Художник без картин

Сперва ты пребываешь в иллюзии...
Потом ты находишь виновных в этом и начинаешь с упоением противопоставлять им своё благородство и чистоту своих помыслов. Вскоре ты понимаешь, что, горлопаня направо и налево, едва ли что-то можно изменить в этом мире, ты оставляешь попытки перековать нас и начинаешь винить во всем себя: в глупости, доверчивости, малодушии и всём таком прочем. Пытаешься разобраться в себе, перековать себя.
Но в один прекрасный день, досыта наглядевшись в самые потаённые топи своей души, дойдя, так сказать: «до края бездны», ты спрашиваешь себя: «хочу ли я всё это продолжать или быть может, стоит покорно сложить голову, признав поражение перед бесконечно клокочущим месивом мира?»
Как вдруг, в тот же миг ты чувствуешь пустотность его природы, буквально на ощупь, и вместо того что бы сдаться, ты умираешь.
Но не физически, умираешь для мира - наглухо и заживо, без права вернуться. У тебя продолжают шевелиться руки и хлопают глаза, но твоей личности больше нет, теперь ты больше чем личность. Ты перестаёшь винить себя и окружающих, больше нет ни тебя, ни окружающих, лишь белый шум, лишь да и нет - лишь дело твоей жизни, лишь твоё нескончаемое путешествие. К тебе приходит понимание что если и есть какой-то приз, то всю жизнь ты пролежал, просидел, простоял в верной очереди за ним, в то время как: если приза не было, то тогда абсолютно неважно чем ты вообще занимался, ремонтом обуви или однополой проституцией. Ты перестаёшь чувствовать свою уникальность в отношении мира и что поразительно: тем самым обретаешь её. Растворяешься в человечестве, становишься не больше ни меньше его единицей, покорно, безропотно, своевольно. Всего лишь единицей, но единицей знающей, что она на своём месте, а не болтается бесхозным хламом в пыли лёгких наркотиков и заученных цитат. Вот тогда-то для тебя и открывается настоящее искусство. Искусство жизни. Искусство свободное от рамок, искусство выражения твоего естества, искусство для всех, искусство для никого. Искусство, как увековеченное и обезличенное отражение драматургии всей мелочности нашего жизненного процесса.

Это эссе я хотел бы посвятить тебе мёртвый - но живой, добрый - но злой, эгоистичный - но бесконечно сопереживающий художник без картин. Теперь встань с колен и иди. Иди туда, откуда ты пришел, туда, где ты занят своим делом, туда, где тебе хорошо. Не верь никому и мне не верь. Текст выше, наскоро выхолощенный мыльный пузырь, разводка, фикция, миф. В конечном счете, задача любого художника сводится к попытке одурманить тебя так: чтобы ты поверил ему, принял концепцию его видения мира в ущерб своей. Одни рубятся за деньги, другие за весьма сомнительную славу в богемных кругах. Полагаю, есть ещё и третьи, к коим отношу и себя, мы ищем остатки смысла, неких незыблемых истин в насквозь проеденной червями ткани мироздания, суёмся во все двери, подбираем ключи, составляем схемы, не за людскую награду, но скорее как эгоистичное желание спасти свою задницу. От нас можно ждать лишь едва творчески связного выхлопа, изученной и отброшенной концепции видения мира, никакой формы, никаких канонов, постмодерн и голые стены. Ублюдки вроде меня умело этим пользуются и рвут на части твою целостность, своими персональными страстями. К примеру: когда тебе плохо, вот ты страдаешь, слушаешь какую-нибудь душещипательную песню, это же не ты страдаешь, это они страдают тобой, рыдают тобой, короче манипулируют. К ним же относятся всевозможные гуру, политики, идеологи и т.д. Это работает на любом уровне, порви всё, нет ничего. И вот, я уже скатываюсь в бред ограниченности моего разума и языка. Я скатываюсь, да и хер со мной. В конце концов, кто я такой для тебя? Кто я такой для себя, так третьесортный проводничок собственной агонии. Но я к тому, что: зачем тебе проживать чужие, пусть и заведомо элегантно выстроенные по вкусовым рецепторам, киношные или бумажные жизни. Когда твоя собственная, одноразовая и не менее безбрежная жизнь, притаилась под самым носом, ждёт не дождется, когда ты её схватишь, и она унесёт тебя в свою безжалостную бездну, за тридевять земель унесёт. А серая она лишь пока ты не начнёшь её нужным кнутом погонять, без оглядки, без надежды, целиком и полностью отдавшись любимому делу.

Вот, пожалуй, и всё чем я в силах с тобой поделиться. На этом моё повествование заканчивается, и я прощаюсь с тобой мой сердешный друг. Время позднее, лягу спать, просплю сто лет, а когда проснусь, меня здесь уже не будет.