Маля и Ники

               

     Она возвращалась домой после последней,  прощальной встречи.   Матильда, или как звали ее  «по- домашнему» Маля, тихо плакала, уткнувшись зареванным лицом в мягкое, обитое бархатом сиденье.
      - Боже, возьми всё, только сохрани  для меня моего Ники. Как у множества простых людей  последнее интимное свидание   проходило на обычном сеновале постоялого двора. Было тихо, так хорошо пахло сеном и редкими цветами, скошенными вместе с травой. Но нам было все равно. Отчаяние толкнуло нас в объятия друг другу. Мой Ники,  еще рядом -последний вздох, взгляд, последний поцелуй… На прощанье я попросила разрешения иногда обращаться к нему, по телефону.
     - Конечно, ты же лучшее воспоминание моей юности. Но мой долг призывает меня, ну ты же все знаешь и понимаешь…
     С чего всё начиналось… Я была младшей,  тринадцатым ребенком в большой театральной семье, старшая сестра и брат – будущие солисты  Императорского театра, а папа, Феликс Янович, лучший исполнитель мазурки, до последних дней работы в театре. Николай 1, большой любитель этого танца, привез из Польши несколько артистов, в том числе и Феликса Кшесинского . Папа учил его и некоторых придворных.
     Ах, мазурка. То царственно величественная, то буйная и страстная. Не одно девичье сердце страдало и каждая всю жизнь вспоминала, как он ветреный и красивый, стройный и сильный вел ее в танце, кружил и падал на колено.  Вновь мы только вдвоем – ты и я в этом необъятном мире. Что там будет потом – пустое. Важно только сейчас и теперь, в эту секундочку. Звенят шпоры, гусар преклоняет колено, и я такая воздушная порхаю вокруг него. Прошли годы, я уже давно стала бабушкой, живу в довольстве и тишине, но все бы это отдала, чтобы, как в юности промчаться в мазурке, этом танце королей и героев, лихих гусар и поэтов. Великий Шопен написал почти 60 мазурок и ушел в иной мир написав последнюю.
     С трех лет папа частенько брал  меня с собой в театр и я упивалась всем, что творилось вокруг. Танцы, декорации, эти волнующие театральные запахи и звуки.  Все вокруг дышало театром.
      Однажды дома, когда мне было четыре года, я, без спроса, открыла старенькую шкатулку, нашла там старинный перстень и надела его на два тоненьких пальчика, указательный и средний. Папа увидел, не стал меня ругать, и рассказал, что наши польские предки были  знатного рода, но все документы оказались утерянными и остался только этот перстень.
     - Значит я, на самом деле, графиня, спросила я папу. Я хочу быть графиней… Разве я могла подумать, что через много лет стану Великой княгиней.
      Дома меня заставляли регулярно делать все пять позиций, самые простые плие, батманы, развивали гибкость, и к поступлению в Императорское театральное училище я была  хорошо подготовлена. Первые годы с нами занимался известный балетмейстер Леонид Иванов, оставивший после себя немного постановок, но 2 акт Лебединого озера… этот шедевр останется в веках. Он вел уроки довольно вяло, почти засыпал, любил вкусно покушать и поиграть на скрипке.  Было совсем скучно и тут мне повезло. Я увидела танец итальянской балерины Вирджинии  Цукки, которая поразила не только виртуозным исполнением, но и  мимикой, прекрасной выразительностью танца. А какая гибкая, такая выразительная спина. Когда я стала танцевать на сцене  меня ужасно радовало, если говорили, что мой танец такой же выразительный ,как у Цукки. Я так хотела стать похожей на нее. Потом мы  стали заниматься с М. Вазем,  и она  строго требовала от нас выразительности и красоты  каждого движения. И вот, наконец, я  в классе Христиана  Петровича Иогансона, великого педагога, у которого я брала уроки и после окончания училища. Моя сестра, брат и я, как члены известной семьи Кшесинских, имели некоторые привилегии, могли жить дома и каждое утро, в коляске  запряженной пони, приезжали на Театральную улицу, прямо к подъезду Императорского театрального училища.. Летом наша семья снимала дачу в Лигово. Когда мне исполнилось 14 лет, я стала замечать, что юноши стали обращать на меня внимание.  Наш  сосед,  молодой студент Университета, готовился к свадьбе, и вместе с невестой частенько вечерами, приходил к нам на чаепитие. Я решила его поддразнить и однажды сказала, что  утром собираюсь в лес, за грибами. Студент спросил:
     - А можно мне пойти с Вами?
     - Пожалуйста,  если Ваша невеста не будет возражать. Все сидели за обеденным столом и, конечно, невесте, пришлось сказать, что она не возражает.
     Мы пошли в лес и во время наших невинных поцелуев нас увидела подруга невесты и все ей рассказала. Свадьба расстроилась. Студент пытался продолжить наши отношения, писал пламенные письма, даже угрожал лишить себя жизни.. Я впервые убедилась, какими дураками являются мужчины. Взмах ресниц, тень улыбки, маленькая  изящная туфелька  чуть, чуть видная из под  края платья. И всё, делай с ним, что хочешь.
    И вот  долгожданный выпускной концерт в присутствии царской семьи. Давали  « Тщетную предосторожность» Не помню, как я танцевала, всё было точно в тумане. Затем нестройной толпой мы стояли и ждали выхода императора Александра 3. И вот великий момент. Его Императорское Величество подошел к нам, приветливо посмотрел на всех и вдруг произнес:
     - А где же Кшесинская?
   Меня подтолкнули, я подошла, сделала глубокий книксен, затем, как положено, поцеловала руку императрице.
     " Будьте украшением и славой нашего балета" произнес Александр 3. Эти слова обожаемого государя я запомнила  на всю жизнь, и поклялась себе быть первой, самой лучшей, несмотря ни на что.
     Все сели за праздничный стол,  меня посадили рядом с цесаревичем Николаем.
     - Только не очень флиртуйте - услышала я голос Императора. Мы украдкой посмотрели друг на друга. Он был так хорош, голубые глаза, безукоризненно воспитан. Мне даже показалось, что от него исходит какое - то сияние. Наши души потянулись друг к другу.
Когда  пришла домой, то записала в дневнике:
     - Он все равно будет мой.
    Конечно, мы не знали, что царская семья  заранее решила, что Ники, «для возмужания» и» чтобы нагуляться перед свадьбой», нужно  специально познакомить с кем нибудь из театрального мира. Бывший воспитатель наследника Обер прокурор  Синода Победоносцев, один из немногих, кому высочайше было позволено не советовать, нет, нет, только высказываться, в присутствии царствующих особ, изволил заметить, что любовь будет полезна его Высочеству. Первой кандидаткой была молоденькая актриса Александринки. Но та не оправдала надежд, устроила истерику:
    -  «У меня  скоро свадьба, я безумно люблю моего будущего мужа.»  Пришлось ее успокоить, взять слово о неразглашении этой истории и… от греха подальше перевести в один из московских театров.
Следующим кандидатом стала я. Но они просчитались, это не стало кратким адюльтером,  мы искренне полюбили друг друга.
     Летом  давали спектакли в маленьком деревянном здании театра,   куда любили ходить офицеры  Преображенского полка проходящего летние сборы в Красном селе. И однажды,  я заметила среди зрителей цесаревича, одетого в обычный офицерский мундир. Иногда, очень редко, мы случайно сталкивались где нибудь среди кулис, и могли сказать друг другу несколько слов, полных, как мне казалось, какого то тайного смысла.
    Осенью спектакли продолжались в помещении Мариинского театра и когда в царской ложе я видела его, то танцевала с особым воодушевлением. В первый сезон я станцевала в 22 балетах и 21 опере.
Уже тогда я танцевала на хорошем уровне, но такому большому  количеству выступлений. я обязана, конечно, покровительству его высочества. В театре сотни любопытных глаз и скрыть что либо невозможно.
    Дополнительно я стала брать уроки у известного итальянского педагога Энрико Чекетти. Иногда я опаздывала на занятия Иогансона и однажды он сердито сказал: 
     - Мадемуазель Кшесинская, выбирайте у кого Вы будете заниматься. Ваши опоздания недопустимы. Мне пришлось расстаться с Чекетти. В те времена все ведущие партии танцевали приглашенные итальянские балерины. Как правило, они обладали высокой техникой, крутили 32 фуэте. Никто из русских балерин не мог их исполнить, в лучшем случае делали 5 – 8 оборотов и все.
    Я стала заниматься с еще  большим упорством и, наконец, они покорились мне. Когда это произошло в репетиционном зале, казалось, собрался весь театр. Восторгам и поздравлениям не было конца.  На спектаклях,
иногда,  на бис, приходилось их повторять. Долгая 8 летняя война с Леньяни заканчивалась. Она была вынуждена покинуть театр и все ее роли, а среди них были такие, как принцесса Аврора, в Спящей красавице перешли ко мне.
    Цесаревич как то мне сказал:
Для тебя я просто « Ники», как меня зовут дома, а тебя я буду звать «Маля», хорошо? К этому времени мы перешли на «ты», ну а как еще можно называть возлюбленного, который целует тебя в губки. Но нам уже этого было мало. Я попросила свою старшую сестру поговорить с отцом, который потом мне сказал:
    - Маля, ты понимаешь, что он никогда не женится на тебе…
    - Я знаю, что мое счастье скоро закончится, видно такая у меня судьба.
    Нам с сестрой разрешили жить отдельно, и мы сняли двухэтажный особняк  на Английском проспекте. Позже Ники выкупил его для меня. Обычно, после спектакля, ко мне приезжали великие князья вместе с Ники. Мы ужинали и часто «куролесили» до утра. Мне нужно было сделать так, что бы  всем было приятно и каждый гость считал, что наибольшее внимание было уделено именно ему. . Такими обворожительными были только японские гейши и я. Ведь «дворцовая» жизнь заполнена скучным этикетом и  всякими условностями.
    Мы с Ники становились всё ближе друг другу, но он, как человек безукоризненного воспитания, не решался сделать последний шаг. Мне пришлось взять инициативу на себя.  Однажды, когда все ушли, и мы сидели у последней горящей свечи, я сказала:
  -Сейчас она потухнет  и тогда я стану твоей… Свеча потухла, я взяла его за руку и повела к себе.
     Я всё больше узнавала моего Ники. Он был добр, внимателен, много знал, был безукоризненно воспитан. Принимал правильные решения, однако для будущего государя этого недостаточно. Но я никогда ему не говорила, чтобы он отказался от престола. Нужно быть достаточно жестким, решительным, уметь заставлять других выполнять принятые решения. Таким, каким был его отец, Александр 3. При нем Россия всё больше «сосредотачивалась» и он мог спокойно сказать ожидавшим его иностранным дипломатам:
    -Европа может подождать, пока русский император закончит  удить рыбу.
   Иногда мы говорили о его будущей жене Алисе. Впервые он посватался к ней, когда ей было 16 лет. Первое сватовство мягко отклонили. Потом, в 18 лет  царское предложение было принято. Она не была православной , но  «Париж стоил мессы».
     В театре все время приходилось воевать, чтобы быть первой, самой лучшей.
Нельзя танцевать отдавая все силы. В конце спектакля, когда уже  совсем, нет сил, публика начинает просить, на бис, повторить понравившуюся каденцию. Никому нет дела, что ты, как раб на галерах, предельно устала, иди, лети, танцуй, как ни в чем не бывало.
   Я попросила Мариуса Ивановича разрешения танцевать Эсмеральду. Петипа стал совсем древним, почти не ставил новых спектаклей, но продолжал  держать балет Императорского театра в своих цепких,  старческих руках. Он обратился ко мне:
     -Мадемуазель Кшесинская, знает ли Ви, что такое любоф. Последовал утвердительный ответ.
     - А известно ли Ваам, что такое любофьни страдания…
     -Нет.   - Ну вот видель, Вам еще рано  испольнять таки роли.
     Во время коронации в театре, специально для этих торжеств, ставили новый балет. Все роли были расписаны, отрепетированы. Меня не включили в состав исполнителей, чтобы не огорчать императрицу. Я не могла  этого допустить и пожаловалась Ники:
     - Меня, несчастную обижают в театре. Последовало высочайшее соизволение и бедняге Р Дриго пришлось  срочно писать вариации, а  Петипа репетировать со мной.
       Не знаю, на что я надеялась, но послала Алисе письмо, о нашей любви. Конечно, она не соизволила ответить, но устроила Ники страшный скандал. Пришлось тому всё рассказать и, разумеется, покаяться.
     - Хорошо, что ты мне все рассказал,  после этого я люблю тебя еще больше, а о прошлом забудем. Что было, то было, всё прошло.
     Когда  танцевала, то вне зависимости от роли, одевала все драгоценности. Естественно, в театре никто пикнуть не смел, ведь это были царские подарки. Знаменитый завоеватель Западной Сибири Ермак Тимофеевич не снимал тяжеленные  доспехи, подаренные царем Иваном   Грозным, которые и повлекли его на дно реки, при переходе через Иртыш.
   Ставили  балет Камарго. И  решили сделать костюмы, как во времена Людовика 15, с проволочными  корзинами,- фижмами, закрепляемыми под нижними юбками. Еще чего, не собираюсь  танцевать с ними. Неужели непонятно, зритель хочет видеть на сцене нарядную, торжествующую молодость. Разразился нешуточный скандал.  Дирекция объявила мне выговор и чисто символический денежный штраф. Пришлось пожаловаться  Его Императорскому Величеству и выговор был немедленно отменен. Директор Императорских театров князь Сергей Волконский был вынужден подать в отставку. Я думала, что он получил записку от министра двора
барона  Фредерикса, с пометкой  в левом углу : «Согласен. Николай 2». Но это было не так -  было просто  подано прошение об отставке. Все негодовали, шептались за спиной, но я улыбалась, делала вид, что все в порядке.
     На его место  назначили Владимира Аркадьевича Теляковского, который всё  прекрасно понимал и никогда мне не возражал.
     Теперь все называли меня Матильда Феликсовна, и когда шла по коридору, скромно,  вставали к стеночке, опускали глаза и делали книксен или поклон. Репертуар театра на будущий месяц привозили ко мне домой, я сама определяла, что и когда, буду танцевать. Естественно были «мои» балеты, которые танцевала только я,  лишь изредка назначая, кого нибудь, по своему выбору.
     Когда мы расстались, Ники попросил своего кузена Великого Князя Сергея Михайловича «присмотреть» за мной. Он, конечно, ничего не видел вокруг, но я знала, что князь, как и многие другие, давно влюблен в меня. Он как то захотел жениться на одной из великих княжон, но я устроила ему грандиозный скандал и свадьба расстроилась. Еще чего, он принадлежал только мне.
     Сергей Михайлович превратил  мою жизнь в сказку. Он купил мне в Стрельне прекрасную дачу, построил электростанцию. В те времена электрического света не было даже в  Императорском  дворце, чем я ужасно гордилась. На углу Кронверкской и Большой  Дворянской  улиц  сначала выкупили большой участок земли,  затем построили дворец, причем все внутреннее убранство было высшего качества «из Парижа».  Мы стали близкими людьми. Я устраивала у себя многолюдные ужины и хозяйка, естественно, была в центре всех событий. Настало время, когда все технические трудности   остались позади, и я могла полностью погружаться в образы моих героев. Наконец, я танцевала Эсмеральду, роль которой, до самого окончания карьеры, стала одной из любимейших. Даже маленькая козочка, которая нужна для  роли,  постоянно жила во дворце. Я кормила ее с рук и она, как собачка, повсюду бегала за мной . Несколько раз на наши вечера приводили слона, в сопровождении  дрессировщика Льва Дурова, и, однажды, проходя мимо окон, животное вдруг сделало нечто естественное . Я стала громко смеяться и постепенно все гости, делавшие вид, что они ничего не заметили, присоединились ко мне, как дети, радуясь возможности  просто весело посмеяться.
    Приближалось десятилетие моего служения театру. Мне захотелось устроить бенефис, но его разрешали  только  тем, кто танцевал 20 лет, или при выходе на пенсию. Мало ли, какие там были общие правила.  Я, Кшесинская,  первая балерина  Императорского театра и будет так, как я хочу. Я отправилась на прием к барону Фредериксу, министру царского двора, человеку весьма недалекому. После первых,  обязательных  фраз, я глядя на его мундир увешанный множеством орденов сказала, что могу делать свои 32 фуэте, только, если вижу его сияющего всеми наградами, в зале. Этот дурачек расплылся  в улыбке и разрешение было получено.
 Бенефис прошел с блеском, было множество ценных подарков, в том числе от царской семьи. Восторженные зрители на руках отнесли меня к карете. Весь дом утопал в цветах. На торжественном  ужине присутствовали светлейшие князья и впервые   
молодой князь Андрей. Мы посмотрели в глаза друг другу и сразу влюбились, это была любовь с первого взгляда. Как он мне потом рассказывал, когда он увидел мой танец, ему показалось, что сам ангел сошел
на землю. И вот он сидит рядом с этим божеством  и она так ласково смотрит. Боже, как он был хорош. Высокий, стройный, безукоризненно воспитанный и так бедняга стеснялся, что не знал куда, девать дрожащие руки. Прости Ники, теперь я полюбила другого, но в моем сердце ты остался навсегда. В довершении ко всему, князь Андрей пролил бокал красного вина на мое новое платье. Я посчитала это хорошим знаком, быстренько переоделась и весь вечер не отходила от него. После Ники я впервые полюбила. Я не смела надеяться, ведь Великий князь  был на шесть лет моложе меня, но в глубине души поняла, что влюблена и наши души соединятся. Мы стали встречаться и, тайком от всех, уехали, в разное время, в Биаррицу.  Там мы впервые стали близки и после возвращения в столицу я  узнала, что забеременела. Конечно, Сергея Михайловича пришлось отлучить от опочивальни,  и всё ему рассказать. Разговор был очень тяжелый, но Сережа не отказался от меня, продолжал любить и заботиться обо мне и сыне Володе. Он добился для него дворянского звания, записал на свое имя.
    Великое и смешное часто шагает рядом, обняв друг друга за плечи. У нас в театре появился молодой и очень способный Петр Владимиров. Он так прекрасно «подавал» меня, как драгоценную вазу с розами . Кроме всего прочего он просто мне нравился и я приблизила его к себе. На гастролях  в  Париже  князь Андрей увидел его в моей гримерной и вызвал  на дуэль. Они стрелялись и пуля повредила нос Петру. Хорошо, что врачам удалось ему помочь.
     Так мы и жили втроем, пока не началась революция. Дворец был занят солдатами и разграблен. Иногда, ютясь по знакомым, я издалека смотрела на свой дом и видела, как видная революционерка Коллонтай расхаживает в моей шубе. Мне удалось сохранить свою жизнь, по видимому потому, что бесплатно выступала перед солдатами и ранее открыла госпиталь для раненых за свой счет. Перед отъездом Сергей Михайлович, снова предложил мне руку и сердце. Но я любила Андрея и чтобы как то  его утешить  предложила вместе ехать в Кисловодск. Но он отказался, был занят моими имущественными делами,  Далее произошли ужасающие события. На другой день, после расстрела царской семьи его, вместе с другими Великими князьями  и их окружением бросили в заброшенную шахту Алапаевска глубиной 60 метров и забросали гранатами. Сергея Михайловича предварительно убили, остальных побросали живыми. Перед этим, всех били по голове обухом топора.Среди убиенных были Великая княгиня Елизавета Федоровна и инокиня Варвара. Когда  Белая Армия вошла в город, и тела погибших были извлечены на поверхность, в  мертвой руке Сергея Михайловича был зажат медальон с моим портретом и надписью Миля.
    Его уже не было в живых, к нам приходили  запоздалые письма. .
  Я не могла в это поверить, отчаянию моему не было предела. Но надо было жить, спасать себя и Володю.
 В конце концов мы с Андреем и Володей оказались во Франции, под Парижем, где у нас было небольшое поместье. Мать Андрея вскоре умерла и мы, наконец, смогли сочетаться законным браком. Я стала светлейшей княгиней, а сын Володя светлейшим князем. Я столько мечтала об этом, но здесь, за границей  это мало, что значило. Иногда многочисленные государи Европы приглашали на званые обеды и все. Жили мы очень скромно.
    Но я, как всегда, не теряла присутствия духа. На моих мужчин было мало надежды и я решила открыть балетную школу. Друзья помогли мне,  собрали деньги, нашли подходящее помещение, появились первые ученики. Очень известные балерины Марго Фонтейн, Иветт Шовире, Памела Мей и другие приезжали ко мне на занятия.
    Я уже не выступала, и только единственный раз, когда мне было 64 года, меня уговорили выступить в лондонском Ковент -Гардене. Конечно, в прыжке не было полетности,  элевации были совсем не те, что раньше, но я сумела так станцевать мой любимый русский танец из Конька Горбунка, показать этим сухим и надменным англичанам, что такое настоящее искусство, сколько в нем прелести и возвышенной красоты, что все просто сошли с ума, меня вызывали 18 раз. .
Всё в жизни, когда нибудь заканчивается. Мы все трое лежим рядом на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. под белой мраморной плитой и только два  березовых листочка, наверно прилетевших из любимой России лежат у  самого края.