Воины в белом. Часть 3

Прошло лишь два часа, как Валера, овеянный романтикой прошедшего свидания, вернулся в офицерское общежитие, а в его комнате уже собрался почти весь офицерский состав госпиталя, который окончил рабочий день и не стал обладателем счастья внеочередного дежурства, в виду чего на маленьком столе в комнате Валеры появилось столько съестного и выпиваемого, что поначалу он серьезно сомневался в возможности одолеть этот пир богов. Однако по мере того, как круг знакомств с врачами, фельдшерами, лаборантами, фармацевтами госпитальной аптеки и так же офицерами роты охраны и обеспечения стало очевидно, что в хорошей компании да под хороший разговор, особенно, если эта компания и разговор представляют собой фактически вливание в коллектив и посвящение в офицеры, количество выпивки и закуски не просто не бывает слишком большим, но даже достаточным. За два часа Валера перезнакомился со всеми, кто был свободен от сиюминутной работы в госпитале, а так же с некоторым количеством их жен, как правило, милых и скромных женщин, с чрезмерно рано ставшими мудрыми глазами, пробивавшейся в молодых волосах сединой и обладающих редким талантом больше слушать за столом, чем говорить самим, а так же внимательно следящих за мужьями и вежливо, обаятельно, но тем не менее решительно выводивших их из-за стола в направлении родного жилья, как только те доходили до состояния забывчивости о том, что являются мужьями и офицерами, и становились просто компанейскими парнями, желающими узнать от Валеры еще больше о славном городе Ленинграде, в котором большинство из них не было, а так же рассказать что-нибудь интересное из собственной жизни и практики, которые у них были полны теми самыми интересными случаями. В результате, когда вечер уже пошел на убыль, и в комнате оставалось только четверо, включая самого Валеру, в дверь вежливо постучали и в комнату вошел седой человек в очках в роговой оправе, широкой лысиной, которая образовывала почти идеальный круг наподобие тонзуры, одетый в мешковатый костюм отечественного и явно не самого нового производства и такой же плащ. Быстрым взглядом окинув сидевшую за уже почти полностью приведенном в порядке ловкими женскими руками столом компанию и заметив, что особого внимания на него не обращают, он демонстративно прочистил горло. Анекдот, который невропатолог Михаил как раз рассказывал Валере, застыл на середине повествования и образовавшаяся тишина навела Валеру на мысль о том, что гость перед ними не простой.
-Валерий Васильевич? – поинтересовался гость, низким хриплым голосом, одновременно протягивая широкую ладонь с длинными узловатыми пальцами.
-Так точно – Валера пожал гостю руку и тут же озвучил догадку  - Товарищ майор?
-Виктор Семенович – пояснил гость – Сегодня еще можно без формальностей. А вот если завтра придете на службу с перегаром, то даже ваш сегодняшний подвиг вас не спасет.
-Но я… - Валера растерянно оглянулся на стол.
-Без всяких но – возразил заведующий – А теперь налейте мне сто грамм, а то эти бюрократы в штабе из меня всю душу вытянули, и давайте расходиться по домам.
Валера не сразу сообразил, что нужно делать в свете такого резкого перехода от осуждения к поощрению, однако Михаил лишь улыбнулся, извлек из полумрака неизвестно где взятый стакан, плеснул в него выверенное академическим взглядом количество грамм и протянул Потапову.
-Ну… - тот поднял стакан – Как говорится, нашего полку прибыло. Добро пожаловать в наш госпиталь, Валерий Васильевич. И пусть и вы, и мы будем вспоминать этот день как радостный и никогда о нем не пожалеем. – он залпом выпил содержимое стакана, которое провалилось в него как в закрома родины, по всем признакам даже не задерживаясь в глотке, а в самый желудок, довольно крякнул, аккуратно поставил стакан на стол и шумно втянул воздух, закинув в рот кусочек соленого огурца – Подробное знакомство утром. Планерка в восемь, прошу не опаздывать. – и круто развернувшись, он вышел из комнаты.
-Ну и как тебе твое первое в карьере начальство? – спросил Михаил.
-Впечатляет.- признался Валера – Только не знаю, восхищаться или пугаться.
-Полезно взять по чуть от каждой идеи. – разумно посоветовал Михаил.
-Насколько все плохо? – Валера полусидел на функциональной кровати и в палате интенсивной терапии онкологического отделения и внимательно смотрел на молодого врача, стоящего перед ним.
-Товарищ полковник, я бы не стал пока говорить так уверенно насчет дальнейших прогнозов, просто…
-Михаил Сергеевич – прервал его Валера – Мы оба знаем, что вы никогда и ни в чем не сможете обмануть меня в чем-либо, что касается хирургии. Мы ведь это знаем, не так ли?
-Так точно – вздохнул врач, сдвигая на затылок высокий медицинский колпак.
-Ну и отлично, хоть в этом мы не будем спорить. Теперь следующее. Я ни на секунду не ставлю под сомнение профессионализм проведенной вами операции. Я просто хочу, чтобы вы мне сказали: насколько все плохо?
-Валерий Васильевич, все зависит от дальнейшего курса…
-Капитан Медведев! – теряя терпение повысил голос Валера, чувствуя, как натянулся уже начавший формироваться рубец на груди.
-Плохо – сказал хирург – Множественные метастазы в области средостения и печени. Ультразвук так же показывает вероятность опухали в области таза.
-Так – Валера откинулся назад, чувствуя, как на него накатывает усталость – Сколько мне осталось, по вашему мнению?
-При прохождении полного курса химиотерапии – несколько месяцев. Может, полгода.
-Хорошо – кивнул Валера – Полгода – это хорошо.  Теперь второй вопрос: когда я смогу встать к столу?
-К столу? – даже под колпаком, казалось, было видно, как дыбом встали волосы у молодого хирурга. – Вы собираетесь оперировать?
-Разве я все еще не числюсь ведущим консультантом этого отделения? – поинтересовался Валера.
-Конечно, числитесь – смутился врач – Но вы же…
-Я болен раком. Это верно. Выражаясь проще, я умираю.
-Валерий Васильевич…
-Да, да, да. Мы же можем говорить прямо, чего нам тут-то сдерживаться?
-Конечно.
-Так вот. Вы знаете, что я должен сделать еще одну операцию. Вы знаете, что я долго к ней готовился.
-Знаю, но Валерий Васильевич, я не уверен, что вы физически сможете ее сделать. Возраст плюс ухудшение здоровья могут стать непреодолимым препятствием.
-Ну так вот и давайте вместе подумаем, как нам преодолеть это непреодолимое препятствие.  На то ведь мы и хирурги, чтобы преодолевать их, не так ли?
-Хорошо – вздохнул Медведев – Мы постараемся сделать максимум, что возможно для этого.
-Мы постараемся сделать больше – Валера откинулся на подушку – А теперь поторопите сестру, пора делать перевязку, вы не находите?
-Да, конечно – врач вышел из палаты, а через три минуты в нее вошел Витя.
-Валерий Васильевич, - тихо позвал он – Вы спите?
-Самый бессмысленный вопрос, придуманный человеком – ответил Валера, приоткрыв глаза – На него просто невозможно ответить утвердительно, не покривив душой.
Молодой стажер улыбнулся и подошел к кровати.
-Я просто зашел сказать вам спасибо.
-За что?
-За того больного с подозрением на рак желудка.
-Операция состоялась?
-Да. Мне ассистировал сам Борис Георгиевич, вы представляете.
-Он согласился? – не поверил Валера – Наш упертый заведующий принял твою точку зрения?
-Ну… - немного запнулся Витя – Не совсем. Он ее принял только когда я ему сказал, что она полностью совпадает с вашей.
-Зря сказал.
-Почему?
-Потому что ссылка на авторитеты  - самое опасное занятие. Авторитеты могут ошибаться. Они могут не знать деталей, которые знаешь ты. Не видеть мелочей, которые видел ты. Они ведь стали авторитетами именно потому, что в свое время полагались именно на свое собственное мнение, даже споря с теми, кто выше их. Понимаешь?
-Понимаю – задумчиво кивнул интерн.
-Ну так каков результат операции?
-Мы провели резекцию трети желудка. Метастазов не обнаружили, думаю, пойдет на поправку.
-Ты молодец – сказал Валера – Благодаря тебе, пациенту обеспечены годы жизни. Именно благодаря тебе, понимаешь? Благодаря тому, что ты принял решение.
-Я понимаю. Спасибо вам.
-Хватит – поморщился Валера – Ты лучше вот что. Я скоро раны залижу и мне понадобится курс химиотерапии. Я хочу, чтобы его разработал ты.
-Я? – опешил молодой интерн – Но я же имею в этом плане никакого опыта.
-А в каком плане ты имеешь опыт? – поинтересовался Валера.
-Ну…ни в каком.
-Ну вот. А опыт получать все равно надо. Так почему бы не начать его получать, исцеляя дорогого для тебя человека. Я ведь дорогой для тебя человек? – подмигнул ему Валера.
-Ну конечно – охотно согласился интерн – Еще во время нашей учебы, когда вы оставались со мной после лекций, я столькому  у вас научился, что…
-Вооот – протянул Валера – А фактор личной симпатии в данном случае играет в мою пользу. – он снова стал серьезным – Мне нужно встать на ноги, Витя. Ненадолго, но обязательно. Полгода мне не надо обещать, хотя это было бы и неплохо. Но несколько месяцев – обязательно.  И ты мне поможешь этого добиться. Через не могу. Через не знаю. Через не уверен. Понял? – глаза Валеры из-под седых бровей сверкнули так, что Витя судорожно сглотнул.
-Так точно, товарищ полковник, понял. Но разрешите вопрос?
-Давай.
-Почему я? Ведь тут есть опытные специалисты.
-Потому что они не верят. Слишком много знают, а потому не верят. Считают, что задуманное мною невозможно. Я не виню их, они логически правы. Но в том и дело, что мне нужно совершить невозможное. А невозможное могут совершить лишь те, кто верит. Все невозможное совершалось людьми, которые верили. Это потом знающие приходили на готовое и говорили, что иначе и быть не могло. Но первый раз успеха всегда добивалась именно вера. А не умудренное годами знание.
Интерн ушел, овеянный размышлениями на тему услышанного, а Валера прилег обратно на подушку и закрыл глаза. У него получится. У него и этого молодого парня, который обладает даром. Таким, каким когда-то обладал он сам.

-Лазаров, держите зажим! Еще один! Быстрее, шейте. Выскочит из браншей, и мы его никогда не поймаем! – Потапов быстрыми и точными движениями перевязывал сосуды правого легкого, стараясь подобраться к его корню. За несколько секунд до того Валера заметил, что одна из легочных вен среднего калибра медленно, но уверенно выползает из-под браншей зажима, которым она была пережата до, чтобы ее можно было пересечь чуть выше. Пока Потапов пересекал вену и начинал прошивать ее внешний край, культя сосуда начала выскальзывать из зажима, угрожая освободиться и уйти в глубину грудной клетки. А это – массивное кровотечение и почти верная смерть пациента. Найти и снова пережать ее в глубине раскрытой плевральной полости, да еще рядом с сердцем почти невозможно.  Сейчас Валера успел поймать ускользающий сосуд во второй зажим лишь за секунду до того, как он выскользнул из первого, оборвав проведенную заведующим нить.
-Нить, перевязать – сказал он операционной сестре и, получив в руки инструмент, вопросительно взглянул на заведующего – Я сам?
-Что вы у меня спрашиваете? – раздраженного буркнул тот – Вы что, не видите операционное поле? – он молча перехватил у Валеры зажим, разворачивая сосудистую культю к нему.
Валера быстро перевязал сосуд и начал затягивать нить, но тут на его руку легла окровавленная перчатка заведующего.
-Медленней и нежней – сказал он спокойно – Как собственный орган детородный.
Валера на секунду остановился, а потом осторожно продолжил перетягивать сосуд. Суть этой простой с виду манипуляции состояла в том, что сосуд надо было пережать лигатурой именно настолько, чтобы перекрыть по нему ток крови и только потом начинать собственно прошивание. Недотянешь, и после удаления зажима кровь пойдет напором через еще неокрепшие швы. Перетянешь, и тонкая лигатура разрежет сосуд как бритва.  Вот он затянул нить, чувствуя, как напряженно она врезается в тонкую сосудистую стенку, вот он завязал на ней первый узел, затем второй. Манипуляции ювелирные, рядом бьющееся сердце, которое надо не задеть, оно очень плохо реагирует на прикосновения, рядом аорта, возле которой приходится работать острым металлом рассекая спайки, и давление в которой в случае ее повреждения даст фонтан крови высотой до пятнадцати метров.  Все это надо обойти и там, в глубине грудной клетки, окруженной разведенными в стороны ребрами, завязать маленький узелок. Потом еще один. И еще. Делается это почти наощупь, из-за узости операционного поля глазами увидеть почти ничего не возможно.
-Готово – доложил он заведующему.
-Уверены?
Валера глубоко вздыхает и, снова поднимая глаза и встречаясь взглядом с заведующим отвечает:
-Да, уверен.
-Зажим снять. Шейте.
Зажим убирается из раны, и на секунду Валера вспоминает все молитвы, которые в детстве слышал от бабушки, особенно во время войны. Перевязанный сосуд не кровоточит. Завязанная лигатура уверенно держит кровяной напор.
-Иглу, прошить – в его руку ложится иглодержатель с зажатой в нем иглой, с которой свешивается кетгутовая нить.
-Быстрее – говорит заведующий – Не спите, Лазаров.
Валера накладывает первый шов. Потом второй, третий. Руки работают сами, повинуясь рефлексам, сказываются недели его тренировок у себя в комнате, когда он истрачивал целые мотки хирургических ниток, тренируя пальцы, завязывая узлы вслепую, накладывая швы на муляж, который он сделал сам из подручных материалов в виде ваты и простыни, куда ее набивал, чтобы сымитировать тот или иной орган. Пальцы деревенели, нитки рвались, но он все равно продолжал тренироваться. После первой же операции, которую проводил Потапов и на которой он присутствовал только в качестве зрителя, он понял, как мало еще знает и умеет в практической медицине и пришел к выводу, что успех в его первой операции, которая спасла солдата с кровотечением из селезенки, был, скорее, удачей, чем результатом его мастерства. И он начал тренироваться. Даже во время свиданий с Алены, которые постепенно становились все более частыми и долгими, хотя и оставались во временных рамках, установленных Верой Сергеевной, играющей роль Комитета Целомудренной Безопасности, даже во время этих свиданий его пальцы продолжали совершать почти незаметные манипуляции.
-Что ты делаешь? – спросила как-то Алена, когда заметила, что Валера одной рукой пытается удержать медленно сползающее по деревянной палочке мороженое, а пальцами второй руки непрерывно совершает какие-то заковыристые движения, словно пытаясь их сплести в единый клубок.
-Извини – Валера с удивлением посмотрел на продолжающие двигаться пальцы, которые продолжали завязывать очередной хирургический узел, и за это время мороженое окончательно освободилось от деревянного плена и благодарно облепило руку Валеры, вызвав смех Алены и тихое чертыхание самого Валеры. Однако даже в этот момент в его голове шло подсознательное размышление о том, какой шов лучше, а какой легче: узловой, непрерывный или, например, кисетный.
Сейчас, прошивая стенку вены и чувствуя, как за ним внимательно следит заведующий, Валера был благодарен своему преподавателю, профессору Углову, который любил им говорить:
-Чем похожи хирург и спортсмен? И тот и другой быстро теряют квалификацию без постоянных тренировок. Поэтому ваши выходные – всего лишь домашний вариант рабочего времени. Если, конечно, вы хотите работать и спасать жизни. Тренируйтесь дома. На отдыхе. Днем и ночью. Во сне и наяву. Пусть мозг ваш занимается на две трети обычными людскими делами, но пусть одна треть всегда, понимаете, всегда размышляет над тем, как лучше провести операцию. Пережать артерию. Наложить шов. Тогда в тот момент, когда вам придется делать все это на практике, вам не придется думать. Ибо размышления – это минуты и секунды, которые решают быть человеку живым или мертвым.
Так и получилось. Когда к ним доставили этого больного, Валера поначалу пришел в смятение. Майор запаса, участник войны. Пятьдесят с лишним лет, из которых последние пять болеет хронической пневмонией. Живет в деревне, почти в ста километрах от Благовещенска, в связи с чем к врачам не обращался без крайней на то необходимости. А необходимость такая возникала уже трижды за последние два года. И каждый раз курс пенициллина на время снимал обострение, и поздоровевший отставной офицер возвращался в родное село, из которого когда-то ушел на фронт. Но в этот раз его доставили уже тяжелом состоянии. Дышал он с большим трудом и почти не мог передвигаться самостоятельно на значительные расстояния без того, чтобы начать задыхаться. Последние три месяца у него стабильно держалась температура, вечерами поднимаясь чуть ли не до сорока, и никакие народные средства, которыми его охотно лечили местные деревенские знахари, уже не помогали. Сельский врач, осмотрев его, сразу же выписал направление на госпитализацию и даже выгрыз для этого машину у руководства колхоза. Больного поначалу привычно госпитализировали в терапевтическое отделение, однако первое же рентгенологическое обследование показало, что левое легкое пациента покрыто несколькими гнойными полостями, каждая из которых представляла угрозу всей дыхательной системе и даже всему организму, распространяя через легочные сосуды инфекцию по всему кровеносному руслу.  На собранном по этому поводу консилиуме возникло два мнения, каждое из которых имело свой список достоинств и недостатков, но только оперативное лечение могло обещать окончательный успех, хотя и несло в себе наибольший риск. Конец обсуждению положил сам заведующий отделением.
-Еще один курс антибиотиков ничего не решит. Легкое надо удалять, хотя и желательно обойтись частичной резекцией, но этого не узнать, пока не откроем грудную полость.
-Никто из нас пока не делал подобных операций и даже не видел, как это делается – сказал Чеглинцев.
-Ну почему же? Лазаров видел. И насколько я понимаю, даже участвовал.
-Я? – опешил Валера – Но я только стоял вторым ассистентом.
-Но вы видели это, не так ли?
-Да, конечно.
-Хорошо. Я тоже ассистировал на таких операциях несколько лет назад. И уже тогда слышал об успехах, которых достигал Углов в клинике Петрова. Его метод перевязки корня легкого просто великолепен и часто помогает избежать полного удаления органа при полном терапевтическом успехе лечения. Не так ли, Валерий Васильевич?
-Да. – подтвердил Валера – Это так. В большинстве случаев удается достигнуть решительного успеха. Кроме того, данный метод более предпочтителен в отношении ослабленных больных в виду его меньшей травматичности.
-Ну вот и отлично. В таком случае, оперировать буду я и Лазаров. Алексей Николаевич – заведующий повернулся к старшему хирургу – Вы будете присутствовать. И если понадобится, подстрахуете меня или Лазарова.
-Я понял.

-Вена зашита – доложил Валера – Мы можем двигаться дальше.
-Хорошо. Осталась центральная, а дальше корень. Освобождаем путь.
Они пересекают спайки. Медленно, по одной, постоянно пережимая начинающие кровоточить сосуды и быстро их прошивая. Спаек много, нагноившееся легкое плотно соединилось с плеврой и органами средостения. Когда пересекается каждая из них, почти сразу возникает обильное кровотечение из многочисленных мелких сосудов, которыми опутана каждая спайка. Валера едва успевает прижигать электрокоагулятором самые мелкие из них, в то время, как Потапов перевязывает и прошивает крупные. Однако, когда самая большая часть работы выполнена, появляется новая проблема, самая большая. Центральная спайка не просто расположена возле сердца, она оплетает аорту, а чтобы отделить ее требуется передвинуть сердце. Несколько секунд Валера и Потапов смотрят друг на друга, затем заведующий очень медленно отодвигает сердце, а Валера пытается подойти к спайке изнутри, чувствуя тыльной стороной пальцев, как пульсирует аорта.
-Аритмия, давление, резко падает – сообщает анестезиолог.
-Выходи – приказывает Валере Потапов.
-Я почти отсек ее.
-Быстро! – повышает голос Потапов.
Валера убирает руки, и сердце возвращается на свое место, видно, что ритм его сокращений серьезно нарушился, и проходит несколько минут, прежде чем он восстанавливается.
-У нас еще одна попытка – говорит Потапов. – Иначе мы не сможем потом подобраться к главной легочной артерии.
-Пробуем – кивает Валера, и вот заведующий снова отодвигает трепещущее сердце в сторону, руки Валеры скрываются в глубине грудной клетки пациента, пальцы левой нащупывают плотную эластичную спайку, уже надрезанную предыдущей попыткой, а скальпель в правой уверенно пересекает ее.
-Коагулятор – он протягивает руку, в которую сестра плавным быстрым движением вкладывает коагулятор, и начинает быстро прижигать кровоточащие капилляры, чувствуя, как сквозь маску ему в ноздри проникает запах гари.
-Фибрилляция – докладывает анестезиолог – Давление 70 на 40.
Это критический уровень. Ниже него уже развивается кислородное голодание мозга, которое грозит необратимыми изменениями. Валера быстрым движением убирает из средостения руки, и заведующий аккуратно возвращает сердце на место. Почти полчаса они ждут, пока его ритм восстановится, а давление поднимется выше угрожающе малых цифр. Аглая Федоровна за это время успела испариться из операционной и принести им по стакану горячего сладкого чая. Сделав первый глоток, Валера почувствовал, как по его телу словно прошел ток, расслабляя сведенные судорогой мышцы спины и рук. Он не раз и не два видел, как такие же паузы в операции делает профессор Углов во время своих демонстраций и каждый раз поражался тому хладнокровию, с которым тот смотрит на раскрытую грудную клетку пациента, в которой бьется открытое глазам сердце, этот идеальный насос, хранитель баланса потоков человеческой жизни.
-Продолжаем – говорит Потапов, когда анестезиолог кивает ему, давая понять, что ритм восстановился и давление снова отошло от угрожающей черты бесконтрольного падения.
Перевязка центральной легочной артерии, самый сложный момент операции при гнойных заболеваниях легких. Огромный и при этом тонкостенный сосуд, давление в котором почти не уступает давлению в аорте.  Его надо перевязать и тем самым отключить приток крови к больному легкому. Сейчас, когда Валера смотрит, как Потапов заводит лигатуру под толстый сосуд, в то время, как сам он отводит легкое, пытаясь создать коридор для движения рук заведующего. Тот вводит в просвет один зажим, потом второй, щелкают фиксаторы, пережимающие артерию, толстая шелковая нить, обвивается вокруг нее и начинает медленно стягиваться.
-Фибрилляция – снова сообщает Брагин, отрываясь от своих приборов.
-Да вижу я, вижу.  – прорычал Потапов. – Камфару немедленно. Кровь капельно.
Снова перерыв. На артерию наложен один виток лигатуры. Этого мало. Один не удержит. Спустя пятнадцать минут наложен второй виток. Еще через двадцать минут третий.  Все. Операция закончена, кровь больше не питает легкое. Теперь надо ушить плевру,  вернуть на место отсеченные от грудины ребра.
-Надо заканчивать, Виктор Семенович, иначе мы не успеем снять его со стола живым – говорит Брагин, наблюдая, как сестра ставит новый флакон с кровью.
-Уже почти – Потапов с помощью Валеры возвращает на место отведенные наружу ребра, которые становятся к грудине с характерным хрустом, напоминающим звук раздавленного печенья.
-Давление? – спрашивает он анестезиолога.
-80 на 60. Пульс стабилен, ритм синусовый.
-Шейте, доктор, кожу – Потапов поднимает руки в красных от крови перчатках и отходит в сторону. Один за другим Валера накладывает швы, закрывая громадную операционную рану, пока не получается причудливый узор, который потом в народе назовут распашонкой.
-Готово – докладывает он.
-В реанимацию – отдает заведующий последнее распоряжение – Вы проследите за этим, Алексей Николаевич?
-Конечно – кивнул тот – После такой операции я готов выполнить любое ваше пожелание.
-Это не пожелание. Это приказ. – сказал Потапов, выходя из операционной – Валерий Васильевич, я жду вас в ординаторской.

Когда Валера вышел из операционной, сил в нем оставалось не больше, чем после разгрузки вагона цемента. Стягивая на ходу маску и операционный халат, он направился в ординаторскую, где его уже ждал заведующий, потягивая из граненого стакана свежий крепкий чай с лимоном.
-Присаживайтесь – он указал на кресло у стола – Чай будете?
-С удовольствием – кивнул Валера, наливая себе крепкий черный напиток.
-Каковы ваши дальнейшие идеи по ведению больного? – спросил заведующий.
-Все должно решиться сегодня-завтра. Однако я думаю, что нам придется применить введение пенициллина непосредственно в плевральную полость.
-Вы когда-нибудь проводили подобную манипуляцию.
-Скажем так, я видел, как это делается. И видел, насколько положительные это дает результаты.
Некоторое время Потапов раздумывал.
-Никто и никогда у нас такого метода не применял. В случае подобных осложнений мы обычно отправляли больных в центральные госпитали или гражданские хирургические стационары.
-Мы не сможем сделать сейчас ни того, ни другого – возразил Валера – Больной очень ослаблен, он не перенесет транспортировки в дальний госпиталь. А что касается больницы Благовещенска, то я не думаю, что она в чем-то значительно превосходит наш госпиталь.
-Мы рискуем уже дважды. Первый раз, когда пошли на простую перевязку корня легкого вместо полного удаления органа, а второй раз будет сейчас, когда мы вместо отправления больного в центральный госпиталь округа начнем лечение не освоенными пока что методами на месте. Вы понимаете, чем нам грозит неудача?
-Понимаю – кивнул Валера – Но я бы просил вас разрешить мне действовать на свое усмотрение. В таком случае, при неудаче, вина будет полностью моя.
-Ишь, какой герой – буркнул недовольно заведующий – По вашему, я смогу остаться не причем, если только прибывший в госпиталь врач допустит ошибку? Но дело даже не в этом. Вы серьезно считаете, что даже если бы это было возможно, я бы принял ваше предложение? Я похож на того, кто в случае опасности рванет в кусты?
-Нет, конечно, Виктор Семенович. Я не хотел вас обидеть. – быстро ответил Валера, поняв ошибку своего предложения.
-Мы поступим так. Я оформлю принятие коллективного решения в результате консилиума. Мы все его подпишем. Вы, я, Чеглинцев. И в случае, если ваш вариант окажется ошибочным, отвечать будем все вместе.
-Товарищ майор, я не думаю, что стоит ставить под угрозу всех нас, ведь это я…
-Вы ведь уверены в принятом решении? – спросил заведующий, глядя на него поверх очков –Уверены?
-Нет – решился сказать правду Валера.
-Я тоже – кивнул заведующий – И Алексей Николаевич тоже, я думаю. А потому и успех, и неудача будут нашим общим достоянием.
-Я понимаю.
-Хорошо. И запомните, Лазаров, не знаю, как принимаются решения в Ленинграде, но тут каждый сложный случай мы разбираем вместе. И вместе решаем, что делать.
-Я запомню.
-Хорошо. Его уже, доставили, скорее всего, в реанимацию. До завтра наблюдение за ним – ваша задача.
-Но я же должен сегодня вести прием – сказал Валера.
-Вы должны вытянуть его после операции. Если у вас получится, то мы все сможем ввести этот метод в поток. И тогда спасем многих людей, которые сейчас медленно гниют заживо, постепенно выплевывая с кашлем куски собственных легких. Идите в реанимацию. Если возникнет необходимость операции, я вас вызову.
-Но ведь на приеме…
-На приеме посижу сегодня я. Думаю, что несмотря на административный пост, я все еще смогу разобраться с растертыми ногами и парой панарициев от неумения пользоваться иголкой. Идите в реанимацию, Лазаров. Брагин не может уделять внимание одному больному больше, чем всем остальным.
-Есть.

Анестезиолога Валера нашел в лечебном блоке реанимационного отделения. Тот, словно древнегреческий философ, стоял напротив кровати, на которой лежал прооперированный пациент и, подперев кулаком подбородок, внимательно смотрел на него.
-Заходи, Валера – сказал он, не оборачиваясь.
-Есть что-то, о чем стоит так задуматься? – спросил Валера, подходя к нему.
-Задуматься всегда есть о чем. Тебя Потапов отправил?
-Да. Откуда ты знаешь?
-Оттуда, что ты единственный, кто владеет техникой подобной операции в нашем госпитале, не считая его самого.
-Его самого? – опешил Валера – Но он говорил, что раньше никогда…
-О да, здесь никогда. До сегодняшнего дня всем, кто поступал с подобными патологиями, просто удаляли все легкое. А если состояние больного этого не позволяло, переводили в Хабаровск, в центральный окружной госпиталь. Потому что, кроме Потапова, никто больше техникой подобных операций не владел. А там нужны как минимум двое, учиться во время самой операции в данном случае – непозволительная роскошь.
-Почему же он мне этого раньше не сказал? Я там чуть не поседел, пока шла операция.
-Потому что в этом случае ты бы постоянно смотрел на него, как на более опытного.
-Так это была проверка?
-Ну разумеется. Добро пожаловать в профессию – он хлопнул Валеру по плечу и вышел из блока.

Предсказание заведующего не сбылось,  Валера наблюдал за своим подопечным не сутки, а трое. Лишь к концу первых суток, то пришел в себя и смог дышать самостоятельно, однако высокая температура то и дело ввергала его в состояние бреда, в результате чего она начинал метаться по кровати, насколько позволяли силы, и торчащие из его груди дренажи начинали шевелиться в ране, грозя выскочить, а швы на распашонке натягивались, и через них начинала просачиваться сукровица, окрашивая повязку в темно-бордовый цвет. 
-Надо его зафиксировать – предложил Валера, в очередной раз удерживая руки больного, когда тот в бреду в очередной раз поднимал в атаку свой батальон где-то под Зееловскими высотами.
-Согласен – кивнул Брагин – Иначе он повыдергивает своими атаками все капельницы.
В результате к утру пациент был крепко привязан к кровати бинтами, а несколько флаконов с кровью и противошоковыми растворами сбили температуру и успокоили горящую в лихорадке нервную систему. В течении следующих суток Валера буквально не отходил от его постели, наблюдая, как постепенно, по мере того, как кровь больного очищалась от накопленных за время циркуляции через нагноившееся легкое токсинов, кожа его принимала более светлый оттенок, уходила синюшность носогубного треугольника, а дыхание становилось более глубоким и ритмичным. Однако, когда к концу вторых суток, пациент открыл глаза, температура снова держалась у него на границе сорока градусов. 
-Пить – произнес он, пересохшими губами – Воды, доктор, пожалуйста.
Медсестра взяла было стакан с тонкой трубкой, выходящей из него под углом, но Валера перехватил его у нее и поднес к губам больного.
-Два глотка, не больше – предупредил он, наблюдая, как двигается горло, пропуская живительную влагу. – Хватит – он убрал стакан, заметив, как губы больного вытянулись трубочкой, стараясь уловить еще хоть несколько капель жидкости.
-Как прошло? – спросил тот. Голос его, еще довольно слабый, после воды стал менее хриплым и в нем снова появились командные нотки, отличающие привыкшего отдавать распоряжения человека.
-Хорошо – сказал Валера – Мы смогли сохранить вам легкое.
-Надо же – тот обвел глазами пространство блока и снова вернулся к Валере – А я-то думал, что очнусь как минимум без нескольких запчастей. 
-К счастью, в этом не было необходимости – улыбнулся Валера.
-Холодно – пожаловался больной – Мне постоянно холодно. И хочется пить.
-Это от наркоза и интоксикации – сказал Валера – Поспите, вам сейчас нельзя много разговаривать.
-Да – сказал он – Поспать. Это хорошая мысль. Мне лучше, доктор. Правда лучше.  Дышать легче. Только очень холодно. И хочется пить. Хочется… - он еще что-то бормотал, но глаза его закрылись и через несколько секунд он уснул.
Валера тем временем извлек из кармана фонендоскоп и осторожно начал прослушивать грудную клетку. Как он и предполагал, в проекции перевязанного легкого выслушивалась мертвая тишина. Легкое, лишенное притока крови, полностью выключилось из процесса дыхания, что должно было в дальнейшем вызвать его ателектаз, то есть сморщивание и усыхание. Оно становилось похожим на руку с перебитыми сухожилиями, которая все еще находилась на своем месте, но уже не выполняла никаких функций. Однако даже ее нефункциональность все равно была менее травматична для организма, чем полная ампутация с длительным после этого процессом заживления. Но, кроме явного положительного результата от операции, Валера услышал и то, что ему совсем не понравилось. В проекции сердца стали ясно выслушиваться первые шумы, говорящие о переходе воспалительного процесса непосредственно на сердечную мышцу.

-Вы хотите мне что-то новое рассказать, Лазаров? – спросил Потапов, поднимая на Валеру, глаза, когда тот переступил порог его кабинета.
-Не совсем. Я хочу, чтобы вы позволили мне провести внутриполостное вливание сегодня.
-Он очнулся?
-Да. Показатели стабильны, дыхание налаживается, он уже не нуждается в аппарате. Но его не отпускает лихорадка и кроме того, мне кажется настораживающим состояние его сердца.
-А именно?
-А именно, я считаю, что без немедленного подавления очагов инфекции, мы можем получить реактивный вторичный миокардит. Если только он уже не начался.
-Так он начался или нет?
-Думаю, как раз начинается. Появились шумы, ритм нестабильный. Если не начать сейчас, потом будет гораздо сложнее.
-Ну что ж – покивал сам себе заведующий – Пригласите Алексея Николаевича. Я бы хотел услышать и его мнение тоже.
Несколько задетый таким недоверием к нему лично, Валера все же отправился за Чеглинцевым. Тот как раз закончил какую-то операцию и медленно разминал руки в коридоре возле выхода из операционной.
-Меня? – удивился он – Это же ваш больной, Валерий Васильевич.
-Я тоже так считаю, но заведующий не согласен с этим. – и Валера поведал старшему хирургу соображения заведующего относительно коллективного согласия на проведение столь рискованной и новой манипуляцией над тяжелым больным. Говорил он горячо, считая, что нашел в Чеглинцеве единомышленника, который поддержит его в праве принимать самостоятельные решения, однако тот его удивил.
-А ведь Виктор Семенович прав.
-Как? – опешил Валера – Вы же сами сказали, что больной мой, что отвечаю за него я, что…
-Ты погоди, не спеши – прервал его Чеглинцев – Заведующий наш – мужик не раз уже битый начальством, а потому, если он о чем-то беспокоится, то на это, скорее всего есть причины. Просто он о них не говорит.
-Да какие причины, там человек умирает? – не успокаивался Валера.
-Лейтенант Лазаров – перешел на официальный язык Чеглинцев – Давайте все же уважать, если не возраст, то хотя бы погоны старших по званию. И вообще, пока отделением заведует Виктор Семенович, который проводил очень сложные операции уже тогда, когда вы только мечтали поступить на первый курс после окончания школы, извольте соблюдать субординацию.
-Слушаюсь, товарищ капитан – поджав губы, ответил Валера.
Чеглинцев взглянул на него с какой-то отеческой улыбкой, от которой Валере сразу стало как-то неудобно и даже стыдно за свое поведение, хотя даже для самого себя он не смог сформулировать, в чем именно.
-Пойдем к шефу – продолжая улыбаться, тронул его за плечо Чеглинцев.
Выслушав основное содержание идеи, старший хирург спросил:
-Могу ли я предложить дополнение к этому предложению?
-Конечно. Для этого мы тут все и собрались. – кивнул заведующий.
-С учетом слабости его состояния и малых сил, которые остались у больного для борьбы с инфекцией, я бы предложил наладить параллельно с внутрилегочной инъекцией переливание капельно  однопроцентного раствора хлористого кальция. Это поможет снять интоксикацию и подстегнет защитные силы самого организма.
-Как вы относитесь к данному предложению? – спросил заведующий у Валеры.
-Я полностью согласен – ответил Валера, размышляя над тем, как такая правильная и простая до гениальности идея не пришла в голову ему самому.
Чувство обиды за оказанное ему недоверие быстро проходило, отступая на очень далекий план, поскольку он понимал, что данное решение Потапова об обязательном консилиуме диктовалось не сомнениями в Валере как таковом, а исключительно заботой о больном. Хлористый кальций уже много лет применялся советскими хирургами для борьбы с септическими осложнениями различной природы, так что его применение в данном случае было ходом хотя и не стандартным, но вполне разумным.
-В таком случае, Валерий Васильевич, вы вольны провести мероприятие в любое время, если у Алексея Николаевича больше нет замечаний.
-Замечаний нет – ответил тот – Где подписать?
Заведующий молча вытащил из ящика стола лист бумаги и положил перед Чеглинцевым и Валерой.
« Мы, ниже подписавшиеся,  провели консилиум по поводу дальнейшего лечения Корякина Ивана Павловича, прооперированного по поводу множественных абсцессов правого легкого, и установили, что наиболее приемлемым методом дальнейшего лечения данного больного является внутрилегочное введение пенициллина с целью купирования инфекционного процесса и недопущения септических осложнений при сопровождении данного способа антибактериальной терапии соответствующей дезинтоксикацией. Методы и дозировки введения необходимых для этого медикаментов считаем необходимым поручить лейтенанту Валерию Васильевичу Лазарову как ведущему данного больного специалисту.»
Далее следовали строчки для подписей в количестве трех экземпляров.  Валера дважды пробежал глазами этот документ, и ему стало немного не по себе. Фактически данная бумага в случае неверно принятого им решения или же не безупречно выполненной манипуляции, означала братскую могилу в профессиональном плане для всех, кто поставит тут свои подписи. Причем ему самому, скорее всего, что-то могут и списать, учитывая его малый опыт, а вот двум старшим коллегам точно будет не сдобровать. Собрав волю в кулак, он поставил свою подпись под документом, и тот тут же исчез в ящике стола.
-Мария Николаевна свободна? – спросил заведующий у Чеглинцева.
-Так точно.
-Тогда пусть она поможет Лазарову на введении пенициллина. Там пригодится еще одна умелая пара рук.
-Хорошо, я пришлю ее в реанимацию.

Внутрилегочное введение пенициллина было относительно новым методом борьбы с инфекцией при гнойных патологиях легких, которые впервые начали применять в клинике Николая Николаевича Петрова в Ленинграде. Лишь в начале пятидесятых годов метод был освоен настолько, что получил признание государственной медицины и разрешение Минздрава применять его по всему СССР в хирургических стационарах. Однако большинство врачей все еще относилось к данному методу с большой опаской, поскольку при его проведении оставалась высокой угроза развития плевро-пульмонального шока, в результате которого больной быстро погибал, если нарушение герметичности плевральной полости проводилось с ошибкой. Даже один не правильный прокол грозил мгновенным шоковым состоянием из-за развившегося пневмоторакса.
Для проведения манипуляции, которая по сути являлась малой операцией, больного с величайшей осторожностью перевезли на каталке в перевязочную, развернутую на время процедуры в малую операционную. Старцева уже переоделась в новый операционный халат и ждала Валеру, за накрытым инструментальным столиком.
-Доктор, если после всего этого я поправлюсь, то поверю, что бог есть  - прошептал пациент – До этого дыры во мне старались делать только немцы.
-Вы поправитесь – сказал Валера, надевая стерильные перчатки и наблюдая, как медсестра, тщательно обрабатывает место прокола спиртом, а затем йодом. – И бог тут будет совершенно не причем. Все будет сделано руками человека.
-Тогда не тяните, доктор.
Вдвоем с сестрой Валера помог принять больному полусидячее положение, необходимое для проведения манипуляции. Каждое движение совершалось медленно и при постоянном наблюдении за повязкой, которая могла начать кровить, если амплитуда движения превысит эластичность только начинающего формироваться рубца.
-Новокаин – сестра передала Валере шприц, заполненный полупроцентным раствором новокаина для проведения местной анестезии.
Суть состояла в том, чтобы провести раствор новокаина по всему пути, по которому должна была в дальнейшем пойти игла с антибиотиком и таким образом снять болевые ощущения от прокалывания плевры. Двигая раствор впереди иглы, Валера медленно продвигал ее вглубь грудной клетки пациента, следуя под углом от верхнего края ребра. Больной несколько раз скрипнул зубами, но не издал ни стона на протяжении всей манипуляции, лишь дыхание его стало частым и поверхностным, поскольку скованная инородным телом грудная клетка рефлекторно не могла раскрываться в полную ширь. Почувствовав под иглой мягкую податливую плоть легкого, Валера остановил иглу и медленного пережал зажимом тонкую резиновую трубку, к которой крепился шприц с новокаином. Это было необходимо, чтобы при отсоединении шприца не произошло всасывание воздуха в плевральную полость и не развился пневмоторакс.
-Пенициллин, двести тысяч – Валера поднял голову на сестру.
-Уже готова – она протянула ему шприц, в котором находилось двести тысяч единиц разведенного в стерильной воде пенициллина.
-Как самочувствие? – это вопрос к больному.
-Да все ничего, доктор – отвечает тот – Поначалу, конечно, напоминало, будто бы меня черти на кол сажают за грехи мои, а сейчас прямо хорошо стало. И совсем не болит.
Валера подсоединил к резиновой канюле новый шприц, потянул, а затем нажал поршень, проверяя заполненность этой части трубки жидкостью, и снял зажим.
-Пошло введение – сказал он то ли сестре, то ли больному, то ли самому себе.
В течении все процедуры он постоянно следил не столько за вливанием, пальцы двигались практически сами, сколько за выражением лица больного, опасаясь пропустить признаки возможной ошибки. Но ничего не происходило, пациент лежал спокойно, равнодушно глядя в угол, где стена соединялась с потолком и не выказывал признаков боли. Закончив введение, Валера извлек шприц и снова повернулся к больному.
-Все в порядке, доктор – успокоил его тот. – Вы все отлично сделали. А теперь, если не возражаете, я бы хотел поспать. У меня такое чувство, что я вот-вот отключусь прямо на этом столе.
-Давление? – спросил Валера сестру, которая как раз спускала воздух из манжеты тонометра.
-100 на 70, пульс стабилен, шока нет – доложила та. – Скорее всего, это новокаин.
-Да, конечно – согласился Валера – Обратно в реанимацию его. Я буду наблюдать до завтрашнего утра.
-Вы не спали уже больше суток – заметила Старцева.
-Зато потом, если у нас все получилось, я буду спать как младенец. А сейчас я все равно не усну.
-Ну…вам виднее.
В течении почти суток Валера не отходил от пациента, наблюдая за тем, как разворачивается действие пенициллина, действующего напрямую на оставшиеся в сморщенном легком гнойники. Как он и надеялся, эффект навал развиваться буквально через несколько часов. Вот дыхание прооперированного стало менее частым и более глубоким. Вот исчезли почти постоянно булькающие хрипы, которые говорили об обилии мокроты. А когда он к вечеру провел замер температуры, то она оказалась лишь немного больше тридцати семи, что говорило о явном успехе проведенного мероприятия.
-У нас получилось – сказал Валера, влетая в ординаторскую, где Чеглинцев потягивал крепкий чай. – Температура пошла вниз. Устойчивое снижение скачков нет.
-Ни минуты не сомневался – улыбнулся тот, затем к нему вернулся серьезный вид, и он продолжил – А если честно, то ты меня порадовал. Признаться, я совсем не был уверен в успехе такого метода в наших условиях. Ну вижу, вижу, как глаза горят. Пошли, покажешь мне своего крестника и марш отсыпаться.
-Я собирался сегодня на прием – слабо попытался возразить Валера. Усталость накатила на него внезапной и почти сбивающей с ног волной, трое бессонных суток он поддерживал себя только волнением за судьбу пациента, а так же тех в отделении, кто поверил в его идею и согласился его поддержать несмотря на все грозящие им неприятности в случае его неудачи. Теперь, когда стало ясно, что решение было верным, и что больной, несмотря на всю тяжесть его состояния в день поступления, пойдет на поправку, он понял, что не может не только идти на прием, где его ждали не меньше полусотни бойцов срочной службы, но и даже не может точно сказать, дойдет ли он до комнаты в общежитии, или заснет прямо тут на ближайшей коридорной кушетке. Тем не менее, он встал на негнущиеся ноги и отправился следом за заведующим в реанимационное отделение.  Больной спал. Сестра, дежурившая на посту, поспешила доложить, что состояние пациента удовлетворительное, отрицательной динамики нет. Потапов несколько раз прослушал его грудную клетку, оценивая состояние не только дыхания, но и сердца.
-Вы были правы насчет миокрадита – сказал он, повернувшись к Валере – Думаю, там как раз начинается воспалительный процесс. Однако смею надеяться, что пенициллин, который мы закачиваем в него, снимет не только легочный процесс, но и сердечный.
-Я тоже так думаю – кивнул Валера.
-Ну а теперь, когда вы мне показали результаты своих усилий, марш в общагу и спать. До завтра. Крепко. А с утра я жду вас на приеме.
-Так завтра с утра ж вроде построение – сказал Валера.
-Ну разумеется, дорогой мой, - согласился Потапов, беря его под руку и уводя из отделения -  я имел в виду сразу после данного увлекательного мероприятия. На котором мы, кстати, и увидимся, когда будем совместно убеждать наших строевиков, что мы тоже офицеры и имеем право на существование, даже рядом с такими бравыми вояками, как они.
-Вы про нашего замполита? – спросил Валера. На протяжении нескольких недель он успешно избегал утреннего построения при помощи дежурств или назначенных на это время операций. Однако от судьбы не уйдешь, и следующее построение, которое к тому же совпадало с ежемесячным строевым смотром, обещало стать первым его плотным знакомством со строевыми офицерами госпиталя.
-И про него тоже. Собственно, он завтра будет не рулевым, а скорее, наблюдающим, но все-таки приведите в порядок свой вещмешок и обмундирование.
-Так точно.
-А теперь спать. Немедленно. Вы мне нужны завтра с ясной головой.
И Валера отправился спать. Едва коснувшись головой подушки, он тут же отключился от бренного мира, внезапно оказавшись…за операционным столом. Он зашивал перикард. Сердце больного трепетало под его пальцами, околосердечная сумка никак не хотела стягиваться, нитка путалась, а игла при малейшем неровном движении грозила проткнуть миокард.
-Не правильный узел – сказал голос у него над плечом.
-Слабо зажата игла – подсказал второй.
-Кровь в перикарде – это третий – Угроза тампонады.
-Фибрилляция – сообщил четвертый – Давление падает.
Он старается. Он изо всех сил старается провести нить через плотный закальцинировавшийся перикард, не понимая, как мог повредить его скальпелем, такой плотный, словно панцирь. Он же был далеко от сердечной сумки. Он не мог его задеть. Или это не он? Это ножевое ранение, конечно, пациента привезли с ножом в груди. Так он не виноват? Волна облегчения, словно гора с плеч, а следом пятый голос докладывает с подчеркнутым спокойствием:
-Полная остановка сердца. Асистолия.
Они что-то путают. Сердце под его руками бьется как бешенное, больной не может умереть, пока у него такой пульс. Однако следом новый голос сообщает:
-Он умер. Запишите время смерти.
Не может быть. Валера поднимает глаза, пытаясь крикнуть, что они все не правы, пациент жив… Он за столом один. Ни сестер, ни ассистентов, они все стоят за другим столом, голоса относились не к его пациенту. Или к его? Он же за столом один, перед ним раскрытая грудная клетка, бешено бьется сердце, обнаженное его скальпелем. Он хочет крикнуть, чтобы они срочно помогли ему закончить операцию, они должны, они…
-Твоя ошибка – повернулся к нему один из хирургов за соседним столом.
-Но я… - начинает он, чтобы объяснить, что больной еще жив, что он в одиночку старается зашить перикард, что еще не поздно…
-Тренироваться – из-под маски доносится голос Николая Николаевича Петрова.
-Днем и ночью – за второй маской явно Федор Григорьевич Углов.
Два самых почитаемых им хирурга смотрят на него поверх масок, строго качая головой.
-Я тренируюсь – говорит он – Я постоянно тренируюсь.
-Днем и ночью – повторяет профессор Углов – Вы меня слышите? Вы меня слышите, товарищ лейтенант?
От резкого толчка он открывает глаза еще до того, как проснулся. Над ним склонился комендант общежития и трясет его за плечо. В комнате стоят сумерки, явно уже наступил вечер. Валера несколько раз встряхивает головой, напрягая зрение, чтобы образ коменданта окончательно кристаллизовался.
-Что случилось? – спросил Валера – Что-то в госпитале? С больным что-то не так?
-Ой, вот уж чего не знаю, того не знаю, доктор, да только вас на КПП ждет какая-то дама. Я бы не стал вас беспокоить после такого дела, но вроде как она переживает. Боец сказал, что она вроде взволнована чем-то, вот я и подумал….
Алена! Мысль возникла мгновенно и окончательно пробудила его ото сна. Он же не давал ей о себе знать целых трое суток, хотя обычно либо звонил в школу, либо встречал ее на выходе.  К молодому лейтенанту, который ожидает новую учительницу перед школой, довольно быстро привыкли и ученики, и учителя, и постепенно они стали не просто проходить мимо, бросая на него заинтересованные взгляды, но и здороваться, а школьная техничка, в каптерке которой находился школьный общественный телефон, уже просто узнавала его по голосу до того, как он успевал представиться и попросить ее позвать Алену. Даже Вера Сергеевна, этот монолит целомудрия и подозрительности, постепенно, наблюдая за ними, снизошла до того, что позволила ему ждать Алену сначала во дворе, а затем даже несколько раз позволила переступить порог дома, который и правда был словно ее крепость и в котором, по беглому взгляду Валеры, мужчины не появлялись уже много лет и даже больше. Даже Манжур постепенно привык к присутствию Валеры в жизни его хозяек и даже перестал на него рычать, хотя все еще размышлял, позволить ли Валере потрепать себя за ухом или в очередной раз оскалить свои напоминающие роман о собаке Баскервилей клыки.
Впихнув ноги в сапоги и на ходу застегивая китель, Валера пулей выскочил из общежития в направлении КПП. На бегу он, разумеется, натолкнулся на замполита госпиталя, который, казалось обладал способностью приведения появляться там и тогда, где его никто и никогда не ждал.
-Товарищ лейтенант… - начал он, когда Валера на бегу отдал ему честь и тут же скрылся за поворотом, унося с собой надежду замполита на проведение очередной воспитательной беседы. Поскольку догнать такого молодого и ретивого офицера так же не было никакой надежды, то проводник идей марксизма-ленинизма в Советской армии с щелчком захлопнул рот и продолжил путь в направлении общежития, грея в себе надежду на завтрашний строевой смотр.
-Алена! – Валера выскочил за пределы КПП, с трудом переводя дыхание – Ты здесь.
-Ты на три дня пропал – сказала она, неуверенно крутя в руках сумочку – Я подумала, может, что-то случилось.
-Случилось, Алена, случилось! – не успев сообразить, что он делает, Валера подхватил ее и закружил на вытянутых руках.
Алена охнула, глаза ее округлились, она судорожно вцепилась в его руки и лишь через несколько секунд смогла выдавить:
-Поставь меня на место. Немедленно! –последнее требование носило, скорее, испуганный, чем разгневанный характер, но тем не менее он бережно поставил ее на землю, продолжая держать за плечи улыбаться по-детски  глупой и такой счастливой улыбкой. – Если ты еще раз посмеешь так вот, при людях… - начала она гневную тираду.
-Ты выйдешь за меня замуж? – спросил Валера, прерывая ее уже почти начатый рассказ о его бестактности и ее ненамерении это терпеть.
Она застыла на середине слова с открытым ртом, на секунду даже перестав дышать.
-Что? – наконец, переспросила она.
-Замуж – повторил Валера – Знаешь, это когда двое решают, что любят друг друга и потому ну никак не могут друг без друга жить.
-Но, Валера…
-Я люблю тебя. Я говорил об этом раньше и готов повторить это еще много-много раз.
-Не кричи так – попросила она тихим голосом, постепенно заливаясь румянцем.
-А что тут постыдного? Товарищи! – начал Валера, поворачиваясь к стоящим на посту возле ворот двум бойцам и медленно потягивающему папиросу у входа в КПП начальнику караула – А вы знаете, как сильно я люблю эту…
-Ты с ума сошел – она ухватила его за руку и потащила подальше от КПП.
Они пересекли улицу, зашли в один двор, потом в другой, вышли и, наконец, оказались на берегу Амура.
-Если сейчас нас заметит патруль, то остаток недели я проведу на гауптвахте, вместо того, чтобы помогать людям бороться с недугами – заметил Валера, только сейчас поняв, что китель он одел на голое тело, миновав висящую на спинке кровати гимнастерку, а фуражка на его голове сидит козырьком набок, напоминая головной убор донского казака с картин. 
-Повтори – сказала Алена, глядя на реку.
-Я говорю, патруль…
-Нет. Повтори то, что ты сказал там, у ворот.
-Ты выйдешь за меня замуж?
Она шумно вздохнула, было видно, что она стареется взять себя в руки, но когда повернулась к нему, глаза ее сияли словно два изумруда, наполняя сгущающийся полумрак зеленоватым блеском.
-Да – тихо сказала она, так что голос ее едва был слышен из-за шума реки, несущей свои.
-Теперь ты повтори – сказал Валера, чувствуя, как сердце его екнуло и куда-то провалилось.
-Да – повторила она, и на лице ее появилась улыбка – Да, да, да, да! – она бросилась ему на шею – Я так тебя люблю. – прошептала она ему на ухо.
-Я люблю тебя больше. – ответил Валера, вдыхая сладкий аромат ее волос.
-Мне надо написать домой – сказала Алена, когда они позже, обнявшись, сидели на берегу реки.
-Родительское благословение?
-Да, своего рода. Отец мне не простит, если я выйду замуж вот так, не сказав ему. И  мама бы не простила, будь она жива.
-Ну что ж, тогда не будем расстраивать твоего отца на этом свете, а маму на том. – сказал Валера – Кроме того, я с удовольствием познакомлюсь с человеком, который смог воспитать такую прекрасную для меня жену.
-Так уж и для тебя – ткнула она его в бок – А ты? Ты напишешь домой?
-Конечно. Только не думаю, что моих родителей стоит ждать на свадьбу, ни того, ни другого не отпустят с работы на такое малозначительное мероприятие, как свадьба единственного сына.
-Ваша медицина – сплошное крепостное право – покачала головой она.
-Ваше образование от этого уровня не сильно отличается.
-Что есть, то есть – вздохнула она – Нам пора возвращаться, а то Вера Сергеевна Будет беспокоиться.
-Она еще больше будет беспокоиться, когда узнает, что ты покидаешь ее теплое гнездо.
-Нет, не будет. Она даже говорила, что если мы захотим, то можем переселиться к ней оба.
-Ни за что – по слогам выговорил Валера, сделав настолько круглые от страха глаза, что Алена прыснула в кулачок. – И вообще жена должна следовать за мужем как нитка за иголкой, так что, если ты не возражаешь против короткого периода жизни в общежитии, в дальнейшем, уверен, мы сможем найти комнату в городе, где рядом с нами не будет такого грозного присутствия. Одна собака чего стоит, мне до сих пор кажется, что он только и ждет команды на меня броситься.
-Ты слишком несправедлив и к ней, и к Манжуру. Он тебя уже почти полюбил.
-Особенно в моменты, когда я рядом с тобой. Он мне напоминает четвероногого Отелло, который вот-вот убьет меня, а потом кинется душить тебя как Дездемону. Ну в общем… Ты не возражаешь против жизни среди военных медиков?
-С тобой – хоть рядом с ассенизаторами – ответила она, с трудом сдерживая смех, глядя на то, как напряженно он ожидает ответа на этот, такой очевидный для нее, вопрос.
-Ну, я уверен, что такого низкого падения мне не грозит. Однако нам и правда пора возвращаться. Сейчас пойдут вечерни патрули, а я не только без гимнастерки, но еще и без документов.
-И как ты умудряешься  забыть самое важное? Совершенно неприемлемое качество для советского офицера – она чмокнула его в щеку и поднялась.
-Ну положим, мое офицерство – лишь временное явление, а самое важное я не забыл. Сам же я прибежал мгновенно.
-Ты прав, важнее этого ничего нет.