Стрельба на большие дальности

СТРЕЛЬБА НА БОЛЬШИЕ ДАЛЬНОСТИ

    Лежал Витек прямо под гусеницей как мешок с дерьмом… Двигатель работал на холостых, траки ритмично дрожали в унисон с корпусом.
  - Если механик - за рычагами и включит заднюю передачу, то все, мне «пипец», - подумал Витька  равнодушно глядя вслед уходящему к вышке экипажу. – Эй! - хотел крикнуть Витька, но не смог и вяло опустил голову в холодную черную грязь. Закружилась, завертелась земля вместе  танками, вышкой управления и прочей немудреной полигонной архитектурой…
  …И вот уже идет он счастливый, довольный и слегка смущенный сниматься на вечную память с Лизкой, любимой девчонкой своей в поселковую фотографию. Глядит Витек на Лизкину фигуру стройную, точеные ножки и милое лицо, а сердце – нет-нет, да екнет. Скоро, скоро уже ему – на запад, а ей в другую сторону. Витька – в военное училище за пять тысяч верст от родимого дома, а Лизка в университет, в Иркутск. До Иркутска всего двести пятьдесят. Совсем фигня.
   Учились они с Лизкой вместе с четвертого класса. А в пятом  втрескался он в нее по уши. Чистой и неповторимой была эта первая мальчишеская любовь. Да не замечала Лизка своего воздыхателя.
   Замечать-то и впрямь было нечего. Был он по росту почти самым маленьким из мальчишек. На мордаху правда, ничего, симпатичный. Вьющиеся черные волосы, карие глаза, а после летних каникул – вылитый цыганенок. Остроумный, веселый. Учился хорошо. Первое место занял в классе во второй четверти по успеваемости. Да не удержал. Не любил Витюха уроки и домашние задания. На занятиях шкодничал, один раз даже во время урока в окно выпрыгнул, пока учительница к доске отвернулась.
   А тут в моду баскетбол вошел. И пропадал Витька в спортзале вместо математики и географии. Несмотря на маленький  рост, играл он  довольно   неплохо, даже в сборной школы был за приличный дриблинг и снайперские броски с дальней дистанции.
   Не замечала Лизка всего этого. В нее влюблены были и парнишки  покруче. Один Петька Щербаков чего стоил. Высокий, красивый блондинчик. Глазки голубые. Нагловатая улыбка. А чего не улыбаться, когда старший брат – предводитель своры великовозрастных  придурков. Только грохнули брата вскоре из обреза охотничьего ружья вскоре, в Бирате, тамошние мужики, когда его кодла туда на разборку ходила. Жаль парня – хоть и «фулюган», а добрый был парнишка. Малых не обижал.
   Лизка, естественно, весьма благосклонно принимала Петькины ухаживания, парень такой видный. А тут еще конкуренция – Сашка Мамонтин, белокурый гигант, да Борька Хлевинский – друзья Витькины. Так все по Лизке и вздыхали…
   Витек с горя на гитаре выучился играть, даже и голос у него прорезался. Для сельской местности вполне… А пел он в то время блатняк да Высоцкого. Высоцкий только- только до глухомани сибирской добрался, не сам, конечно, а песни его. Блатняку же  Витьку выучил Афанас, парнишка неплохой, симпатичный, из бедной пьющей семьи, отмотавший уже срок по малолетке. Афанас был безнадежно влюблен в старшую сестру Сашки Мамонтина. Сестра-то бы и сама не прочь – да мачеха ее, завуч школы, сказала строго – про преступника  этого и думать   не сметь.
   Так и пел безнадежно влюбленный Витька винегрет этот. Даже и сам чего-то сочинял, хоть  и без музыкального образования.
    Переменилось все в девятом классе. Готовился какой-то концерт   в  школе перед праздником. Массовость была просто необходима, а где ее взять, если не из-под палки. Каждый класс должен был что-то изобразить. Хор-то  классная дама кое-как организовала. Песни про дедушку, который «всегда живой» (не к ночи будь сказано) и «всегда с тобой» (чур меня). Девчонки танец какой-то подготовили – смесь  молдавского жока с сибирской кадрилью. Надо бы еще чего. Ну, тут как всегда лебшие друзья и подкузьмили.
   - А  у нас в классе гитарист есть, да еще и поет, - гнусно  хихикая, сказал Борька Хлевинский.
   -  Кто это?- ухватилась   классная, - Почему не знаю? 
   - Да скромничает он, - не унимался не в меру остроумный Борька,  - Я Вам и не скажу, кто у нас самый скромный – только это Витька.
  Вот так и попал Витек в артисты. Вытолкнули его на сцену и захлопнули сзади дверь. С трудом передвигая окаменевшие вдруг ноги, подошел новоиспеченный «артист» к краю сцены, как  к кромке пропасти, и взял первый аккорд. Руки тряслись и прыгали, не попадая на струны, пальцы  тыкались мимо ладов. Голос дрожал, а губы пересохли. Песни Высоцкого из «Вертикали» петь предстояло - «Вершину» да «…в суету городов…». Про «вершину-то» Витька кое-как отмямлил, а «в суету» и вовсе завалил.
   Хлопали ему, однако (видимо, из сочувствия), не жалея ладоней. А Лизка сидела во втором ряду с подружками и удивленно глядела на Витьку, как будто в первый раз увидела. Того со сцены не отпустили и спасительную дверь не открыли. Спел он еще две песни – не отпускают. Лизка  раскраснелась, глядит на Витьку сияющими глазами и тоже кричит, - Еще!
   Куда ж было деваться. Спеть бы надо. Для Лизки. Да «репертуар» весь  напрочь от волнения забыл. Вспомнил одну блатную «композицию» (Афанас научил) – «Не один в пистолете патрончик..».  Ну, и спел. Прошло на «ура». Однако классная дама опомнилась и сказала строго, - Чтоб больше я такого не слышала.
    Витька со сцены спрыгнул в зал и смотался.
      И завязалась с Лизкой лябовь-то…

  - Да, живой он,- вдруг откуда-то сверху услышал Витек. – Пороховых газов надышался, когда орудие заряжал-разряжал. Вытяжной вентилятор не работает.
  И пока тащили под белые руки горе-заряжающего к вышке управления, вспоминал он Лизку свою дорогую.
    «Что  характерно – любили друг друга».  Еще целых три года.  Да замуж-то вышла она за  другого  (друзьям – низкий поклон).
  Но это (как говорят) уже другая история.

редактировать