовольствием отдали должное. А Харрисон даже окончательно растрогался и стал приглашать «Полтергейст» в какое-то модное заведение, причём за свой счёт:

     – Недавно есть открыт!.. Ошень-ошень карош! Типишно русский, да! Подобно наш стриптиз-бар, однако называется трах-тир! – жизнерадостно убеждал он.

     Инспектор в это время мирно беседовал с Ринго Староом – они перестукивались барабанными палочками и общались исключительно на пальцах. Интуиция подсказывает мне, что данное общение оказалось необыкновенно плодотворно. Инспектор весьма ловко показывал Рингу фигу и барабанным боем по голове собеседника изображал ритм своей любимой мелодии «идите знаете ли вы…»

     Бредун и Маккартни горячо и творчески обсуждали некоторые технические приёмы игры на бас-гитаре: обе тянули «Музиму» к себе. Маккартни говорил, что хочет показать кое-что интересное, а Бредун кричал, что ему всё равно бесполезно что-нибудь показывать, он и так знает, как надо…

     Под самый вечер, когда воодушевлённый и ублажённый радушным приёмом Главный зачем-то неосторожно спихнул со сцены чёрный рояль с чёрным же пианистом, а Инспектор Жюв случайно и по-привычке арестовал Ричи Блэкмора за иностранную фамилию, кто-то вспомнил про Великолепного Дюшу и попросил спеть его на «бис». Дюшу искали долго. Почти как Леннона. Даже дольше. Особенно Главный. Он вообще уже находился в том состоянии, когда ему постоянно хотелось зашнуровать себе ботинки. При этом он частенько падал.

     Бредун с Маккартни взялись петь песню «Полтергейст 3.62» «Город Строили», с тем, чтобы услышал Великолепный Дюша и отозвался, но Бредун постоянно забывал или путал слова, а Маккартни безбожно врал в мелодии, нечаянно, но методически сбиваясь на «Yesterday». Оба звали на помощь, но помочь им мог лишь Великолепный Дюша, которого всё не было и не было. Инспектор в десятый раз допрашивал свидетелей по делу Блэкмора, надеясь всё-таки выяснить, кто они тут все такие, как его зовут, куда, и кто его уважает, а если нет – то почему? Без переводчика дело двигалось туго, никто ничего не понимал уже совершенно. Опять-таки стали искать Великолепного Дюшу, чтобы он объяснил как переводится «блэкмор», если тут какая-нибудь связь с «беломором», и зачем Маккартни называет Инспектора «Мистер Уинксов».

     Дюшу стали искать повсеместно. Даже в оркестровую яму заглядывали.  Перетряхнули весь стадион, а затем и окрестности. Стихийно возникшие массовые движения «Дайте миру Дюшу» и «клуб одиноких сердец прапорщика Дюши» колоннами прошли по Лондону, после чего часы на Биг-Бене стали показывать Санкт-Петербургское время 0 часов 0 минут…

     Здесь автор просто вынужден немного прервать связное повествование, ибо не в его силах описать как-нибудь красочно совершенно всё, что происходило в ту незабвенную ночь. Великобритания оказалась поставлена на уши… пардон, правильнее и тактичнее будет сказать – с ног на голову, что, впрочем, сути явления не меняет… Словом, событие не из тех, кое можно было бы сколько-нибудь серьёзно и основательно изобразить на страницах сих кратких заметок, имеющих своею целью лишь вольное изложение некоторых увлекательных событий. Вместе с тем, автор берёт на себя тяжкий труд и смелость рассказать уважаемому Читателю о том, что же такого произошло в это время с самим Великолепным Дюшей…

     В одной из подпольно-музыкальных студий Лондона, куда Великолепный Дюша был доставлен отъявленными головотяпами Джузеппе и Дунканом, продолжались жестокие пытки. Второсортные, с позволения сказать, музыкантишки третьеразрядной англицкой группы пытались заставить Дюшу записать на их пластинку несколько своих мелодий.

     Конечно, высокой профессионализм Дюши обеспечил бы пластинке бешенный успех и позволил бы негодяям погреть на этом руки, то есть получить солидный куш. Но Дюша, несмотря ни на что, стойко держался!

     Боже, как его пытали!

     То играли на расстроенном рояле что-нибудь из «The Beatles», то, намеренно фальшивя, пели, то на глазах рвали конверты и разбивали пластинки «Sgt. Pepper»…

     – Бери гитару и играй! – говорили Дюше изверги, насильно вкладывая в руки какие-то дорогостоящие инструменты.
     – Ни за что и никогда! – мужественно отвечал Дюша.

     И он, кстати говоря, держит слово до сих пор. Если играет иногда, то исключительно на отечественных гитарах…

     Надеясь получить с прибылей от продаж будущей пластинки высокие проценты Дункан и Джузеппе изощрялись в изобретении всё новых и новых истязаний. Надменно прохаживались мимо Дюши, покуривая «Чёртесфилд» и попивая «Чёрный пони»… Именно Дункан и Джузеппе догадались на полную громкость включать записи «Плаксового лая», «Приземлян», «Борзунков» и всяческих других «неоновых мальчиков» и «полуголых девочек», несказанно мучая слух Великолепного Дюши… Впрочем, при этом и самим палачам пришлось не сладко: кто же такое выдержит? Кто может слышать такое без содрогания всех фибр души? Даже второсортные англицкие музыкантишки не выдерживали, впадали в истерики, замертво падали в обмороки или с рыданиями валялись по полу, рвя на себе лиловые и фиолетовые патлы…

     Однако стоит признать, что как раз какофонии кратко вышеперечисленных групп сыграли свою положительную роль в освобождении Великолепного Дюши… Русскоязычные тексты песен и истошные вопли гангстеров оказались услышаны на улице, по которой в тот момент шли маршем фанаты «Полтергейст 3.62», возглавляемые, конечно, Главным. С умопомрачительным криком «Это Верасы!» Главный ринулся в подпольную студию, по пути пришнуровав-таки левый ботинок к правому…

     Разглядев привязанного к микрофонной стойке Великолепного Дюшу, Главный буквально божественно прозрел. Схватив первую попавшуюся под руки гитару, он смело бросился на Дункана и Джузеппе… И, наверное, неминуемо проломил бы им обоим головы, если бы, конечно, смог попасть. К счастью для Дункана и Джузеппе, он промахнулся. Ещё бы, одной гитарой по двум головам сразу – это не фунт изюму, а гораздо слаще! Подоспевший на помощь Главному Инспектор Жюв мигом и без слов, одним только взглядом арестовал всех находящихся в студии сразу на 15 суток. Понятное дело, за что. За иностранные имена и фамилии, за непонятный лепет на чужом языке.

     А Бредун предусмотрительно-дальновидно и на всякий случай поспешил поставить всех преступников прямо к стенке. Он надеялся - в данном случае, с отношением и чувством, соответствующим прямому значению своего псевдонима, - на Великобританское мудрое правосудие и неминуемость справедливого возмездия.   
     И представьте, его надеждам суждено было сбыться: приехала полиция и во всём разобралась. Как умела.

     Вот так вот, собственно, и завершилась наша занятная история.

     «Полтергейст 3.62», – уже в полном составе, – продолжил незапланированные гастроли по странам дальнего зарубежья. Триумфальное турне всколыхнуло весь мир и никого не оставило равнодушным. Слава «Полтергейст 3.62» оказалась так велика на Земле, что музыкантам, как истинным гениям, склонным к безостановочным поискам необычного, нового и волнующего в своём творчестве, даже пришлось отправиться в космос, так сказать, подальше от суеты, поближе  к возвышенному безмолвию.

     Но об этом – как-нибудь в следующий раз.

    
      Автобиография «Полтергейст 3.62»
               Или
        Вольные воспоминания.

     1.

     Репетировали мы обычно так: первым приходил Главный и начинал уговаривать меня принять для повышения тонуса по двести пятьдесят грамм…

     «Ну, – говорил он, – чем больше выпьем, тем песеннее песни будут получаться. Лиричнее, значит…»

     Да нет, что вы! Не подумайте лишнего! Это он так шутил!

     В общем, сидим, ждём пока Великолепный Дюша приедет и настроит по-новому все инструменты… Чтоб, стало быть, уже начать…

     Да нет, что вы! Это я так шучу!

     Наконец, приезжает Великолепный Дюша.

     «Нет! – кричит он с порога. – И это мы играть тоже не будем!»

     Он провидец, в определённом смысле. Как скажет – так и получится! Сидим – и почему-то не играем…

     А вот ещё пример: уже было наладились мы как-то что-то играть, так у нас клавишу на синтезаторе заело! Натурально вам говорю! Мы сами долго смеялись!

     А вы говорите: «Не может быть!»

     Приезжает Инспектор Жюв. Вот тут-то всё и начинается!

     Я тогда на барабанах играл… Повторяю по буквам: я играл на барабанах. Сначала на одном, потом на другом. Первый был с бубенцами, а второй гораздо проще.

     Сидишь себе ударяешь в свое удовольствие, пальцы в струнах не путаются, на душе легко и свободно. Иногда даже в такт попадал, представьте!

     Великолепный Дюша на клавишах что-то из «The Beatles» выдаёт. Главный ищет басы на нашей «трёхдюймовочке»: бас-гитара у нас была тогда из трёхдюймовой доски выпилена…
     Словом, как в песне: «с берёз неслышим, невесом, слетает жёлтый лист», на трёхдюймовке ищет бас товарищ наш, басист…

     Инспектор Жюв перебирает на гитаре аккорды – а их там много, покамест нужный из трёх найдёшь!

     Но вот, вдруг, все входят в кураж. Или даже в пике.

     Инспектор нашёл аккорды некоей песни, слова которой нам всем будто бы смутно знакомы… И уже не беда, если никто не помнит второй куплет, припев, и то, чем там всё заканчивается!.. Главное, что Главный уже где-то подобрал к данной песне один бас, а Великолепный Дюша тут же положил на это всё… что-то из «The Beatles».

     Словом, удача нас окрыляет.

     На радостях, измученные получасовыми занятиями, но счастливые и довольные, мы устраиваем небольшой перекур…

     Вы не представляете, какое это блаженство!
     Мы спорили до хрипоты, рассуждая о том, что следует делать дальше.
     Мы доказывали друг другу, что так, как играет этот друг – играть просто нельзя, немыслимо, невозможно! Мы пытались представить себе, как будет выглядеть третий такт в миноре, и не лучше ли будет взять на полтакта в мажоре ниже, чем на полтона выше при синкопировании аллегорических Е бемолей…

     Впрочем, за давностью лет я не ручаюсь за точность нашей тогдашней музыкальной терминологии… Возможно всё-таки, что объяснялись мы просто пальцами.

     Два часа спустя мы приступали к решающей фазе репетиции.

     – Инспектор, а не пойти ли вам за бас-гитару? – в целях улучшения качества звучания, внезапно спрашивал Великолепный Дюша.

     Как никто другой он умел вовремя уловить в стройном хоре наших музыкальных изощрений одну фальшивую нотку и тут же вносил коррективы в состав исполнителей. Инспектор Жюв брал в руки «трёхдюймовочку», сохраняя хладнокровие и спокойствие: он и здесь при большом желании мог найти вполне приличный аккорд, причём – в самом неожиданном месте.

     Освобождённый из-под гнёта революционно-красной басухи Главный с наслаждением нападал на обыкновенную шестиструнку и с нежностью терзал её тонкие струны…

     Пока он осваивался, Великолепный Дюша играл на клавишах что-нибудь лиричное из «The Beatles».

     Инспектор Жюв тихонечко угасал за басухой, катастрофически быстро теряя к ней всяческий интерес. Я пытался спасти положение вещей и тщательнее ударял в барабан, пытаясь попасть в такт со всеми сразу. Но меня просили прекратить: Великолепному Дюше была нужна абсолютная тишина. Он настраивал нашу ФАЭМИ, которая к этому времени уже начинала съезжать с октав. Едва ФАЭМИ оказывалась настроенной, обнаруживался явный диссонанс в её созвучии с шестиструнной гитарой Главного. Когда устранялся и этот дефект, мы с удивлением замечали, что Инспектор Жюв уже куда-то пропал с бас-гитары. И не так странно пропал, чтобы уж совсем, а просто пересел в другой угол, где взял другую шестиструнную гитару и отыскал на ней любимую мелодию «идите, знаете ли вы…»

     Тогда Великолепный Дюша решительно играл на ФАЭМИ что-нибудь эпохальное из «The Beatles» и мы надолго уходили курить…

    
     2.

     Вы не знаете, как Главный стал Снежным Человеком? О! Это занимательная и, извините, поучительная история!

     Мы были на гастролях… м-м… наверное – в Альпах!
     Да, знаете ли, выступали там как-то на Монблане… Концерты, репетиции, съёмки клипов… Чудовищно утомляет!..

     А Главному как раз пришла в голову мысль нарисовать одну картинку… У него это иногда случается. То есть – приходят такие мысли, и всё! Говорит, надоело всё, пойду нарисую что-нибудь… Или стихи напишу…

     Хотя, нет, стихи он пишет, когда ему надоедает рисовать картину…

     Вот, значит, решил он нарисовать картину. Думал, думал, о чём бы её нарисовать, потом послал всех к чёрту (поклонников и поклонниц, имею ввиду) и ушёл в горы искать натуру.

     Ну и что, что мы и так были в горах?

     Для Главного те горы не горы вовсе, а так – холмы! И попробуйте ему доказать обратное!.. Пробывали? И сильно болит? Ну, значит, вы Главного представляете… И вам ещё повезло!

     Так вот, пошёл он в горы искать натуру… Два дня искал. Неизвестно где. Выше идти было ж некуда – мы на Монблане выступали! Но – представьте себе! – придумал-таки Главный картину! Вернее, название для неё: «Главный, наступающий на горло собственной песне!» Впечатляет?! Вот то-то! Это же Главный! Ну, вы его теперь, кажется, знаете…

     В общем, сел Главный прямо где-то там на склоне, начал рисовать.

     Песню нарисовал, горло нарисовал, Главного нарисовал, себя то есть… А нога не получается! И так, и этак пробовал – что-то всё не то! То ли пальцев больше, то ли нога не левая и не правая, а совсем другая… Непонятно!

     Тогда Главный решительно снимает ботинок – и рисует собственную ногу один к одному, как живую!

     Потом точно такую же операцию проводит со второй ногой!

     Чтоб получилось: «Главный наступает на горло собственной песне обеими ногами!»
     И до того всё замечательно выходит, что Главный возвращается к нам и приносит свою готовую полнометражную картину…

     Вот так и пришёл – без ботинок!

     А утром во всех монблановских газетах напечатали: «Сенсация! В Альпах следы босых ног Снежного Человека! Все склоны затоптаны!»

     Потом только разобрались, когда Главный журналистам свою картину продемонстрировал, и ноги с неё сравнили со следами на склонах…

     Главному за такую историю даже приз вручили: «Золотую утку с перламутровыми яблоками».

     Но для Главного утка, понятное дело, не золотая. И не утка вовсе. И не для него.

     Вы Главного знаете!