Полу жизнь

   Она вся такая разная: хорошая и опасная, к большому удивлению – страстная, чего о ней при встрече не скажешь. Ей проще отдаться кому-то другому, случайному прохожему, чем тому, кого она любит.
Сначала мы играли с ней в тишину, пиарили судьбу непроизносимым словом, интересовались друг другом взглядами, писали пошлости, клеили прохожих, становились зависимыми и рисковали растеряться.
Я знал, что люблю, и он знала. Это было взаимно, только мы не могли быть вместе. Я считал, что недостоин ее, и она тоже. Мы выдумывали небылицы, чтобы предотвратить прикосновенность. Она умела обосновать холокост, никогда ни в чем себе не отказывала, даже в сексуальном плане – делала все, что хотела. А хотела всего, только не со мной.
Со мной она была другой, не такой, как всегда и со всеми. Мы делились секретами. Она знала о моих половых контактах, и я о ее извращенных шалостях тоже знал. Рядом с ней мне не хватало времени, оно пролетало быстро и безвозвратно, как свет накануне смерти. На ее глазах часто нарисовывались слезы, и в такие моменты я был рядом. Мы знали друг о друге больше, чем могли себе представить. Только знакомы мы не так много, как хотелось бы.
Она советовала мне своих подруг, о чем после того жалела и ревновала.
Она была у меня, я – у нее. Мы были важными людьми в жизни друг друга, и преданными, как собаки своим хозяевам. Только то, что мы мучились от неминуемой боли – было фактом. Я благодарен ей за такую силу воли. Я не смогу ее потерять. Мы были непредсказуемыми, ветреными и непостоянными, играли на чувствах других – просто сволочи. Нам нравилось уничтожать морально, и выходить сухими из воды. Я знаю, что у нас не будет ничего общего в будущем, кроме дружбы. Мы боимся потерять связь из-за отношений. И склоняемся этим на медленное и жестокое самоубийство.
Она рассказывала мне об осени. Она говорила, что осень – одно из ее любимых времен года. Ей нравилось, как бархатное солнце переливает оттенки осенних улиц. Обнаженные стволы деревьев отражают свой искаженный образ на тень, гордо возвышая свои ветви глубоким, бесконечным простором небес, склоняясь только под давлением сильного ветра, и безропотно возвращаясь назад, в предыдущее положение, нетерпеливо ожидая нового перерождения. За окнами льет непрерывный дождь, вымывая сорванную, бездыханную листву на прогнившей, дышащей почве. Гроза пугает оглушающим диким ревом; молния, словно кобра над одолевшей жертвой, измывается, играет игру, медленно ввинчивая свое ядовитое колкое жало и вылизывая изорванное чрево с обездвиженной плотью, поглощая ее медленно и болезненно за невинную неприкосновенность. Сырой легкий воздух проходит через легкие, задевая нутро эйфорического сознания, взрывая все чувства скрытых эрогенных зон, вздымая душу на возвышение, где порывы ветра ласково обвивают ее безгрешность перед закатом солнца полуночи.
Природа тает под дымкой легкого тумана над зеркальными лужицами, и неожиданно замирает в окрасках пастели, земляных тонов. Она называет это время года наложницей, матерью несчастных детей, ослепленной лаской любовников. Что может быть прекрасней погибающего самопожертвования осени на фоне юных лучей исцеляющей весны.
Она умела красиво говорить. Все что она говорила – было от души.
Мы разбивали друг другу сердца, и думали, что сможем их отремонтировать. Она время говорила, что жизнь – это роль, и как ее обыграешь, такова и будет отдача от зрителя. Возможно, лицемерная симпатия, или наплыв антипатических слов за спиной. Почему именно «лицемерная симпатия»? по-другому быть в нашем мире не может. Хорошего либо ждут, либо ему завидуют. Она не переносила жизнь за кадром, и продолжала безустанно играть свою роль.
 Я писал для нее письма, но не решался отправить. Я посещал ей тайные признания в любви, о которых она не подозревала. И до сих пор мои чувства остались для нее непредсказуемыми.
Мы знали, что любим друг друга, но никогда об этом не говорили. Но и не могли этого скрыть.
После того, как встретил ее, я называю свое существование полужизнью, потому что наши амбиции нас побороли. Мы не можем быть вместе. Я тихонечко полуживу и посвящаю для нее эти строки.
Где ты? Я так много хочу тебе сказать, что даже не хватит времени высказать все, о чем я думаю.
Где ты? Ты не выходишь из моей головы 24 часа в сутки, 1440 минут, 86 400 секунд, проведенных день ото дня без тебя.
Как ты? Я дышу только твоим присутствием в моей жизни, после того, как ты в ней оставила след. Мое дыхание сократиться после последнего удара твоего сердцебиения, моя улыбка угаснет с лица, когда я больше не смогу увидеть твоих глаз.
Что со мной? Я так боюсь тебя потерять, что готов отдать жизнь, чтобы этого не случилось. Если мне останется жить одну минуту, то я проведу этих 60 секунд рядом с тобой, чтобы насладиться и запомнить запах твоего тела и вкус оживляющего поцелуя, от которого мое сердце вырывается из груди. И только насладившись этими моментами, я смогу тебе простить твое «прощай», закрою глаза и уйду туда, где смогу наблюдать за каждым твоим шагом и направлять на дорогу, на дорогу твоего счастья…
О чем ты думаешь? Иногда меня это пугает, а порой – успокаивает при ощущении твоего взгляда не себе.
Кто ты? Я не знаю о тебе почти ничего, но держа твою руку в своей, мне хочется верить, что мы знакомы уже целую вечность. Когда ты стала смыслом моей жизни, я все время хочу бежать навстречу ветру, искать твой взгляд в толпе незнакомых мне людей, ждать твой неожиданный голос из-за спины, держать тебя за руку, думая только о тебе…
Я помню каждое твое слово, сказанное в моем присутствии, я забываю обо всем, что хотел сказать тебе при встрече. От прикосновения наших губ, я таю, как воск над огнем. Ты – мой свет, радость, рассвет, капля, стекающая по окну во время дождя, жизнь, смерть, вознаграждение... Можно исписать тысячи томов книг, чтобы передать то, что меня к тебе притягивает, но я закодирую их всего лишь в трех словах: я тебя люблю. Я просто хочу, чтобы ты поняла, что это не просто заученная мной фраза, сказанная в пустоту. Я хочу, чтобы ты знала, какой они для меня имеют смысл, когда я их посвящаю тебе.