Как аукнется

В мире людей, «Человеков», человечков, человечишек всё время происходят какие-то… мутации и зачастую далеко не в лучшую сторону?! Удивительно: чем беднее жизнь, тем щедрее и порядочнее душа! Казалось бы, ну что может дать нищий? Может!!! А вот чем богаче «божок», тем – ненасытнее, бессовестнее не только к чужим незнакомым людям, собственных родителей выпроваживает на… попечение государства?! У одних вроде и друзей нет, а как не посмотришь – вокруг них всё время что-то происходит, кипит жизнь, кто-то  рождается, движется, стремится по пути добродетелей. А вот у других каждый вечер пир, иномарками забиты все места вокруг жилища, «много, очень много «друзей!», а так ли оно на самом деле? Увы, далеко не так, со¬всем не так. Вся их дружба сводится в одну очень коротенькую фразу – «дашь-на-дашь». Именно эти «УСПЕШНЫЕ» прежде, чем протянуть руку утопающему, прикинут: «выгодно-не выгодно». Поэтому их жилища: квартиры, особняки, дома, дачи – имеют и щедро распространяют вокруг себя некую «ауру» могильника. Вокруг - мертвецкая тишина настороженности, недоверия, опаски и, в конце концов, неприступности. Даже праздники у них… не искренние, не живые, а вот чего с избытком так это напыщенности, показухи, хвастовства и… одиночества. Что с нами происходит, что? Боимся приглашать гостей и… нас самих никто, ни¬куда не приглашает! Заговорил с незнакомцем, а у того  даже на лбу пропечаталось: «Ой, что-то надо, что-то попросит!» и, если правильно задать вопрос, скажем: - «А у вас…» - Уверен, дальше в 90 процентах случаев последует ответ: - «Нету!»…
Раздумывая о переменах в характерах людей, незаметно для себя окунулся в своё прошлое. Вспомнился один из первых полевых сезонов, друзья и коллеги по геофизической партии, костры, палатки, надоедливые полчища различных насекомых-кровососов и бесконечные просторы истоптанные в маршрутах.
Ночи ещё оставались холодными и сырыми, а вот восход солнца с ароматами пер-вой зелени и разноголосицей птиц неподдельно радовали каждую живую душу. Сновали между веток белки и бурундуки, «дроваколили» дрозды, вот и у нас – первый рабочий день и мы его дождались! Правда, начинается он с безделья в кузове вездехода и закончится… по нашим расчётам, где то ближе к полуночи. Первые километры проскочили быстро и легко, дальше путь решили пройти старой лесовозной дорогой, смущало то, что на карте её не было. И если дорога появилась позже, чем снималась карта, значит, проблем с преодолением рек и речушек должно быть меньше. Если же мосты не сохранились, а броды размыты или, что ещё хуже – завалены стволами деревьев, придётся хорошенько поработать. Всё это будет или не будет - потом, а сейчас мы, восседая на крыше кузова и кабины вездехода, молча всматривались в каждый приметный холм, овраг. Отмечали для себя ориентиры, «привязывали» их друг к другу, будь то дерево,  изгиб ручья, овраг или остатки давно изгнившей избы. Кто знает, понадобиться ли всё это нам или нет, а подстраховаться никогда не лишне! После обеда сделали первый привал. Поели консервов, запили крепкой «индюшкой», поколдовали над картой, высчитывая остатки пути к точке назначения. Вчерашняя радость поблекла, уступив место привычным, по-вседневным делам, заботам и обязанностям…
Солнце неумолимо заваливалось за верхушки деревьев, меньше сновали птицы, вместо всего этого пришло время комаров! Пока вездеход мог идти, комариные  полчища приотставали, стоило хоть слега остановиться, замешкаться, облако этих тварей облепляли лицо и уши, лезли в нос и глаза.  Выезжая с базы, мы взяли с собой несколько бутылок маслянистой жидкости от насекомых «Репудина», но воспользоваться этой отравой никто не хотел, и причин тому было несколько. Основным фактором сдерживания являлось то, что при соприкосновении с потной кожей, особенно на глазах и шее человек получал те же ощущения, что и при ожоге. Мало приятного, а если учесть и такой вариант, что вполне возможно придётся ворочать брёвна или ещё интереснее – вываживать застрявший вездеход, а это струи пота в смеси с антикомарином со лба да в глаза – всякое желание пропадает. В прошлые сезоны нас баловали более подходящим и щадящим препаратом «Дэта», нынче же её на складе не оказалось, не завезли. Таким образом «Репудин» отвергался всеми, его оставили, что называется – на всякий пожарный случай. У костра кровопийц не так много, а в палатке самый проверенный способ – дымокур, им мы и спасались.
Темнело. Водитель включил фары, но молодая поросль березняка с осинником усложняла просмотру колеи. Посоветовавшись, приняли решение найти некую возвышенность и, загнав на неё вездеход, разбить стоянку. Костра разводить не захотели, поужинав всухомятку, просто уснули на земле, спрятав лица и руки под брезентом собственных штормовок. О других не скажу, сам уснул тут же и проспал до первых лучей восходящего солнца. Самые «вкусные» часы сна в домашних условиях, здесь, среди весенне-болотной хляби становились кошмаром. От укосов горела и зудилась кожа, распух-ли глаза и уши. Онемевшие губы, будто после укола обезболивающего «болтались» на лице… посторонним предметом. Слава Богу – не впервой, мы это проходили! И всё равно говорить не хотелось, завтракали в ускоренном темпе – время не ждёт…
До назначенного места, а это немногим более трёхсот километров добирались пять суток. Стоянку намечалось разбить на берегу реки у самого подножия Салгонского хребта. Ориентиром места служил геодезический знак, прозванный в народе за свою высоту в тридцать шесть метров «маяком», но ни самого знака, ни каких-то его остатков не обнаруживалось.  Что ж, будь он простым «обозначением» места для разбивки лагеря – плюнули бы и подыскали другое место. Однако, в данном случае именно этот знак обозначался «контрольной» точкой сверки всех наших маршрутов, и не одних наших! Следовательно, нет контрольной точки, нет и работы. Связавшись по рации с начальником партии, доложил о состоянии дел в отряде, о том, что после длительных поисков «ОГП» не нашли. – «Время у вас есть, ищите! Если не получится, «привяжитесь» к магистрально-профильному столбу лесоустроителей и с обязательным условием – его отдалённость от несуществующего знака не должна превышать триста-пятьсот метров». – Ура! Такой столб за всё время поисков мы видели и не один раз! Вооружившись топорами, расчистили от молодняка магистраль и профиль так, чтобы этот ориентир стал более видимым и на некотором отдалении для глаза, сделали новые затёсы на деревьях. Из консервной банки сообразили табличку с необходимыми данными. Такая работа не оплачивалась, но, не сделав её, мы не вправе исполнять всё остальное. Поэтому топорами махали, как в бою казак шашкой! Собрали всё вырубленное в одно место, запалили.  Пока одни сжигали мусор, кипятили чай, бросив в чайник пучок веток смородинника, варили суп, другие поставили палатки, изобрели навес над столом и напилили чурок-стульев.  Таково начало сезона, во время которого при прохождении маршрута я должен был пройти -
первую половину урока школы жизни…
…а было это так.
Работы на данной площади подходили к завершению. Оставалось несколько коротеньких маршрутов, банный день и… ожидание нашего незаменимого «такси» - Славкиного вездехода. Судя по объёму проделанных работ, в нашем распоряжении может оказаться до трёх суток полного отдыха. В полевых условиях факт очень приятный! Хотя… как знать, что нас ждёт через пять-десять минут?! Тайга не любит самоуверенных эгоистов, не балует хвастунов, издевается над всезнайками, умейками… Поэтому я до поры до времени должен молчать о возможной  передышке, что и делал, хотя и очень хотелось порадовать всех.
Утром проснулся первым, расшевелил костёр, сбегал на речку  за водичкой для чая. У меня сегодня был последний – в полтора десятка километров – маршрут и… баста, выполнение плана – и пятнадцать рублей – в кармане! Со мной в этот маршрут должен был идти Вася-синеглазка, но пойдет Валера. Вася, несколько дней назад напоролся на острый сук и большого расстояния пройти не сможет. Валера же, хотя и старше меня по возрасту, а в работе ему замены не было!  За Васей нужно было следить, подсказывать и даже заставлять, а Валера в подобных вмешательствах не нуждался. Более того, с ним советовался даже сам начальник партии! Если Валера сказал «нет», значит так и есть! Бывало, что и ослушивались, но не более одного раза…
Рюкзаки собраны, сверена карта с компасом, торопливо дохлёбываем чай и в путь.
Странное дело тело человека! Укусы комаров уже не чувствовались, физической усталости – то же. Каждый новый маршрут – жизнь с начала! Это только на первый взгляд кажется, что в лесу все деревья одинаковые, на болоте одинаковые кочки. Совсем не так! В каждом километре пройденного маршрута есть свой неповторимый привкус, палитра, мелодия. Вот только не всякий к великому сожалению удостаивается всё это постичь! Казалось бы, ну что за песня у… вороны?  У сороки? Дрозда? Уверен, многие сейчас улыбаются, а напрасно. Эти жители леса очень сильно отличаются от человеческих особей, чинно восседающих на лавочках – пичуги не сплетничают и попусту языками не мелют! Закричала сорока рядом – тебя от гнезда уводит, кричит она далеко – предупреждает о том, что кто-то вторгся на её территорию! Чибис расплакался – к дождю, выпь растрещалась – жди ночь с обильной росой и так во всём!
В каждом своём маршруте, человек, предоставлен самому себе. В это время вокруг него существует только то, что для него важно и допустимо, и полнейшее отсутствие не-нужного, опасного, подозрительного. Нигде так мы не постигаем самих себя, как в минуты «одиночества». Самый лучший учитель, это – ты сам, когда говоришь сам с собой. В этом случае нет торопливости в течении мысли. Боязни быть сбитыми с толку чьим бы то ни было вопросом или отвлекающей пустословицей! Опять же, такой диалог строится ЧЕСТНО, без красивостей, без обвинений кого-либо! Чем чаще и дольше ты это делаешь, тем очевиднее, существеннее полученные результаты. Но каково счастье, если на все твои вопросы ты – сам-же - нашел ответ?! Это случается не всегда, не часто, но… Есть такое понятие как «второе дыхание» в спорте, а СЧАСТЬЕ САМОПОЗНАНИЯ – второе дыхание внутреннего равновесия, порядка, согласия! Если кому-либо доводилось прочувствовать что-то подобное, то этот человек неминуемо становится зависимым от желания возвращаться к подобным моментам снова и снова! В такие минуты внутренней гармонии, умиротворённости хочется обнять весь мир, сделать что-то важное, нужное и… делаем! Шагая, старательно перешагиваешь распустившийся цветок, торопливое существо – муравьишку,  аккуратно, чтобы не надломить отстраняешь ветку цветущей черёмухи. Становится всё важным и нужным, живым и одушевлённым!  Из глубин подсознания слышишь голос своего внутреннего «я»: - «Доволен?! Чего же только сейчас? Кто мешал твоему счастью?..» - И после непродолжительной паузы, подытоживает: - «Ты – сам! Сорванный  цветок бездумно вырвал из его социума, семьи, из его - цветочного – сообщества. Сделал и всё, походя, а почему? Всемогущество «человека разумного», с безнаказанностью и безответственностью неминуемо оканчиваются тупиком вседозволенности! А кто мешал тебе быть, оставаться человеком? Почему до сих пор живёшь отгорожено от окружающей тебя природы, да и самой жизни в целом?  В природе всему даётся такая же жизнь, как и у тебя. Вот и у них есть «рождение» и «смерть», а смерть любого существа для его близких, окружающих, это такая же трагедия, как и у нас – людей! Ничто не уходит из жизни незаметно! Для кого-то это… бандит, а для кого-то – отец, сын, брат или муж! Муравьишка для человека – всего лишь букашка, а для муравейника он - трудяга, кормилец, защитник! Он частица сообщества. Ты с ним расправился – просто – опустил ногу не заморачиваясь, а в ответ… получи в ответ проклятья, слёзы и горе всего муравейника!» - Бррр, стыдно, неловко. Исправить уже ничего нельзя, просто нужно хотеть жить так, чтобы исправлять было нечего! Жить без ошибок задача не из лёгких, но если достанет ума постичь нехитрое правило, что выглядит как: - Альтруизм (человеколюбие) – высшее проявление эгоизма. – Считай, что живёшь не зря, не напрасно. Проявляя человечность и к чему и к кому бы то ни было, прежде всего, делаем это для самих себя! Не больше и не меньше.
Сегодняшний маршрут, в общем и целом ничем не отличался от предыдущих. Жарило весеннее солнышко, докучали комары, струящийся по лбу пот выедал глаза. На часах было около семнадцати, а на карте – две трети маршрута. Пока я устанавливал свой гравиметр, Валера подготовил второй прибор – Мбшку или правильнее МикроБарометр и тут же заживил костерок, а поесть не получилось. Делая запись в журнале, услышал вой собаки, не близко и где-то в стороне от маршрута. Глянув на напарника – встретился с его глазами: - «Шеф, собака кричит?» – «Похоже». – Послушали ещё, нет, не почудилось.
- Что делать будем? А если с её хозяином, какая то беда приключилась?
- Всё возможно. Я подумал о том же. Пойдём на голос, но карабин лучше снять с предохранителя. – Шли быстро и только изредка останавливались, чтобы откорректировать направление соответственно вою страдающей псины. Минут через сорок собака завыла в очередной раз, но теперь где-то совсем близко. Сбросив рюкзаки с плеч, и волоча их за лямки, осторожно начали подбираться, точнее - продираться через густые кусты смородины, ивняка и шиповника. Видимо шум шагов насторожил собаку - затихла, сколько не ждали, голоса не подавала.
- Валера, оставляем мешки, мне дай топор, а сам с карабином будь на расстоянии, только в меня не пальни! – Не успел я договорить, как где то совсем рядом послышались слабые щенячьи бурчания. – Что за чертовщина? – Пригнувшись, очень осторожно пошел в обход очередной заросли, вот тут и открылось самое ужасное зрелище, каких лучше бы вовсе не видеть. Огромный ствол сломанной ветром сосны, видимо, какое-то время держался на не совсем разорвавшихся волокнах за комель. Волокна со временем сопрели и под тяжестью собственного веса, ствол оборвался, прижав намертво… волчицу-мать. Видимо, в своё время она в поисках будущего логова наткнулась на очень выгодное и хорошо защищенное толстыми корнями местечко, выкопала углубление, где и произвела на свет четырёх щенят. Непонятным оставалось другое, почему не сработало чутьё? Что подсказывал ей инстинкт и какие мотивы заставили зверя поступить вопреки всех законов самосохранения? Это для нас так и останется загадкой, да и не для этого мы сюда ползли! Бросив топор и аккуратно, не делая резких движений, стал подбираться к зверю. Волчица тут же оголила своё оружие – крепкие, довольно серьёзные клыки. Пришлось остановиться и заговорить с ней ровным спокойным голосом: - «Дурёха! Тебе помочь хотят, а ты скалишься. Ну, уйдём, и что будет с тобой? Кто тебя будет выковыривать, а? Давай ка по-доброму, ты нам не мешаешь, а мы осторожненько попытаемся тебя вызволить из плена». Продолжая говорить, попытался коснуться рукой её загривка – зарычала, но как то без злости, что ли, как то совсем не по-волчьи. Продолжая говорить, легонько коснулся лба – зверь затрепетал от кончиков ушей, до кончика хвоста, что-то буркнула и тут же прикрыла глаза полные слёз. Поглаживая, я под собственной рукой ощущал каждое соединение позвонков, будто это голые кости обтянутые шкурой! Оно и понятно, четыре щенка хотели есть и ели! Высасывали последние соки матери, которая была не в состоянии сбежать и даже просто – защититься. При более внимательном осмотре пленницы и щенков, нам стало не по себе: щенки… это… скилетики в шкурках, но живые! Шустрые! Чего никак не сказать об их матери - настолько высосанной детками, что вопрос «выживет или…» - не задавался. Если мы пришли, увидели, теперь не бросим! Сколько бы времени, усилий не понадобилось, а вызволить из беды это семейство являлось для нас задачей номер один! Что-то надо было делать. Что? Если попытаться и выдернуть её из-под дерева за задние лапы, в общем-то, можно. А если у неё что-то сломано? Делать подкоп, нечем, чтобы приподнять ствол в два с лишним человеческих обхвата, тут Геракл нужен! Не зная, как же всё-таки поступить, закурили и присели рядом. Волчата быстро осмелели. Скуля и повизгивая, лизали нам руки и лица, а мать, успокоилась, слегка вздрагивая, следила за нами сквозь мутную слезу. Валера развязал свой мешок, вскрыл тушенку и, пока сидели, скормили её волчице, не отказалась она и от хлеба. Сгущенку поделили между щенками. Сколько бы мы не раздумывали, не размышляли, а решение находилось только одно – делать подкоп под волчицу и делать его придётся ножами. Занятие не из приятных и особенно, если учитывать густое переплетение корней. На ладонях быстро повыскакивали кровавые мозоли, но работа шла и очень даже не плохо. На очередном перекуре, Валера из своей фляжки напоил мать, попили и щенки. Теперь мы без опаски брали их на руки, трепали по загривку и, честное слово, сами радовались как дети. Вечерело, когда из подкопа выбросили последнюю горсть земли. С обеих сторон валежины – для подстраховки – подтиснули обломки других деревьев и только теперь без резких движений и суетливости попробовали за загривок немножко сдвинуть бедолагу. Брать за передние лапы я как то не решился, одну руку подсунул между пленницей и землёй, другой - взялся за шкуру на шее и тихонько потянул на себя.  Получилось! Волчица закрыла глаза и, подрагивая, отдала себя на милость людей. Протянув её на более травянистое место, отпустил и глянул на прежнее лежбище – устланное шерстью пленницы, вся её шуба осталась на земле! Жуть! Минут через двадцать попыталась встать на ноги, но с первого раза не получилось. Затем ещё и ещё, и, в конце концов, жизнь победила – она села, но и в этом положении её болтало из стороны в сторону. Что ж, мы своё сделали! Борись, чтобы жить! А ты обязана жить – вон какие красавцы рядышком, воспитывай их, мамаша! Уходить не хотелось, хотелось дождаться того момента, когда она сумеет сделать хотя бы несколько шажков. Но времени у нас на это не было, надо было идти. Забросив за спины рюкзаки, двинулись к прерванному маршруту. Я все же обернулся назад. Волчица сидела, но уже в другом месте и внимательно провожала нас своими желтыми глазами…
Шло время. Обживались новые квадраты и километры, менялись и люди в нашей партии. Неизменным оставалось лишь то, что за годы работы в полевых условиях мы воспитали в себе сами. Тот, кто добровольно бежит от насиженного комфорта квартир, многословных сборищ, пустой траты времени на безудержные веселья; кто без сожаления меняет туфли на «болотники», колбасу на тушенку, хлеб на сухари, а причёску прячет под накомарником, никогда не предаст, не подведёт и не одурачит! Ему и в голову не придёт, что выезжая на полевые работы – едет за деньгами! Нет! Он едет лишь за тем, чтобы почувствовать себя человеком, испытать себя там, куда другие ДАЖЕ ЗА ДЕНЬГАМИ не едут! Что такое «поле»? Это полное отсутствие комфорта, достатка, безопасности. Это постоянная забота о ближнем и даже больше чем о себе-любимом. Именно в таких условиях любой «человечек» становится «Человечищем», главное захотеть им стать! За многие годы работы в экспедициях не единожды – очень много раз хотелось бросить всё и вернуться в город, к цивилизации, людям! Особенно часто такое случается осенью, когда многодневные дожди заставляют из ночи в ночь засыпать в отсыревшем спальнике, отсутствие костра лишает последних, но очень важных человеческих удовольствий – тепла и горячей пищи. Электричества нет, а к концу сезона нет и питания для радиостанции. Но… жили ведь! Жили и даже умели радоваться?! Отмечали дни рождения и помнили даты преждевременно ушедших из жизни. Не могу отрицать и то, что как бы мы не старались срезать острые углы разногласий,  удавалось не всё и не всегда. Навалится не весть откуда взявшаяся тревога, сожмёт горло и колотит по голове раскаяньем без очевидных поводов и причин. Большей частью, пришедшие сожаления касались не собственной шкуры, не каких-то упущенных моментов личных выгод, а того, к примеру, что один из рабочих сломал ногу при выполнении маршрута с другим – не с тобой – старшим отряда! Всегда обвиняя себя, был уверен – пойди он со мной, этого бы не случилось! В такие минуты, кто-то уединённо бродил вокруг лагеря, кто-то шел на речку, я зарывался в спальник и… жрал сам себя изнутри. Жрал безжалостно… Отряд у меня насчитывался от семи до девяти душ, в основном это были опытные, мудрые мужики, но иногда судьба подбрасывала и нечто иное – не рыба и не мясо. Конечно, когда всё хорошо, это уже не хорошо! Начинаешь расслабляться, многие моменты пускаешь на самотёк, ослабляешь контроль и… на тебе – сюрприз на двух ногах, но без мозгов! Редкий полевой сезон заканчивался в том же составе, в каком начинался. Ломалась техника, ломались и люди. Изнашивалась одежда и обувь, от балагурства не оставалось и следа, но работа есть работа, разбивали лагерь, обживали новые места, шли и делали!
«Новое» место, хорошо забытое старое. Лесоустроительный столбик с полуистлевшей жестянкой от консервной банки и выбитыми буквами-цифрами -  радовал ничуть не меньше, чем… дом, где провёл детство! Спуск к реке, кострище, огороженное колючей проволокой место под бочки с ГСМ – было НАШЕ! Но были и перемены – недавно по-ставленный Геодезический знак-вышка!
Лагерь ставили по-старому – каждая палатка встала на своё место. Пока ребята занимались лагерем, поднялся на последнюю из трёх площадку знака, сориентировал карту, нанёс более броские ориентиры. Здесь при удачных стечениях обстоятельств нам стоять более месяца. Бывало ведь и так, намечено на пару недель, а застреваешь на пару или больше месяцев. Случайностей – не просчитать! Каждый пустяк, мелочь, если его не учесть может обернуться трагедией, может впустую отнять время. Случаются и вовсе непонятные казусы, неделями бьёшься  над одним и тем же маршрутом, а сделать не получается. Причины разные, от разлива рек после дождей, до огромных буртов наваленного леса высотой в три – четыре человеческих роста, всё преодолевалось, всё заканчивалось. Заканчивался и нынешний полевой сезон. Вчерашняя пышная зелень сегодня шумела под ногами, а голые стволы деревьев раскорячили свои корявые щупальца,  больно впиваясь в кожу лица и рук. Маршрут был коротким и, не особо задумываясь, решил идти один. Рабочий пусть останется в лагере и поможет с упаковкой нехитрого скарба. Закинув рюкзак за спину, пошагал. Потопал за
 окончанием урока школы жизни.
Хорошее время – осень, а в нехоженой тайге она более щедра и гостеприимна. Смородина и костяника, малина и голубика, морошка и кедровые шишки, плоды шиповника, черёмухи, боярышника – сами просятся в руки! Специально останавливаться не хочется – идёшь и по ходу срываешь то, что попадается по пути. 
От лагеря отошел километров пять, когда под ногами захлюпала вода. Развернув карту сразу всё понял. Здесь начиналось, как было указано, небольшое болото в виде подковы или, точнее – полумесяца. От одного края – в длину – до другого что-то более двух километров, ширина же – менее километра. Пришлось вырубать слегу. Ощупывая каждый метр, не шёл – полз, местами увязая почти до пояса в вонючей болотной жиже. Времени потерял уйму, взмок и упрел. Впереди замаячил небольшой подъёмчик, - «Ну ещё шагов тридцать сорок и можно будет передохнуть». Завидя сухое место - расслабился и… тут же оказался в плену трясины – по грудь! За отвёрнутые голенища болотных сапог хлынула холодная вода, тело начало неметь, но страха ещё не было. Положив перед грудью слегу, неторопливо и очень осторожно начал переносить на неё вес своего тела, вещмешок очень сильно мешал. Нащупав пряжки лямок – отстегнул их, и с новой силой вновь попытался опереться грудью и руками на слегу. Не выдержала – переломилась. Где-то на самом донышке подсознания предательски шевельнулся страх, яркая оранжево-кровавая вспышка  метнулась в глаза: - «Конец»? – Удивлённо вопросительно шепнуло моё второе «я». – «Не-а! Вылезу»! – Возопило первое. Попытался откинуться на спину – не получилось, болотная жижа ледяными тисками уже подбиралась к плечам. Руки бы-ли свободны, но уцепиться хоть за что-нибудь возможности не представлялось… В мозгу, подобно документальной хронике, мелькали кадры собственной жизни. То видел себя на руках отца, то на школьной линейке при приёме в пионеры, первый рабочий день в экспедиции… И незаметно впал в какое-то забытьё, отключился, проваливаясь в некую не-весомость, комфорт и смирение. Так продолжалось с некоторыми интервалами несколько раз и в последний, когда вода стала подбираться к подбородку. Я очень хорошо представлял, как буду давиться, захлёбываться вонючей кашей болота, успокаивал себя, – «Это будет быстро»! –  В очередной раз проваливаясь в забытьё…
Сколько прошло времени – час, десять – не представлял, просто открыл глаза пытаясь определиться, понять: где я, умер уже или ещё нет? Если нет, почему? И в этот момент на собственной шее почувствовал тепло чьего то дыхания, слух так же уловил сопящие звуки. Ничего не соображая, на полном автомате отметил, что жидкость отступает, а меня кто-то или что-то выдёргивает за воротник брезентухи! Удивления не испытывал даже малой толики – просто отдал себя во власть провидения, того, что будет. Дёргаться не было ни сил, ни желания. Руки и ноги одеревенели, я их совсем не чувство-вал, говоря иначе – умерло всё, за исключением мозга. Ещё через какое-то время, видимо отключался в очередной раз – чётко осознал – лежу на спине, а металлический бок гравиметра больно впивается в поясницу. Подняв голову, осмотрелся и понял – не утонул! В болоте оставались лишь ноги, да и то - по колени! С огромным трудом, кусая собственные губы, начал пытаться хоть как-то пошевелиться, сдвинуться с места. Подо мной – рюкзак, а в нём рабочий инструмент ценой в две тысячи рублей, бросить его – не имел права и, чтобы найти придётся как-то ползти к моему несостоявшемуся захоронению. В конце концов мне удалось сесть, с помощью рук высвободил из ловушки одну ногу, затем другую, ещё немного усилий и, чвакая, булькая – на свет появился и вещмешок. Не вставая на ноги, ползком, подтягивая следом свою ношу, добрался до сухого места. Кое-как сдёрнул сапоги, выжал портянки, и стеля их под солнышко встрепенулся от вопроса: - «Кто же меня тащил»? – Вертя головой, не сразу увидел своего спасителя! И даже когда увидел, не понял, что именно волчица стала моим ангелом-хранителем, именно она - зверюга и выдернула меня из болота!  Всё это время волчица сидела метрах в двадцати и ждала, чего? Ждала, чтобы я её увидел! Как только наши глаза встретились – поднялась и неторопливо пошла в глубину леса. Пока я мог её видеть – останавливалась, смотрела в мою сторону, а я… плакал. Плакал от счастья спасения, от благодарности и не человеку – зверю! Лютому, кровожадному?! Увы, умеющему не забывать - помнить добро! Как этого, люди, сегодня нам всем не хватает!...
Георгий Мартин 17 марта 2014 г.