Чудесный день

В тот день я очень плохо себя чувствовал. Я позвонил начальнику и, изображая крайнюю усталость (даже скорчив при этом гримасу) сказал хриплым голосом:
- Простите меня, пожалуйста, но я сегодня не приду, - и стал ждать ответа. Словно я звонил маме и говорил, что не пойду в школу.
Начальник на том конце вздохнула устало. Ей надоели бесконечные звонки, просьбы своих нелепых подчиненных, желающих раньше слинять с работы или вовсе на нее не идти. Так вот, она вздохнула и проговорила монотонно:
- Да, конечно, хорошо, оставайся. Будешь оформлять больничный?
- Нет, нет . Мне все бы денег дома полежать, - запричитал я, - завтра все будет хорошо.
- Ладно, как знаешь.
И повесила трубку. Частые гудки отбивались во мне сердечным ритмом. Я боялся, что она что-то узнает и потому еще некоторое время держал телефон включенным и слушал гудки. Словно, если я повешу трубку, она может перезвонить и застать меня совершенно в другом голосе, настроении и состоянии. Тогда все насмарку. И тогда, весь фарс, который я разыграл перед ней, окажется лишь ширмой моей лени. Мне придется стыдливо шагать на работу.
Все обошлось. Я покурил и, немного успокоившись, лег спать. Меня разбудил поворот ключа и стук во входную дверь. На пороге стояла жена в изумлении:
-Как так, ты дома?
- Да, да, дома, - продолжал я утренний спектакль.
- А почему ты не на работе? – в ее голосе была настороженность.
- Ты знаешь, я сегодня очень не хотел идти на работу. Может, заболел.
- Заболел? – она бросила сумку у порога, поверх сумки – куртку и очутившись около меня, прижимала ладонь ко лбу, - вроде, все в порядке.
- Да я уже поспал и лучше.
- А завтра ты пойдешь на работу? – спросила она с подозрением.
- Конечно, пойду. Выспался и стало намного лучше, - я решил перевести тему, - как прошел твой день? Может, поставить чай?
- Нет, нет, - сказала она, сосредоточенно отмахиваясь, - мне нужно работать.
- Работать? – спросил я, - ты ведь никогда не берешь работу на день?
- Да, - заторопилась она в коридоре, - мне некогда объяснять.
Не снимая офисной одежды, она прошла к письменному столу и начала что-то писать. Я открыл окно, впуская прохладный вечерний воздух. Пока я спал, улицы успели растаять и вновь замерзнуть. В воздухе было влажно и пахло талым снегом. Машины гудели, мчась поскорее домой, усталые и грязные за день. Водители нервно перекручивали руль, пугаясь своего изможденного лица в зеркале. Смотрели лишь вперед опустевшим, путым взглядом.
- Что же ты пишешь? – спросил я, - Что можно писать после работы?
- Прости, мне сейчас очень некогда.
- Ладно.
Я сел на диван рядом с письменным столом и стал удивленно смотреть на нее. Она что-то бурчала себе под нос, а потом вдруг остановилась. Отложила ручку. Стала смотреть на меня пристально, словно ища мысль где-то на моем лице. Она перебирала каждую мою черту в поисках ответа на то, что ее тревожило.
- Знаешь, - сказала она, - сегодня я поняла.
Остановившись на полуслове, она схватила ручку и продолжила писать, бормоча себе под нос, что-то вроде «да, да, да».
- Что ты поняла? – спросил я с улыбкой.
- Я поняла, - она замерла, - счастье – быть малым.
- Счастье быть малым? – повторил я, делая паузу на каждом слове, - что ты имеешь ввиду?
Она мне не ответила. Я смотрел, как ее рука рисует на белом листе ровные аккуратные буквы, как ее изумительный подчерк делает синие с голубым отливом узоры. В этих узорах скорее всего, возможно было что-то очень ценное для нее. Важное до такой степени, что сегодня она пренебрегла всеми нашими негласными ритуалами. Когда-то давно, когда мы вдруг решили жить вместе, нам показалось прекрасным каждый день, после работы пить вместе чай на кухне, разговаривать, что-то обсуждать, над кем-то злиться, кого-то высмеивать. Это казалось всегда чрезвычайно важным. Пользы в этом не было, мы понимали это заранее. Но, в этом была близость. Почему я сказал «была»? Потому что сейчас, сегодня, я увидел жену другой. Из доброй, общительной женщины, она стала неким «писателем в стол», склонным к яркой, очень красочной (судя по настойчивому ее письму) энтропии.
Машины за окном по прежнему сигналили. Гудели, жали на тормоза, поворачивали, тонули в талом, нечищеном снегу. В этом была гармония. Из этого, как я всегда полагал, складывается песня города. Фонари загорались, сыпали вниз усталым, старческим светом. Сжимая глаза, в попытке прогнать сонливость, я вспомнил, что встал очень резко, от возвращения жены и, может, просто не проснулся еще. Может, мне все это сниться. Но нет. Жена закончила писать, отложила ручку. Сложила лист пополам. Затем, еще раз. Добежала до коридора, достала сумку. Достала из нее конверт с красной символикой, которой я не успел разглядеть и сунула в него свои записи. Языком провела по краешку конверта и запечатала письмо. Все еще держа его в реку, она выдохнула. Словно сделала что-то, что мешало ей жить долгое время. Словно произошел потоп и она вычерпнула последнюю каплю воды.
- Ну что, пойдем пить чай, - сказала она улыбаясь.
И что бы я не пытался спросить у нее позже, относительно этого странного письма или красной символики – жена отказывалась отвечать.
Знаете, отношения – штука странная. Ты можешь быть уверен в человеке. Можешь думать, что знаешь и понимаешь его, но, когда дело касается действительно сокровенного, того, что человек переживает и как он это переживает, между вами словно вытягивается телескопическая палка и каждая ваша недомолвка, недожест, недосказанность раскрывают телескоп этой палки, расдвигая вас. Вот, вы уже не можете даже дотронуться друг до друга и ложитесь спать с надеждой, что утром все забудется и вам выдастся возможность начать все заново.
Утром все и правда забылось. Утро было обычным, хмурым и дождливым. Машины не бегали под окном, а медленно плыли уступая друг другу место. Фанари еще работали и, мерцая, просили передышки. Мы с женой смеялись и пили кофе. Я приготовил на двоих яичницу с колбасой. Поставил перед ней порцию. Жена наклонилась к тарелке, вдохнула пар горячего блюда и произнесла на выдохе:
- Счастье, действительно, быть малым.
- Да, ты права. Счастье в малом, - затем, присев с ней рядом, добавил, - интересно было слышать это от тебя вчера.
- Вчера было много интересного, - сказала она.
- И что же? – уплетая яичницу, спросил я.
- Сегодня узнаешь.
Она улыбалась и ела так изыскано и аккуратно, что я который раз чувствовал себя на ее фоне неандертальцем. Через то, как нежно она берет вилкой кусочек яичницы с колбасой, видел себя жующего на скорости, брызгающего крошками из стороны в стороны.
По дороге на работу мне показалось, хотя сейчас я думаю так наверняка, что какой-то мальчик, которого мама провожала в школу, сказал ту же фразу. Я не знаю предмета их разговора и как он развивался, но, когда мама сказала ему, что однажды он вырастет, мальчик проговорил: «Нет, мама. Счастье быть малым». Тогда мне показалось, что это нечто «уже слышанное» и услышал я это лишь потому, что слышал это дважды и не смог найти ответ на то, в чем действительно смысл этой фразы и почему моя жена, которая пять лет добивается повышения, грезит (хоть и стыдиться) о туфлях Джими Чу, вдруг посчитала яичницу с колбасой чем-то прекрасным. Вдыхает ее аромат по утрам. Не могу сказать, что подобные трансформации не радуют меня.
Теперь я уверен, что мальчик сказал именно это.
На работе я открыл свой кабинет. У дверей сидели пациенты. Не спрашивая у них ничего, я открыл дверь. Начальник из-за спины окрикнула меня: «Зайдите ко мне». Я зашел и подумал, что сейчас она будет ругать или отчитывать меня. Перебирая бумаги, нахмурившись, она поглядывала на меня, что-то не решаясь сказать.
- Да? – спросил я спокойно.
- Как ты себя чувствуешь?
- Уже лучше, - кивал я, - спасибо за возможность отлежаться.
- Пожалуйста, - продолжая перебирать бумаги, начальник словно пыталась не замечать меня, - ты знаешь, - она остановилась в поисках чего-то на столе, - вчера я очень долго думала.
- О чем?
- О твоем предложении открыть еще одно детское отделение, об обучении психоанализу в нашей клинике.
- Да, да, я помню, - торопил я начальника.
- Я решила, что нам это не нужно.
Странно, но она говорила это не отрицая. Не пыталась заткнуть мне рот. Не хотела отказаться от моей идее, чтобы, через некоторое время, присвоить ее себе из зависти. Напротив, она говорила это совершенно спокойно, со счастливой убежденностью.
- Я понял вас, - сказал я, - но, если не секрет, почему?
Несколько месяцев понадобилось, чтобы установить связи с крупными клиниками, чтобы выбить лицензию на обучение, чтобы составить сметы. Сейчас, я был разочарован.
- Я подумала, - продолжила начальник, - что нет ничего плохого в том, что мы – небольшая клиника. Это даже здорово! Ведь, мы можем принимать пациентов, уходить домой – все очень просто.
- Ну да, - пробурчал я, - счастье быть малым.
- Да! – воодушевилась тому, что я поймал ход ее мыслей, начальник, - имена эта мысль мне пришла в голову вчера! Счастье быть малым!
- Хорошо, я понял вас и согласен.
Моя кривая улыбка застыла где-то в дверном проеме, напомнив начальнику о пациентах. На сегодня у меня было 7 пациентов. С совершенно разными проблемами и недугами. В основном, детскими. Родители хотели поменять их, переделать, реже – опасаясь за них.
У дверей сидел один парень с двухлетней девочкой, извиняясь поглядывавший на меня. Остальные же, кого я принял за моих пациентов, были посетителями соседней со мной бухгалтерии. Тот единственный: молодой парень с двухлетней девочкой, топтался на пороге моего кабинета.
- Вы знаете, наверное, мы зря пришли.
- Может быть, - сказал я, придавая голосу профессионализм и уверенность, - присядьте и мы вместе узнаем.
Он в нерешительности сделал круг и приземлился на стуле, держа маленькую девочку. Огромные голубые глаза девочки уже шустрили по кабинету.
- Вы простите нас, если что, мы можем оплатить прием в независимости от чего-то.
- Прошу, скажите, о чем идет речь? – умолял я.
- Видите ли, - начал парень, аккуратно пересаживая дочь на другое колено, - мы хотели прийти из-за кошмаров, - он пригладил малышке волосы, - она просыпалась и говорила, что ей снится какой-то человек.
Парень затих на пару минут. Я кивнул, говоря «Продолжайте».
- Но сегодня утром, она проснулась и сказала, что ей больше никто не сниться. Человек пришел, извинился и сказал, что больше не будет приходить.
- Хорошо, - сказал я и обратился к девочке, - А что еще сказал тебе этот человек?
Два огромных глаза испугано впились сперва в меня, затем в отца и, найдя на отцовском лице улыбку, снова обратились ко мне:
- Ничего, - издал крохотный рот с редкими зубами.
- А ты веришь, что он больше не придет? – настаивал я.
- Да, - кивала в ответ девочка, - полностью.
- Ладно, - выдохнул я и закрыл блокнот, - если кошмары повторяться – приходите. Хорошо?
- Да, да, - закивал парень, - Если что мы можем оплатить прием. Простите, еще раз, что отняли время.
- Нет, ничего не нужно, - успокаивал я.
- Спасибо вам, - спиной к двери пробирался парень, чуть сутулясь, - До свиданья.
- До свиданья, - ответил я, - всего доброго.
Выглянув еще раз в коридор,  я убедился, что никого больше нет. Перезвонил секретарю, убедился, что так оно и есть:
- Простите, что не предупредила. Вчера вечером, все пациенты отменили прием.
- Это очень хорошо, - ответил я.
- Всего доброго, - повесила трубку секретарь.
Получается, у меня внеочередной выходной. На краю стола лампочкой мерцал компьютер. Я пользовался им редко от наплывала пациентов в последнее время. Сегодня же, выдастся возможность почитать новости.
Оказывается, проспать один будний день не выходя в интернет, рискуешь потерять много (наверное) важной информации. Оказывается, самолет с пассажирами пропал. Оказывается, маньяк зарезал всю семью. Оказывается, собака политика родила семерых щенят. Оказывается, красный цвет отменили. Оказывается, я почти проспал жизнь.
Я продолжил исследовать все, что упустил за вчерашний день и на глаза мне, то и дело попадалась запись о каком-то Показе на новых, ВЧЕРА установленных экранах.  Их установили, пока я спал во всех административных зданиях. Суть я не уловил.
Остальной рабочий день я потратил сам не знаю на что. В конце рабочего дня я, безо всякого зазрения совести, в отличие от дня вчерашнего, пошел домой. Погода была чудесная, выглянуло солнце, люди отчего-то радовались и я радовался вместе с ними. Мы шли домой практически строем. Один мужчина замурлыкал приятную песню. Песня так давно позабыта, что большинство улыбнулись от неожиданного воспоминания.
Мы уже собирались спать, когда мне позвонил начальник. Я снова сжался, как всякого ее звонка и спросил здоровым, уверенным, но чуточку вялым, готовящемся ко сну, голосом.
- Завтра, - проговорила она, - тебе нужно быть в администрации ровно в 13.00. На работу можешь не приходить. С собой паспорт, ручку и листок.
- Да, а что там будет?
- Я не знаю, - сказал она.
Позже, в кровати, жена, сбавляя голос на шепот, сказала мне намеком:
- Завтра, - и сделала голос еще тише, - тебе покажут счастье.
- Что? – в исступлении кричал я, - СЧАСТЬЕ?
- Тише, тише, - останавливала меня жена, - да, счастье.
Я уснул как всегда быстро. Не смотря на то, что лег в недоумении.
На следующий день, ровно в 13.00 я был в администрации. Огромный, восемь на двадцать, экран, мерцающий лампочками по корпусу, был черным. В 13.01 он загорелся и со всех сторон, изо всех динамиков, зазвучала торжественная музыка.
СЧАСТЬЕ БЫТЬ МАЛЫМ
Экран менялся картинками и кричал на меня этим первобытным лозунгом. Все мои мысли сбились в кучу, сжимаясь в надежде внутри головы, в самом ее центре. Слева и справа в уши вонзались слова лозунга. Мысли боялись, что расслабь они хватку, отпусти они друг друга, лозунг схватит их через ухо, вытащит прямо из головы, вытряхнет и уничтожит.
СЧАСТЬЕ БЫТЬ МАЛЫМ
Еще раз кричал экран. Мысли, от столь сильной атаки, лопнули, разорвались внутри моей головы, оставляя за собой лишь оглушающее эхо лозунга.
На следующее утро, наступила очередь жены жарить яйца с колбасой. Очутившись на тарелке передо мной, издавая изумительный аромат, в голове вновь всплыли слова «счастье быть малым». Я поймал себя на удивительном, прекрасном ощущении пустоты мыслей. В голове больше не оставалось ничего, что прежде, как я думаю, лишь мешало. Вся моя голова занята черным стеклом экрана.
Я был так рад этому, что мне хотелось писать везде, кричать всюду и рисовать всем, что попадется под руку одну простую истину: счастье быть малым.