Трудно ли быть Богом, а надо ли?
Священной радостью, гордостью ликованья, переполняются все сердца,
"Разумейте, язы-и-и-цы-ы... и пок-ко-ряй - теся... Я-ко... с на-а-а-а - ми Бог!"
Боже мой, плакать хочется... нет, не с нами.
Нет Исполина-Храма... и Бог не с нами.
Бог отошел от нас.
Не спорьте!
Бог отошел.
Мы каемся.
Иван Шмелев. Рождество в Москве Декабрь, 1942-1945, Париж
Вышел на экраны фильм А.Германа «Трудно быть Богом». Если бы не моё беспредельное уважение к создателям этого фильма, признаюсь честно, не досмотрел бы и ушел. Не хочу ругать, лучше отнесем этот факт к моему убожеству, ха-ха, у-боже – ству, интересно получается – стояние у Бога. Стоял, стоял, да не выстоял. Улыбка.
В моей вольнолюбивой юности Стругацкие были определенным этапом взросления вместе с книгами Солженицына и нобелевской речью А.Д.Сахарова. Тогда мы отошли от Стругацких в силу недопонимания их глубинного беспокойства. Нам показалось, что они недостаточно революционны и слишком заняты фантастическими играми в несуществующие миры.
Если подходить к Стругацким с точки зрения общепринятого определения философа, смотрим: «Философ (др.-греч. ;;;;;;;; — любящий мудрость) — профессиональный мыслитель, занимающийся разработкой вопросов мировоззрения. Философом также может называться человек, принадлежащий к определённой философской школе, разделяющий её идеи или живущий в соответствии с этими идеями, то есть осуществляющий философию как образ жизни», то Стругацкие таковыми не являются.
Если принять другое определение, например: «Философ есть человек, одушевленный бескомпромиссным сознанием своей абсолютной ответственности перед самим собой и тем самым перед всем человечеством (Ойзерман)», а ещё проще: «философ – есть человек, задающий детские вопросы о смысле жизни, бытия, Мира, человеческой сущности, на которые человечество всё время ищет ответы, и каждый раз отвечает по- разному», то Стругацкие – философы без всякой поправки.
Вот как определяют направление и основные проблемы, рассматриваемые в своем творчестве, сами Стругацкие. Их интересы лежат не в плоскости изображения научных идей и достижений прогресса, а в плоскости изображения человека, причем человека в окружающей его среде, в обществе.
Стругацкие: «Современная фантастика, как бы мы ее не определяли, развивается в двух магистральных направлениях. Одно из них трактует проблемы, связанные с обширной темой „Человек и Природа“, „Человек и Вселенная“. Это и есть то, что обычно называют научной фантастикой. Другое направление связано с еще более обширной темой — „Человек и общество“. Это то, что обычно называют фантастикой социальной и что нам с А. Н. Стругацким нравится называть фантастикой реалистической, как ни парадоксально это звучит» [Стругацкие 2001б: 442].
«Собственно, научная фантастика нас давно уже не волнует, только человек со своими „измами“ — цель, а идти к ней, к разным его глубинам и допускам, для нас естественно путем фантастики», — говорит в другом интервью А. Стругацкий [Стругацкие 2001б: 394].
В одном из интервью Аркадий Стругацкий говорит, что «главная тема Стругацких — это выбор» [Стругацкие 2001б: 365].
Борис Стругацкий конкретизирует так (он говорит о повести «Жук в муравейнике», но эти слова вполне можно отнести к «Трудно быть богом»): «Это повесть о выборе. И выбор этот читатель должен делать вполне серьезно и вместе с героем. Мы построили текст таким образом, чтобы в каждый момент времени читатель знал ровно столько же, сколько знает герой. И вот на таком основании изволь делать выбор» [Стругацкие 2001б: 429].
И ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО НРАВСТВЕННЫЙ ВЫБОР.
В другом интервью Аркадий Стругацкий пишет говорит: «…уже в „Стажерах“ мы поставили вопросы, которые и впоследствии нас интересовали, и до сих пор интересуют. Мещанство. Мещанство и социализм. Мещанство и коммунизм. Мещанство и человечество. Роль мещанства. Можно ли ужиться с ним…» [Стругацкие 2001б: 458].
Кирилл Андреева писал, что в «Трудно быть богом» Стругацкие создали «свое собственное средневековье, сотканное из всего жестокого и отвратительного, что породило прошлое. Ведь это <…> яростный памфлет. И авторы в нем пристрастны, как должен быть пристрастен суд, который судит отвратительное родимое пятно, оставшееся нам в наследство от капитализма, — живучее мещанство» (Литературная газета, 27 мая 1965 г.).
Я (JOSEF) спрашиваю у Вас, вас не коробит слово «мещанство». Ведь мещанство, смотрим, это всего лишь – «мещанство (польск. mieszczanin — горожанин) — в Российской империи до 1917 года — сословие, низший разряд городских обывателей. Мещане относились к податным сословиям, несли рекрутскую и податную повинность, могли подвергаться телесным наказаниям». Но Стругацкие при тоталитарном режиме НЕ МОГУТ прямо расшифровать ту силу, против которой они выступают, и это нас вводит в заблуждение.
У Стругацких мещанство — это мировоззрение, которое может быть свойственно современным людям, независимо от места их рождения и проживания и места в общественной структуре; мировоззрение, характеризующееся необязательно и не только конформизмом и тупостью, но также и жестокостью, фанатизмом, склонностью к деспотизму, отсутствием уважения к знанию и его носителям и т. д.
Мещанин Сругацких – это холоп, раб, человек, не выросший в полноценную человеческую личность, наполненную состраданием, добротой, альтруизмом, желанием помочь ближнему.
В одном из интервью Борис Стругацкий так отзывается о романе «Трудно быть Богом»: «Переломом для нас стала повесть „Трудно быть богом“. Она задумана давно, в спокойные для нас времена, как повесть о том, как высокоразвитое общество пытается вмешаться в историю низкоразвитого. Мы хотели решить для себя этический <разрядка автора> вопрос: можно это, нельзя? Вредно или полезно для изменяемого общества и так далее. Но в 1963 году, как вы помните, произошла историческая встреча Никиты Сергеевича с художниками в Манеже. И это событие потрясло нас. Шок. Достаточно было прочитать газеты, чтобы понять — а мы были лояльными ребятами, — что во главе нашего государства стоят люди, называющие себя коммунистами, и на виду у всего мира топчут искусство, культуру, интеллигенцию и лгут беззастенчивым образом. Этот шок перевернул наши представления о коммунизме, как к нему идти и почему он так далек. Мы не там искали врагов! Начиная с „Трудно быть богом“ мы всеми силами, где только можем, боремся против лжи пропаганды. И защищаем интеллигенцию. Мы объявили ее для себя привилегированным классом, единственным спасителем нации, единственным гарантом
будущего — идеализировали, конечно. И „Трудно быть богом“ возникла как повесть, воспевающая интеллигенцию» [Стругацкие 2001б: 449].
Вот она отправная точка! Вначале был поставлен совершенно правильный вопрос о «прогрессорстве». Ведь во многих романах Стругацких действуют некие «прогрессоры» - идеальные люди будующего, честные, добрые, умные, ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЕ.
Вот тут возникает еще одно слово, о которое также спотыкаешься. Что такое «интеллигентность»? Образованность? Мы уже знаем, и знаем страшно, о том, как очень образованные люди, супер-образованные, становятся холопами, быдлом, ханжами, нацистами и фашистами.
Сейчас мы уже смело можем заявить, что ПРОСВЕЩЕНИЕ НЕ ДАЛО ЖЕЛАЕМЫХ ПЛОДОВ. И homo doctis – это всего лишь человек читающий и чему-то там наученный. А вот слово «интеллигент», как его понимали Стругацкие, это, прежде всего, человек НРАВСТВЕННЫЙ. А тут трудно обойтись без Бога. Многие атеисты позиционируют нравственность без Бога. По этому пути пошли и Стругацкие, и А.Герман. В фильме вообще нет Бога, есть рефлектирующий амбициозный высокомерный человек, забравшийся в какую-то страшную дыру, наполненную грязью, дождем, дерьмом, кровью, тупостью, скудоумием, похотью и алчностью – СЕРЫЙ МИР. И ему на смену приходит ЧЕРНЫЙ МИР – мир фанатизма и жестокости беспредельной. Где тут Бог. Кому трудно? Дону Румате, который явно не тянет на Бога. От серости и грязи того мира у него постоянно идёт носом кровь. Что он тут делает? Но этот вопрос зададим, прежде всего, Стругацким.
Еще одна важная особенность — эпиграфы. Тексту А. и Б. Стругацких предстоят два эпиграфа, которые в известном смысле задают прочтение текста и выстраивание его смысла. Первый эпиграф взят из сочинений Пьера Абеляра: «То были дни, когда я познал, что значит: страдать; что значит: стыдиться; что значит: отчаяться». Этот эпиграф, во-первых, задает, так сказать, средневековый антураж текста, ведь Абеляр — средневековый философ и теолог (ср. важную роль концепта «Бог» в тексте), во-вторых, задает содержательный и эмоциональный тон произведения. Второй эпиграф взят из Эрнеста Хемингуэя: «Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?». Этот эпиграф задает две позиции главного героя: наблюдение, т. е. бездействие, и связанное с этим бессилие при наличии явного преимущества — «оружия».
ЭТО ОБОЗНАЧАЕТ только одно; «прогрессор» - всего лишь наблюдатель.
Но как же тяжело оставаться просто наблюдателем! Некоторые факты из сегодняшней жизни – уже не секрет, что во всех «горячих точках» планеты толпятся переодетые, хорошо обученные специальным навыкам, законспирированные «руматы» из разных «прогрессивных» стран мира. Это – никому не видимая война. Там «руматы» убивают. Коренное население. Друг друга. Так фантастические идеи превращаются в жизненную прозу.
О трагедии главного героя — Антона-Руматы Эсторского Аркадий Стругацкий говорит так: «Антон мучительно решает сложнейшую проблему выбора. По сравнению с арканарцами он — бог. Он может практически все. Но совершить это „все“ — значит, предать дело, ради которого ты сюда послан. А оставаться в бездействии не менее мучительно. Ведь ты — человек,, живой человек из плоти и крови, который страдает, любит и ненавидит. И Румата делает выбор — страшный, кровавый, но… неизбежный выбор. И хотя мы не говорим, что это было правильно, мы и не осуждаем его, а показываем путь, мучительный и трудный путь мысли…» [Стругацкие 2001б: 336].
КТО СКАЗАЛ, ЧТО ОН БОГ? Даже по сравнению с арканарцами. Да он сам себе противен. Чем он лучше их? Нравственнее? Ну, это ещё надо доказать своими поступками. И вовсе не тем, что достать меч и порубить в крошево не умеющих так красиво убивать чернорясочников. Да, кстати, а где он научился так искусно драться. Да и, вообше, ЧТО ОН ТУТ ДЕЛАЕТ? Что изучает? Дерьмо в лупу? Похоть? Алчность? Тупость? Психологию раба? Не хватило знаний из прошлого собственного народа? ЗАЧЕМ ЖЕ ЛЕЗТЬ В ЭТУ ВЫВАЛЬНУЮ ЯМУ? Облагодетельствовать бедных арканарцев?
И что значит – ОН МОЖЕТ ВСЁ? Ничего он не может. Он может только мудрствовать лукаво, соблазнять женщин и спиваться. Он же не Штирлиц. Будущему, его соплеменникам, НЕ НУЖНА ИНФОРМАЦИЯ О РАЗНОВИДНОСТЯХ ДЕРЬМА.
Вспомним Галича. Не могу отказать себе в удовольствии привести эти слова, «написанные во хмелю» полностью, настолько они точно ложаться в обозначенную тему.
То-то радости пустомелям,
Темноты своей не стыжусь,
Не могу я быть Птоломеем,
Даже в Энгельсы не гожусь.
Но от вечного бегства в мыле,
Неустройством земным томим,
Вижу - что-то неладно в мире,
Хорошо бы заняться им,
Только век меня держит цепко,
С ходу гасит любой порыв,
И от горести нет рецепта,
Все, что были, - сданы в архив.
И все-таки я, рискуя прослыть
Шутом, дураком, паяцем,
И ночью, и днем твержу об одном -
Не надо, люди, бояться!
Не бойтесь тюрьмы, не бойтесь сумы,
Не бойтесь мора и глада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Кто скажет: "Идите, люди, за мной,
Я вас научу, как надо!"
И, рассыпавшись мелким бесом,
И поклявшись вам всем в любви,
Он пройдет по земле железом
И затопит ее в крови.
И наврет он такие враки,
И такой наплетет рассказ,
Что не раз тот рассказ в бараке
Вы помянете в горький час.
Слезы крови не солонее,
Дорогой товар, даровой!
Прет история - Саломея
С Иоанновой головой.
Земля - зола и вода - смола,
И некуда, вроде, податься,
Неисповедимы дороги зла,
Но не надо, люди, бояться!
Не бойтесь золы, не бойтесь хулы,
Не бойтесь пекла и ада,
А бойтесь единственно только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Кто скажет: "Всем, кто пойдет за мной,
Рай на земле - награда".
Потолкавшись в отделе винном,
Подойду к друзьям-алкашам,
При участии половинном
Побеседуем по душам,
Алкаши наблюдают строго,
Чтоб ни капли не пролилось.
"Не встречали - смеются - Бога?"
"Ей же Богу, не привелось".
Пусть пивнуха не лучший случай
Толковать о добре и зле,
Но видали мы этот "лучший"
В белых тапочках, на столе.
Кому "сучок", а кому коньячок,
К начальству - на кой паяться?!
А я все твержу им, ну, как дурачок:
Не надо, братцы, бояться!
И это бред, что проезда нет,
И нельзя входить без доклада,
А бояться-то надо только того,
Кто скажет: "Я знаю, как надо!"
Гоните его! Не верьте ему!
Он врет! Он не знает - как надо!
Советская власть считала Стругацких неблагонадежными. Хотя к диссидентскому движению писатели никогда не принадлежали, сама постановка проблем в их произведениях и способ их решения не позволяли в то время рассматривать их в общепринятых рамках соцреализма. Стругацких рассматриваются с точки зрения идейного, нравственного содержания. В фокусе внимания литературоведов оказывается поступок Руматы в финале, Румата мстит за смерть любимой, прокладывая мечом путь во дворец и убивает Рэбу. Не рассматривается роль Бога и соотнесение Бога природе человека. Критики прочитывают одну из главных тем произведения — противостояние мещанства и интеллигенции и предостережение отката к сталинским временам, тоталитаризму.
Стругацкие как бы говорят: «Мы потеряли будущее. Оно у нас было: СЕРОЕ, ОБЫДЕННОЕ, СУКОННОЕ, очень СКУЧНОЕ, ШЕРШАВОЕ и НЕПРИЯТНОЕ, но совершенно определенное будущее» (1991)
«Но когда мучения кончились, когда РОДЫ произошли, когда эта боль, нечистота, отчаяние — все это позади, а на руках у тебя МЛАДЕНЕЦ — крепкий, здоровенький, красавец… Это счастье…», — говорит Борис Стругацкий о творческом процессе и его результате [Стругацкие 2001б: 518].
В своих произведениях людей с негативными качествами, низких, безнравственных А. и Б. Стругацкие представляют через сферу «животного мира», используя такие слова, как лапа, морда, пасть, наименования животных — спрут, паук и т. д.
«Прорвались застарелые ГНОЙНИКИ, которые НАРЫВАЛИ на протяжении многих и многих десятилетий» [Стругацкие 2001б: 513].
В «Комментариях к пройденному», где описывается история создания «Трудно быть богом» эта метафора становится текстообразующей: «Словно застарелый НАРЫВ ЛОПНУЛ. ГНОЙ И ДУРНАЯ КРОВЬ заливали газетные страницы… Во благовременье ГНОЙНАЯ ВОЛНА докатилась и до нашей околицы, до тихого нашего цеха фантастов… Никого даже не исключили из союза писателей. Более того, посреди ГНОЙНОГО ПОТОКА разрешили даже построить две или три статьи с осторожными возражениями и изложением своей (а не партийной) точки зрения… Никто не понимал толком, чем вызван был этот стремительный возврат на ГНОИЩЕ» [Стругацкие 2001а: 690–693].
И если снова говорить о фильме, то Герман следует Стругацким: «Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества стекались туда <…> — гной, шлаки, фекалии социума» [Стругацкие, Т. 8: 724].
С помощью механизма метафоры производится идентификация ГРЯЗИ с безнравственностью общества.
На протяжении 4-ех тысячелетий человечество во всех главных идеологиях; религиозных, просветительских, социалистических и коммунистических ПРИДЕРЖИВАЛОСЬ ОДНИХ И ТЕХ ЖЕ ВОЗЗРЕНИЙ.
По мере просветительства, постижения, обучения, понимания КАКИХ-ТО ВАЖНЫХ с т.з. существования человечества истин ЧЕЛОВЕК СТАНОВИТСЯ ЛУЧШЕ.
ДУДКИ! БРЕХНЯ! ОБМАН! ЖУТКИЙ ОБМАН. ЛОЖЬ.
Все видели, что творит толпа в Ливане, Израиле, Ираке, Пакистане, Китае, Сирии.
Вот уже очередь дошла до Украины. И мы содрогнулись. Следующая очередь наша.
ПОДУМАЕМ ОБ ЭТОМ ВМЕСТЕ. СОБОРНО.
Эта ложь нужна диктаторам, финансовым воротилам и олигархам.
Все же понимают, что политика делается ТОЛЬКО ОЧЕНЬ БОЛЬШИМИ ДЕНЬГАМИ, а дураков – революционеров используют, чтобы привести во власть своих.
ЧТО ЖЕ ДЕЛАТЬ БЕДНОМУ ЧЕЛОВЕКУ?
Вот где вопрос вопросов.
Не помогут прогрессоры, «руматы эсторские».
Потому что природа человеческая в них такая же.
А вывод один.
КАЖДЫЙ ДЕНЬ ВСЕМУ ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ И КАЖДОМУ В ОТДЕЛЬНОСТИ САМОМУ ИЗБАВЛЯТЬСЯ ОТ ДЕРЬМА ХОЛОПСТВА, РАБСТВА, АЛЧНОСТИ, ЖЕСТОКОСТИ.
Вместе с Богом, хоть каждый понимает его по своему.
Другого выхода нет.
ТРУДНО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ.
Вот он тот самый диалог, который и стал идейным центром всего поизведения.
БУДАХ: Сущность человека в удивительной способности привыкать ко всему. Нет в природе ничего такого, к чему бы человек не притерпелся. Ни лошадь, ни собака, ни мышь не обладают таким свойством. Вероятно, бог, создавая человека, догадывался, на какие муки его обрекает, и дал ему огромный запас сил и терпения. Затруднительно сказать, хорошо это или плохо. Не будь у человека такого терпения и выносливости, все добрые люди давно бы уже погибли, и на свете остались бы злые и бездушные. С другой стороны привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов, кои ничем, кроме анатомии, от животных не отличаются и даже превосходят их в беззащитности. И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия...
РУМАТА: Вероятно, вы правы, почтенный Будах. - Но возьмите меня. Вот я - простой благородный дон , я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни - добывание знаний - от практических потребностей жизни борьбы против зла?
БУДАХ: Вы задаете странные вопросы, дон Румата, - сказал он. - Забавно, что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал... Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество - благо, а все зло от знания.
Для землепашца зло - налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи - добро. Для рабов зло - это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника - алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? . - Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю.
И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.
РУМАТА: Мир все время меняется, доктор Будах. - Мы знаем время, когда королей не было...
БУДАХ: Мир не может меняться вечно - ибо ничто не вечно, даже перемены... Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система!
Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор. Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
РУМАТА: Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? - После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы...
БУДАХ: Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим... Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
РУМАТА: А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
БУДАХ: На это способны только высшие силы...
РУМАТА: Но все-таки, представьте себе, что вы бог...
БУДАХ: Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
РУМАТА: Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
БУДАХ: У вас богатое воображение. - Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами...
РУМАТА: Вы мне льстите... Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
БУДАХ: Что ж, извольте. Я сказал бы всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".
РУМАТА: И это все?
БУДАХ: Вам кажется, что этого мало?
РУМАТА: Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".
БУДАХ: Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.
РУМАТА: Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
БУДАХ: Накажи жестоких, чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
РУМАТА: Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
БУДАХ: Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
РУМАТА: И это не пойдет людям на пользу, - ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
БУДАХ: Не давай им всего сразу! - Давай понемногу, постепенно!
РУМАТА: Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
БУДАХ: Да, я вижу, это не так просто, - Я как-то не думал раньше о таких вещах... Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, - есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
РУМАТА: Я мог бы сделать и это, - Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
БУДАХ: Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными... или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
РУМАТА: Сердце мое полно жалости, - Я не могу этого сделать.
Свидетельство о публикации №214031700886