Третья ступень в карьере на КВЦ

В начале 1985 года вплотную встал вопрос о модернизации цеха перфорации. Уже в комплекте с ЭВМ 1035 мы получили одиночные устройства подготовки данных на магнитной ленте, болгарские ЕС-9002. В промышленном цикле они пока не использовались, там всё еще основной была технология перфорации. До нас доходили новости о том, что фирма IBM закрыла в 1984 году последний завод по производству перфокарт, так что и нам была прямая дорога к новой технике и технологии.

Устройства ЕС-9002 применялись у нас пока что только программистами для составления заданий, так называемых JSL-пакетов. Пробное обучение и стажировку проходили операторы цеха перфорации, отобранные в отдельную группу, руководителем которой стала Лена Костина. Но на повестке дня было внедрение новой техники, группового устройства ЕС-9003, имевшего 16 пультов. Размещать этот новый цех подготовки на УПДМЛ решено было на месте машин Минск-32, которые подлежали списанию и утилизации.

Самой главной проблемой было перенести основные промышленные задачи: бухучет, сбыт, расчет нормативов запасов и прочее на ЕС-1035. Здесь ведущим специалистом выступил Саша Фролкин, которого часто можно было увидеть в машзале ЕС-1035 в окружении технологов и программистов. По сути, многие задачи были переписаны заново, в том числе и зарплата. Когда мы получили "жировки" в новом виде, отпечатанные на более качественных устройствах печати, где уже буквы и цифры не "прыгали" в строке, как на Минск-32, тут уже всем стало ясно, что эра старых машин ушла.

Сами расчеты стали проходить более быстрыми темпами, если раньше расчет зарплаты для всего комбината занимал несколько рабочих смен, и его вели поэтапно, то теперь машины управлялись со всем объемом за три часа, и основное время уходило на распечатку ведомостей.

Списание и разборка машин Минск-32 стали приоритетной задачей для отдела технического обслуживания: нужно было освобождать место для нового цеха подготовки данных. Если списание прошло быстро: просто приехала тётечка из бухгалтерии и, осмотрев оборудование и сверив инвентарные номера, подписала бумаги и уехала, то демонтаж продлился с неделю, а разборка вообще заняла месяца три. Вынутые из рам блоки и ячейки складировались в помещении электронщиков и в кладовке. Шкафы разрешили забрать себе, часть ушла в отдел в качестве рабочих шкафов, а остальные разобрали работники КВЦ для гаражей и других нужд. Я также подключился к этим работам. Обычно, брал на разборку какой-либо блок, вооружался отверткой, плоскогубцами и ножницами по металлу, и рассортировывал детали: транзисторы в одну кучку, диоды в другую, остальное – просто в большой ящик. Дело в том, что транзисторы и диоды нужно было сдавать, как содержащие драгметаллы, ну а другие радиоэлементы и провода особой ценности не имели. Пожалуй, ценность имели винты, гайки, другой крепёж, которые каждый "разборщик" забирал себе в качестве трофея. Я, таким образом, основательно пополнил домашние запасы. Ценились и трансформаторы из блоков питания. Они были однофазными и ставились по три в блок, чтобы обеспечить трехфазное питание на входе. Так вот, некоторые из них прекрасно подходили под домашние конструкции: зарядные устройства, усилители, автоматы для ёлочных гирлянд и другую самодельную радиотехнику.

Мне удалось на базе разобранных блоков и трансформаторов собрать неплохой усилитель низкой частоты для колонок АС-35, который и до сих пор служит верой и правдой.

После освобождения машзала там приступили к реконструкции его под новый цех УПДМЛ. За дело взялась бригада на основе группы подготовки производства во главе с Федором Кирилловичем Череватенко, с привлечением других желающих. Работы удалось оформить как особо важные, руководство всячески шло навстречу, лишь бы не затягивать сроки. После маленького триумфа КВЦ на выставке 25-летия ПГМК, когда нашу схему с интересом рассматривали высокие чины из Министерства, все наши нужды по разного рода реконструкциям имели "зеленую улицу" у руководства ПГМК.

В новом помещении решено было сделать особую систему подачи холодного воздуха от кондиционеров, через воздуховоды, идущие из-под пола на высоту двух метров и там рассеивающие потоки вверх в объеме. Это устраняло сквозняки, которыми славились ранее построенные машзалы. По стенам и на потолке закреплялись шумопоглощающие панели. Под каждое рабочее место подводилось электропитание, освещение, кабели связи, сами рабочие места были из комплекта ЕС-9003, выполненные в едином стиле. Общее освещение и цветовая гамма окраски подбирались с приглашением штатного дизайнера.

В июне 1985 года я получил новое назначение – стал начальником отдела технического обслуживания КВЦ. Приказ был подписан 14 июня, я в это время находился в отпуске, в Кисловодске, и узнал о приказе от Володи Пастушенко, которого случайно встретил, когда мы были в цирке.

Вернувшись из отпуска, я сразу окунулся в ворох новых обязанностей и предстоящих дел. Как обычно, меня представил коллективу начальник КВЦ Десятников Л.Д., а непосредственным моим шефом стал Наули Иосифович Джанашия, уже третий год работавший главным инженером. Я с ним и до этого тесно общался, так что особо нового в работе не предвидел. Коллектив в 40 человек состоял из четырех бюро: ЭВМ, СПМ, ПУ и СС и ЭКВМ. Реорганизация коснулась и руководства КВЦ. Петров А.Д., мой бывший шеф и зам начальника КВЦ по новой технике, убыл в Москву, видимо, подошла очередь следующей ступеньки его карьерного роста. На его место назначили Стернина Ю.М., бывшего начальника отдела ТО, а уж на его место пришел я. По штату мне положен был заместитель, им стал Володя Пастушенко, ранее работавший в бюро ПУ и СС, а на его место стал Борисов Виктор Васильевич, ранее бывший замом у Стернина. Такая вышла кадровая "рокировочка".

Одной из проблем отдела ТО была проблема нарушения режима со стороны нашего мужского коллектива, выражавшаяся в нередком попадании работников в медвытрезвитель. За это моего предшественника часто возили "носом по столу", особенно в этом отношении проявлял инициативу 1-й отдел, начальник которого, Моисеев Н.К., был еще и секретарем партбюро КВЦ. Но, видимо, что-то поделать с беспартийным Стерниным Ю.М., было сложно, так что перестановка кадров была, в том числе, и связана с наболевшими, а может, отчасти, и инспирируемыми вопросами трудовой дисциплины и порядка в отделе. Суть проблемы состояла в том, что электронщикам на смену выдавался спирт для профилактических работ. У начальника отдела в сейфе стояла бутыль, на смену приходилось где-то 700 граммов "огненной воды", и не у всех хватало выдержки "не употребить", тем более, что, работая в смену, мужики были почти бесконтрольны. Правда, попадались в вытрезвитель далеко не все: чаще молодые, холостые и неопытные ребята, жившие в общагах, где досуг часто только и состоял в возлияниях. Более старшие товарищи имели сдерживающие факторы в виде жен, детей, семейных забот, да и жили, как правило, в своих квартирах, это совсем не то, что бесшабашные общаги.

Таким образом, одной из первых задач для меня стало укрепление производственной дисциплины в отделе. С молодыми проводили профилактические беседы, приглашая авторитетных "старых" работников, в сменах закрепляли пары: "инженер-техник", стараясь создавать устойчивые связи, выдавали конкретные задания, чтобы меньше было времени на "вольнодумство". Практику, когда инженер смены всего лишь дежурил, устраняя самые простейшие неисправности, а в других случаях вызывал специалистов, я постарался постепенно устранить. Конечно, по началу, и самому пришлось не один раз ночами приходить на работу по вызову, но со временем дело сдвинулось. Да и новая техника работала более надежно, получилось так, что к моему приходу в руководство отделом, почти весь парк был обновлен: запущены две ЕС-1035, система ЕСТЕЛ, подготовка данных на УПДМЛ ЕС-9003, дисплейные комплексы ЕС-7920, менялась и периферия, там появились ЭВМ "Искра-554" и "Искра-555", ушли перфораторы, фактурные машины и старушки Минск-32.

Еще одной проблемой было снабжение запасными частями и расходными материалами. С новой техникой удалось получить приличные запасы ЗИПа, но некоторые позиции были весьма дефицитны, в особенности касательно устройств печати. Ведь мы, по сути, продолжали перелопачивать массу печатных документов, хотя и была провозглашена эра "безбумажной технологии". У нас в комплекте было на две машины десять АЦПУ, и в отчетный период они "молотили" круглые сутки. Система бухгалтерского учета, унаследованная еще, наверное, с 30-х годов, требовала бумажных документов, и их стали печатать даже в большем объеме, учитывая возросшую производительность новых ЭВМ.

В тогдашней социалистической экономике все было плановым, и если ты не "пробил" фонды в начале года, надежда была только на "толкачей". Часто пути "доставания" дефицитных запчастей были почти криминальными, когда "за бутылку" у проходной выменивали у работяг, выходящих со смены, блоки молотков для АЦПУ, шестеренки и механизмы подачи бумаги и прочую механику.

Мне довелось слетать по одному из таких снабженческих дел не куда-либо, а в Кисловодск. Будучи в отпуске, я встретил давнего коллегу, с которым вместе работали еще до моего отъезда в Шевченко. Разговорились, выяснилось, что Витя, так звали приятеля, работал на ВЦ Госстатистики, и у них был страшный дефицит качественных магнитных лент. Тогда магнитные ленты делились на классы: самые лучшие – фирменные BASF, Agfa, Scotch, затем шли ORWO, производства ГДР и уж самые ненадежные – советские типа "Мороз". У нас в КВЦ ленты закупались только лучших фирм, помогало могущественное Средмашевское ведомство, когда наши заказы шли "впереди других потребителей", ведь мы работали на "военку". Я пообещал Вите "провентилировать" этот вопрос, и взамен попросил его помочь с печатающими блоками для АЦПУ. И вот, получив добро на проведение этой операции и затарившись тридцатью катушками BASF прямо в фирменной упаковке, я полетел в Минводы и оттуда в Кисловодск. Витя слово сдержал, и меня ждали два новеньких печатных блока в сборе, по 128 молоточков, прямо в масле. Наш обмен состоялся, однако, если тридцать лент, хоть и с трудом, но можно было унести в руках, то блоки по 50 кг весом были неподъемны. Витя помог найти подходящую тару, мы загрузили УАЗик и отвезли все это добро на станцию, в багажное отделение. Фокус был в том, что в багаж принимали вещи для перевозки только от частных лиц, а так – езжай на грузовой склад, а там еще кучу документов потребуют. Я решил отправлять все как будто от себя лично, и на вопрос о характере груза пояснил приемщику, что в ящиках запчасти для холодильника. Так и записали в накладной, а что было делать? И вот через дней десять, уже в Шевченко, пришло уведомление о прибытии груза, я взял пару мужиков с работы, и мы съездили на станцию Мангышлак, где благополучно и получили дефицитные блоки для нужд КВЦ.

В дальнейшем нас очень сильно выручал Миша Круглов, его как будто сам бог к нам послал. Дело в том, что Миша был родом из Казани, и его тетя работала какой-то начальницей на заводе, где и производили дефицитные молоточки для печати. Так что, когда у нас возникала потребность в молотках, мы снаряжали Мишу в командировку, и он, совмещая приятное с полезным, т.е. повидавшись с родственниками, привозил вожделенный дефицит.

Еще одним каналом поставки был центр обслуживания в Ташкенте, куда мы относились территориально. Обычной практикой было заключить договор, куда вместе с поставкой запчастей включались и работы, приезжали наладчики, привозили детали, а мы им "не глядя" подписывали "процентовки". Само собой, никаких работ они не делали, и часто вместо вписанной бригады приезжал один человек. Такие "гримасы" социализма.

В стране уже полгода как шла перестройка, хотя поначалу ее скромно называли ускорением и интенсификацией. А с мая началась и борьба за трезвость. Наш мужской спаянный и споенный коллектив поначалу немного растерялся, мужики даже записались в общество трезвости. Но постепенно стало ясно, что в этой борьбе было больше показухи и фарса, нежели дела. Когда на "безалкогольных" свадьбах на столы ставили чайники с водкой и заварники с коньяком, и на вопрос: "Вам чайку с заваркой или без?" – только непосвященному было неясно, о каких напитках идет речь.

Однако, народ наш не так прост, и в борьбе с "зеленым змием" выход был найден. Наши активисты просто высылали гонцов к двум часам дня, времени открытия магазина "БАМ", (сокращенное название Большой Алкогольный Магазин – которым стал торговый центр "Парус"), так что к четырем часам, времени окончания смены, как раз подходила очередь, и брать старались по максимуму, чего и сколько дают в одни руки.

Начало перестройки было по-своему сложным, чувствовалось, что руководство страны не совсем представляет, что и как надо делать. Отсюда и противоречивые указания и законы, с одной стороны – закон о кооперации и о государственном предприятии, с другой – о борьбе с нетрудовыми доходами. То с рынка исчезли так называемые кооперативные ларьки, к которым уже стали привыкать, отличавшиеся лишь повышенными ценами, то начали разворачиваться Центры НТТМ – научно-технического творчества молодежи под эгидой комсомольцев, которые сразу сообразили, что к чему, и к ним тут же примкнули кооператоры, часто при тех же госпредприятиях, когда они просто перераспределяли прибыль в свою пользу. Была еще госприемка, когда методы оборонных заводов начали внедрять на всю промышленность. Силенок, конечно, на это не хватило, так что лозунг: "Советское – лучшее в мире!" так и остался лозунгом.

1986-й год прошел еще под флагом романтических ожиданий перемен. В феврале прошел очередной, XXVII съезд КПСС, потом у нас на КВЦ была встреча с Кузнецовым Ю.В., директором ПГМК, делегатом съезда, избранным в ЦК. Он отметил, что когда 2-го марта на съезде объявили о 55-летнем юбилее Горбачева, самым волнующим и удивительным было то, что за этим ничего не последовало, зал овациями встретил отсутствие награждения генсека "в связи с юбилеем", как это уже стало привычным для тогдашних кремлевских старцев. Весь пафос встречи с директором вселял уверенность, что наконец-то страна окончила период похорон и начинает новую страницу. Говорил он и о важности разворачивавшихся на комбинате работ по производству скандия, по программе "Буран", о расширении торговли удобрениями, о будущих контрактах с китайскими фирмами. Вообще, мне нравились выступления директора. Он умел держать аудиторию в напряжении, от него ждали "правильных" слов и главное, правильных решений, и все говорило о том, что корабль ПГМК ведет опытный и смелый капитан.

То, что страна вступает в очень непростой период, тогда еще не было ясно. Первые звонки были в апреле, когда "жахнул" Чернобыль, потом в августе – крушение круизного лайнера "Адмирал Нахимов", но для нас более значимым оказалась незаметная на первый взгляд и даже привлекательная "конверсия". Еще не были разрушены связи с республиками и предприятиями, еще экономика дышала, хотя и уже с трудом, но маховик конверсии, начав с безобидного перехода на выпуск сепараторов и машин по изготовлению творога, уже тронулся с места. Потом было "шефство" над предприятиями сельхозмашиностроения, когда к ПГМК был "пристегнут" Махачкалинский машзавод, после поездки на который специалисты пришли в ужас. Решено было создать на своей базе Машиностроительный завод, потому что восстанавливать разваленное производство в Махачкале мог только сумасшедший. Кроме этого, после визита Министра Славского Е.П. в Форт-Шевченко, решили на базе РМЗ ПГМК организовать обучение специалистов из местных кадров, с тем, чтобы затем трудоустроить молодежь. Мне довелось побывать на РМЗ, когда там проходило это самое обучение молодых парней, и я видел, с какой тоской небольшого росточка казашонок смотрел на монстроподобное сооружение станка с ЧПУ. Ему бы на волю, в степь, а тут непонятное гремучее чудовище! Все это, в конце концов, разрушило наш комбинат, хотя и намного позднее.

Неумело взявшись за экономику, руководство страны переключилось на гласность и "демократизацию", началась эпоха съездов народных депутатов, когда дух захватывало от смелости выступающих, вся страна сидела у экранов телевизоров, наблюдая прямые трансляции. У нас в КВЦ даже поставили в красном уголке телевизор, и начальство смотрело сквозь пальцы, если кто засиживался у экрана.

1987-й год больше всего запомнился повышением эффективности работы по так называемому "белорусскому методу", суть которого была в сокращении персонала и повышении зарплаты. На наш отдел спустили разнарядку о сокращении 20% персонала, т.е. мы должны были из 44 штатных единиц оставить только 36, сократив восемь единиц, из них четыре вакансии и еще четверых "живых" работников. Я боролся до конца, отстаивая свой персонал, доказывал, что мы потеряем надежность работы оборудования, что у нас не хватит ресурсов, чтобы перекрывать смены, – все было напрасно! Самым неприятным событием было проведение собрания коллектива, на котором нужно было назвать фамилии "жертв". Руководство спустило все на низовые звенья, дав всего лишь контрольные цифры. Но одно дело, когда это просто цифры, пусть даже не такие уж и безобидные, а совсем другое – когда нужно было называть конкретных людей, вынуждая их становиться безработными, тем более, что у нас почти сто процентов отдела были мужики, кормильцы своих семей. Да разве кто это слушал! Собрание прошло бурно, почти в стиле горбачевских съездов. Когда я назвал предполагаемые кандидатуры, те, кто попал в них, расстроились и обиделись, другие стали радоваться, что не попали в жертвы. Поднялся гвалт, все были возбуждены, и даже повышение зарплаты на те же обещанные 20% не радовало. Получался какой-то пир на костях, процесс самоедства в любом коллективе никогда не бывает мирным, это был один из первых звериных оскалов капитализма, который уже ожидал нас не за горами.

Сокращение мы, в конце концов, провели, кто-то сумел как-то устроиться, на улице вроде бы никто не оказался, но переругались мы капитально. И это в мужском, в общем-то, незлобивом коллективе. А что же говорить о других, более склочных!

После этого была еще выборность руководителей, создание Совета трудового коллектива, чего-то вроде народного профсоюза. Ведь профсоюзы к тому времени, (как и сейчас!), занимались только сбором взносов, распределением благ, да заглядывали в рот начальству. Вся общественная жизнь бурлила разными событиями, большинство из которых шло с самого верха. Там были и воззвания Горбачеву "ударить по штабам", и откровенный популизм, там кто-то под шумок занимал теплые места, уже осознав, откуда дует ветер, кто-то копил кооперативные денежки для предстоявшей приватизации, хотя до нее еще было далеко.

Пока что и нам на КВЦ спустили разнарядку о создании кооператива. Предполагалось, что люди будут там прирабатывать после основного рабочего дня. Всем дали задания – придумать, чем можно заниматься. Как будто основная деятельность КВЦ уже вроде никому и не нужна.

Снабжение продуктами и товарами, и так не блиставшее и постепенно ухудшавшееся, стало давать откровенные сбои. Если в выходные не выстоял в длиннющих очередях, на неделе есть будет нечего. Дефицитом становились любые, еще вчера обычнейшие товары. И тут комбинат стал торговать, а точнее менять по бартеру удобрения с китайцами. При управлении создали отдел маркетинга, разослали гонцов "по белу свету" искать партнеров для сбыта удобрений. До этого, удобрения расходились по колхозам и предприятиям сельхозтехники по разнарядкам, проблем со сбытом не было. Теперь же затеянная реформа сельского хозяйства под эгидой Продовольственной программы обанкротила колхозы, предприятия сельхозтехники укрупнили, создав Госагропром, деньги ушли в разные кооперативы и НТТМ, так что сбыта удобрений не стало.

От ПГМК делегация поехала по северо-востоку Китая, договариваться о поставках. У Васи Иванова тесть работал в отделе сбыта и попал в состав делегации. Его рассказы были весьма живописны. Встречали их в Китае очень торжественно, сами китайцы закатывали шикарные обеды, которые длились по шесть-восемь часов. Было впечатление, что китайцы, наконец-то, дорвались и могут поесть досыта! Вся компания рассаживалась по периметру огромного круглого стола, уставленного всевозможными закусками. Стол медленно вращался, позволяя всем гостям по очереди перепробовать блюда. Понять, из чего были приготовлены те или иные яства, как это и принято в Китайской кухне, было невозможно. С трудом через переводчика выяснили, что есть блюда из свинины, но они на вкус оказались сладкими – это был десерт. Правда, наши не сильно растерялись, и хорошенько выпив китайской водки, традиционно подогретой, как и японское саке, славно закусывали, не обременяя себя раздумьями о том, из чего все это приготовлено.

Результатом заключенных сделок стали поставки китайских товаров: детских платьев, рубашек, шортиков, полотенец, курток, обуви, и даже китайской тушенки и пива. Китайское пиво, помнится, сильно удивило, оно было сладким, как будто разбавленным лимонадом. Потом выяснилось, что китайцы продали нам партию пива, предназначавшуюся для поставки в США. Вот так мы нехотя узнали пивные вкусы янки. Закупили также оборудование для МСО-102, где среди прочего была аппаратура для гемодиализа и сопутствующая система управления на базе компьютера. К этому времени уже стали появляться первые персональные компьютеры. Интересно, что тогда за компьютер давали цену как за легковой автомобиль. Если мы, работавшие в КВЦ, почти не видели персоналок в то время, то что говорить о врачах, которым приданный китаец-наладчик пытался объяснить, как пользоваться программой управления аппаратом на базе ПЭВМ? Врачи обратились к нам, в КВЦ, и мы с Сашей Комаровым поехали в МСО-102, чтобы разобраться в проблеме. Там я и увидел впервые живого китайца. Общались мы на смешанном русско-английско-китайско-еще-каком-то языке, больше жестами, потому что английского китаец почти не знал, русского тем более (вот они плоды культурной революции, ведь до этого китайцы вполне сносно владели русским, будучи "братьями на век"!), а мы соответственно, не знали китайского. В конце концов, выручила инструкция на английском, которую мы нашли в комплекте поставки, и я сделал более-менее понятный перевод для врачей.

Английским языком я владел неплохо, окончив в свое время английскую школу, но перерыв в пользовании языком был громадный, я уж и не чаял когда-либо вернуться к нему. Однако вышло иначе.

В конце 1988 года ПГМК заключил большой контракт с английской фирмой Rank Xerox на поставку более сотни ПЭВМ РС AT/XT и даже локальной сети Novell на восемьдесят рабочих мест. Всё это богатство привезли на КВЦ и разместили в большом зале, откуда уже съехал цех подготовки данных. Распределением компьютеров по предприятиям и подразделениям занимался лично Главный инженер ПГМК Вольхин Николай Александрович. На КВЦ устроили некую демонстрационную выставку, ну а нашему отделу было поручено развернуть несколько компьютеров и подключить периферию. Документация была только на английском, тут и пригодились мои школьные познания. Я с удивлением обнаружил, что не все позабыл из английской лексики и грамматики, и хотя некоторые термины были незнакомы, ведь это сейчас каждый знает, что такое файл, каталог, дискета, мышь, монитор – а тогда это все только пробивало к нам дорогу, поэтому трудности были. Но потом удалось раздобыть в технической библиотеке словарик по вычислительной технике, и дело пошло. Я заготовил несколько демонстрационных программ, даже там были игры, а еще из экзотики – версия Windows 1.1 от компании Microsoft (!), в которую входил текстовый редактор Write, картотека, калькулятор, рисовалка Paint и файловый менеджер.
К нам в КВЦ зачастили гости, все больше из начальства. Первым, традиционно, приехал Главный инженер Вольхин Н.А. со свитой. Я подготовил краткий доклад, с которым и выступил, показав основные приемы работы с диковинной тогда техникой. Больше всего умиляло то, что можно было мышкой поставить свою подпись в документе, и потом вывести на экран и распечатать. Недавно я видел такой же фокус в исполнении президента Медведева, вот откуда идут познания руководства в современных технологиях.

Главный инженер и свита позадавали вопросы, попутно поинтересовавшись наличием документации. Когда я сказал, что все инструкции и описания на английском языке, Вольхин спросил: а как же быть? Я сказал, что могу заняться переводами документации, уже заранее обдумав этот ход, что давало неплохие шансы подзаработать. Вольхин кивнул в сторону начальника Бюро научно-технической информации – мол, займитесь этим. Так я стал техническим переводчиком при этом Бюро. Мы заключали соглашение, я рассчитывал стоимость работ по прейскуранту, составлялся график работ, потом я делал и сдавал перевод и оформлялся Акт, который шел в бухгалтерию на оплату. Для этих работ мне даже удалось выпросить один из компьютеров в длительное пользование.

Часть компьютеров поступила в КВЦ и на них стали работать, но поскольку, основная технология была на больших ЭВМ ЕС-1035, "мэйнфреймах" куда подключались терминалы ЕС-7920, встала проблема стыковки новых ПЭВМ с этими мэйнфреймами. Для этого необходимы были платы сопряжения с интерфейсом ЕС-7920, которые нам удалось заказать в кооперативе при Казанском заводе ЭВМ. Программисты были в восторге, когда увидели цветные терминалы вместо уныло-зеленых. Вдобавок, здесь был графический интерфейс, с огромными возможностями.

По КВЦ и затем по комбинату решили развернуть локальные сети, и первую из них мы запустили в апреле 1989 года. Это была сеть Novell 2.12, с одним сервером и пятью рабочими станциями. На ней и отработали нюансы сетевой обработки данных.

Встал вопрос развертывания сетей по предприятиям, а для этого на базе сети КВЦ, доведя число рабочих станций до десяти, открыли компьютерный класс для обучения персонала. Организационно оформили обучение через созданный в КВЦ кооператив "Класс", председателем которого стала наша инженер-экономист Кроткова Вера. На этот же кооператив возложили еще одну задачу: зарабатывать деньги за счет сдачи в аренду компьютерного класса в качестве игрового зала. Организовали доступ в класс через вахту, потребителями были школьники и студенты, они с азартом играли в доступные тогда компьютерные игры, оплачивая сеансы наличными. Самым проблемным оказалось вести кассовый учет и сдавать выручку, как и обычно в тех условиях.

Для проведения обучения персонала предприятий заключили договора кооператива "Класс" с этими предприятиями, там расчет шел по безналичке.

Мы, работавшие в ПГМК и никогда не знавшие проблем ни с зарплатой, ни с работой, стали сталкиваться с проблемами сбыта, хозрасчета, поиска клиентов. Хотя мы в КВЦ товарной продукции не выпускали, но нас также заставили внедрять внутренний хозрасчет, и каждый отдел должен был доказывать свою необходимость и вести внутренние расчеты, зачастую весьма условные. Главным критерием была экономия затрат. Позднее, при всеобщем внедрении рынка и появлении "эффективных менеджеров" снижение затрат стало универсальным способом обретения и повышения эффективности. То есть, не зная производства, не имея понятия, как улучшить выпуск, качество и сбыт продукции, эти менеджеры шли по самому простому пути – сокращения затрат. В конечном итоге это привело к коллапсу всей бывшей социалистической плановой экономики, ибо невозможно создать конкуренцию, не имея избыточного производства, а сам характер плановой экономики предполагал создание монопольных предприятий. Почему эта простая мысль так и не дошла до наших капитанов перестройки, или как их еще любили величать "прорабов перестройки", загадка. В 1990 году уже ясно ощущались проблемы выплаты заработной платы и инфляции. Тогда за год зарплату повышали раза четыре, раз в квартал, и все равно за быстро бегущими вверх ценами, в условиях существования кооперативных и государственных предприятий одновременно, заработная плата не поспевала. Хотя многие подрабатывали в кооперативах: как-то я невольно подслушал разговор двух инженеров, когда один из них рассказывал, что он в кооперативе получает вторую зарплату, а кооператив просто встроен в госпредприятие и служит только маховиком инфляции, потому что ничего нового не производит, а только служит механизмом перераспределения.

В январе 1990 года мы поехали в отпуск и на обратном пути, это было в двадцатых числах, столкнулись в аэропорту Минвод еще с одной проблемой: залы ожидания и гостиница были заполнены беженцами из Баку, многие были в легкой одежде, видно собирались впопыхах, были и раненые. Тогда еще до Чечни было далеко, но уже тревожные события одно за другим нарастали. Сумгаит, Карабах, Тбилиси, Вильнюс, требования прибалтов об отделении – все это было весьма необычно и наводило на невеселые мысли.

В Казахстане также активизировались националисты, возникло общество "Парасат", стали говорить о притеснении казахов. На выборах в местный совет победил Бекбосинов, кандидат от местных кадров, соперник Кузнецова, и лозунги там были разные, от недовольства союзными предприятиями до откровенных выступлений против русских.

Все это тревожило, ночами стали сниться странные сны, как будто большая льдина раскалывается, и мы остаемся на маленькой, которую уносит куда-то в открытое море. Я понимал это так, что льдина это СССР, а осколок – Казахстан.

Конечно, мы и когда ехали на Мангышлак, не думали здесь оставаться на всю жизнь, но уезжать на большую землю особо было некуда, везде начались проблемы. Подумали, что поживем еще, а там как-то все решится. Еще не верилось, что такой монстр, как ПГМК, может пойти ко дну.

Следующий, 1991-й год не принес желанного спокойствия, процессы развала страны еще больше обострялись. Уже было видно, что Горбачев не справляется с руководством страной, что его усилия направлены лишь на удержание личной власти, и когда утром 19 августа мы услышали по ТВ знакомые звуки "Лебединого озера", поняли – в стране очередной кризис. А мы тогда как раз были в отпуске в Пятигорске – утром не можем ничего понять, никто ничего не объясняет, в городе какая-то зловещая тишина, люди затаились, не знают что делать. Пожилые и более опытные побежали скупать мыло, соль и спички, а мы еще с детьми, и тревога была за семью нешуточная. Прослушав выступление Янаева и всей этой команды, я подумал, что здесь что-то не так, хотя и Горбачев надоел своими бестолковыми речами, но тут как бы не дошло дело до крови. Все три дня путча на душе было тревожно, и когда Горбачева освободили из Фороса и привезли в Москву, я подумал, ну слава богу, теперь он возьмется как следует за дело. Но он оказался неспособен на какие-либо дела во благо страны, которой руководил, получилось, что кроме слов, за душой у него ничего не было. И финал был закономерен.

Ельцин тоже проявил себя эгоистично, ради своей власти в России, он готов был разрушить СССР, что и сделал в Беловежской пуще вместе с подельниками из Украины и Белоруссии. До сих пор загадка, почему не взяли в эту компанию Назарбаева? Может, и получился бы какой новый Союз?

То, что началось со 2 января 1992 года – большой кошмар и бедствие. Галопирующая инфляция, шоковая терапия, потеря многолетних накоплений, почти всего, что удалось заработать больше чем за десять лет – это прямое ограбление народа. Симптомы были еще в январе 1991 года, когда Павлов затеял иезуитский обмен 50- и 100-рублевых купюр. Но тогда хоть как-то сохранили вклады, хоть и заморозили, пообещав компенсацию. А тут просто грабеж среди бела дня. Цены росли так, что за месяц повышались в разы.

Вдобавок, не стало наличных денег. Чтобы хоть как-то выкрутиться, наш УРС стал принимать чеки, которые выдавал Соцжилбанк вместо наличных. Потом в дело пошли суррогатные деньги, получившие в народе название "Баевки", по фамилии тогдашнего главы города Баева.

С большим трудом, выстояв немалую очередь, удалось получить отпускные, чтобы съездить с семьей в Пятигорск. В обращение пустили 5000-рублевые банкноты, с ними тоже была морока – негде менять.

На таком невеселом фоне наша семейная жизнь преподнесла сюрприз – у нас родился третий ребенок – дочка, Инна. Мы тогда с женой рассудили так, что как бы там ни было, жизнь идет, и возраст наш таков, что если не решимся сейчас, потом будет уже поздно. Вот и решились, где-то внутренне веря в то, что преодолеем трудности и выдюжим.

По возвращении из отпуска я неожиданно получил предложение от соседнего ИВЦ "Южнефтепровод" о переходе на должность зам.начальника по общесистемному и техническому обслуживанию. Самой заманчивой была перспектива поездки в Англию на обучение, так как там незадолго до этого приобрели вычислительные комплексы и персональные ЭВМ английской фирмы ICL. К тому времени я уже года четыре интенсивно занимался переводами технической литературы, надо было как-то зарабатывать в условиях инфляции и задержек зарплаты по месту основной работы. Кроме документации по персоналкам и сети Novell для ПГМК, я еще перевел много литературы для Завода пластмасс, для вновь приобретенного Завода зубных паст, для Облздравотдела, для Каражанбасской нефтяной компании. Вдобавок, в городе начал функционировать клуб любителей разговорного английского, где президентом был Эдуард Кулиев, а я стал вице-президентом. Проводили еженедельные заседания, где девизом было: "Ни слова по-русски, только на английском!". Хорошей школой стала работа в качестве переводчика, когда мы принимали делегацию американских полицейских из Далласа и далее, когда в город зачастили американцы, англичане, австралийцы, и мы расселяли их по семьям членов нашего клуба для совершенствования языка, ну и для заработка денег. Ведь доллар тогда стоил очень дорого.

Так что, сделанное мне предложение о переходе в Южное управление я воспринял с энтузиазмом. Когда поговорил с гендиректором Каширским, понял, что немедленно это сделать нельзя, и он предложил такой вариант: мы заключаем контракт, я еду обучаться в фирму ICL, а потом провожу занятия с работниками ИВЦ, а все расходы берет на себя предприятие.

Московское представительство фирмы ICL выслало мне приглашение, я оформил загранпаспорт и другие документы, и 30 октября 1992 года ступил на землю Великобритании в аэропорту Хитроу. Подробно это все стоит отдельного описания, скажу только, что впечатлений я набрался выше крыши.

Само обучение проводилось в учебном центре "Бомонт" под Лондоном в городке Оулд Виндзор, недалеко от Королевского замка. Жил я на полном пансионе, а на выходные снимал частную квартиру. Бродил по городкам, заглядывал в магазины, иногда испытывал головокружение от слишком большого ассортимента, качества товаров и повсеместной их доступности. После пустых полок на Родине и жалкого блеяния тогдашнего Председателя Совмина Рыжкова, что-де не завезли сигарет или иного дефицита – тут было все, и это был просто шок! Так что я испытал еще один вариант шоковой терапии, только в положительную сторону.

Вернувшись домой, я еще какое-то время проработал в КВЦ, тяжело было уходить с насиженного места, провел обучение на ИВЦ ПО "Южнефтепровод", как и обещал, и 15 июля 1993 года окончательно ушел с КВЦ ПГМК, проработав там 15 лет, 10 месяцев и 15 дней.