Поэт

 - Бездарь! Бездарь! – зашипел, выйдя из залов в коридор, поэт. В порыве злости он разорвал листок, находящийся в его руках. Обрывки, как маленькие капли, скатились по воздуху на пол. Но после этого мужчина замолчал. Вдали коридора послышался чей-то голос:
      - Алексей Иванович! Алексей Иванович! – бежал из конца коридора его слуга, а как только добежал, стал расспрашивать. – Алексей Иванович! Так куда же вы убежали? Что случилось-то? Как же дамы, как же уважаемые господы? Что случилось?
      Алексей перевел свой томный взгляд на своего слугу Родникова, который верой и правдой старается для него делать все. Моментами ему уже казалось, что это не слуга и не друг даже, а часть уже сложившейся старой семьи. Он сам молод и горяч, а слуга довольно побелевший сединой мужчина, полный сил и знаний на своем веку. Родин, так иногда его называет Алексей, не раз ему помогал в трудной ситуации, а однажды не позволил остаться в одиночестве.
      - Родников, сколько мне раз тебе напоминать? Не господы, а господа. Не в духе я. Поедем на квартиру. Возможно, заглянем и к другу на поместье. Этот всегда в празднестве от встречи, но и я не меньше.
      - Бродин, куда ты сбежал? Что-то ты рано нас покинул, - возмутился подошедший друг из-за зала Стапцев. Он, в отличие от Бродина, остался при своем фраке и жилете, тогда как друг Алексей в порывах юношеских пристрастий и шуток скинул свой фрак. Аргументировал он это теснотой своей одежды, на что сразу пробудился Норинский и подал добрую шутку про портного.
      - Эх, Павел-Павел, тебе ли не понимать меня, чем Родникову? Я бездарен, а вы пытаетесь переиначить свечи и запихать туда снаряд. Я уже сказал: поеду на квартиру к Белову.
      Бродин либо преувеличивал, либо преуменьшал. Павел знал, о чем именно говорит его друг, но не понимал, откуда такая тоска.
      - Так куда мы среди ночи? Одумайтесь, Алексей Иванович! – заголосил Родников, на что Стапцев уверил:
      - Пусть езжает, если надо. Пожалуй, я тоже с вами двину. Алексей, ты же знаешь – не ногой.
      - Знаю, друг мой, знаю… - отозвался Бродин и лишь метнул взгляд в окно, за которым бушевал ветер вперемешку со снегом. Будет «боярская» метель. Так между собой с детских лет называли Алексей и Павел эту погоду. Ветер, то есть, а то ли его и нет, но постоянно идет средними клубами снег, чуть посыпая иногда хлопьями.
      - Зря ты так, Алексей, - призвал своим голосом Павел думы поэта в комнату. – Многим нравится, а ты сбежал. Что мы им скажем? Как дамы нас расценят?
      Поэт никогда еще не чувствовал такой ноши ответственности, как сейчас. Шутки и задор - это одно, но другое дело, когда о тебе примутся говорить другие. Те, кто стояли перед ним уже были не в счет, ибо это его опора и крепость его души. За окном все гулял ветер да медленно падал снег.
      - Родников, - не отрывая взгляда от окна, подозвал поэт. – Передай-ка хозяйке мои с Павлом слова, что нас дела настигли «конно-боевые». Нет! Не ей, передай то хозяину, а хозяйке про овчинку напомни. Да извинений попроси от наших имен, что дела срочные. Будем надеяться, что та поймет. А не поймет, попроси в извинение-с встречу личную назначить.
      Родников ушел. Павел похлопал по плечу застывшего поэта и указал на выход. Тот явно хотел остановиться, дескать, фрак у них, но решил, что слуга как обычно блистающий памятью и ловкостью прихватит и его.
      В пустой коридор выбежала юная хозяйка в своем прелестном платье, а чуть позади плелся Родников. Тот уверил, что господа были на этом месте и не знает, где они сейчас. Родников ушел дальше, а хозяйка попросила служанку поднять бумажки, ныне разорванные поэтом. Девушка проронила пару слов и передала обрывки даме. Хозяйка разложила обрывки на столе и увидела всего пару строчек:

В сердечных муках лесть:
Я не могу без вас так жить,
Хоть какая будь там весть.
Вас буду помнить и любить

      Служанка, увидев, что это что-то личное в этом сразу убежала к высок господам. Девушка прильнула к окну, и, увидев уезжающую карету, почти шепотом произнесла:
      - Я буду ждать вас всей душой, что мне душа изволить сможет…