Жертва
В комнате стоял пропахший кровью и ожиданием смерти полумрак. Сквозь приоткрытую дверь, как гной из воспаленной раны, сочился мутный свет чадящих факелов. Магию на освещение больше не тратили.
На пыльной лежанке, тяжело вздымая костлявую грудь, умирал Сольдис. Улле не знал, что делать. Он держал своего учителя за тонкую руку и через это прикосновение переливал в него остатки собственной жизни. Ритуал дался им большой ценой, но отдавать Сольдиса Улле не хотел. Нужен был целитель, но никто не предоставил его предателю и изменнику. Улле готов был кричать, срывая горло, что Сольдис невиновен, да только слушать было некому.
Три дня назад заходила Юнрэиль, изможденная, заплаканная, какой до этого её не видел ни один из людей. Бросив взгляд на того, кого растила с детства, о ком заботилась и обучала, кто был ей названным сыном, она приговорила его к смерти. Сказала, что так будет лучше. Сказала, что он сам бы этого хотел. Тогда Улле поднялся и ударил самую влиятельную и прекрасную эльфийку на континенте по лицу, наотмашь, как провинившуюся человеческую девку. Она ушла, не сказав ни слова. Посетителей больше не было.
Грязь на полу скрывала вычурный древесный узор. Если Улле не изучал голубую вязь вен под белоснежной до прозрачности кожей учителя, он разглядывал причудливые разводы грязи на баснословно дорогом паркете. Время, гадко ухмыляясь, шло слишком быстро.
Выход был один, он понимал это.
Ему просто хотелось побыть с ним подольше.
Улле много говорил, нервно приглаживая ржавые волосы. Он объяснял учителю, что тот ни в чем не виноват: ни во вторжении демонов, ни в самоубийстве императора. Он делал то, что другие сделать не могли. Просто выполнял свой долг. Твердил, что толпе нужен виновный и они выбрали его. Что нужно доказать их неправоту. Ведь Сольдис лучший из людей, тот, кто пожертвовал всем и достоин жизни.
Улле сухо всхлипывал, неспособный выжать ни слезинки.
Его не заботили жена и дочь, оставшиеся в разрушенном городе и, возможно, не выжившие. Сольдис был всем его миром, как много лет назад, во времена их первого знакомства.
Время продолжало тянуться, крадя по крупинкам их с Сольдисом жизни. Тогда Улле решился.
Магия, завязанная на крови, была самой опасной и, в то же время, надежной. Риск неудачи был минимален. Поэтому, разрезая свое запястье кинжалом Сольдиса и нараспев произнося древние слова заклинания, Улле не боялся. Его надтреснутый голос срывался на шепот, когда он сочащимся кровью запястьем раздвигал губы учителя, принуждая того пить.
Он отдавал свою жизнь без страха. Она всегда принадлежала Сольдису и не могла продолжаться без него. Это осознание, постигшее его ещё в первые годы обучения, было самым естественным и правильным.
Глаза мага, некогда зеленые и яркие, будто вспышка молнии в горном краю Ргюсэлая, затягивала белесая пленка. Заклинание пульсировало в нем, выжимая всю сущность до капли и отдавая её Сольдису. Боль была неважна. Но все же, когда липкая и мутная, как грязь на деревянном полу, темнота острыми когтями агонии затянула его в свое чрево, он был рад.
Сольдис открыл глаза. Пахло солоно и медно, как в зале жертвоприношений. Все было липко и мутно, главное, не понятно. За гранью соленого бреда метались мысли, но ни одну из них магу поймать не удалось. Он медленно повернул голову. Увидел потускневшую ржавчину раскинувшихся по грязному полу волос. Глядящие в одном направлении, затянутые пепельной пленкой зеленые глаза, и окровавленную руку, обтянутую желтой пергаментной кожей.
Сольдис попытался закричать, но вышел лишь раздиравший горло хрип.
Свидетельство о публикации №214031800081