Куда ведёт надежда. Глава 13

Тем временем на конном заводе для работников - заключённых произошли некоторые изменения.
Снег уже давно растаял, земля, рыхлая от таящего снега, затвердела под июньским солнцем, погода стояла жаркая, безветренная, чистое небо уходило далеко вдаль, в горизонт, а поле, находящееся во власти конного завода, было готово для использования.
Теперь лошадей объезжали и тренировали исключительно там. Этим занимались мы под пылким надзором Елены и Беркова, который в первые дни тоже принимал в этом участие.
В какой-то момент у читателя обязан возникнуть вопрос - почему нам давали столь много свободы, ведь мы могли убежать? Ну, и теперь, когда он, по законам логики, должен возникнуть у всех, я с радостью отвечу.
Первой причиной была по-прежнему финансовая. Нанимать других работников, чтобы они за деньги объезжали и тренировали лошадей, было слишком бестолково, когда под рукой есть бесплатная, причём хорошо себе зарекомендовавшая рабочая сила.
Вторая причина - чисто психологическая, которая вырабатывается у всех заключённых за определённое время, проведённое в тюрьме. Променять жизнь с едой, работой и крышей над головой - как бы абсурдно это не звучало, но всё это было - на жизнь в лесу, у обочин дорог, без еды и воды и возможности найти работу или жилище, даже если доберётесь до города, убегая от милиции, как мышь о кота. Сидеть в тюрьме было проще, свобода в данном случае окрашивалась в ужасно неприятные краски.
А третью причину лучшего озвучить со слов Виктора Петровича:
- Воля близко, друзья мои, она по-прежнему не ваша, как и женщина, стоящая рядом с мужчиной, не является его собственностью. Если кто-нибудь из вас решит нарушить границы этого поля, он свалится оземь быстрее, чем воздух выйдет у него из лёгких!
Директор указал наверх, на небольшой чердак, из которого выходило просторное окно с отличным видом на всё поле. Там стоял охранник из тюрьмы со СВД - снайперской винтовкой Драгунова. Пуля из такого оружия способна раздробить кость, словно молоток камень, и вряд ли ему потребуется два патрона, чтобы справиться с одним человеком.
- За каждого убитого из вас ему заплатят тройной месячный оклад,- сказал Виктор Петрович, усмехаясь,- он не  поскупиться патронами на безмозглых беглецов.
У Беркова идея держать каждый день на крыше снайпера не вызвала особо восторга, и он с ней смирился, тогда как Елена была просто в бешенстве.
- Если вы берёте на работу этих людей, значит позвольте им работать так, как подобает,  а не под прицелом!- говорила она, пытаясь достучаться до своего директора.
Но деньги правят материальной и практичной  стороной мира сего, так что пусть бы даже она говорила библейскими стихами, это не произвело бы никакого эффекта.
- Вам не страшно?- спросила меня Елена во время очередной прогулки к водоёму на краю поля, где мы обычно купали уставших взмыленных лошадей после долгого галопа.
- А вам? Вас это так же касается!
- Мне убегать некуда!
- И мне!
Елена замолчала, думая над моими словами. В такие моменты тишины я не любил начинать разговор первым, потому что у меня получалось несколько неестественно, словно я долго и старательно учил слова, но в последний момент вдруг забыл, и теперь повторяю речь суфлёра.
Наконец мы доехали до водоёма,  слезли с лошадей, взяли за уздечки и повели в воду, где  благополучно и отпустили. 
- Пуская играют!- сказала Елена, садясь под кроной низкого, покосившегося от коррозии дуба.
Я сел рядом с ней, и сложив руки на коленях, сказал:
- А почему вы всегда катаетесь только со мной?
Елена улыбнулась, глядя на то, как белая кобыла, стуча копытами, опускает морду в воды, а потом резко поднимает, обрызгивая тем самым своего «друга» с ног до головы.
- Наверное, потому, что я умею задавать вопросы. А вы хорошо на них отвечаете. А ещё вы умеет слушать. Не просто слышать, а слушать.
- За долгое пребывания в тюрьме волей-неволей научишься не перебивать и дослушивать, потому что чаще всего большую часть информации, которая тебе полезна, говоришь ты сам.
Елена кивнула, продолжая смотреть на игру лошадей, спросила:
- Вы никогда мне не рассказывали о тюрьме. Почти ни слова. Если хотите что-то сказать, говорите. Я бы с радостью послушала.
До этого момента я не раз задавался вопросом - чем я могу быть интересным Елене? Я заключённый, провёл половину своей жизни за решёткой, и кроме тюрьмы ничего не знаю. Раньше такие вопросы меня не тревожили. Я говорил произвольно, то, что думал, и никогда не считал себя человеком, которому нечего сказать и лучше промолчать, особенно в тюремной среде. Теперь же всё несколько поменялось для меня. В какой-то момент я подумал, что все наши разговоры касались наставлений  или же проходили по принципу «что вижу, о том и говорю». Меня же очень напрягал в душе тот факт, что когда потребуется что-то большее (я не мог описать, почему должно и что должно, просто чувствовал), то тогда разговор станут нудным перемалыванием фактов, который будет неприятен нам обоим. Сперва мы будем говорить по привычки, но даже такая упрямая штука имеет слабость заканчиваться.
Тогда, под дубом, во время купания лошадей, мы впервые заговорили на другую тему. И когда я начал рассказывать простые вещи, которые до этого считал совершенно обыденными и неинтересными, вроде распорядка дня в тюрьме или тюремной еды, то они отражались в глазах Елены чувством утоления интереса.
И  по ходу того, как я говорил, я понимал, что мне есть что сказать. Я знаю много вещей, связанных с тюрьмой, ещё больше мелочей, понимаю много характеров, сформированных этих местом, помню много историю, страшных до боли и забавных до смеха, которые не расскажет вам никто более.
- Никогда бы не подумал, что это будет интересно слушать,- честно сказал я, когда мы выводили отдохнувших и успокоившихся лошадей из воды.
- Поверьте, интересно. У меня никогда не было друзей, которые бы хоть как-то относились к тюрьме. Может это и странно, но меня всегда интересовали самые разные вещи, о которых я ничего не знаю.
Теперь, спустя годы, я могу  и от себя сказать, что это было совсем не странно. Это было очень по-человечески, как любить, страдать или ненавидеть.
Вытерев лошадей губками, мы оседлали их и поехали обратно, продолжая разговаривать. Я даже не обращал внимания на то, как управлял лошадью, всё было просто легко и естественно, совсем не так, как это выглядело во время обучения у Кротова.
На половине мы вдруг увидели всадника на коне. Он был одет в белую потёртую рубаху, порванную на груди, и чёрные грязные брюки - никто из рабочих завода, заключённых или других так не одевался. На лице его проступала двухдневная щетина, а волосы заросли так сильно, что почти полностью закрывали лоб, глаза и уши. Из-под уха выступал ужасный шрам, словно кто-то однажды пытался перерезать ему горло.
При виде этого человека Елена вздрогнула, тут же взяла поводья в одну руку и попросила  меня подождать здесь. Затем пришпорила коня и рысью поскакала ему навстречу.
Ветер дул мне в лицо, свистел прямо возле ушей, так что я не мог слышать, о чём они говорят, да и едва мог разглядеть его лицо.
Их разговор продолжался не более двух минут. Затем всадник что-то громко закричал, указывая на меня, но слов я разобрать не смог.
Всё это выглядело странно, и в тот момент я подумал, что если он ещё раз повысит голос перед Еленой, то я использую все свои немногочисленные навыки верховой езды, чтобы скинуть его с коня и как следуют вмять лицом в твёрдую сухую землю.
Но ветер ослаб, и теперь я мог различать некоторые слова.
- Передай ему, что нельзя так поступать с людьми. У нас был…
В тот момент со стороны завода блеснул небольшой луч, словно кто-то играл со стеклом на солнце, затем тишину прорезал резкий неприятный протяжной звук. Послышался стук, и копна земли поднялась вверх прямо под ногами лошади всадника. Обе лошади, Елены и того всадника, тут же отпрянули назад, испугавшись резкого звука.
- Уходи, прошу тебя! Это не лучшее место для обсуждений. Этот человек совсем не ведает, что творит.
Это она говорила о снайпере, когда послышался новый выстрел, как будто он её услышал. Пуля влетела в землю в двух метрах от них. Человек с бородой не заставил себя ждать третье выстрела.
Заправски развернув коня, он поскакал во весь опор, и разом перемахнув через деревянное ограждение, через несколько секунд скрылся за лугом.
Я подъехал к Елене.
- Ну и что это было?
- Это был дурдом. Берков обязательно должен выкинуть этого придурка обратно в тюрьму пинком под зад. Какого чёрта он стрелял?
- Да, нет, я не про это. Кто был тот человек?
Елена, по-прежнему тяжело дыша от внутреннего возбуждения, закрыла на миг лицо руками, а затем провела ладонями по волосам, будто разглаживая их.
- Этот человек,- сказала она, когда мы возобновили путь обратно, - мой бывший коллега.
- И что ему надо?
- Не знаю,- Елена пожала плечами, хотя глаза были довольно ясны и решительны,- справедливости, может быть.
Я не стал больше расспрашивать, чувствуя, что это приведёт к обратному эффекту.
Ворота в конный завод уже были близко. Елена поскакала первой, и, не останавливая лошадь, громко прокричала в окно, откуда высовывалось длинное дуло снайперской винтовки:
- Вы там, совсем, похоже, рехнулись! Это вам не тир и не стрельба по зайцам. Забирайте свою винтовку и катитесь к чёрту, потому что когда Берков об этом узнает, вы и на пушечный…
- Эй, женщина!- из окна исчезло дуло и показалось загорелое лицо снайпера,- полегче там с выражениями. Мне платят за то, чтобы я выполнял приказы вашего Беркова, вот и я это и делаю.
Елена в недоумении посмотрела на меня, щёки её по-прежнему горели от возмущение, затем подняла голову и спросила, теперь более вежливо:
- Что это значит?
Охранник  открыл рот, чтобы что-то сказать, но послышалось бормотание и его лицо, как и дуло винтовки несколько  секунд назад, скрылось за белыми деревянными рамами.
Следующей головой оказалась круглая с ухоженными причёсанными волосами - голова Беркова.
- Всё нормально, Лена. Не стоит беспокоиться. Но нам с тобой нужно поговорить!- Берков только что заметил меня, и сказал,- а вы, Михаил, отведите пока лошадей в денники, почистите их и так далее. Займитесь работой, она у вас есть!
Елена скрылась за воротами, а я до конца дня выполнял свою работу. В тот день она так и не вернулась.
Садясь в автобус, я подумал, что всё хорошее и приятно имеет удивительно противное свойство заканчиваться быстро и без возможности что-либо исправить. Причём когда это само «хорошее» происходит, ты никогда не считаешь его таковым.
Автобус вёз нас обратно в тюрьму, давая возможность насладиться буй-ством красок  природы на просторных полях.