Прощай, студенчество

Весной 1975 года, уже пройдя преддипломную практику на базе родного института и будучи довольным, что удалось не поехать на практику на будущий родной завод Криворожсталь, я начал писать диплом. Консультант мой доц. Авраменко М.А. заслал меня в библиотеку им. Короленко, крупнейшую на Украине, чтобы я собирал материал. Откровенно говоря, я больше там собирал материал для его диссертации, нежели для моего скромного диплома, и когда я в который раз напомнил ему о своих нуждах, он сказал, «А что там диплом, это раз-два и готово» и отправил меня к книжке по техническим средствам АСУ. 

Время, проводимое в библиотеке, до сих пор помнится мне как некий волшебный сон. Приходили мы туда, когда вздумается, читательские билеты у нас были с индексом «Д», т.е. «дипломник», и ассортимент выдаваемой литературы был шире, чем у простых студентов. Конечно, до категории научных работников, которым были открыты даже закрытые фонды, нам было далековато, но все же реальные послабления библиотечного режима были на лицо. Итак, пройдя вахтеров и гордо предъявив читательские билеты, мы шли в раздевалку, снимали верхнюю одежду и проходили в зал заказов. Там мы писали на карточках названия нужных книг, среди которых всегда брали что-нибудь интересное «для души», например, братьев Стругацких, колоссальный дефицит по тем временам. Потом наши бумажки с заказами отправлялись по пневмопочте куда-то вглубь здания, в хранилище, а мы шли в журнальный зал, чтобы полистать журналы, пока наш заказ будет сформирован. На это уходило минут двадцать, так что иногда мы успевали сходить в столовую или просто «покурить» в специально отведенных комнатах.

Публика в библиотеке подбиралась сплошь интеллигентная, и разговоры велись на разные «возвышенные» темы. Тут было много рассеянных научных работников, важных специалистов народного хозяйства и немало нашего развеселого брата – студента. Получив книги, мы старались быстро сделать обязательную работу по заданию, чаще всего это были выписки статей и списки литературы по ключевым словам, и потом предавались приятному чтению беллетристики. Иногда процесс затягивался до вечера, когда темнело, и даже бывало, что нас в 8 вечера выставляли за дверь. Библиотека работала до 9 вечера, но такой читатель как студент не удостаивался чести досидеть до конца, это позволительно было лишь более высоким категориям читателей.

Итак, базовая книга для диплома была выбрана, тема очерчена, все необходимые консультации получены, и я приступил к созданию некоего документа под названием «дипломный проект». Тогда все было просто – пишешь на черновик, соблюдая пропорции количества страниц основной части и приложений, сдаешь на проверку и правку преподавателю – руководителю проекта, потом от руки пишешь на белой бумаге «под зебру» чистовик, в конце переплет, заключение от консультанта и твой труд готов. О компьютерных технологиях даже мы, будущие специалисты по вычислительной технике, не знали и не предполагали, что все так обернется. То, что сегодня называется компьютером и умещается на столе, а то и на ладони, являло собой монстра размером с большой зал, да и дружественного интерфейса, как сегодня, не было. Вводили перфокарты с программой, потом с данными и на печати выводили результаты расчетов. Эра внедрения компьютеров в персональную жизнь человека была еще далеко впереди.

Иллюстрации к дипломному проекту я делал на больших листах ватмана, стараясь строго следовать эскизам, которые одобрял мой руководитель, и аккуратно пользоваться тушью. Самое тяжелое для меня было – сделать красивые надписи, и я пользовался для этого трафаретной линейкой, привычное тогда дело для людей с плохим почерком. Схемы мои представляли собой набор квадратов с надписями, это сильно было непохоже на чертежи конструкторов, выполняемые строго по ЕСКД. Для отображения функциональности я раскрасил квадраты разными цветами, (за что потом нарвался на дополнительный вопрос на защите) и получилось вроде бы неплохо. В продолжение работы над проектом я съездил домой, в Пятигорск, на пару недель, чтобы отдохнуть. Вообще труд мой был ограничен лишь конечными сроками, а в течение этого времени я был относительно свободен. Никто над душой не стоял и не гнал в шею. Это было и хорошо и плохо, потому что свобода это классно, а вот самоорганизация и внутренняя дисциплина – это что-то из разряда принуждения, хотя и внутреннего.

Худо-бедно к концу мая почти весь диплом был готов, и я повез мое чудо на рецензию в один серьезный научный институт. Тамошний научный работник взял мой фолиант и пообещал через два дня написать рецензию. Когда я приехал через два дня, оказалось, что он только начал писать рецензию. Хорошо, что я оказался рядом, потому что он написал в рекомендации «заслуживает оценки хорошо», и я тут же спросил, почему не «отлично», т.к. я претендовал на пятерку. Он мне сказал, что есть неточность в формуле и показал на якобы имевшуюся ошибку. Я тут же ему объяснил, что здесь все правильно, и что все дело в размерности величины, и то, что он принял за тройку, на самом деле шестерка, и он, посмотрев еще раз, сказал: и впрямь шестерка, ну тогда все правильно. Взял уже напечатанную рецензию и переделал ее. А если бы я не подправил ситуацию, и документ ушел на подпись директору, то вряд ли его стали бы переделывать из-за такого пустяка, как стремление студента иметь пятерку по диплому. Взяв рецензию, я поехал в институт сдавать диплом в деканат на регистрацию.

Защита прошла нормально, на вопрос о цветах квадратиков я ответил правильно, и желанная пятерка была получена. Оставалось выполнить кое-какие формальности, оббежать инстанции с обходным листом, и сдать деньги на бланк диплома и значок, что-то около 90 копеек. Еще, мне выдали направление на работу в Кривой Рог, на завод Криворожсталь. Откровенно говоря, мне не хотелось ехать в Кривой Рог, но как отделаться от этого, я не знал и решил «будь что будет, лето отгуляю, а там уже будет видно». Получив новенькие «корочки» диплома, я был на седьмом небе от счастья. Иногда открывал его и перечитывал в который раз короткие строчки о присвоении мне квалификации «инженер-электрик». Это и впрямь было здорово: в нашей семье я был первым, кто получил высшее образование, и я этим исподволь гордился.

За время учебы у меня накопился кое-какой скарб, часть которого не уместилась в чемоданы, и я отправлял вещи из Харькова багажом. В основном там были три громоздких места: звуковые колонки, приемник «Фестиваль» и магнитофон «Маг-59». Все это я приобрел на заработанные самим на кафедре деньги, и каждая из вещей мне представлялась очень ценной. Колонки были давней моей мечтой, и вот как-то раз мы попали в «Дом радио», а там как раз продавались отличные колонки от радиолы «Симфония». Мы тогда купили три комплекта: мне, Игорю и Валере Фармацевту. (Свою кличку «Фармацевт» Валера приобрел в пору его тесного общения с ресторанными музыкантами, отличившись в умении точно разливать выпивку, независимо от формы и емкости тары.) Надо сказать, что звучание было великолепным, особенно при хорошей аппаратуре. Валера как раз незадолго до этого приобрел японский магнитофон, и колонки пришлись как нельзя кстати. Мы часто ездили к нему на «Новые дома» (район Харькова), чтобы послушать музыку, просто посидеть, поболтать.

Фармацевт подрабатывал в кафе, играя на бас-гитаре, и среди прочих прелестей в виде свободных денег, которыми он никогда особо не дорожил (и вообще слыл очень компанейским парнем, как и любой, кто угощал «на халяву»), Валера приносил чудесные полуфабрикаты цыплят табака. Обычно ритуал происходил так: мы по дороге на Новые дома заезжали в какой-нибудь гастроном, брали хорошего вина, что-то из закуски, вроде салата и обязательно захватывали из дома какие-нибудь катушки с записями. Приехав к Валере, мы накрывали стол, украшением которого были три огромные порции ароматных цыплят с поджаристой корочкой, пили вино, слушали музыку, разговаривали, в общем, весело проводили время. Родители у Валеры были демократичными, и никогда не обижались на громкую музыку, может потому, что они сами были еще весьма молодыми. Новенькие колонки придавали звучанию естественность и прозрачность, и известные, по сто раз прослушанные записи, звучали тут как-то по-новому. У меня аппаратуры не было, и я только собирался где-то в туманном будущем ею обзавестись.

Приемник «Фестиваль» попался мне совершенно случайно. В параллельной группе учился дагестанец Алихан, которому учеба давалась весьма не просто, и как-то он пригласил нас с Игорем к себе, чтобы обговорить возможность сдачи курсовой через знакомого нам преподавателя. Среди прочего в его комнате стоял приемник «Фестиваль». Это был приемник высшего класса, о котором восторженно писали в книжках и журналах по радиотехнике, как о шедевре советского радиостроения. Когда я поинтересовался приемником, Алик сказал: «А хочешь, я продам его вам?». Мы сговорились о цене, и вскоре приемник был у нас. Мы с Игорем использовали его как низкочастотный динамик или как бы сказали сейчас «сабвуфер». В нем что-то не работало по высокой частоте, но нас он интересовал именно как большая басовая колонка. Потом уже, когда Игорь приобрел колонки от «Симфонии», актуальность «Фестиваля» пропала. Я договорился, что перекуплю у Игоря его долю этого аппарата и заберу домой, в Пятигорск, на что он охотно согласился.

Третьей ценностью был приобретенный по случаю списанный магнитофон «Маг-59», который тоже являл собой чудо техники того времени. Это был профессиональный трехмоторный агрегат с высокими техническими параметрами. Единственное, что убивало, это его поношенный вид, однако механика и головки оказались вполне качественными. Поначалу мы держали это чудо техники в гараже, и часто приезжая туда что-либо делать, слушали музыку через этот аппарат. После небольшой профилактики и регулировки магнитофон работал вполне на уровне. Мне захотелось иметь его у себя дома. Когда-то мой папа сам сделал магнитофон, и мне казалось, что он очень заинтересуется этим аппаратом, и уж ругать меня за то, что я купил старую рухлядь, никто не станет.

Итак, в один прекрасный день, недели за две до отъезда из Харькова, мы поехали на Южный вокзал, чтобы отправить эти мои вещи в Пятигорск. Все прошло удачно, плотник багажного отделения лихо сколотил решеточный ящик, куда поместили завернутые в плотную бумагу колонки. А второй ящик он сделал для приемника и магнитофона. Когда все было погружено и оформлено, все были довольны. Я радовался приобретению, Игорь – тому, что все решилось быстро и не пришлось ехать еще раз, мать Игоря была довольна, что из квартиры вывезли громоздкие, совершенно ненужные на ее взгляд вещи, а Валера просто радовался за компанию с нами.

Кроме этих громоздких вещей у меня набралась довольно большая фонотека из записанных катушек. Все последние месяцы я аккуратно переписывал на свои катушки те шедевры, которые мы тогда успели записать на аппаратуру Игоря. Качество было великолепное, и проблемой было только съездить в радиомагазин и накупить катушек с магнитной лентой. Часто я ставил магнитофон на запись бесшумно, чтобы не отвлекаться от написания диплома, и только переворачивал в нужное время катушки, да протирал головки спиртом, чтобы не терялось качество. Всего я записал тогда более 50 катушек, это было очень большое богатство. Катушки, как и свой видавший виды магнитофон «Айдас-9М», я привез в Пятигорск с собой, как бы ни были тяжелы мои чемоданы. Поначалу слушать магнитофон можно было только через старую большую тумбочку-колонку, которую я помню с раннего детства. Она давала очень мощные басы, и вся музыка казалась очень хорошо этим подкрашенной. Мне нравилось, когда басы вызывали дрожание пола или звон бокалов в витрине серванта, это было что-то!

В субботу, 28 июня, собрались гости отпраздновать мой день рождения, и я всем показывал мой новенький диплом и старался в разговорах со старшими придавать серьезность моим фразам и даже оттенку голоса. Меня сравнивали с моим отцом, который прослыл в семье как «вечный студент», потому что он учился долго и основательно. Много говорили о дальнейших планах, всем хотелось, чтобы я работал поближе к дому, а лучше вообще в Пятигорске. Я всей душой разделял эти желания родственников, но как быть с суровым документом под названием «Направление на работу», который лежал рядом с дипломом? Я, откровенно говоря, побаивался этого документа, считая его опасным, и в глубине души желал, чтобы он куда-нибудь испарился, пропал, но правила были жесткие, без направления на работу запрещалось трудоустраивать молодых специалистов, нужен был или свободный диплом или открепление от направления. В любом случае это решало Министерство, а до него было как до луны. Поразмыслив, я запрятал направление на работу в дальний уголок ящика с документами и для себя решил, что хоть и написано явиться на работу с 1 августа, поеду к 1 сентября, ничего мне не будет.

На день рождения мне подарили, среди прочего, деньги, что-то около ста рублей, это по тем временам была весьма неплохая сумма. Часть денег я потратил на какие-то вещи из одежды и обуви, а часть – просто на свои нужды. Среди таких нужд оказались катушки с магнитной лентой. Я планировал записать на них новые пластинки, которые наверняка были у моего давнего друга по записям Саши В. Так оно и оказалось. Мы обменялись записями к взаимному удовольствию. Я взял у него напрокат «Ноту», которую он держал исключительно для записи, как обеспечивавшую отличное качество, и несколько дней занимался перезаписью. В голове шумело от новых мелодий, от радости прослушивания уже почти забытых песен и вообще от радости свободы и отсутствия проблем.

Через какое-то время пришло уведомление о прибытии на вокзал Пятигорска на мое имя багажа, и я помчался на вокзал в радостном волнении. Получив багаж, я нанял такси и привез все мое богатство домой. Упаковочные клетки, правда, пришлось выкинуть, они не помещались в машину, но что такое эти клетки по сравнению с богатством моей аппаратуры? Затащив все на четвертый этаж, я сразу же подключил колонки через приемник и тут же «врубил» что-то тяжелое, вроде Grand Funk. Как и оказалось, качество звучания было отменным. С этой поры и дня не проходило, чтобы я не сотрясал квартиру громкой музыкой. Конечно, аппаратура моя была монофонической, и стереоэффекта, к которому я уже успел привыкнуть у Игоря, не было. Но мощности «Фестиваля» вполне хватало, чтобы озвучить не только квартиру, но и некоторых соседей.

О том, что «Фестиваль» это не только усилитель, но еще и приемник я думал много раз. Я был удивлен слабостью приема. Хорошо шли только передачи по УКВ, а все остальное принималось плохо. Я решил, что нужна хорошая антенна, и как-то залез на крышу и наметил план установки антенны. Когда мы жили в 28-м доме, у меня была шикарная антенна, которую я использовал для целей выхода в эфир, но здесь, в новом тогда доме антенны не было. Провод медный у нас всегда был в избытке, изоляторы я нашел, стойки сделал из толстых реек, одним словом через какое-то время у меня появилась вполне сносная антенна, которая сгодилась бы и для выхода в эфир. Однако, это занятие среди молодежи за время моей учебы основательно приутихло, многие пострадали от пеленгаторов и никак не могли оправиться после тотальных конфискаций аппаратуры, многие поразъехались, другие просто повзрослели и стали считать это занятие не вполне серьезным, так что о выходе в эфир не было и речи. Когда я подключил к приемнику новую антенну, я с удивлением обнаружил, что почти ничего не изменилось, и тогда я понял, что дело не в антенне, а где-то внутри самого приемника. Я договорился со своим дядей Дмитрием, который тогда работал в радиомастерской на автовокзале, что привезу туда приемник для ремонта. Он сказал: «Все приборы, что нужно, бери, только делать все будешь сам». А этого мне только и нужно было. Я чувствовал себя профессионалом, у меня же диплом института радиоэлектроники. Тщательно проверив прохождение сигнала, я обнаружил в одном из контуров обрыв катушки из-за механического повреждения. Для регулировки ширины полосы пропускания в приемнике использовалась механическая система поворота контуров, так вот в одном месте провод надломился, и связь шла через емкость разрыва. Я тут же запаял провод, и все заработало! Пользуясь приборами, я измерил реальную чувствительность приемника. При паспортных 50 микровольтах, что было стандартом для высшего класса, реальная чувствительность составила 17 микровольт, в три раза лучше от стандарта! Вот как делали технику в Советском Союзе!

Когда я привез приемник домой и подключил антенну, на меня вывалился целый мешок станций в диапазоне коротких волн, даже при условии дневного прохождения. Это было великолепно. Не говоря уже о мощных и известных станциях, типа «Голоса Америки», «Би-би-си», приемник ловил сигналы метеослужбы аэропортов, то, что удавалось мне поймать только на японские приемники.

Когда папа увидел весь мой радиотехнический скарб, привезенный багажом, он сразу заинтересовался магнитофоном «Маг-59», и я тут же выпросил его выточить на работе новые резиновые ролики. Папа вроде бы отмахнулся от меня, но через день принес с работы отлично сделанные ролики из какой-то износостойкой резины и еще целый набор разных роликов и втулок. Он всерьез занялся модернизацией магнитофона, может быть, это напоминало ему его молодость, и вскоре «Маг-59» стал обрастать новыми крышками, механическими узлами, появился «автостоп» и другие усовершенствования, а главное, механика стала работать как часы. Перемотка была столь быстрой, что казалось, что катушки взлетят в воздух, а останов таким плавным и мягким, что можно было только и делать, что включать-выключать перемотку, любуясь точностью и четкостью работы лентопротяжного механизма. Позднее, столкнувшись с японской техникой, я понял, что главный их секрет – в точности механических узлов, и пока этой точности не будет, никакими схемными решениями, никакой электроникой нужного качества не добьешься.

Одним из событий того лета стал приезд ко мне в Пятигорск моего одногруппника и хорошего друга Игоря. Он напросился на «отдых на водах» и пробыл у нас, без малого, две недели. Встречали мы его с моей девушкой в аэропорту, был дождливый день, и уже выходя из дома, я увидел, что мы забыли взять зонтик. Чтобы не возвращаться, я крикнул брату Лешке, стоявшему на балконе, чтобы он спустил нам зонтик. Он не придумал ничего лучшего, как просто привязать зонтик на нитку и спускать его вниз. Где-то на уровне второго этажа нитка оборвалась, и зонтик плюхнулся прямо на асфальт. Я боялся, что разобьется ручка, но японская пластмасса оказалась на высоте, и все обошлось только маленьким надколом. Зонтик этот был куплен в Москве в «Березке», и я им очень дорожил. Служит он и по сей день. Встретив Игоря, мы электричкой доехали до Лермонтовской, а тут уже и рукой подать до дома. Игорь всю дорогу восхищался природой и чистым воздухом Пятигорска.

У нас была намечена «культурная программа», и мы часто выезжали в другие города Кавминвод, просто поболтаться по курортным местам, паркам, скверам, где-то съесть мороженого, где-то попить пива. Как-то мы поехали в Железноводск, и, выйдя на пересадку на станции Бештау, зашли в буфет. А там только что завезли в буфет чешское пиво в алюминиевых бочках, невиданное для Харькова событие. Игорь говорит: «Давай по кружечке выпьем, все-таки чешское пиво». Мы выпили по кружке, пиво оказалось столь же крепким, сколь и вкусным. Заказали еще по кружке, но пока мы их пили, от первой порции нас основательно «развезло», так что даже начало двоиться в глазах. Мы никак не ожидали такого эффекта, вышли на воздух, так и не допив пиво до конца, и сели на лавочке в тенечек. Сколько мы просидели, приходя в себя, сказать трудно, однако, желание ехать в Железноводск в тот раз у нас пропало, и мы вернулись домой, стараясь не отвечать на расспросы о поездке.

Ходили мы и в курортную зону, много фотографировались. С фотоматериалами в Пятигорске тогда было очень туго, не так, как мы привыкли в Харькове, особенно с проявителем для пленки, поэтому я отдавал пленку на проявку в фотоателье. Это стоило 30 копеек и попутно избавляло от нудных процедур промывки и просушки пленки. Печатать же фотографии я приладился через Дмитрия, который мог у себя на автовокзале доставать фото-химикаты и бумагу. К тому же у него был ключ от фотолаборатории в подвале их дома, где были хороший увеличитель, промывка и глянцеватель, и весь процесс можно было проводить прямо днем, так что уже на следующий день после проявки пленки у меня бывали готовы фотографии.

Как-то мы решили выехать на «вылазку», на шашлыки. Моя девушка взяла с собой сестру, так что нас было всего четверо. Мясо замариновали заранее, все причиндалы собрали, оделись как туристы, и отец моей девушки отвез нас на семейном Москвиче-408 под Машук, условившись забрать нас во второй половине дня. Мы начали готовить место, где можно было развести костер. Пока рубили дрова, я поранил руку, и потом был на «легком труде». Соорудили подставки под шампура, развели огонь и начали жарить мясо. Запах стоял просто обалденный, у Игоря аж ноздри раздувались, когда он втягивал этот аромат жарящегося мяса. Шашлык получился отменный, и мы с удовольствием поели его под пиво. Потом побродили по лесу, посидели на полянке, потом еще жарили на остатках углей колбасу на шпажках, в общем, повеселились на славу и были очень довольны, когда за нами приехал отец. Это было классно, потому что пешком идти через весь лес было далековато, а тут через десять минут мы уже подъезжали к дому. Рука моя зажила быстро, только на фотографиях осталась память в виде забинтованного пальца. Это все моя девушка, как санинструктор, быстренько перевязала мне руку, а так я бы и не стал перевязывать, только наложил бы что-то вроде подорожника или даже просто бумажку, как я делал это неоднократно.

Программа отдыха Игоря подходила к концу, и настал день его проводов. Мы рассчитали, на какой электричке нам лучше ехать в Минводы, чтобы и не впритык, и не заранее. В то время интервал между электричками был 20-25 минут, а в часы пик даже 15 минут. Это был надежный и быстрый вид транспорта. Приехали на Лермонтовскую, но тут выяснилось, что электричка отменена, а на следующей мы уже можем опоздать на регистрацию. Делать нечего, мы схватили вещи и двинули на трассу, ловить машину. С третьей или четвертой попытки нас подобрал неторопливый старичок на Москвиче-407. Он ехал не больше 70 км в час, и в ответ на наши просьбы увеличить скорость сообщил, что у него проблемы с колесами, и на большей скорости они могут лопнуть. К нашим волнениям об опоздании добавилась тревога: а вообще доедем ли мы, не придется ли посереди поля искать средство транспорта. Однако, доехали мы нормально, и даже имели минут двадцать свободного времени после регистрации до посадки. Скоротали мы это время в буфете аэропорта за стаканчиком хорошего прасковейского вина, прощаясь и делясь впечатлениями.

После отъезда Игоря мы стали приходить в себя, особенно мои родители, которые все удивлялись, как много человек может съесть и как должно быть накладно его матери прокормить такого сыночка. Мать его, впрочем, не сильно страдала, так как работала на кафедре ветсанэкспертизы в Зооветинституте и часто имела хорошие шабашки в виде мяса, колбас, буженины, карбонада и прочих мясопродуктов, иначе Игорьку пришлось бы туго. А тут он, привыкши к усиленному питанию, да еще под воздействием нашего благодатного климата возымел богатырский аппетит, который надо было чем-то удовлетворять. Мама моя все удивлялась, что он ест борщ, попутно заедая его бутербродом с колбасой, а потом еще почти двойную порцию второго и через часа два уже снова поглядывает в сторону кухни.

Я тоже был рад отъезду Игоря, который много на себя отвлекал внимания. Теперь всю вновь высвободившуюся энергию я мог направить на мои отношения с девушкой. А время неумолимо шло к концу моего замечательного отпуска. Хотя я и прибавил себе месяц за счет моей новой фирмы в Кривом Роге, но и этот срок, увы, кончался. Надо было паковать вещи и собираться в путь. Вот уже третий раз в сентябре начиналась новая эпоха моей жизни, если считать поступление в школу, потом в институт и вот теперь – на работу. Моя девушка тоже уезжала на учебу в Запорожье, и мы условились, что я вместе с ней полечу в Запорожье, а потом поеду в Кривой Рог. О том, что это за город, я не имел понятия, хотя в нескольких украинских промышленных городах уже был, и запах металлургии мне был знаком. Остаток дней до отъезда мы провели, почти не расставаясь. Я вновь, как и 5 лет назад, когда готовился к отъезду на учебу в Харьков, чувствовал какое-то сжатие времени, как будто оно сильно ускорилось, и я не успеваю за ним. Мне, как и тогда, хотелось впитать в себя каждую секунду, каждое мгновение этой прекрасной поры, за которой, как я полагал, потянутся серые невзрачные будни. От этого летнего периода осталась большая пачка фотографий, и если их разложить последовательно, то хорошо видны все основные события того лета. Но это только внешняя сторона, а сколько было скрытых внутренних переживаний, восторгов и счастливых минут, которые не попали в кадр, и даже когда попадали, не выделялись на общем фоне.

В начале лета мы с моей девушкой и ее сестренкой почти каждый день ходили на процедуры в ингаляторий. Это было вновь отстроенное и введенное в эксплуатацию здание, появившееся в Пятигорске, как и многие другие, в начале 70-х годов. Талончики на процедуры были весьма дефицитны, за ними надо было выстаивать длинные очереди. Если занять очередь с утра, то после обеда можно было получить желанные талончики. Процедуры проходили девушки, потому что младшая сестренка часто болела ангиной, а я ходил с ними просто за компанию. Характерной особенностью было то, что после процедур нельзя было разговаривать в течение получаса, так вот мы и сидели молча на лавочке у входа в ингаляторий. А потом шли пешком домой и по дороге часто заходили в кондитерскую возле ресторана Машук. Это было целое пиршество, мы брали каждый раз по новому сорту пирожных, и это было очень вкусно. Тогда вдоль Красноармейского спуска работали три источника, один с красноармейским нарзаном, и два других с серной водой. После открытия питьевой галереи, а главное после резкого увеличения числа курортников, эти источники прикрыли. А какая была благодать: в любое время суток можно было набрать минеральной водички просто на улице, не делая никаких затрат. Особенно это впечатляло вечером, когда закрывались все бюветы и киоски. Таким образом, курортная зона предоставляла не только чистый воздух и аромат цветущих растений вперемежку с сероводородом, но и минеральную воду.

Конец августа таки наступил. Мы летели в Запорожье. Я был упакован вещами с расчетом на длительное пребывание на новом месте работы. Вроде бы все предусмотрели, но когда уже шли с вещами, я вспомнил, что не взял ножницы. Я постоял на улице возле хозяйственного магазина, чтобы не возвращаться, а мама принесла мне ножницы. Потом к этим вещам добавились вещи моей девушки, и у нас получилось мест 8 или даже 9. Но вдвоем это было уже не так тяжело, и мы с энтузиазмом поволокли все это в аэропорт. Прилетев в Запорожье, мы завезли вещи в общежитие и весь вечер просто гуляли по городу, обсуждая дальнейшие планы. В Кривой Рог можно было уехать поездом или автобусом, кто-то подсказал, что автобусом ближе и быстрее, так что я взял билет на автобус. На следующий день я погрузился в автобус, мы распрощались, и я поехал навстречу трудовым инженерным будням.

В Кривой Рог я приехал днем, около двух часов, сразу же сдал вещи в камеру хранения и поехал на завод. В отдел кадров шел от проходной минут тридцать, вокруг были невиданные промышленные пейзажи, огромные домны в клубах дыма, снующие повсюду грузовики и маневровые поезда, кое-где вздымались в воздух искры расплавленного металла. Отдел кадров представлял собой убогий покрытый толстым слоем металлической пыли двухэтажный особнячок. Начальник отдела кадров даже не посмотрел на то, что я опоздал на месяц по сравнению с направлением на работу и, вызвав инспектора, отправил меня оформлять документы. Мне было выдано направление в отдел АСУП, это было престижное новомодное заведение. Даже здание его, четыре этажа, бетон, стекло, металл – почти не покрытое ржавой пылью, производило хорошее впечатление. В отделе АСУП я сразу же направился в приемную. Начальника отдела не было на месте, и меня принял зам. начальника АСДУ Владимир Иосифович. Он просмотрел мои документы и, посмотрев на меня, спросил: «Ну что, будете работать или искать открепление?» Я тоже посмотрел в его глаза и спросил: «А вам как хотелось бы?» Он ответил, что хотелось бы, чтобы я работал и улыбнулся. Ему понравился мой ответ, и как-то сразу между нами уставились нормальные отношения. Потом он позвал начальника участка АСДУ Виталия Александровича, и они уже вдвоем вновь подробно опросили меня о моих знаниях, умениях и предпочтениях. Было решено, что я буду работать в качестве инженера-электроника по обслуживанию ЭВМ АСВТ-М-6000. Это была новейшая по тем временам ЭВМ третьего поколения, и я был доволен, что все так сложилось.

В этот же вечер я устроился в общежитие, забрал вещи из камеры хранения, поужинал в местной столовой и, уже засыпая у себя в комнате, почувствовал, что тоска, наполнявшая душу все последние дни и недели, стала уходить, уступая место новым делам, заботам и перспективам. Так началась моя трудовая жизнь после института.