Видение Петра Чернышова. Люди и события

    Пётр Чернышов, по прозвищу Черныш, жил со своей молодой женой Марьей в старой отцовской хате. Был он невысокого роста, плотный и крепкий, как тёртый кулич. Хата была деревянной, вросшей в землю по самые окна, со стенами, обмазанными глиной и крышей из перегнившей соломы. Располагалась она внутри крестьянского двора, и своими двумя окнами смотрела через небольшой палисадник и плетень на главную улицу села Широкую.
    Хозяйство у Петра было тоже небольшое и состояло из коровы и двух десятков кур. Работал Пётр в колхозе конюхом, а жена Марья последние несколько месяцев находилась дома по случаю рождения дочки. Заработки в колхозе были плохие, а своё хозяйство и огород давали доход незначительный, поэтому Черныш вынужден был подрабатывать на жизнь ремонтом обуви, которому научил его отец ещё в детстве. Чеботарь он был неплохой – ловко подшивал старые валенки, чинил сапоги и шил для женщин из крепкого брезента летние тапочки. Примостившись у окна за маленьким деревянным столиком, на котором были аккуратно разложены все его нехитрые инструменты и материалы, он долгими вечерами засиживался за своей работой. Проходившие по улице люди через плетень и палисадник видели в окне, как на экране, Петра за своей работой и переговаривались:
    -Трудится Черныш, как крот, не зная ни дня, ни ночи.
    Но это были не слова упрёка или недоброжелательности, а, скорее всего, слова одобрения и поощрения.
    В этот тихий майский вечер Черныш засиделся за своей работой далеко за полночь. Нужно было починить к утру сапоги соседа деда Михея, уезжавшего сторожить полевой стан на отдалённые поля колхоза. Тускло светила стоявшая на столике перед Петром керосиновая лампа, а жена Марья лежала тут же в горнице на кровати, качая ногой висевшую рядом на потолочном крюке детскую люльку, где спала успокоившаяся дочка Иринка.
    Вдруг Петра что-то заставило взглянуть в окно. От увиденной там картины он застыл в недоумении. Со стороны палисадника перед окном, то, приближаясь к стеклу, то, удаляясь, маячило что-то белое и круглое. Сколько он не присматривался, понять не мог, чтобы могло это быть. Он позвал на помощь Марью. Она подошла и внимательно посмотрела в окно. Марья была наблюдательнее Петра, и тут же сообразила:
    -Петя, это же человеческая задница, и притом мужская, - сказала она.
    Пётр тоже понял, что это действительно чья-то задница, и пулей вылетел из хаты, прихватив по пути у печи кочергу, чтобы проучить ночного хулигана. Но когда он, открыв засов на двери в сенях, выбежал во двор и заглянул в палисадник, там никого уже не было. Стояла безлунная тёмная майская ночь, было тихо и спокойно. Он обошёл вокруг хаты, заглянул во все тёмные углы под плетнями, но никого нигде не обнаружил. Подойдя к калитке на улицу, он увидел, что она тоже заперта на вертушку. Постояв немного во дворе, Пётр вернулся в хату, и снова уселся за свою работу, сказав жене:
    -Никого нигде нет. Это, наверное, нам померещилось.
    Марья, ничего не сказав, легла на кровать, про себя подумав, что такое не часто мерещится.
    Через некоторое время Пётр снова взглянул в окно и снова увидел там задницу, то удаляющуюся, то приближающуюся к стеклу. Выждав момент, когда задница приблизилась к стеклу, он схватил со стола большой железный молоток, которым обычно забивал на сапожной лапке гвозди в каблуки сапог, и запустил его с силой в ненавистную задницу. Звон разбитого стекла, болезненный человеческий крик, вперемежку с похабной матерщиной, ворвался через разбитое окно в комнату, поднял с пастели Марью и разбудил дочку. Пётр снова птицей вылетел во двор.
    Он обшарил снова палисадник, обошёл несколько раз вокруг хаты, но никого опять не нашёл. Только калитка на этот раз осталась открытой. Пётр выглянул на улицу, но и там никого не увидел, Только недалеко у Ивчикова проулка, громко лаяла потревоженная кем-то Сагалаева собака. Пётр постоял несколько минут посреди улицы, потом вернулся во двор, закрыл калитку и зашёл в палисадник. Там он нашёл свой молоток, вытащил из оконной рамы, оставшиеся  осколки стёкла в разбитом кружке, и потом вернулся в хату. Встретившей его Марье он сказал, что хулиган сбежал.
    Заткнув разбитый кружок окна подушкой, и потушив лампу, они легли спать. Работать Пётр больше не мог. Утром, когда он вставлял новое стекло в окно, проходившие мимо люди спрашивали у него:
    -Кто же это, Пётр, стекло в окне тебе разбил?
    -Да приходила ночью нечистая сила. Вот и пришлось сражаться, - отвечал, отшучиваясь, Пётр.
    Одних это удовлетворяло, и они проходили. Другие, более любопытные, задавали Петру дополнительные вопросы, но он по-прежнему отшучивался. О случившемся ночном происшествии они с Марьей решили никому не говорить.
    Всё лето присматривался Пётр к своим односельчанам и сверстникам, особенно во время купаний в Дону, надеясь найти на их задницах ответ на интересующий его вопрос, но так ничего существенного ни у кого не обнаружил.
Только через много лет, уже после войны, когда Пётр вернулся с фронта, в одной из дружеских попоек признался ему его хороший друг и близкий сосед Митяй, что это его рук, вернее задницы, дело.
    -Хотел подшутить над тобой, Пётр, а получил рану, - и он, сняв штаны, показал шрам на нижней части задницы. – Всю войну прошёл без ранений, а вот от тебя ранение имею. Может быть, эта рана, как оберег, меня на войне и от смерти спасла, - добавил он.
    Вспомнили они, ушедшие в далёкое прошлое, свои молодые годы, посмеялись, обнялись и всё друг другу простили.